§ 6.3. Ответственность за нарушение социального договора

Вернемся к умозрительному примеру с необитаемым островом, на котором встретились два человека. Предполагается, что они автоматически начнут договариваться, но что заставит их сдерживать обещания? На острове больше никого нет, и рассчитывать на внешние силы не приходится. Мы уже говорили, что наши обещания – это не просто слова, а социальный договор, который вступает в силу, когда появляется ответственность за его невыполнение. Однако о какой ответственности можно говорить, когда мы обсуждаем двух людей, оторванных от цивилизации? Тем не менее мы думаем, что наши робинзоны будут договариваться. Значит, в глазах друг друга они готовы нести ответственность за свои обещания, несмотря на необитаемый мир вокруг. Отсюда следует закономерный вывод, что ответственность за социальные договоры проистекает отнюдь не из внешнего мира. Она находится где-то внутри нас.

Как вы, наверное, догадались, эта ответственность, как и сами социальные договоры, проистекает из нашей когнитивной матрицы. Это абсолютно логично: если мозг наделил нас социальными рефлексами, позволяющими давать обещания, то наверняка снабдил и факторами, сдерживающими желание нарушить слово. Мы называем это чувством справедливости. Мозг продуцирует его в наше сознание, когда мы нарушаем обязательства, и в обратном случае – если нам дали обещание и не сдержали. Неотвратимость появления этого чувства порождает ту самую ответственность, которую мы несем, когда нарушаем социальные договоры.

Подумаешь – чувство, скажет кто-то. Плюнул, забыл и пошел дальше. Это, несомненно, так, но лишь отчасти. Угадайте, не без помощи какого нейромедиатора это чувство создается? Точно, дофамина! Это значит, что справедливость неразрывно связана с нашей мотивацией, удовольствием, уверенностью и удовлетворенностью.

Мы, конечно, можем игнорировать справедливость, но только ценой собственного счастья.

В нашем разговоре о дофамине я умышленно попридержал эту информацию, чтобы подготовить вас и сохранить интригу. Однако это действительно так: изменение уровня дофамина регулируется не только нашими базовыми потребностями в еде, сексе и поиском новизны, но и внутренним чувством, которое мы называем справедливостью. Это было подтверждено множеством экспериментов, с которыми я вас обязательно познакомлю.

Разумеется, функционал чувства справедливости не ограничивается поддержкой социальных договоров. Это чувство обуревает нас, когда мы наблюдаем угнетение слабого сильным, необоснованную агрессию, незаслуженное наказание и т. п. Поэтому исследовать чувство справедливости можно в разных ситуациях, но ученые предпочитают это делать в экономических играх. Дело в том, что традиционная экономическая наука долгое время развивалась в парадигме рационального человеческого поведения, полностью игнорируя существования психофизиологических особенностей. Но в отличие от исследователей большинства других сфер человеческой жизни, экономисты смогли математически установить влияние «бессознательных умозаключений мозга» на экономическую теорию и даже научились успешно применять это знание на практике. В 2017-м американский экономист Ричард Талер получил Нобелевскую премию «за исследования в области поведенческой экономики». Талер доказал многочисленные расхождения между реальной картиной мира и нашим субъективным восприятием ситуации при принятии решений, в том числе экономических.

Вот одна из его канонических задачек. Представьте себе, что вы идете покупать калькулятор, который стоит 20 $. В магазине вы узнаете, что в десяти минутах ходьбы от этого места можно приобрести такой же калькулятор, но за 15 $. Исследование Тайлера показало, что большинство людей в этой ситуации уйдут в другой магазин ради выгоды в 5 $. А теперь представьте, что вы покупаете компьютер, который стоит 1005 $, и вам говорят, что в десяти минутах ходьбы есть такой же за 1000 долларов. Выгода та же, трудозатраты те же, но почему-то в этой ситуации большинство людей отказываются идти в другой магазин. В чем разница между этими примерами с точки зрения экономического смысла? Ее нет, как и нет единственно верной картины мира и объективной реальности. Есть лишь наше субъективное восприятие, зависящее от контекста и того, что сами экономисты называют mental accounting, а мы – образом мышления, или когнитивной матрицей.

Существует множество примеров, которые обнажают зависимость даже такой серьезной области, как экономика, от когнитивной матрицы человека. Наиболее наглядны в этом плане экономические игры, в особенности «Ультиматум» и «Диктатор». Они считаются классическими экспериментами, опровергающими предсказания экономической теории, и именно в них отчетливо проявляется влияние фактора справедливости на принимаемые нами решения.

Игра «Ультиматум»

Это игра для двух игроков. Одному из них дают 100 $, а также право поделиться этими деньгами с другим игроком. От второго требуется только одно – согласиться с тем, сколько ему из этих 100 $ решит отдать первый игрок. Однако если второй игрок не соглашается, то денег не получает никто. Традиционная экономическая наука в этом случае предсказывает, что первый игрок должен оставить себе 99 $, второй – получить свой доллар и согласиться с этим. Как вы понимаете, на практике происходит совсем другое. Второй игрок, как правило, не горит желанием соглашаться с решением первого игрока, если тот предлагает слишком маленькую долю. Внутреннее чувство справедливости толкает его отказаться, пусть и от небольшой, но выгоды, лишь бы проучить первого игрока. Интересно и то, что первый игрок тоже чувствует, что попрание справедливости может выйти ему боком, поэтому вопреки экономической теории оставить себе 99 % суммы пытается далеко не большинство. Статистически результаты этой игры выглядят следующим образом. Если первый игрок отдает до 20 % своей доли, вероятность получить отказ и потерять все очень высока. Поэтому интуитивно люди стремятся предложить второму игроку 40–50 %. В этом случае второй игрок считает сделку справедливой, принимает предложение, и все получают выгоду.

Игра «Диктатор»

Это более жесткая версия игры «Ультиматум», в ней у второго игрока нет права не согласиться со своей долей. В этой ситуации для первых игроков нет угрозы потерять деньги, поэтому, следуя экономической теории, они должны оставить себе все 100 $, но этого опять же не происходит. Да, отсутствие возмездия за несправедливость увеличивает жадность первых игроков, и они отдают уже не 45–50 %, а 20–25 %, но и эта щедрость оказывается абсолютно непредсказуемой с точки зрения экономической теории. С чего вдруг кто-то решает отдать 25 % своего приза неизвестному человеку? Какими соображениями он руководствуется? Явно не экономическими. Этот эксперимент демонстрирует, что стремление к справедливости зашито у нас всех на подкорке и это чувство мы не можем отбросить, даже когда дело заходит о материальной выгоде.

Эти две игры стали разрушителями традиционной экономической теории. Ранее мы считали, что разум позволяет нам приблизиться к объективности, но чем больше мы изучаем себя, тем отчетливее видим свою иррациональность и одержимость ментальными конструкциями, зародившимися вне нашего сознания. Стремление к справедливости – одна из них.

Наглядное подтверждение этому продемонстрировали нейробиологи, когда дали участникам игры «Диктатор» лекарственный препарат «Толкапон» (в России – «Тасмар»), который влияет на активность дофаминовых нейронов. Раздавали лекарство по «слепому методу», то есть одна половина участников получила плацебо, а вторая – настоящее лекарство. Результаты оказались ожидаемыми: для принявших «Толкапон» справедливость значила больше. Если обычно в «Диктаторе» игроки отдавали 20–25 % суммы, то под действием лекарства они увеличили эту долю до 30–50 %. Таким образом, подтвердилась гипотеза, что чувство справедливости – это такая же химическая реакция, как и все остальные наши чувства, и она связана с дофаминовой системой.

Дофамин не только поддерживает в нас желание быть справедливыми, но и побуждает бороться с несправедливостью. Это показал другой превосходный эксперимент, который стал одной из вариаций «Диктатора». В нем также участвуют два игрока. Сотрудничая друг с другом, они могут получить одинаковую награду. Однако у первого игрока есть возможность предать второго и получить большую часть выигрыша. У второго игрока для такого случая есть три варианта ответных действий: ничего не делать, оштрафовать первого и тем самым лишить его части выигрыша, и самый интересный вариант – заплатить свои личные деньги, чтобы оштрафовать предателя в двойном размере. Чтобы считывать активность нейронов головного мозга, ученые надели на игроков датчики. После наблюдений за испытуемыми в разных ситуациях стало очевидно, что если второй игрок реагировал на предательство первого штрафными санкциями, то у него подскакивала активность дофаминовой системы. Это значит, что в сознании второго игрока в этот момент происходил прилив чувства внутреннего удовлетворения. Еще более удивительной оказалась нейронная реакция на последний вариант действий, когда второй игрок решал оштрафовать предателя в двойном размере ценой своих личных денег. Кажется, что этот сценарий выглядит самым нелепым из доступных. Посудите сами, человек пришел на эксперимент, чтобы заработать денег, но вместо этого тратит свои личные сбережения на наказание незнакомого человека только потому, что тот повел себя нечестно. Неужели найдутся те, кто прибегнет к этому решению? Вы не поверите, они не только нашлись, именно у этих испытуемых приборы фиксировали максимальный всплеск дофамина и уровень удовольствия, соответственно.

Это значит, что наказание за бесчестность оборачивается чувством удовольствия у наказывающих. Мы наслаждаемся, когда совершаем возмездие во имя справедливости.

На самом деле, результаты этого эксперимента кажутся сенсационными только на первый взгляд. Если присмотреться к этому явлению более пристально, мы увидим, что чувство удовлетворения от торжества справедливости монетизируется человечеством уже очень давно. И все мы не раз и не два так же, как и участники эксперимента, его «покупали». Вы когда-нибудь задумывались, что кроется за нашим интересом к книгам и сериалам? Я об этом спрашиваю, потому что уверен, что если повесить датчики нейронной активности на читателя «Графа Монте-Кристо», то мы увидим примерно такую же дофаминовую картину, как и при прохождении вышеупомянутого эксперимента. Только художественные произведения погружают нас не в реальную ситуацию, а в выдуманную. Испытуемые покупали чувство удовлетворения напрямую, читатели же получают его опосредованно – через сюжеты о вымышленных героях, которые также сталкиваются с проявлением несправедливости, а после вершат возмездие. И чем ближе нам герой, чем в более глубокую пучину несправедливости он попадает, тем мы сильнее ему сопереживаем и больше удовольствия получаем от его справедливой мести.

Вымышленное воздаяние приносит не меньше дофамина, чем реальное. Поэтому оно крайне востребованный продукт в любой культуре, а сюжеты, завязанные на мести, эксплуатируются в огромном количестве популярных книг и фильмов. Я до сих пор помню тот взрыв оваций в кинотеатре, который вызвала сцена расправы над сектанткой в фильме «Мгла». Она так изводила главных героев, что, когда ее настигла заслуженная кара, зрители в зале, не сговариваясь, начали аплодировать. В тот момент я понял, насколько могущественным является наше чувство справедливости.

Та самая сектантка из фильма «Мгла» (2007). Снят по повести «Туман» Стивена Кинга

Как видите, справедливость – не просто чувство, от которого можно легко отмахнуться. Оно тесно связано с дофаминовой системой и поэтому влияет на нашу мотивацию, принимаемые решения и ощущения удовлетворенности. Стоит принять решение, которое будет нами же самими восприниматься как несправедливое и мы обречем себя на определенные последствия. Они проявятся не только в пониженном уровне дофамина, но, что самое страшное, в осознании того, что другие не поскупятся и не остановятся в своем желании наказать за попрание справедливости, каких бы денег и усилий это им ни стоило. Ведь возмездие даст самое ценное, что они могут получить, – чувство удовлетворения, сопоставимое с удовольствием от еды и размножения.

Такое удовольствие от наказания тех, кто ведет себя несправедливо, позволяет социальным договорам не терять силы даже на необитаемом острове. Где бы ни находились люди, они везде смогут заложить фундамент для нового цивилизованного общества. Для этого нужно лишь, чтобы обещания одного участника меняли картину будущего у другого. Если эта синхронизация произошла, дальше включится механизм справедливости, гарантом неотвратимости которого выступает наш детерминированный мозг. И пока обеспечена справедливость, цивилизованность будет поддерживаться.

Неудивительно, что развитие цивилизованного общества всегда происходило и происходит через опредмечивание нашего чувства справедливости.

Для регулирования разночтений в понимании справедливости, люди вынуждены формализовать ее в виде правил, законов, кодексов, регламентов и «понятий». Если цивилизованное общество хочет сохраниться в мире, наполненном множеством «справедливостей», оно вынуждено продвигать только одну-единственную ее версию – истинную. Для этого создаются дотошные трудовые, семейные, уголовные, административные, гражданские, налоговые, жилищные, земельные, бюджетные, градостроительные, таможенные, воздушные, водные, торговые и прочие кодексы. Их задача – описать единую справедливость, чтобы появился механизм разрешения конфликтов между нашими внутренними пониманиями справедливости. Чем полнее эти кодексы охватывают весь спектр жизненных ситуаций и чем точнее совпадают с внутренним ощущением большинства, тем цивилизованней будет общество.

Однако написанием законов все не исчерпывается. Составить их легко, в крайнем случае можно даже у кого-то скопировать. Другое дело – претворить эти законы в жизнь и добиться неумолимости их исполнения для каждого члена общества, которое состоит из богатых и бедных, сильных и слабых, глупых и умных, социально активных и пассивных. Чтобы решить эту непростую задачу, нужна сильная, компетентная и независимая судебная система. Вот здесь перед нами открывается главный атрибут того самого идеального общества, к которому мы все стремимся. Это не развитая медицина, не размер ВВП, не низкий уровень преступности – это все важные признаки, но они лишь следствие, а не первопричина. Главная ось цивилизованного общества – уровень доверия к судебной власти как уравнивающий эквивалент наших внутренних справедливостей. Беспристрастность, независимость, неотвратимость, компетентность и равенство судебной власти лежат в основе всех гарантий и благ, которые мы ценим и с которыми отождествляем цивилизованность.

* * *

Итак, давайте подведем итог. Эволюция движется в двух направлениях. Первое характеризуется естественным отбором и способностью жизни приспосабливаться к постоянно меняющейся внешней среде. Второе определяется повышением информационной емкости материи через усложнение ее организации: биомолекула → биоклетка → многоклеточность → разумность. Также мы выяснили, что «разумность» заключается не в нас самих, а в платформе, позволяющей накапливать информацию и через наш выдающийся мозг мультиплицировать результат ее обработки. Этой платформой является цивилизованное общество. Несущей конструкцией этой структуры являются социальные договоры, позволяющие нам приходить к соглашению. Работоспособность социальных договоров обеспечивается через наше чувство справедливости, которое продуцирует автоматический мозг с помощью нейромедиатора дофамина. Наш образ счастья связан с выполнением социальных договоров, за счет этого мозг и стоящая за ним эволюция добиваются от нас движения к цивилизованности и вытекающей из нее разумности. Так эволюция реализует свой замысел по «усложнению» жизни. Для чего она это делает – науке неизвестно, но с моими догадками можно ознакомиться в Приложении.