Для разборок мы выбрали холл перед лестничной площадкой, достаточно просторный. Но вместо того чтобы разойтись и сойтись со мной в столкновении физическом, он стал бросать в меня обвинения, что я неправильно себя веду, что я пустышка и выскочка, что он давно хотел поставить меня на место, и тому подобную чушь. Но потихоньку сближался со мной, незаметно заведя правую руку за спину, а левой активно жестикулируя перед моим лицом.

Наконец мне стало понятно, почему он тренирует тамешивари таким странным образом. Не как боксер – ударом от своего подбородка – и не как каратист, подтянув кулак к своему боку, а заводя ударную руку за спину. Вторая рука, видимо, нужна была для подстраховки от внезапных ударов и для отвлечения, а также для реверса – обратного движения противоположной руки для усиления ударной. Он перехватывал мой взгляд, впиваясь слегка прищуренными и не сулившими ничего доброго глазами в мои, подлавливая момент для удара. Тактика трусливая и изощренная одновременно.

Словами он пытался загрузить мое сознание и втянуть в словесные дебаты, взглядом – запугать, а может, и загипнотизировать, как удав кролика. Мои глаза непроизвольно следили за жестами и движениями его левой руки: он мог ей первой нанести удар. Движущаяся рука служила дополнительным отвлекающим фактором, подготавливающим его коронный крушащий прямой удар из-за спины.

Я чуть не попался в ловушку, так умело и многослойно расставленную. Но успел заметить, как он стал потихоньку отводить правое плечо назад, а затем оно едва заметно напряглось. Я машинально протянул руку вперед и сделал шаг назад. К этому моменту он уже приблизился так близко, что его левая рука могла коснуться моего лица, если бы распрямилась до конца. Я был несколько обескуражен – бой все не начинался и вроде как перешел в словесные перепалки. Однако это были лишь уловки.

Увидев, что я ушел с нужной дистанции, с которой противник мог бы нанести свой удар, он начал свой танец заново. Снова словесная эскалация, вопросы вперемешку с угрозами, снова этот парализующий и устрашающе интенсивный взгляд, снова сближение под аккомпанемент пассов левой рукой, снова взведение правой, отведенной за спину, как змея перед броском. На этот раз я, уже осознанно, заметил взведение плеча и снова в последний момент выставил руки с открытыми ладонями перед собой в качестве барьера и сделал шаг назад. Сказал ему: «Думаешь, я не вижу, что ты делаешь? Ты отвлекаешь меня своей болтовней и готовишь удар. Сделаешь это еще раз – я тебя положу». Возможно, выразился я крепче, но суть была примерно такой.

Как оказалось, мой оппонент был «одноруким бандитом»: все, что он натренировал в своих боевых искусствах, – его психический «танец смерти» и прямой удар из-за спины. У него не было ни опыта реальных драк, ни даже серьезных спаррингов. Поэтому он уже не мог изменить свою тактику и продолжил в том же духе.

Когда он в третий раз взвел свою стреляющую руку, я не стал отходить назад, а слегка ушел направо от линии удара и нанес вразрез серию прямых ударов. Его удар так и не долетел до меня, а я успел нанести минимум три точных удара в лицо: правой-левой-правой. Один попал под хорошим углом в подбородок, и «крушитель» рухнул на месте. Пока он падал, я успел приложиться еще несколько раз – настолько я натренировал тогда скорость. Войдя в раж, я стал его избивать руками и ногами, но довольно быстро опомнился и остановился, увидев дыры в его рубашке от моих крученых ударов и кровавое месиво на месте лица…

Я навестил бедолагу на следующий день. Выглядел он плачевно и отлеживался у себя в комнате. Я хотел извиниться, но он опередил меня, сказав, что ему сильно от меня досталось, но он сам нарывался, недооценив меня. До него наконец дошло, что ни самоуверенность, ни заготовленные хитрости и ловушки, ни убийственный удар сами по себе ничего не гарантируют. Оппонент Брюса Ли, разбивавший доски для демонстрации своей силы и устрашения противников на турнире боевых искусств в фильме «Входит Дракон», погибает – «доски не дают сдачи».

Сасаки Кадзиро нанес свой доведенный до совершенства удар, называемый «маневр ласточки», по Миямото Мусаси и получил в ответ два смертельных – по голове и груди. Говорят, Мусаси не радовался победе, а огорченно сказал секундантам: «Как жаль, что погиб такой выдающийся самурай…» После этого он перестал участвовать в смертельных дуэлях.

Так закончилось двухлетнее противостояние, «крушитель» больше не заходил к нам. А я, осознав свою ярость, силу и опасность своих действий, дал себе слово больше никогда не принимать вызовов и не поддаваться на провокации. Я понял, что меня перемыкает в какое-то другое состояние сознания, в котором есть только одна цель – уничтожить оппонента. Включается автоматизм действий, когда начинаешь натренированными движениями механически разрушать все, что становится доступным для атаки, совершенно отключив чувства. Это осознание лишило меня чувства победы. Я не ощутил ни облегчения, ни удовлетворения, а лишь груз внезапно навалившейся на меня ответственности за свою силу. На смену страху за свою жизнь и здоровье пришло опасение за последствия своих действий. И понимание необходимости направить усилия не на тренировку силы тела, а на тренировку силы сознания. Я уже мог спасти себя от других – теперь надо было научиться спасать других от себя. Предстоял долгий и тернистый путь к гармонии и пониманию сущности Пути Воина.