Парадокс одиночества

Если одиночество так вредно для нашего здоровья, то было бы вполне логично сделать все, что в наших силах, чтобы установить контакт с другими людьми при первых признаках социальной изоляции. Чаще всего именно так и происходит. Когда биологический процесс работает так, как задумано, тревога, которую мы испытываем при первых приливах одиночества, мотивирует нас искать «своих людей». Мы навещаем родителей. Или обнимаем супругов. Помогаем соседям или звоним старым друзьям. Если мы сможем найти и установить контакт с людьми, которым мы доверяем, а они будут отзывчивы и искренне поймут нас, то о диночество спадет и стрессовое состояние отступит. Именно так многие из нас переживают ситуативное одиночество – чувство потерянности, которое может возникнуть при переезде в другой город, переходе в новую школу или смене работы.

Но найти или создать эти связи не всегда просто. Когда мы становимся хронически одинокими, большинство из нас склонны отступать, хотим того или нет. Джон Качиоппо определил, что наше восприятие угрозы меняется, когда мы одиноки, поэтому мы отталкиваем людей и видим риск и угрозу в благоприятных социальных возможностях. Вдова Джона, доктор Стефани Качиоппо – невролог, которая была его близким соратником и взяла на себя работу по продолжению и расширению его работы в Чикагском университете, посвященной одиночеству, установила, что мозг одинокого человека находит социальные угрозы в два раза быстрее, чем мозг человека, не страдающего одиночеством. Это может показаться парадоксальным ответом на механизм, созданный эволюцией, чтобы предотвратить изоляцию, но это имеет смысл с эволюционной точки зрения.

Когда наши предки были отделены от надежной группы, они должны были немедленно реагировать даже на незначительные угрозы, так как те вполне могли стать смертельными. Но в нашей современной жизни такая сверхбдительность заставляет нас видеть угрозу в безобидных и даже приветливых людях и ситуациях. Переходя в режим самосохранения, мы начинаем избегать людей и не доверять даже тем, кто протягивает руку помощи. В затянувшемся одиночестве мы отклоняем приглашения и перестаем отвечать на телефонные звонки.

Кроме того, сверхбдительность вызывает интенсивную озабоченность нашими собственными потребностями и безопасностью, которые могут показаться окружающим эгоизмом. Эти элементы – смещение восприятия угрозы и повышенное внимание к себе – являются ключевыми моментами в сверхбдительности, которые затрудняют взаимодействие с другими людьми, когда мы одиноки.

Затем наступает реакция. Те, кто хотели бы помочь, начинают отворачиваться, заставляя нас испытывать еще большее одиночество. И вскоре мы оказываемся в ловушке порочного круга подозрений, ревности и обиды. Таким образом, одиночество подпитывает само себя, пока не приводит к полному отчуждению. Очевидно, что решение гораздо сложнее, чем просто позвать одинокого человека пойти на вечеринку или «просто побыть с людьми».

Стив Коул заметил: «Меня беспокоит, что мы с оздали культуру жизни, которая отличается от нашего исторического основного состояния. Я думаю, что мы по умолчанию расслаблены и ориентированы на связь в состоянии покоя. Но мало кто из нас т ак себя чувствует. Мы не привыкли сидеть у огня, беседуя с соседями. Вместо этого мы носимся по кругу, все время чем-то занятые. Так что я думаю, что наше текущее состояние отличается от того, на которое изначально была рассчитана наша физиология».

Одиночество удваивает негативные чувства, которые иногда может вызвать угрожающий мир. Этот разрыв еще больше обостряет растущее разнообразие и мобильность современного общества. В окружении незнакомых людей, да еще и с повышенным уровнем гормонов стресса, мы становимся более восприимчивы к культурным предубеждениям, расовым стереотипам и дискриминационным практикам. Мы неправильно истолковываем социальные сигналы и видим социальные угрозу там, где ее нет. Даже незначительные раздражения могут привести к преувеличенным реакциям. Шариковая ручка, лежащая не на своем месте, или пролитая вода могут привести нас в ярость или заставить чувствовать, что мир вокруг рушится. Машина, перестраивающаяся на вашу полосу движения, может стать личным оскорблением. Одиночество может сделать особенно трудным установление дружеских отношений при переезде в новый район или поступлении на новую работы или учебу, где каждый кажется принадлежащим к другому, недоступному «племени».

Так почему же мы просто не можем научить свои тела реагировать иначе, когда чувствуем себя изолированными? Изучая этот вопрос, Джон и Стефани Качиоппо заметили, что не все одинаково восприимчивы к одиночеству. В то время как некоторые люди чувствуют себя одинокими с рождения, другие испытывают это ощущение лишь редко и непродолжительно. Для одних одиночество крайне болезненно, в то время как другие чувствуют лишь легкий дискомфорт. Джон заметил, что это разнообразие полезно с эволюционной точки зрения, так как оно означает, что некоторые члены сообщества будут «так страдать от разобщенности, что охотно станут защищать свою деревню», в то время как «другие готовы покинуть ее и исследовать мир, но у них наверняка осталось достаточно связей, чтобы вернуться назад и поделиться своими находками».

Но это вызвало еще больше вопросов. Вызвано ли это разнообразие выбором или сложившимися условиями? Почему жизнь приучает одних людей быть более недоверчивыми, чем других? Или же это обусловлено генетикой?

Когда Качиоппо и его коллеги провели первое общегеномное ассоциативное исследование одиночества, опубликованное в 2016 году в журнале Neuropsychopharmacology, они подтвердили, что гены играют определенную роль в хроническом одиночестве, хотя и далеко не такую значительную, как опыт и обстоятельства. Изучив данные более чем десяти тысяч людей в возрасте от пятидесяти лет, они пришли к выводу, что тенденция чувствовать себя одиноким в течение всей жизни не из-за обстоятельств, а в силу наследственности проявляется у 14–27 % опрошенных, согласно анализу общих вариантов генов. Другие работы, рассматривающие общую наследуемость одиночества, включая исследования близнецов, показали, что это чи сло достигает 55 %. Но важно отметить, что одиночество – это не временное состояние, а эмоциональная реакция. Как сказал Качиоппо, «наследуется не одиночество, а болезненное переживание разобщенности».

Он имел в виду, что общий опыт одиночества – это сложный продукт наших генов, пережитого опыта, текущих обстоятельств, культуры, в которой мы живем, и самой личности. Какой из этих факторов заставляет нас чувствовать себя одинокими в тот или иной день, сказать практически невозможно.

Проблема реакции на одиночество лишь усложняется, если учесть, что оно смешивается и часто наследуется вместе с депрессией и тревожными расстройствами. Сосуществование этих условий может привести к путанице, потому что порой они могут казаться похожими. Все это негативно влияет на настроение и может вызывать социальную замкнутость. Также они могут подпитывать друг друга, так как депрессия и тревога затрудняют общение с другими людьми, и это может только усугубить боль одиночества.