Заключение

В 1978 году мои родители, Халлегер и Майтрея Мурти, уехали из Великобритании в городок в Ньюфаундленде, самой восточной провинции Канады, с моей двухлетней сестрой Рашми и годовалым сыном (мной) в придачу. Как новый окружной врач, мой отец должен был отвечать за окрестное здравоохранение, но они с мамой никого не знали в этом районе и, если уж на то пошло, во всей стране. Хуже того, они переехали в разгар зимних бурь, которые встретили их мглой и завывающими ветрами.

Когда я рос, я часто удивлялся, как люди, выросшие в теплой южной Индии, выживают в таких суровых условиях.

«Все благодаря налаженным связям с людьми», – говорил мне отец.

В пронизывающем холоде Ньюфаундленда моих родителей согревали доброта и дружба людей, которые были и их пациентами, и их окружением. «Они сделали нас частью их семьи, когда мы расстались со своей», – ответили мои родители, когда я спросил, скучали ли они когда-нибудь по дому.

Мой отец работал в минусовую погоду, закутавшись во множество слоев одежды. Он продирался сквозь снег в своих зимних ботинках, навещая всех своих пациентов. В течение года в своей клинике он зашивал рваные раны рыбаков. Он принимал роды в больнице. Затем он помогал людям в конце жизненного пути, ведя их и их семьи во время непростого путешествия от угасания к смерти.

В свою очередь, окружающие его люди взяли на себя ответственность за эту темнокожую семью со странным акцентом, прибывшую из другой части света. Они нянчились со мной и моей сестрой, приносили нашей семье рыбу и свежих омаров, пекли нам пироги и даже выкапывали нас из снега, когда нас настигала метель.

Позже мои родители перенесли этот урок в Майами, где они открыли медицинскую практику. Именно там я впервые столкнулся с медициной, наблюдая, как они выстраивают прекрасные и исцеляющие отношения с пациентами, которые вновь стали частью их сообщества.

Я рассказываю эту историю здесь и сейчас, потому что она всегда служила мне путеводной звездой. На протяжении всей моей жизни родители и сестра моделировали исцеляющую силу человеческой связи, и их пример вселял в меня мужество и надежду. И все же наблюдение за связью не является гарантией того, что мы будем жить связанной жизнью. Хоть я и был благословлен этими удивительными образцами для подражания, они не спасли меня от одиночества.

Мне предстояло совершить это путешествие самому, чтобы многое узнать о себе и о сострадании, которое я должен проявить к себе и к другим. Этот путь потребовал от меня преодоления боли собственного разобщения, и я не скоро смог оценить истинный смысл простого ответа моего отца на мой вопрос об их миграции. Мне нужно было лучше взглянуть на свою собственную жизнь, прежде чем я смог увидеть, каким чудом и даром было то, что жители Ньюфаундленда «сделали нас частью их семьи, когда мы расстались со своей». Почему бы нам в сем не относиться друг к другу как к родным? Почему мы этого не можем? Ведь мы не только можем, но и должны.

Люди, с которыми я познакомился, когда писал эту книгу, напомнили мне, что даже те, кто вырос в самых тяжелых условиях и провел десятилетия в тюрьме, как Филипп Лестер и Ричард Лопес, могут построить жизнь, наполненную любовью, служением и связью. Их примеры заставляют меня поверить, что все мы действительно настроены на связь. Это наше эволюционное право по рождению.

Самая большая радость всегда связана с другими людьми: рождение ребенка, обретение любви, воссоединение с дорогими друзьями. А величайшее горе часто связано с разлукой и потерей этих связей: смерть дорогого человека, расставание с любимыми, неразрешимая ссора с близким другом.

Сегодня перед нами стоит сложная задача – построить жизнь, ориентированную на людей, и мир, ориентированный на людей. Многие проблемы, с которыми мы сталкиваемся, усугубляются, а порой и возникают из-за разрыва связи. Многие из этих проблем являются проявлением более глубокого индивидуального и коллективного одиночества, которое слишком долго копилось у слишком многих людей. Перед лицом такой боли немногие целительные силы так же могущественны, как подлинные любящие отношения.

Из-за своих страданий такие люди, как Энтони Доран, Серена Биан и Лора Талмус, столкнулись с фундаментальным вопросом: что важнее всего в их жизни? И в каждом их путешествии ответ становился ясен. Сильные отношения – вот что имеет наибольшее значение. Они улучшают наше здоровье, повышают производительность и позволяют подняться над различиями во мнениях и идеологиях, чтобы объединяться и принимать новые вызовы как общество. Человеческая связь – это фундамент, на котором мы строим все остальное.

Создание взаимосвязанной жизни начинается с решений, которые мы принимаем в нашей повседневной жизни. Находим ли мы время для людей? Проявляем ли мы свое истинное «я»? Ищем ли мы других с добротой, признавая объединяющую нас силу служения?

Эта работа не всегда проста. Она требует мужества. Мужества быть уязвимым, рискнуть и обратиться к другим людям, верить в себя. Но по мере того как мы строим взаимосвязанные жизни, мы де лаем возможным построение взаимосвязанного мира. В этом мире мы проектируем наши школы, рабочие места и технологии так, чтобы поддерживать человеческие связи. Мы формируем наши законы так, чтобы они помогали нам укреплять сообщество. Мы относимся к доброте и состраданию как к священным ценностям, отраженным в нашей культуре и политике.

Банковские счета и общественный статус пациентов, за которыми я ухаживал в последние дни их жизни, никогда не были критериями, по которым они оценивали смысл своей жизни. Они говорили только об отношениях. О тех, что принесли им великую радость. Об отношениях, в которых они хотели бы больше участвовать. О тех, что разбили им сердца. В последние мгновения, когда остаются только самые значимые нити жизни, на вершину возводятся именно человеческие связи.

Многие люди действительно борются с одиночеством. Силы, гораздо превосходящие нас, действительно влияют на фундаментальный характер наших взаимодействий друг с другом – и часто в ущерб нам. Но также я видел, что универсальный двигатель связи все еще живет и здравствует. Порой он может быть погребен в муках повседневной жизни и раздоров, но он возвращается во времена кризисов и в неожиданных добрых делах, напоминающих нам, кто мы такие на самом деле.

Впервые я стал свидетелем подобных событий посреди ночи, когда мне было семь лет. Я внезапно проснулся от того, что мама трясла меня, чтобы я встал. «Скорее, – сказала она, – иди в машину, мы уезжаем».

Я полусонный сел на заднее сиденье рядом с сестрой, и отец повез всех нас в трейлерный парк в Майами. По дороге родители объяснили нам, что о дин из их пациентов, Гордон, только что скончался после долгой борьбы с метастатическим раком. Мои родители беспокоились, что его вдова, Рут, горевала в одиночестве, и хотели проведать ее.

Я никогда не забуду образ моей матери в ее традиционном индийском сари, стоящей на ступеньках трейлера и обнимающей Рут, которая не могла сдержать слезы. Их жизненные пути были очень разными, и все же в этот момент они стали семьей – не той, что предназначена для нас, а той, которую мы выбираем для себя. Тем вечером я, не выходя из машины, узнал об исключительном потенциале любви исцелять и объединять нас как единое целое.