Незримые раны

Я не мог не заметить, что многие из таких историй об одиночестве начинались с детской травмы. Насилие в семье, бандитизм, убийства, развод родителей и уход из семьи вряд ли способствуют здоровому и счастливому детству. Эти ранние раны могут оставить шрамы на всю жизнь, и не последнее место среди них занимает социальная тревожность. Как сказал Брайан, угроза вреда может воздвигнуть внутреннюю тюрьму, наполненную одиночеством.

Беда в том, что самые ранние отношения человека могут и должны служить основой социальной силы. В идеальном мире каждый ребенок рождался бы в клане, в котором ему были бы обеспечены социальное взаимодействие, наставление и внимание, обеспечивающие его идентичностью и сильное чувство принадлежности. Можно было бы рассчитывать, что родные и близкие отнесутся к нему с заботой и пониманием. От них о н узнает как ценность, так и сложность социального взаимодействия, как формировать крепкие и здоровые дружеские отношения, как культивировать доверие и стать надежным и полезным членом общества. Однако, как мы уже знаем, мир не идеален, и никакая семья не идеальна, не говоря уже об отношениях.

Эксперты в области общественного здравоохранения часто называют детские травматические переживания «неблагоприятными детскими переживаниями» (НДП). Этот термин охватывает физическое, эмоциональное и сексуальное насилие; физическое или эмоциональное пренебрежение; наличие в семье родителя-алкоголика или жертвы домашнего насилия, родственника, сидящего в тюрьме или с диагностированным психическим заболеванием; и пропажу родителя из-за развода, смерти или ухода из семьи.

Высокий уровень токсичного стресса от НДП без буфера любящих отношений может повредить структуру и функции развивающегося мозга ребенка, что может привести к проблемам с обучением и поведением. Из-за этого может снизиться иммунитет и замедлиться рост. Возможно даже влияние на генетику. Дети с высоким уровнем НДП намного больше склонны к зависимости, депрессии, суициду, болезням сердца и легких, раку. Кроме того, им наверняка будет трудно строить доверительные отношения и они подвержены большему риску одиночества.

Согласно исследованию, опубликованному в журнале JAMA Pediatrics в 2018 году, в котором опросили взрослых американцев в двадцати трех штатах, 60 % взрослых людей выросли по крайней мере с одним НДП, а у 25 % их три или более. Они могут отчаянно желать установить связь и добиться принятия, но не могут, потому что жизнь научила их бояться эксплуатации и обид со стороны других людей. «Они повсюду ищут малейший признак угрозы», – объясняет Стив Коул, который помог мне понять, что наши эмоциональные шрамы часто несут с собой повышенную чувствительность к угрозе и отвержению.

И что же с этим делать? Нельзя же просто списать этих детей со счетов, потому что они стали жертвами жестокого обращения и пренебрежения.

И почему, несмотря на все свидетельства разрушительного ущерба, который может нанести детям ранняя травма, многие люди каким-то образом идут наперекор своей судьбе, вырастая цельными и здоровыми, с сильными и поддерживающими социальными связями?

Больше шестидесяти лет назад эти важные вопросы побудили профессора Калифорнийского университета в Дейвисе доктора Эмми Вернер начать ее значимое долгосрочное исследование детской жизнестойкости на гавайском острове Кауаи.

Гавайи известны на весь мир своими пальмами, нетронутыми пляжами, мягкими пассатами, приветливыми листьями ароматных орхидей и грациозными танцорами хула. Но по уровню бедности Гавайи занимают тринадцатое место в стране из пятидесяти одного, а многонациональное население испытывает те же трудности, что и жители материка. Преимущество для Вернер и ее команды, начавших исследование в 1955 году, состояло в том, что они могли легко распознавать и отслеживать здоровье и развитие всех 698 детей, родившихся на острове Кауаи в том году. Они отслеживали состояние этих детей через определенные промежутки времени до их сорокалетия.

По-настоящему новаторским это исследование делает то, что оно было заинтересовано не столько в ущербе, который могут нанести такие трудности, как травмы и болезни, с взрослением испытуемых, а в выявлении источников силы, которые позволяют многим из этих детей процветать, несмотря на их трудности.

Почти треть обследованных детей с Кауаи родились в нищете или сталкивались с такими проблемами, как семейные ссоры и развод родителей, и имели родственников, страдавших от злоупотребления психоактивными веществами и психических заболеваний. И у двух третей группы с четырьмя или более факторами риска развились такие серьезные проблемы, как трудности в обучении, проблемы с поведением и психическим здоровьем. Но самое пристальное внимание исследователи уделили другой трети – детям из группы с высоким риском, которые выросли «компетентными, уверенными и заботливыми» взрослыми. Прежде чем им исполнилось сорок, они успели жениться и построить карьеру, и многие из них сами стали преданными родителями. Чем же объясняется их стойкость исходя из противостоящих им обстоятельств?

Дело в том, что самые главные защитные факторы в детстве – социальные. Свою роль играет и генетика, так как дети, родившиеся со спокойным и добродушным нравом, естественно, привлекали к себе заботу и поддержку, но на первом месте всегда была социальная поддержка. Дети, способные в младенчестве сблизиться со своими родителями или нянями, получили одно социальное преимущество. Дети, сблизившиеся с опекунами, – другое. Последними могут быть старшие братья и сестры, тети или дяди, бабушки и дедушки; ребенку достаточно и одного. Важно, чтобы опекуны были и воспитателями, эмоционально стабильными и зрелыми, а также готовыми к этому взаимодействию.

С возрастом воспитываемые дети научились опираться на надежные и заслуживающие доверия отношения. Обращаясь к учителям, пасторам, соседям, прихожанам церкви или родителям своих друзей, они «нанимали» полезных взрослых вне своей семьи для эмоциональной поддержки и советов во время кризиса. Еще позже они нашли по-настоящему заботливых и стабильных партнеров, ставших их друзьями и любовниками, вместе с которыми они заключили хорошие браки и создали здоровые семьи.

Вернер назвала группу, которая хорошо справилась с трудностями, «уязвимой, но непобедимой». В ней было значительно больше женщин, чем мужчин. Она отметила, что женщины в ее исследовании «полагались на широкую сеть социальной поддержки, которая помогала им справиться со стрессами и тревогами».

Невозможно переоценить значение этих отн ошений в смягчении негативных последствий НДП. Вернер объяснила это в интервью 2012 года, когда ее спросили о значении принадлежности и привязанности в успехе этих детей. Она ответила: «Я думаю, что на основе этого и строится все остальное». И чтобы установить эту привязанность, не нужны особые гены или черты характера – только человеческие связи и социальные навыки, которым все мы учимся через обмен любовью и добротой.

Позже выводы о жизнестойкости детей с Кауаи были подтверждены и другими исследованиями. Сегодня широко известно, что одним из важнейших факторов профилактики и преодоления токсичного детского стресса являются здоровые социальные связи.

Травматическое прошлое может увеличить риск развития не самых хороших процессов, но это не значит, что у нас ничего не получится. Невзгоды не означают, что с нами покончено. Исследование Вернер и работа других ученых говорят нам, что мы м ожем друг друга спасти. Именно в наших отношениях мы можем обрести исцеление и найти путь вперед.

В АРК Филипп прояснил мне одну вещь: «Воспитывая ребенка, ты не чинишь взрослого». Вспомнив об этом после изучения исследования Кауаи, я спросил себя, что будет, если мы применим результаты Вернер на практике. И обнадеживающий ответ дали «Старшие братья и сестры Америки».

Старейшая и крупнейшая молодежная программа наставничества в США – «Старшие братья, старшие сестры» (СБСС) – появилась больше ста лет назад, в 1904 году, для сокращения преступности среди несовершеннолетних. Сегодня организация исходит из того, что все дети, независимо от их происхождения, могут добиться успеха в жизни. Они помогают детям добиться успеха, составляя пары наставников и воспитанников из ребят из группы риска («младших») и взрослых добровольцев («старших»). Дети могут участвовать с пяти лет и до момента взросления, регулярно занимаясь с наставниками выбранной ими деятельностью в выбранной ими обстановке.

Опрос, проведенный СБСС в 2018 году, показал прогресс «младших» во всех семи областях: в доверии к родителям, в отношении к рискованному поведению, в школьных оценках, в ожиданиях от образования, в уверенности в выполнении домашних заданий, в чувстве принадлежности к сверстникам и в наличии близкого взрослого. Более раннее контролируемое исследование показало, что после полутора лет со «старшими», по сравнению с аналогичными контрольными группами, «младшие» были менее склонны употреблять запрещенные вещества, пропускать школу или драться. Также им легче давалась учеба и они лучше ладили со своими семьями.

Это убедительное доказательство того, на что сп особен один заботливый взрослый. Те, кому повезло с мудрыми и любящими родителями, часто приписывают им большую часть своей социальной гармонии. Мои собственные родители были не только убежищем во время моего одиночества, но и направляли меня и подавали пример того, как строить отношения с уверенностью в себе, с состраданием и с щедростью. Однако даже самые заботливые взрослые не могут защитить ребенка от социальных травм в их отсутствие. Когда дети становятся жертвами школьных хулиганов, даже ребенок, окруженный любовью со всех сторон, может получить своеобразную контузию.

И мне следовало бы это знать. Ведь я тоже был таким.

В средней школе я провел восемь бесконечных недель на уроках труда с двумя одноклассниками, которые называли меня «Ганди» (и это не комплимент) и постоянно высмеивали меня по поводу моего индийского происхождения и темной кожи. Это было одно из моих самых болезненных переживаний в седьмом классе, из-за которого я боялся ходить на уроки. Вожак этой парочки был намного крупнее и сильнее своего дружка, у которого был обиженный вид и почти не было других друзей, если они вообще были. Оглядываясь назад, я подозреваю, что свою роль в этой ситуации сыграло одиночество младшего из них, по скольку он, несомненно, чувствовал, что принятие со стороны хулигана зависело от его участия в травле. Если бы он отказался, то был бы отвергнут и сам стал бы объектом насмешек. Эта ситуация отражает «фальшивую любовь» банды Ричарда Лопеса. Принадлежность – столь желанная цель, что угроза отказа может стать мощным групповым механизмом принуждения.

Но и мое собственное одиночество тоже сыграло свою роль в этой ситуации. Исследователи обнаружили, что хулиганы атакуют одиноких детей, которым труднее найти защитников. В то же время опыт запугивания делает детей еще более пугливыми, замкнутыми и одинокими.

В выводах опроса 2015 года, посвященного исследованию одиночества и травли, профессор университета штата Калифорния доктор Ширин Паври указала на тот же циклический эффект, который описал Стив Коул. «Мальчики и девочки, которые говорили, что над ними издевались как минимум раз в неделю, сообщали о частых проявлениях таких симптомов, как чувство одиночества, беспомощности и брошенности». Хуже того – кажется, что этот цикл движется только в одном направлении и запугиваемые дети становятся более одинокими, но одиночество не заканчивается с прекращением травли. Это значит, что социальные и эмоциональные последствия могут длиться намного дольше, чем сама травля. Затем Паври описала исследование, которое показало, что «взрослые, над которыми издевались в детстве, сообщали о заниженной самооценке, высоком эмоциональном одиночестве, больших трудностях в поддержании дружеских отношений и подвергались повышенному риску продолжения виктимизации в зрелом возрасте».

Все это не было бы так тревожно, если бы травля встречалась редко. Но темпы ее развития по всему миру и ее последствия весьма тревожны. По данным Национального центра статистики образования, в 2015 году 21 % американских детей заявили, что их травили в течение последнего учебного года. Проведенное ВОЗ обследование подростков из 28 стран показало, что в среднем 18 % мальчиков и 15 % девочек страдали от травли в последние тридцать дней. Чем чаще их травили, тем больше у них было физических и психических жалоб, включая головные боли, проблемы со сном, нервозность, одиночество и ощущение, что их бросили.

Конечно, не каждая травля оставляет травмы на всю жизнь. Мальчики и девочки, у которых есть пусть даже маленький круг поддерживающих друзей, часто оправляются от вызванных травлей невзгод. И, как и у взрослых, у детей есть один из самых действенных способов вылечить одиночество – служение другим.

Студент Гаучер-колледжа Ной Блок случайно нашел этот способ в четырнадцать лет, когда ему нужно было выбрать проект школьных общественных работ. К тому времени Ноя травили уже много лет. «В начальной школе, – вспоминает он, – моими единственными друзьями были дети с особыми потребностями. Когда мне было девять или десять лет, я не хотел вставать по утрам. В конце концов я поговорил с мамой и сказал ей, что хочу покончить с собой, но в то же время хочу получить помощь».

Ной пережил те мрачные годы благодаря поддержке его родителей-психологов. Они понимали его переживания, и им было не все равно. Когда школа перестала его защищать, он перешел в другую. Они стали его союзниками, слушателями и социальными наставниками. Но они не могли в одиночку спасти его от одиночества или изменить ситуацию в школе. И Ной никак не ожидал, что ему с этим помогут общественные работы.

Но когда Ной стал добровольцем в суде по делам несовершеннолетних округа Марин при Юношеской христианской ассоциации, его жизнь начала меняться. Этот суд находится в ведении департамента восстановительных услуг ассоциации, сотрудничающей с судебной системой. Он является альтернативой традиционной системе правосудия в отношении несовершеннолетних и опирается на несостязательную равноправную реституционную практику. Молодые добровольцы вроде Ноя служат присяжными, судебными приставами, адвокатами и судьями. Их клиенты – дети, нарушившие закон и готовые понести за это ответственность. Рассказы клиентов дали Ною представление о травмах и трудностях, выходящих за рамки его собственных, и он обнаружил, что порой может им помочь.

Например, одна девочка украла баранку. «Поскольку та стоила всего 98 центов, было решено, что незачем отправлять дело к нам, – рассказал Ной. – Но девочка вдруг разоткровенничалась, и мы узнали, что она страдает от опиоидной зависимости, а в ее семье допускается сексуальное насилие».

Другую девушку арестовали за кражу детской смеси и влажных салфеток для подруги, у которой не было денег, чтобы купить их для своих детей. «Мы связались со службами, которые оказали поддержку и ей, и ее подруге».

Цель этого суда состоит в том, чтобы спасти молодых людей от тюрьмы и вернуть их жизнь и будущее в правильное русло. «Первый шаг, – как научился Ной говорить юным клиентам, – всегда просить о помощи. Люди обязательно найдутся – нужно только найти их». Так он научился говорить то же самое и себе.

«Хотя у нас и был разный жизненный опыт, – сказал он мне, – связующее звено, которое свело нас вместе в суде, позволило нам поговорить о нашей семейной жизни, травмах и тому подобном. Я узнал о том, что происходит с моими сверстниками, а также работал с другими ребятами, увлеченными этими же вопросами. Это был мой первый опыт настоящей дружбы после травли».

Одним из последствий одиночества является глубокое чувство беспомощности и безнадежности, и эта идея заложена в сознании хулиганов, которые стремятся заставить своих жертв почувствовать себя слабыми и никчемными. В суде Ной обнаружил, что в его жизни есть и цель, и смысл. Он был властен менять жизнь своих сверстников, которые сталкивались с такими опасностями и вызовами, о которых он и не знал. Он выяснил это, общаясь с ними, выслушивая их проблемы и представляя себя на их месте. Он обнаружил, что у него есть сострадание и мудрость, чтобы давать им хорошие советы, и попутно он обрел бесценный взгляд на свои собственные проблемы. Точно так же, как он видел путь для этих детей, попавших в беду, он смог увидеть будущее и для себя.

Теперь девятнадцатилетний Ной говорит, что его работа в суде «коренным образом изменила его как человека». Помощь другим исцелила его. Она дала ему ощущение, что он имеет значение и принадлежит этому миру.

Всю нашу жизнь мы нуждаемся в чувстве места и в людях, которые помогают нам учиться, расти, исцелять и служить друг другу. Узы, формируемые через служение, могут не только разорвать нисходящую спираль одиночества, но и вылечить последствия травмы и дать постоянный источник безопасности, необходимый каждому из нас.

Мой дедушка по отцу воплощал собой эту истину. Несмотря на то что он жил в полной нищете в маленькой индийской деревушке и самостоятельно растил шестерых детей после смерти моей бабушки от туберкулеза, он продолжал ежегодно путешествовать из дер евни в деревню, собирая деньги на общежитие для молодежи, чтобы детям из его деревни было где учиться. Сам он не окончил даже начальной школы, но был полон решимости помочь следующему поколению своей деревни стать лучше. Он твердо верил, что наша связь с другими людьми драгоценна и с ней приходит ответственность, чтобы помогать и служить. Эта вера не только определяла его, но и придавала ему сил.

Иногда люди предполагали, что он спутал свои приоритеты. «Твоим собственным детям даже еды не хватает, – говорили они, – а ты собираешь деньги для чужих. С тобой все в порядке?»

На что он просто и уверенно отвечал: «Это и мои дети тоже».

Дедушка умер, когда я был еще совсем маленьким, но мой отец часто рассказывал мне эту историю, и его нежные, но сильные слова запали мне глубоко в сердце. И для меня это по-прежнему одно из лучших определений слова «связь».