Управление зависимостью

Билл Уилсон, один из основателей «Анонимных алкоголиков» (АА), четко понимал как терапевтическую роль взаимного служения в АА, так и отношения между зависимостью и одиночеством. Эта трехсторонняя связь подходит для зависимости от опиатов, азартных игр, видеоигр и еды, так же как и для алкоголизма. Однако Уилсон первым соединил эти три точки, чтобы помочь именно алкоголикам.

«Практически все алкоголики без исключения, – писал Уилсон, – страдают от одиночества. Еще до того, как наше пьянство стало беспробудным и люди начали закрываться от нас, почти все мы чувствовали, что не совсем принадлежим друг другу. Мы могли стесняться и не осмеливались приближаться к другим людям, либо были шумными хорошими ребятами, жаждущими внимания и общения, но никогда не получали его – во всяком случае, так нам казалось. Всегда был некий неописуемый барьер, который мы не могли ни понять, ни преодолеть».

Уилсон понял это по своей зависимости. Через несколько месяцев трезвости ему пришло в голову, что, если он собирается оставаться непьющим, ему нужно связаться еще с кем-нибудь, кто борется с алкоголем, – с тем, кто сможет говорить с ним как с равным, особенно когда желание выпить вспыхнет с удвоенной силой. Этим кем-то стал доктор Боб, который тоже боролся с алкоголизмом. Построенные ими отношения не только вдохновили их на создание АА, но и стали основой такой формы служения, как «спонсорство», где алкоголики выступают в качестве доверенных наставников, помогающих друг другу оставаться трезвыми. Как сказано в брошюре АА о спонсорстве, «мы не понаслышке знаем, что трезвость крепнет, когда ей делятся!».

Это значит, что служение – двусторонний дар. Спонсоры «отдают» свою трезвость, используя все свои усилия, триумфы, стратегии и настойчивость, чтобы направлять и поощрять своих собратьев, а также помогать им, но это служение не является жертвенным. Оно усиливает восстановление и спонсора, и получателя. Именно это имел в виду Стив Коул, когда говорил о «поиске цели и участии в чем-то большем, чем ты сам».

Когда одиночество оставляет в жизни зияющую дыру, насилие, наркотики и алкоголь не единственное нездоровое поведение для избавления от боли. Пища, секс и даже работа тоже способны маскировать пустоту. Часто эти пробелы связаны с одиночеством, а иногда и друг с другом невидимыми нам способами. Но все они могут нам навредить.

Доктор Брайан Робинсон – психотерапевт, изучивший и испытавший это на св оем личном опыте в виде пристрастия к работе. На примере собственной жизни, а также сотен бесед с другими людьми он проследил траекторию от детства до трудоголизма в своей книге «Выключи работу, включи жизнь». И у Робинсона, и у тех, с кем он говорил, главную роль в этой истории сыграло одиночество.

Отец Брайана пил, и ему никогда не помогали бороться с пьянством. Брайан рассказал, как в детстве они с братьями и сестрами пугались, когда отец приходил домой и закатывал сцены. «Когда в детстве ты испытываешь такой стресс, твое тело еще не готово к его принятию. В ожидании новой сцены в тебе развивается сверхбдительность. Кого-то это приводит к алкоголю, кого-то – к еде, кого-то – к работе, лишь бы только развеять эту тревогу».

Робинсон нашел свое утешение в работе и долге. В итоге он назначил себя самым взрослым в семье. «В психологии, – говорит он, – мы называем это парентификацией». Он поставил перед собой задачу защищать младшую сестру. Он делал всю работу по дому и отлично справлялся с уроками. «Занятость дала мне ложное чувство контроля и стабильности».

Он вспоминает, как утешался своими историями о детях, попавших в беду. «В них я вытаскивал их из беды. Так я пытался контролировать хаос, в котором тонул. Вот что т акое одиночество».

Со стороны казалось, что у молодого Брайана все в порядке. Он выг лядел компетентным, способным и очень целеустремленным. «На самом деле я делал все это, чтобы сохранить хоть какой-то контроль. Но парадокс в том, что защитные механизмы не поддаются контролю».

Сами его действия были очень похожи на служение. В старших классах он написал рождественскую пьесу для церкви. Он же занимался и ее постановкой. Он все придумал и создал. И он сам играл в главной роли. «И, конечно же, все вокруг думают, что это здорово. Они хвалят тебя и хлопают по спине, но это не лечит внутреннюю рану». Вместо того чтобы общаться с другими через подлинное служение, он использовал всю эту работу, чтобы отдалиться от окружающих и замаскировать глубокое одиночество, которое он испытывал из-за отсутствия любви и привязанности родителей. Однако работа и признание так и не смогли заполнить эту пустоту или позволить ему наладить общение с другими людьми.

Так же было в колледже и в аспирантуре, а также в преподавательской карьере Робинсона и когда он нашел свою любовь. «Я работал день и ночь. Я работал по праздникам и выходным. У меня вообще не было друзей. Все мои отношения разваливались. У меня были проблемы с желудочно-кишечным трактом, и я не понимал, что со мной происходит». По всем внешним признакам он был успешен, но все время ощущал эмоциональную пустоту.

Чем глубже он погружался в работу, тем больше избегал болезненной, но необходимой работы по изучению страхов и тревог, разрушавших его изнутри. Время шло, а он намеренно не искал общения с другими людьми, но совсем не из-за сомнений в том, что ему понравится их общество. «Если не впускать людей в свою жизнь и не позволять себе слишком сближаться с ними, твое сердце больше не разобьют. Поэтому одиночество кажется надежной защитой от боли, хотя и закрывает нас на замок».

Брайан вспоминает, как на выходные ездил с семьей на море и прятал рабочие бумаги, чтобы не попасться с ними. «Иногда я клал их под запасное колесо, а порой просто засовывал в штанину джинсов, как алкоголик – бутылку. Все говорили: “Пойдемте гулять по пляжу!” А я потягивался, зевал, притворялся усталым и говорил, что собираюсь вздремнуть, а когда все уходили, доставал свой университетский проект и изо всех сил работал над его завершением».

Он признает, что не всякая зависимость от работы столь экстремальна. Но некоторые культуры поощряют такое поведение больше, чем другие. В Японии это настолько распространено, что для описания такого состояния даже есть специальный термин – кароси, то есть «смерть от переработки». «Но в Америке, – говорит он, – нет такого слова из-за отрицания самого существования этого явления в нашей культуре».

Отрицание Брайана стало рушиться, когда он начал ходить на терапевтические собрания, чтобы поддержать своего родственника в лечении алкоголизма. «Я не понимал, что происходит в моей жизни, но благодаря этому я осознал, что у меня тоже проблема с зависимостью». Затем он присоединился к «Ал-Анон» – группе поддержки семей и друзей алкоголиков. Двенадцать шагов, которым он там научился, побудили его отказаться от контроля, признать неуправляемый характер своей жизни и провести «тщательное и бесстрашное моральное исследование» самого себя.

«Я помню, как уходил с этих встреч спокойным и безмятежным, – говорит он, – просто посидев там и послушав, что делают другие люди и как они с этим справляются». Затем он открыл для себя анонимные собрания трудоголиков, единственным требованием для вступления в которые было желание избавиться от навязчивой тяги к работе. «И я начал понимать, что работа стала для меня тем же, чем была бутылка для моего отца». И что при этом он отталкивал именно тех людей, в которых больше всего нуждался.

Он начал практиковать йогу и медитацию осознанности. «Это позволило мне проникнуть в глубину моей души и установить глубокие связи с тем, что я делал и что можно было сделать иначе. Я познал себя другим способом – более глубоким, более связным».

По словам Брайана, такое самокопание нужно не только занятым карьеристам или одиноким студентам. Эта же отвлекающая занятость может повлиять на любого, кто не в состоянии отключить шум настолько, чтобы собраться с силами, перезарядиться и сосредоточиться. Как только он начал возвращать себе пространство и время, он обнаружил, что ему стало проще впускать людей в свою жизнь и уделять внимание отношениям с ними. «Я сам и люди вокруг меня начали приносить мне то, чего я никогда не испытывал».

Он обнаружил, что ему нравится субботнее утро и работа в саду с его супругом, выращивающим орхидеи. Он по-новому увидел красоту и звук. Меньше задумываясь о том, что делать дальше, он смог лучше концентрироваться на человеке перед ним. «Я см ог решать гораздо больше вопросов прямо сейчас, и это повлияло на всю мою жизнь».

Брайан описывает это критическое изменение как «идущее изнутри, а не навязываемое извне».

Первой и самой яркой наградой за это изменение стало преображение его семейной жизни. Брайан рассказал мне, что одно его старое исследование показало, что зависимость от работы повышает частоту разводов, а дети в таких семьях подвержены большему риску тревоги и депрессии. «Когда ты зависишь от работы, она выходит на первое место, а отношения зачастую ощущаются как обязательство», – делится он. Супруги пристрастившихся к работе людей по понятным причинам будут жаловаться, что чувствуют себя брошенными и одинокими. Так нарушается взаимность истинной связи.

Брайан вспоминает, как его супруг «стоял на коленях, умоляя провести с ним время. Мне казалось, что он вмешивается в нечто важное для моей жизни. Да как он смеет? Тогда я не проявлял ни сочувствия, ни сострадания».

Сегодня Брайан сменил свои приоритеты. «Теперь преданность любимым людям для меня превыше всего».

Разрушение порочного круга между зависимостью от работы и одиночеством тоже оказало неожиданное и положительное влияние на его профессиональную деятельность. «Парадокс в том, что с замедлением темпа, ростом осознанности и установлением связей я становился все более продуктивным и эффективным». В современной версии басни Эзопа о черепахе и зайце Брайан доказал, что медленный и устойчивый действительно выигрывает гонку.

Но конечная выгода стала для Бр айана исключительно личной. «Я стал счастливее и удовлетвореннее, – говорит он. – Я занят, но мне всегда весело. Я не чувствую, что работа нависла надо мной и управляет мной. Я сам ей управляю».