Мы охвачены сетью взаимных отношений, из которой невозможно вырваться, единой тканью судьбы. То, что прямо воздействует на одного из нас, косвенно воздействует на всех.

Мартин Лютер Кинг–младший

В 1972 году самолет, летевший из Уругвая в Чили, упал в Андах, разломился надвое и скатился по снежному склону. Для тридцати трех выживших это оказалось только началом страшного испытания. Семьдесят два дня они боролись с последствиями катастрофы, с морозом, лавинами и голодом. В конечном итоге их осталось только шестнадцать.

Благодаря известной книге и фильму многие из нас знают, как действовали эти люди, чтобы выжить. Новый анализ, проведенный Спенсером Харрисоном — ученым, альпинистом и коллегой Адама, — объясняет не только то, как они выжили, но и почему. Спенсер проследил историю четверых выживших, изучил их дневники и даже посетил с одним из них место крушения. В каждой из этих историй есть кое-что общее: ключом к стойкости оказалась надежда.

Большинство из сорока пяти людей, находившихся на борту, были юными спортсменами-регбистами в возрасте около двадцати лет, летевшими на товарищеский матч. Радиосвязи не было, так что они не могли сообщить ничего о себе, но могли получать сообщения. Вначале они решили ждать помощи, держась рядом с самолетом. «Мы все считали, что прибытие помощи — наш единственный шанс на выживание, — писал Нандо Паррадо, — и держались за эту надежду почти с религиозной верой». Через девять дней запасы подошли к концу. Группа была вынуждена обратиться к единственному оставшемуся источнику пищи — замороженным телам своих погибших товарищей по команде. На следующее утро несколько пассажиров услышали по радио, что поисковая операция свернута. «Мы не должны им говорить, — сказал капитан команды. — Пусть хотя бы они продолжают надеяться». Другой пассажир, Густаво Николич, не согласился. «Прекрасная новость! — закричал он. — Теперь мы будем выбираться отсюда сами!»

Обычно мы считаем надежду чем-то таким, что есть в голове и сердце у отдельной личности. Но люди могут обрести надежду вместе. Создав общую идентичность, личности могут сформировать группу, у которой есть прошлое и светлое будущее.

«Некоторые говорят: "Пока есть жизнь, есть надежда". Но для нас все было ровно наоборот: "Пока есть надежда, есть жизнь"», — вспоминает один из выживших, Роберто Канесса. Долгими холодными и голодными днями выжившие в авиакатастрофе молились вместе. Они придумывали проекты, которыми хотели заняться после того, как вернутся к цивилизации: один говорил, что откроет ресторан, другой мечтал о ферме. Каждую ночь двое из них смотрели на луну и представляли себе, что их родители где-то смотрят на ту же луну. Еще один рисовал картинки, изображавшие то, что с ними случилось. Многие писали своим родным письма, в которых звучала их жажда выжить. «Чтобы наша вера не угасала, несмотря ни на что, нам пришлось стать алхимиками, — говорит Хавьер Метол. — Превратить трагедию в чудо, депрессию в надежду».

Конечно, одной только надежды недостаточно. Многие пассажиры надеялись, но все равно погибли. Однако надежда не дает людям отчаяться. Исследователи обнаружили, что она возникает и сохраняется, когда сообщество людей создает новые «образы возможности». Вера в новые возможности помогает людям побороть идею постоянства и толкает их на поиски новых вариантов; они находят волю и способ двигаться вперед. Психологи называют это обоснованной надеждой — понимание того, что, если что-то делать, можно изменить ситуацию к лучшему.

«Я постоянно молился о том, чтобы прибыли спасатели, или о каком-нибудь божественном вмешательстве, — вспоминает Паррадо. — Но одновременно тот самый леденящий душу голос в моей голове, который убедил меня прекратить плакать, постоянно нашептывал: "Никто нас не найдет. Мы тут умрем. Мы должны придумать план. Мы должны спастись сами"». Паррадо, Канесса и еще один парень вышли в путь и едва не замерзли насмерть, пока не нашли хвост самолета, в котором был изоляционный материал. Из этого материала они сделали спальный мешок, который потом, почти два месяца спустя после катастрофы, позволил Паррадо и Канессе осуществить еще одну вылазку. Они прошли 53 километра по горной местности, преодолев пик высотой больше 4000 метров. Через десять дней они встретили всадника. Остальных четырнадцать выживших спасли с помощью вертолета.

Все выжившие до сих пор поддерживают близкие отношения друг с другом. Каждый год в годовщину своего спасения они собираются на матч по регби. Кроме того, вместе они написали книгу о пережитом «Снежное сообщество» (La Sociedad de la Nieve). А в 2010 году, когда тридцать три чилийских шахтера оказались заблокированы под землей, четверо из выживших в Андах прилетели из Уругвая, чтобы обратиться к ним по видео. «Мы прибыли, чтобы поделиться с ними верой и надеждой, — сказал тогда Густаво Сервино. — Сказать, что если им что-то понадобится от нас, то мы всегда к их услугам. И самое главное, чтобы поддержать семьи, которые ждут их наверху». Через шестьдесят девять дней первого шахтера, к восторгу сотен присутствующих, подняли на поверхность. В течение дня все тридцать три шахтера были спасены и воссоединились с любимыми. Палаточный городок, устроенный на поверхности над шахтой, был назван Campamento Esperanza — Лагерь надежды.

Стойкость вырабатывается не просто в отдельных людях. Она вырабатывается в сообществе — среди соседей, в школе, в городе или в правительстве. Воспитывая стойкость вместе, мы становимся сильнее сами и образуем общество, которое может преодолеть трудности и предотвратить страдания. Коллективная стойкость требует не просто общей надежды — она питается общим опытом, общими историями и общей силой.

Для меня и моих детей знакомство с людьми, которые тоже потеряли родителей или супруга, стало источником столь нужного утешения. В большинстве религий и культур традиции скорби общественны; мы собираемся вместе, чтобы похоронить и вспомнить тех, кого потеряли. Вначале в нашем доме всегда было много друзей и родных, которые обеспечивали нам поддержку круглые сутки. Но со временем им приходилось возвращаться к своей собственной жизни, а нам необходимо было найти новую жизнь для себя — и одиночество оказалось тяжким.

На второй неделе своего вдовства я уложила детей спать и сидела одна на кухне. И тут перед моими глазами возник образ, которого я никогда раньше не представляла: я увидела себя пожилую, сидящую за тем же самым столом с доской для скрабла. Но вместо Дэйва, который раньше всегда сидел напротив, я смотрела на пустой стул. На той же неделе мы с детьми отправились в местный центр поддержки скорбящих Kara. Встречи с другими людьми, которые дольше, чем мы, шли по тому же самому пути, помогли нам преодолеть постоянство, показав, что мы не навсегда останемся в пустоте острого горя. «Когда мы переживаем потерю или сталкиваемся с трудностями, у большинства людей возникает сильное стремление к общению, — объяснил генеральный директор центра Джим Сантуччи, который сам потерял ребенка. — Группы поддержки связывают вас с другими людьми, которые на самом деле понимают, через что вы проходите. Это глубокие человеческие связи. Не просто "О, мне вас очень жаль", а "Я действительно понимаю"».

Мои дети также попали в Experience Camps, бесплатную недельную программу для детей, которые потеряли кого-то из родителей, сестер или братьев или того, кто воспитывал их. Среди главных ценностей, к которым стремятся в лагере, — создание сообщества и обретение надежды. В одном из упражнений дети перемещаются по «станциям», где должны справляться с эмоциями, связанными со скорбью. На станции «гнева» дети пишут мелом на асфальте слова, которые заставляют их злиться. Кто-то пишет «школьные издевательства», кто-то — «рак» или «наркотики». Потом на счет «три» они кидают на асфальт наполненные водой шарики, чтобы смыть слова и выпустить свой гнев наружу. На другой станции ребенок получает кирпич, символизирующий чувство вины, и несет его. Когда кирпич становится слишком тяжел, другой приходит ему на помощь, чтобы нести его вместе. Это упражнение помогло моим детям увидеть, что их эмоции нормальны и другие дети чувствуют то же самое.

Чтобы присоединиться к сообществу после трагедии, нам часто приходится принять наше новое — и зачастую неприятное для нас — «Я». Писатель Аллен Рукер говорит, что после того, как его парализовало, он «сначала не хотел быть рядом с людьми в инвалидных колясках. Я не хотел принадлежать к этому клубу. Мне казалось, что я стал каким-то фриком, и мне не хотелось присоединяться к братству фриков». Его отношение изменилось не сразу. «Это заняло четыре-пять лет. Было похоже, что едва ли не всем клеткам моего мозга нужно перестроиться по очереди. Это был очень медленный процесс принятия моего нового состояния». Но постепенно он все-таки стал сближаться с теми, кто понимал его ситуацию. Бонусом, как он сказал нам, оказалось то, что «это самые веселые люди из всех, кого я видел, потому что их юмор самый черный, который только можно представить».

Рассказанное Алленом коснулось какой-то очень глубокой струны внутри меня. Я очень долго не могла произнести слово «вдова», и до сих пор оно заставляет меня морщиться. И тем не менее я вдова, и, приняв это, я смогла найти новых друзей. Все, с кем я подружилась за последние два года, пережили трагедию. (Сначала я написала «большинство… пережили трагедию», но потом поняла, что это буквально все до единого.) Клуб, к которому никто не хочет принадлежать, оказался очень теплым и близким. Возможно, потому, что никто из нас не хотел входить в него, мы очень привязались друг к другу.

Когда Стивен Чифра попал в Калифорнийский университет в Беркли, он чувствовал себя чужаком — и не только потому, что в свои тридцать восемь был вдвое старше обычных первокурсников. В детстве Стивен стал жертвой физических издевательств и в десять лет начал курить крэк. Грабежи и угоны машин привели его в колонию для малолетних, а потом — в тюрьму штата. После драки с другим заключенным и плевка в охранника его на четыре года посадили в одиночную камеру. После этого он выступил в Законодательном собрании штата Калифорния и заявил, что одиночное заключение — это «камера пыток».

После освобождения из тюрьмы Стивен прошел программу «Двенадцать шагов», окончил среднюю школу и познакомился с Сильвией. Он открыл в себе любовь к английской литературе и после нескольких лет в общественном колледже поступил в Беркли. И хотя он всего добился своими силами, но, попав в университет, почувствовал, что отличается от других и чужой здесь. «Я ходил на занятия, но не видел себя в лицах других студентов», — рассказывал он. Однако как-то раз он проходил через центр студенческого обмена, и его остановил Дэнни Мурилло, еще один «великовозрастный» студент за тридцать. Дэнни сказал, что сразу же узнал манеру держаться Стивена. Не прошло и минуты, как выяснилось, что они оба сидели в одиночном заключении в тюрьме «Пеликан-Бей». «И в этот момент, — сказал Стивен, — я увидел себя студентом Калифорнийского университета, с такими же привилегиями, как у всех, и правом быть здесь».

Стивен и Дэнни стали близкими друзьями и объединились, выступая против жестокости одиночного заключения. Они также участвовали в организации группы Underground Scholars Initiative, которая поддерживает бывших заключенных, ставших студентами Беркли. Эти люди, пережившие самое глубокое одиночество, хотят быть вместе.

«Наша цель как коллектива студентов — обеспечить каждому самое выгодное положение для достижения успеха, — сказал нам Дэнни. — Очень многие бывшие заключенные не хотят просить о помощи. Мы хотим, чтобы они поняли: осознать, что у вас не хватает навыков для чего-то, и обратиться за помощью — это на самом деле признак силы. Желание стать лучше — это не слабость».

Posse Foundation — еще одна организация, которая понимает, как важно объединять студентов с похожим прошлым, чтобы они не чувствовали себя в изоляции. Как сказал один талантливый, но одинокий бывший студент, «если бы у меня была своя компания ("posse"), я бы никогда не бросил университет» — отсюда и возникло название «Posse». Организация набирает старших школьников из бедных и неблагополучных семей, демонстрирующих исключительные академические и лидерские качества, формирует из них группы по десять человек и отправляет их в один и тот же колледж, обеспечивая стипендией. С 1989 года Posse помогла почти 7000 студентов поступить в колледжи, и 90% из них успешно окончили обучение. Если мы действительно хотим предоставлять всем равные возможности, то должны обеспечивать активную общественную и частную поддержку таким долгосрочным и эффективным инициативам, как Posse.

Помимо общей надежды и опыта, коллективную стойкость вырабатывают общие истории. Это может звучать несерьезно — что такого важного может быть в истории? — но с помощью историй мы объясняем свое прошлое и строим планы на будущее. Семейные истории помогают детям почувствовать себя частью целого, коллективные истории создают единую идентичность для сообщества. А истории, подкрепляющие такие ценности, как равенство, очень важны для установления справедливости.

Общие истории часто создаются переписыванием старых историй и преодолением нечестных стереотипов. В Соединенных Штатах и по всему миру нередко считается, что девочки не так способны к математике, как мальчики. Если студентам перед прохождением математического теста напоминают об их половой принадлежности, девушки справляются с ним на 43% хуже, чем юноши. Но когда тот же самый тест называют «тестом на решение проблем», а не «математическим», разница в результатах исчезает. В другом эксперименте чернокожие студенты показали худшие результаты по сравнению с белыми, когда им сказали, что тест проверяет вербальные способности, но, если о способностях не упоминалось, результаты были одинаковыми.

Психологи называют этот страх подпасть под негативный стереотип «угрозой стереотипа». Он становится самореализующимся пророчеством: тревога мешает думать и тем самым действительно заставляет соответствовать стереотипу. Этот эффект вредит людям разных рас, полов, вероисповедания, сексуальной ориентации и происхождения, и именно эту историю переписывает Posse Foundation. Когда с ее помощью студенты вместе оказываются в колледже, они создают в кампусе совершенно другой образ. Как сказал один из выпускников Posse, «все говорят, что эти ребята крутые и умные». Вместо того чтобы бояться негативных стереотипов, они вдохновляются позитивными.

Я прониклась деятельностью сообществ, меняющих истории, уже давно, когда писала книгу «Не бойся действовать». Стоило мне начать говорить с женщинами о достижении их целей, самой типичной реакцией было: «Я хочу действовать… но как?» У женщин меньше доступа к наставничеству и спонсорству, которые являются ключом к успеху на рабочих местах, но поддержка равных тоже имеет огромное значение. Вместе с тремя энтузиастками взаимного наставничества — Рэйчел Томас, Джиной Бьянчини и Деби Хемметер — мы запустили Lean In Circles, маленькие группы, которые регулярно встречаются для того, чтобы поддержать и подбодрить друг друга. Сегодня таких «кругов» 32 000 в 150 странах. Больше половины всех участниц говорят о том, что их «круги» помогли им в трудные времена, а две трети утверждают, что после присоединения к группам они стали гораздо меньше бояться новых нестандартных задач. Теперь я понимаю, что «круги» помогают женщинам достигать их личных целей отчасти потому, что укрепляют коллективную стойкость.

Millennial Latinas Circle в восточном Пало-Альто объединяет пожилых женщин и подростков. Их общая цель — помочь молодым женщинам, многие из которых рано стали матерями, поступить в колледж и окончить его. Этот «круг» организовала Гваделупе Валенсия, которую заставили перейти в другую школу после того, как в шестнадцать лет она забеременела. У многих других взрослых из группы в личной или семейной истории тоже есть ранние беременности, и, видя, как это влияет на жизнь, они хотят написать новую историю для следующего поколения. «Все мы знаем, каково это — жить в доме, где слово "колледж" вообще не произносится, — говорит Гваделупе, — но мы в Millennial Latinas считаем, что колледж — это не возможность. Колледж — это необходимость». Гваделупе стала ролевой моделью для членов группы: работая полный день, она смогла вернуться в школу, чтобы завершить образование.

С несправедливостью часто борются те, кто сам стал ее жертвой. Им нужна надежда и силы, чтобы преодолеть сегодняшние страдания и работать над тем, чтобы завтра стало лучше. Толчком ко многим из величайших мировых достижений — от победы над апартеидом до изобретения вакцин — стали личные трагедии. Помогая людям преодолевать сложные жизненные обстоятельства, коллективная стойкость может вести к реальным переменам в обществе.

В одних случаях тяжелые обстоятельства бывают порождены дискриминацией, уходящей корнями в далекое прошлое, — и этот груз несправедливости может сокрушить даже самых стойких людей. В других они сваливаются словно снег на голову. Когда мы внезапно сталкиваемся с жестокостью и насилием, это может подорвать нашу веру в человечество. В такие моменты сложно сохранять способность надеяться. Вместо этого нас переполняет вполне понятный гнев, отчаяние и страх. Вот почему меня так поразила публикация в Facebook журналиста Антуана Леири, жена которого Элен погибла при теракте в Париже в 2015 году. Всего через два дня после этого он написал: «Вечером в пятницу вы украли жизнь особенного для меня человека, любви всей моей жизни, матери моего сына, но вы не дождетесь от меня ненависти… Я не сделаю вам такого подарка». Он пообещал себе не давать воли ненависти, чтобы она не повлияла на его семнадцатимесячного ребенка. «Мы будем играть, как мы делаем это каждый день, и всю свою жизнь этот маленький мальчик будет побеждать вас своим счастьем и свободой. Потому что его ненависти вы тоже не дождетесь».

Начав читать пост Антуана, я испытала острую жалость. Но когда дочитала его, в груди у меня теснило, в горле стоял ком. Адам объяснил мне, что у этого чувства есть название (у психологов есть названия для всего). Ощущение подъема, которое мы испытываем, став свидетелями акта невероятной доброты, называется «моральным возвышением». Оно пробуждает в нас то, что Авраам Линкольн называл «лучшими ангелами нашего естества». Даже в самых трудных обстоятельствах возвышение заставляет искать в других людях то, что роднит, а не то, что разъединяет нас. Мы видим в них потенциал добра и обретаем надежду на то, что сможем выжить и восстановиться. Мы стремимся выражать сочувствие и бороться с несправедливостью. Как сказал Мартин Лютер Кинг–младший, «пусть никто не сможет заставить вас опуститься до того, что вы начнете ненавидеть его».

Через месяц после смерти Дэйва белый шовинист застрелил священника и восемь прихожан во время вечернего изучения Библии в Африканской методистской епископальной церкви матери Эммануэль в Чарлстоне, Южная Каролина. Я мучилась от собственной потери, а такая бессмысленная жестокость погрузила меня в еще более глубокое отчаяние.

Но потом я узнала о реакции паствы. Родственники жертв отправились в суд, чтобы обратиться к стрелку, убившему их любимых. Один за другим они отказывали ему в ненависти. «Ты забрал у меня самого дорогого человека, — сказала Надин Кольер, потерявшая мать. — Я никогда больше не смогу поговорить с ней, но я прощаю тебя и полна сострадания к твоей душе… Ты сделал мне больно. Ты сделал больно многим людям. Если Господь простит тебя, и я тебя прощаю». Вместо того чтобы погружаться в ненависть, прихожане церкви избрали прощение, что позволило им объединиться и выступить против расизма и насилия. Через четыре дня после массового убийства двери церкви, как обычно, открылись для воскресной службы. Через пять дней президент Барак Обама выступил на похоронах преподобного Клементы Пинкни и вместе со всей паствой спел «Чудесную благодать».

«Матерь Эммануэль», как называют эту церковь, — старейшая Африканская методистская епископальная церковь на Юге. Ее прихожане пережили законы, запрещающие черным собираться для поклонения Господу, сожжение здания церкви толпой белых, землетрясение. После каждой трагедии они собирались вместе, чтобы выстроить все заново, иногда — буквально и всегда — эмоционально. Как сказал нам преподобный Джозеф Дарби, старейшина соседней общины, «источник их милосердия — давний механизм адаптации, который передался им от людей, у которых во многих случаях не было другого выбора, кроме как простить и двигаться дальше, при этом оставляя открытой дверь для исполнения правосудия. Это способно спасти вас от слепой мести. Прощение дает вам ясность ума, необходимую для справедливого суда».

В воскресенье после стрельбы 2015 года в десять утра зазвонили церковные колокола по всему городу. Звон продолжался девять минут — по минуте за каждую жертву. «То, что объединяет нас, сильнее того, что разъединяет, — сказал Жермен Уоткинс, пастор местной церкви. — Ненависти мы говорим — нет, не сегодня. Расизму мы говорим — нет, не сегодня. Разделению мы говорим — нет, не сегодня. Примирению мы говорим — да. Потере надежды мы говорим — нет, не сегодня. Межрасовым войнам мы говорим — нет, не сегодня… Чарлстон, все вместе, давайте скажем — нет, не сегодня». Пока община восстанавливалась после пережитого, в местных церквях стали проводить конференции по предотвращению насилия. После того как ФБР выяснило, что стрелявший смог приобрести оружие из-за сбоя в системе, семьи, также пострадавшие от насилия с применением оружия, объединились с церковью и политическими лидерами, выступая за ужесточение проверки личных данных тех, кто его приобретает.

Активная общественная деятельность для Чарлстона не нова. За много лет до описываемых событий религиозные лидеры города создали Миссию справедливости Чарлстона — объединение, в которое вошли двадцать семь религиозных организаций, среди которых были христианские церкви, синагоги и мечеть. «В Чарлстоне не было традиции совместной работы храмов разной веры, — вспоминает преподобный Дарби. — Но тут на всех снизошла какая-то божественная прозорливость. Все эти люди, которые прежде сказали бы: "Это не сработает", — вдруг сошлись за одним столом». С тех пор каждый год миссия выбирает одну проблему, предлагает ее решения и выносит их на большую ассамблею, где помимо политических и религиозных лидеров собираются тысячи граждан. Одним из первых достижений миссии стало то, что она убедила образовательный совет расширить раннее дошкольное образование, профинансировав приобретение участков земли для сотен дополнительных детских садов. Затем миссия успешно боролась за снижение числа временных отстранений от занятий в школе и приговоров, предусматривающих лишение свободы, для несовершеннолетних. Она и раньше помогала уязвимым группам населения, но после стрельбы обратила особое внимание на проблему расовой дискриминации. «До этого никто не говорил о расах, — сказал нам преподобный Дарби. — Но после трагедии в Эммануэль всех словно осенило. Все поняли, что с этим нужно что-то делать. Это сыграло очень большую роль в решении проблем нашего сообщества».

Мы можем вместе бороться против насилия и расизма, но многих бедствий избежать невозможно. Потери. Травмы в результате несчастных случаев. Природные катастрофы. Только в 2010 году в мире произошло примерно 400 таких катастроф, их жертвами стали около 300 000 человек, а еще миллионы пострадали. Однако на примере многих людей мы видим, что общая надежда и совместный опыт могут зажечь искру коллективной стойкости. А для поддержания огня нам нужна общая сила — ресурсы и власть, чтобы строить свою судьбу.

В стойких сообществах сильны социальные связи — отношения между людьми, мосты между группами, взаимодействие с местными лидерами. Я воочию наблюдала, как значимы такие местные связи, когда десятилетия назад работала во Всемирном банке в Программе по борьбе с проказой в Индии. Отвергаемые обществом больные проказой часто не могут получить лечение, так что их болезнь прогрессирует и распространяется на других. Когда работники здравоохранения посещают селения, чтобы найти больных, их не принимают; местные жители не доверяют этим чужакам, а женщины особенно противятся осмотру незнакомцами. Нужно было найти другой подход. И тогда врачи убедили старейшин селений в том, что они должны сами участвовать в программе ранней диагностики. Старейшины проводили общие собрания жителей и привлекали местные благотворительные организации и граждан к организации представлений, которые демонстрировали, что любой, кто обратится в нужные инстанции с ранними симптомами болезни, не будет подвергнут остракизму, а получит лечение и заботу.

Эта работа заставила меня остро осознать, что даже самой невероятной личной стойкости может быть недостаточно при столк­новении с бедностью и неизлечимыми заболеваниями. Когда больных проказой выгоняют из деревень, никакая личная стойкость им не поможет. Только при условии, что общество начнет лечить их, а не отвергать, они имеют шанс выжить.

Расширение возможностей сообществ порождает коллективную стойкость. После геноцида 1994 года в Руанде, при котором погибли сотни тысяч мирных жителей, психологи отправились в лагеря беженцев в Танзании, чтобы оказать психологическую поддержку их обитателям. Но оказалось, что терапия отдельных людей дает меньше эффекта, чем предоставление самому сообществу возможностей для поддержки уязвимых групп. Лучшие в этом смысле лагеря были организованы как деревни — со своими советами, местами для встреч подростков, футбольными полями, площадками для развлечений и храмами. Вместо того чтобы подчиняться чужакам, руандийцы управляли делами лагеря согласно своим традициям. Самоорганизация обеспечивала порядок и давала людям общую силу.

Бывают ситуации, когда коллективная стойкость необходима для борьбы с несправедливыми культурными традициями. В Китае женщин, которые не вышли замуж до двадцати семи лет, считают «шень ню», «женщинами-остатками». Они испытывают сильное давление со стороны родных, потому что в Китае широко распространено убеждение, что женщина вне зависимости от образования и профессиональных успехов «ничто, пока не выйдет замуж». От одной тридцатишестилетней женщины — профессора экономики из-за ее научной степени отказались пятнадцать мужчин; после этого ее отец запретил младшей дочери поступать в высшее учебное заведение. Более 80 000 женщин в Китае присоединились к Lean In Circles и работают совместно над укреплением общей силы. Участницы одного из «кругов» написали пьесу «Монологи остатков», в которой пятнадцать женщин и трое мужчин развенчивают это определение, а также выступают против гомофобии и изнасилований во время свиданий.

Всего через несколько месяцев после смерти Дэйва я встречалась с двадцатью участницами «кругов» из Китая. Стараясь по возможности не отказываться от ранее взятых на себя обязательств, я поехала в Пекин, чтобы выступить на дне присуждения ученых степеней в бизнес-школе Университета Цинхуа. Со мной полетели мои дети и родители. Тогда я впервые выступала перед публикой после того, как овдовела, и вокруг все было в тумане. Но время, проведенное с этими отважными женщинами прямо перед выступлением, подняло мне настроение. Я встречалась с той же самой группой два года назад, и мне было интересно узнать, какого прогресса они достигли. Они говорили о сочувствии, которое испытывают друг к другу и к себе. Они рассказывали, как меняли карьеру и убеждали своих родителей в том, что найдут себе спутников жизни сами и тогда, когда сочтут нужным. И еще о том, что делали вместе и чего никогда не рискнули бы сделать в одиночку. Я почувствовала то же самое стеснение в груди и комок в горле. Это было наилучшее возможное напоминание о том, что принадлежность к сообществу дает нам силу, которую порой мы не можем обнаружить в себе самостоятельно.

Мы обретаем человечность — волю к жизни и способность любить — в связях с другими. И если отдельные люди могут после перенесенных страданий духовно вырасти и стать сильнее, то способны на это и сообщества. Никогда не знаешь, когда твоему сообществу понадобится сила, но можно быть уверенным, что рано или поздно это произойдет.

Когда их самолет рухнул в Андах, в команде регбистов уже существовала солидарность и доверие друг к другу. Сначала они рассчитывали на то, что капитан команды найдет выход. Когда он не смог, они продолжали поддерживать уверенность друг в друге. «У каждого из нас есть свои личные Анды», — писал Нандо Паррадо через много лет после того, как они с Роберто Канессой отправились в экспедицию, благодаря которой все выжившие спаслись. А Канесса добавляет: «Когда мы разбились, наша связь с обществом оказалась разорвана. Но наши связи друг с другом становились крепче с каждым днем».