Книга: Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»
Назад: ГЛАВА 4. ШАГОМ МАРШ!
Дальше: ГЛАВА 2. ДУХОВНОЕ НАПУТСТВИЕ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОРЖЕСТВЕННОЙ ПОРКИ

ГЛАВА 1. ШВЕЙК В ЭШЕЛОНЕ ПЛЕННЫХ РУССКИХ

С. 247
Когда Швейк, которого по русской шинели и фуражке ошибочно приняли за пленного русского

 

По поводу использования в оригинале русизма «фуражка»: furažce (v ruském plášti а ve furažce), как специфического обозначения именно русского армейского головного убора, отличного от австрийского кепи (Feldkappe, čepice), см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 47 и ч. 2, гл. 1, с. 267.

 

Ударил его прикладом по плечу, прибавив: «Baszom az elet» /Грубое мадьярское ругательство/.

 

Венгерское elet – жизнь. Baszom – см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 414.

 

С. 248
На Шумаве в одной каменоломне

 

Шумава – горные юго-западные районы Богемии, см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 331.

 

Пленный русский, которому Швейк рассказывал эту историю, недоумевающе смотрел на него, и было ясно, что из всей речи он не понял ни слова.

 

Смысл верен, но у Гашека буквально сказано следующее:
Rusky zajatec, kterému to Švejk vyprávěl, díval se na něho s plným porozuměním, že z celé řeči nerozumí ani slova.
Взгляд пленного русского, которому Швейк рассказывал эту историю, ясно выражал то, что он ни слова из всей речи не понял.

 

Татарин сел на землю и, скрестив ноги и сложив руки на груди, начал молиться: «Аллах ахпер – аллах ахпер – безмила – арахман – арахим – малинкин мустафир».

 

В комментариях к русскому переводу и чешскому оригиналу (Allah achper – Allah achper – bezmila – arachman – arachim – málinkin mustafír) забавное несходство переводов:
ПГБ: Мусульманская молитва на арабском языке. Перевод: «Аллах велик, аллах велик. Именем аллаха милостивого, милосердного. Владыка загробной жизни…».
ZA 1953 (как водится, безо всякой проверки слово в слово копирующий Гулу BH 2012): Tatarsky: Velký bože – velký bože – milosrdný—slituj se – smiluj se – prostý vojáček. (Великий боже – великий боже – милосердный – сжалься – пожалей – бедных солдат.)
По поводу чего с удовольствием приведу комментарий моего замечательного друга Михаила Эдельштейна:
Не вполне понимаю, какие тут могут быть разночтения в переводе. Аллах акпер = Аллах акбар = Аллах велик. Дальше искаженное «Бисмилляхи ар-Рахман ар-Рахим» – «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного», как это обычно передается по-русски, хотя арабисты переводят несколько эстетнее (например: Во имя Аллаха, Бесконечно-добродетельного, Щедровознаграждающего). А дальше – сильно искаженные, произвольно соединенные и потому контекстуально бессмысленные два слова из разных мест той же молитвы: Малики – форма от «Малик», «Царь» (в молитве сочетание «Малики яумиддин», т. е. «Царь Судного дня») и Мустаким – «правильный», «истинный» (из словосочетания «сыраталь мустаким» – «истинный путь»). Все вместе это кусочки суры Аль-Фатиха – первой суры Корана, самой распространенной мусульманской молитвы, читаемой при каждом намазе.
Т. е. татарин, насколько я понимаю, совершает намаз (а может, просто молится), а Швейк улавливает и искажает кусочки его молитвы. Правда, остается любопытный вопрос, искажает по малограмотности или же Гашек таким образом пытается передать реальный татарский акцент (т. е. понятно, что «малинкин мустафир» просто нерелевантная тарабарщина, но «ахпер», возможно, и может быть близко к татарскому варианту произношения «акбар». В конце концов, этот татарин же не обязан говорить на чистом арабском.

 

— Так ты, выходит, татарин? — с сочувствием протянул Швейк. — Тебе повезло. Раз ты татарин, то должен понимать меня, а я тебя. Гм! Знаешь Ярослава из Штернберга? Даже имени такого не слыхал, татарское отродье? Тот вам наложил у Гостина по первое число. Вы, татарва, тогда улепетывали с Моравы во все лопатки.

 

Ярослав из Штернберга (Jaroslav ze Šternberka) – мифический персонаж, который, согласно легенде, верховодил армией, остановившей в 1241 году нашествие на Европу орд Батыя у горы Гостин (Hostýn) в Моравии. Исторических документов, подтверждающих его существование, не сохранилось, хотя всем очевидно, что реальный князь-прототип у него определенно был. Впервые имя Ярослава из Штернберга появляется в хрониках историка Вацлава Гаека (Václav Hájek z Libočan), датированных XVI веком. Героический воевода Ярослав один из главных персонажей знаменитой чешской подделки а ля Велесова книга – «Кралеводворской рукописи» («Rukopis královédvorský»).

 

Видно, в ваших школах этому не учат, а у нас учат. Знаешь Гостинскую божью матерь? Ясно, не знаешь. Она тоже была при этом. Да все равно теперь вас, татарву, в плену всех окрестят!

 

Согласно легенде, в ночь перед битвой у Гостинской горы Дева Мария явилась во сне Ярославу из Штернберга и благословила на бой с нехристями. В ознаменование чего позднее, уже в XVIII веке, на вершине горы Гостии была воздвигнута часовня Деве Марии (Nanebevzetí Panny Marie). И в прошлом, и ныне – популярное место паломничества.
См. также комм, об особой неприязни Швейка к мусульманам (ч. 1, гл. 1, с. 32) и сравни с куда как более мягким восприятием вечных врагов чехов, но при этом крещеных, венгров (комм., ч. 2, гл. 3, с. 408).

 

С. 249
Швейк обратился к другому пленному:
— Ты тоже татарин?
Спрошенный понял слово «татарин» и покачал головой:
— Татарин нет, черкес, мой родной черкес, секим башка.
Швейку очень везло. Он очутился в обществе представителей различных восточных народов. В эшелоне ехали татары, грузины, осетины, черкесы, мордвины и калмыки.

 

Трудно сказать, где и как к Гашеку явилось знание и понимание того, что Россия населена не одним лишь братьями-славянами. Возможно, еще в рядах австрийской армии, поскольку, факт известный, пленных писатель брал собственноручно и за этот подвиг с него, бедолаги-юмориста, даже было снято отложенное наказание за дезертирство. Однако вполне вероятным кажется и более позднее время комиссарствования в Поволжье, с его добрым десятком смешанных этносов и языков. Во всяком случае, мысль о том, что русский воин может русского вполне и не разуметь, отчетливо выражена в рассказах, напечатанных Гашеком еще до начала работы над романом.
Dole na mne čekal na strážnici můj průvod. Dvanáct statných chlapíků Čuvašů, kteří znali velice málo ruský, takže mně nijak nemohli vysvětlit, zdali jsou mobilizováni či dobrovolci. Z jich bodrého a strašného vzezření dalo se soudit, že spíše jsou to dobrovolci, odhodlaní na všechno («Velitelem města Bugulmy» – «Tribuna», 1921).
Внизу в караулке ждал меня мой отряд. Двенадцать статных парней-чувашей, которые по-русски говорили так плохо, что я даже не смог понять, добровольцы они или мобилизованные. Один лишь их бодрый и устрашающий вид свидетельствовал, что добровольцы готовы на все («Комиссар города Бугульмы» – «Трибуна», 1921).
И далее там же:
Moji Čuvaši, ozbrojení až po uši, prohlížejíce vesnici, přivlékli ke mně starostu Davledbaje Šakira, který držel v ruce klec s třemi bílými veverkami, a jeden z nich, který uměl nejlépe ruský, obrátil se ke mně s tímto objasněním:
«Čuvaši pravoslavní jeden, deset, třicet, padesát let – Čeremiši pohani, svině». Vyrvav z ruky Davledbaje Šakira klec s bílými veverkami, pokračoval: «Bílá veverka je jejich bůh – jeden, dva, tři bohové».
Мои вооруженные до зубов чуваши после обыска в деревне привели ко мне старосту Давледбая Шакира, который держал в руке клетку с тремя белыми белками, и тот из чувашей, что лучше всех знал русский, стал объяснять:
— Чуваши – православные один, десять, тридцать, пятьдесят лет. Черемисы – свиньи, нехристь, — тут он вырвал клетку с белыми белками из рук Давледбая Шакира. — Белая белка им бог. Один, два, три бога.
Неожиданно и необъяснимо то, что в переводе подвергнут корректировке русский язык оригинала, golovy řežu стало «секим башка» (Tatárin net, Čerkes, rodneja Čerkes, golovy řežu). Практика, характерная для польских переводчиков, всегда подправляющих или переписывающих polštinu оригинала, но совершенно не типичная для ПГБ.
А совсем уже нехорошо то, что правильно, если уже передавать Гашека горским, было бы «секир башка», а «секим башка» – похожее по звучанию, но совершенно иное по смыслу и предполагаемому набору действий выражение.

 

К несчастью, он ни с кем из них не мог сговориться, и его наравне с другими потащили в Добромиль, где должен был начаться ремонт дороги через Перемышль на Нижанковичи

 

Добромиль (написание современного украинского названия совпадает с русским) – совсем небольшой городок в шести километрах на северо-запад от Хырова. Железнодорожная ветка Перемышль – Хыров действительно проходила и проходит поблизости. До Перемышля от Добромиля (ныне польский Przemyśl) – 26 километров на север.
Нижанковичи (современное украинское название Нижанковичi) – поселок на берегах реки Выгоря с одноименной железнодорожной станцией. ПГБ совершенно прав, когда указывает в комментарии, что при взгляде со стороны Добромиля дорога, безусловно, должна определяться как дорога на Перемышль через Нижанковичи, а не наоборот. От Добромиля до Нижанковичей – 13 километров, от Нижанковичей до Перемышля – еще столько же выше на север.

 

Как твоя фамилия? Швейх?

 

В оригинале: Švejch. См. комм, об амбивалентности фамилии главного героя романа: ч. 1, гл. 1, с. 21.

 

Откуда ты? Ага, Прага, знаю, знаю, это около Варшавы.

 

Прага (Praga) – один из исторических районов польской столицы Варшавы (Warsaw), в ту пору входившей в состав Российской империи. Расположен в центральной части современного города на восточном берегу Вислы. Любопытно, что однозвучность для русского уха чешского Praha и польского Praga имеет совершенно разные корни. Польская от pražyć – выжигать, гореть, поскольку именно так, выжиганием лесов освобождалась территория под будущую часть Варшавы Прагу. Чешская же, скорее всего, от слово práh – порог, живые и чудесные буруны, которого на Влтаве может увидеть любой гуляющий по Карлову мосту.

 

Старший писарь взял военный справочник и принялся его перелистывать.
— Девяносто первый полк, эреванский, Кавказ, кадры его в Тифлисе;

 

Это ошибка или поэтическая вольность. Русский 91-й пехотный полк – Двинский. Ереванский – Царя Михаила Феодоровича 13-й Лейб-гренадерский Эриванский Его Величества полк. Судя по отрывочной хронологии, и тот и другой начинали войну на Западном фронте, но позднее были переброшены на Юго-Западный, в Галицию.

 

Ваш царь – сволочь, а наш – голова!

 

В оригинале немецкий дериват: ksindl (Váš car je ksindl) от немецкого Gesindel – сброд, отребье.

 

вошел зобатый штириец с плаксивым лицом кретина

 

Штирия – см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 260.

 

С. 251
писарь вытащил из ящика четыре сигареты «Спорт»

 

Сигареты «Спорт» – см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 344.

 

Швейк на ломаном немецком языке принялся рассказывать, что в одном полку у одного офицера был такой же послушный денщик. Он делал все, что ни пожелает его господин.
Когда его спросили, сможет ли он по приказу своего офицера сожрать ложку его кала, он ответил: «Если господин лейтенант прикажет – я сожру, только чтобы в нем не попался волос. Я страшно брезглив, и меня тут же стошнит».

 

Ломаный немецкий в оригинале – чешский, с редкими немецкими дериватами. Так, последняя фраза имеет вид: to si strašně ekluju, to by se mi udělalo hned špatně – это страшно противно и как бы мне не сделалось плохо (ekluju – от немецкого Ekel).

 

«Мне никто не поверит, — подумал Швейк, — что на свете могут быть такие фамилии, как у этих татар: Муглагалей Абдрахманов – Беймурат Аллагали – Джередже Чердедже – Давлатбалей Нурдагалеев и так далее.

 

См. комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 249. К уже сказанному о гносеологической роли Поволжья в жизни товарища Гашека можно добавить не менее, по всей видимости, познавательно полезное время его пребывания в Иркутске уже в конце гражданской войны, где среди прочего будущий автор «Швейка» состоял редактором издававшегося большевиками на бурятском коммунистического листка. А личная охрана пропагандиста и агитатора бурят, по воспоминаниям второй жены романиста Александры Львовой, состояла из черкесов – golovy řežu.

 

С. 252
У нас фамилии много лучше. Например, у священника в Живогошти фамилия Вобейда /Вобейда – в русском переводе «хулиган»/.

 

У Гашека Жидогоушти (в оригинале Židohoušti). Большинство гашковедов считают это название опиской, возможно действительно что-то недослышал липницкий секретарь Гашека Климент Штепанек (Kliment Štěpánek), стенографировавший эту часть романа. Скорее всего, имелась в виду Живогошть (Živohošť) – деревня на Влтаве в 50 километрах на юг от Праги, большая часть которой была затоплена в 1954 году при создании Слапской гидроэлектростанции (Slapskou přehradní nádrží). См. комм, о сходной судьбе другого романного топонима Чехии Нижних Краловиц: ч. 3, гл. 3, с. 143. Впрочем, в Живогоушти приходский храм, костел святых Фабиана и Себастьяна (Farní kostel sv. Fabiána а Šebestiána) с прилегающим кладбищем, располагавшийся на холмике, под воду не ушел и, соответственно, стоит на чешской земле и по сей день.
Что касается фамилии попа Хулиганов, (V)obejda – буквально «праздношатающийся», то в реальной чешской жизни существовал и даже упоминается в романе известный пацифист и отказник по религиозным убеждениям с фамилией Nemrava (Аморалкин). См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 427.

 

Куда лучше наши имена и фамилии: Богуслав Штепанек, Ярослав Матоушек или Ружена Свободова.

 

О первом в списке Богуславе Штепанеке (Bohuslav Štěpánek), к сожалению, до сих ничего не известно, но, по всей видимости, это был такой же вполне реальный, известный Гашеку человек, как номера второй и третий в списке.
Ярослав Матоушек (Jaroslav Matoušek) – чешский литератор, автор биографии «Якоба Бем. Философ-мистик эпохи возрождения. Его жизнь, труды и ученье» («Jakub Böhme. Filosof – mystik doby renesanční. Jeho život, spisy a učení»). Вышла впервые в двадцатых и до сих пор переиздается.
Ружена Свободова (Růžena Svobodová, 1868–1920) – жена поэта, литератор, автор импрессионистской прозы о женской доле.

 

и он на мотив марша Радецкого распевал: «Граммофон меняю на детскую коляску!».

 

«Марш Радецкого» – произведение отца будущего короля «вальсов и полек» Иоганна Штраусса-старшего (опус 228), сочиненное в 1848-м. См. комм., на этой странице ниже.
О самом великом австрийском маршале из славян см. комм., ч. 1, гл. 7, с. 86.

 

Его усы, слипшиеся от контушовки

 

Очень сладкий анисовый ликер – см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 304.

 

воткнул по засохшей кисточке от гуммиарабика

 

В оригинале: štětce od arabské gumy. Возможно, тут Гашеку вспомнилось его прошлое ученика аптекаря. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 25. Во всяком случе, согласно старому чешскому словарю, в те давние времена в Богемии:
Guma arabská, gummi arabicum – sušená štáva z kůry afrických akácií (zejména z druhu Acacia Senegal) používaná jako emulgátor a к pnpravě emulzí, které chrání sliznice (např. žaludku) před působením dráždivých léčiv (mucilaginosa), a jako komponent při výrobě mikrokapslí.
Arabic gum, gummi arabicum – высушенный сок, получаемый из коры африканских акаций (главным образом сенегальских), используется как связующее при приготовлении эмульсий, защищающих слизистую (например, желудка), от воздействия раздражающих веществ (болеутоляющих), и как компонент микрокапсул.
Как пищевая, обволакивающая добавка используется и поныне, под непоэтическим названием Е414.
Впрочем, нельзя исключить и вдохновляющего соседства с липницким дачником, художником Панушкой (см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 256), поскольку гуммиарабик как был, так и остается у живописцев-станковистов связующим для гуаши и прочих сухих веществ. Ну а как клей, безопасный для лизания, всегда наносился на оборот почтовых марок.
В заключение не откажу себе в удовольствии включить небольшое, но веселое замечание блогера khathi:
Гуммиарабик до сих пор предпочитают переплетчики и художники, поскольку лучшего связующего для акварели еще не придумано, а в переплетном деле он защищает бумагу от ультрафиолета и не привлекает червей, которые обожают жрать крахмал.

 

Зато он начал барабанить по стулу, распевая на мотив «Ich weis nicht, was soll es bedeuten» /«He знаю, что это значит» (нем.)/ новое объявление: «Каролина Дрегер, повивальная бабка, предлагает свои услуги достоуважаемым дамам во всех случаях…».

 

«Ich weis nicht, was soll es bedeuten»/«He знаю, что это значит» – одна из забитых в самое подсознание немецкоязычных народов песня о рейнской фее смерти Лорелее («Die Lorelei») Фридриха Зильхера (Friedrich Silcher, 1789–1860) на слова Генриха Гейне (Heinrich Heine, 1797–1856). Стихи сочинены в 1824-м, положены на музыку в 1837-м. А вот начало русского перевода Льва Мея (1858):
Ich weidnicht, was soll es bedeuten
Dadich so traurig bin;
Ein Märchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn

Бог весть отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?

А вообще, за русский вариант кто только не брался: от Апполона Майкова до Александра Блока, и даже англоман Маршак, но в романе право представлять великого поэта Я. Гурьян, Д. Горобов или сам ПГБ не уступили никому из достойных предшественников.
Забавная связь в переходе пьяного фельфебеля от «Марша Радецкого» к «Лорелее» заключается в том, что «Lorelei Rheinklänge» (опус 154) – одно из самых известных и популярных произведений все того же Иоганна Штрауса старшего. См. комм, выше на этой же странице.

 

С. 254
отправить прямо в Перемышль для восстановления железнодорожного пути Перемышль – Любачов

 

Любачув (Lubaczów) – польский город на северо-востоке от Перемышля. Расстояние по прямой – 56 километров.

 

Такой случай представился только в Перемышле

 

См. комм, об этом городе-крепости: ч. 1, гл. 14, с. 211. Что же касается неравнодушного русского взгляда на военное и психологическое значение весьма непростых первоначальных как осады, так и взятия Перемышля, а также последовавшей затем, спустя полгода, крайне болезненной, но неизбежной потери этого австрийского орешка, то нет ничего достойней воспоминаний очевидца – командующего 8-й армией Юго-западного фронта – генерала Алексея Алексеевича Брусилова (АБ 1963).

 

и по куску черствого кукурузного хлеба.

 

«Хлеб» в оригинале: trupelovitý (po kusu trupelovitého kukuřičného chleba) – это очень редкий немецкий дериват, найденный Ярдой Шераком (JŠ 2010) только в немецко-чешском словаре Котта (Česko-německý slovník Fr. Št. Kotta). От немецкого Truppe, то есть хлеб не черствый, а солдатский.

 

С. 255
Майор Вольф был твердо уверен, что пленные русские притворяются дурачками

 

«Притворяются дурачками» – в оригинале русский дериват во времена Гашека: gramotnost (že ruští zajatci zapírají svou gramotnost), ставший в период правления коммунистов общеупотребительным.

 

— Осмелюсь доложить, господин майор, — ответил Швейк

 

Момент в жизни Швейка настолько исключительный, что он переходит с разговорного (см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26), на правильный литературный чешский, иными словами, строит обращение, употребляя звательный падеж для всех его составляющих: «Poslušně hlásím, pane majore», odpověděl Švejk» – во всех иных случаях в звательном падеже у него было и будет только первое слово: pane major.

 

Уже в течение многих месяцев командирам воинских частей рассылались секретные инструкции относительно предательской деятельности за границей некоторых перебежчиков из чешских полков. Было установлено, что эти перебежчики, забывая о присяге, вступают в ряды русской армии и служат неприятелю, оказывая ему наиболее ценные услуги в шпионаже.

 

См. комм, о Чешской дружине и Чешском легионе: ч. 1, гл. 11, с. 153.

 

С. 256
В вопросе о местонахождении какой-либо боевой организации перебежчиков австрийское министерство внутренних дел пока что действовало вслепую. Оно еще не знало ничего определенного о революционных организациях за границей, и только в августе, находясь на линии Сокаль – Милятин – Бубнова, командиры батальонов получили секретные циркуляры о том, что бывший австрийский профессор Масарик бежал за границу, где ведет пропаганду против Австрии. Какой-то идиот в дивизии дополнил циркуляр следующим приказом: «В случае поимки немедленно доставить в штаб дивизии».

 

Комментарий этого поневоле приведенного полностью абзаца следует начать с конца. Дело в том, что во всех чешских изданиях коммунистических времен, выходивших с 1951 по 1955-й, изымалось немедленно за этим следовавшее личное ироническое обращение Гашека к Масареку:
Toto tedy připomínám panu presidentovi, aby věděl, jakě nástrahy a léčky byly na něho kladeny mezi Sokalem – Milijatinem a Bubnovou.
Я это сейчас напоминаю пану Президенту, чтобы не забывал, какие засады и силки на него готовились между Сокалем – Милятином и Бубново.
По всей видимости, не было этого «кивка» и в том экземпляре, которым пользовался ПГБ, и, соответственно, не оказалось его и в русском переводе.
Томаш Гарриг Масарик (Tomáš Garrigue Masaryk) – человек, без которого бы не было независимой Чехословакии, да и самой Европы в ее современном виде, на русско-австрийском фронте никогда не был, но как один из главных символов и вдохновителей чешского национального движения посещал штаб-квартиру Чешского корпуса (Дружины) в Киеве между двумя русскими революциями в 1917-м, и запросто мог встречаться нос к носу с будущим автором романа о Швейке, так что право на обращение «запросто», наверное, у Гашека и было.
Сокаль – см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 197.
Милятин – городок в Волынской области современной Украины, 28 километров на северо-восток от городка Сокаль. До войны находился прямо на границе России и Австро-Венгрии, проходившей здесь по реке Стрипе. Благодаря маршрутным записям в полковом журнале 91-го пехотного полка, Йомар Хонси (JH 2010) установил, что сам Гашек во время летнего наступления австрийцев прошел через Милятин 28 августа 1915 года.
Бубново – еще один городок на Волыни (современное украинское название Бубнiв), 26 километров на северо-запад от Милятина. Йомар Хонси (JH 2010) замечает, что в августе 1915 года линия фронта проходила именно там, где и отмечена Гашеком: Сокаль – Милятин – Бубново. См. также комм., ч. 4, гл. 3, с. 294.

 

Майор Вольф в то время еще и понятия не имел, что именно готовят Австрии перебежчики, которые позднее, встречаясь в Киеве и других местах, на вопрос: «Чем ты здесь занимаешься?» – весело отвечали: «Я предал государя императора».

 

См. комм, о Чешском легионе в России: ч. 1, гл. 11, с. 153.

 

В одном трактире в Либени мы не могли решить, как поступить со шляпником Вашаком

 

Нет никакой возможности объяснить, почему при переводе совершенно конкретное название трактира «На Завадлице» (v hospodě,Na Zavadilce’ v Libni) стало туманным «в одном». Но что-то в этом провиденциальное. Дело в том, что в пражском районе Либень (см. комм., ч. 1, гл. 13, с. 179) не было во времена Швейка трактира с нужным названием. Был очень близко, на Краловском проспекте (Královská tř. 68/91), но в соседнем Карлине. Возможно, оттого и путаница.
Со шляпником Вашаком чуть проще. Ярда Шерак (JŠ 2010) обнаружил упоминание о шляпнике Яне Вашаке (Jan Vašák) в старых домовых книгах Жижкова. Так что Гашек мог либо увидеть объявление мастера в газете, либо же попросту однажды провести с ним совместную ночку в участке. Последнее, увы, с наибольшей вероятностью.

 

С. 259
Если не найдете веревки, повесьте его на простыне

 

«Простыня» в оригинале немецкий дериват: lajntuch (pověsí ho na lajntuchu). От das Leintuch.

 

упомянув при этом о «вонючей дупе» /Задница (польск.)/

 

Странная вышла русско-польская конструкция у переводчика, отлившаяся затем в одно слово – «задница». В оригинале все проще и яснее, хотя и на чистом польском языке: о dupě zasrané (zmíniv se ještě něco o «dupě zasrané»).
Кстати, как обычно, и тут в польском переводе Павла Хулка-Ласковски (Pawel Hulka-Laskowski) хоть порядок слов, да изменен: Jakieś słowo о zasranej dupie. См. также комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 249

 

С. 260
Этот кошачий чин был, собственно говоря, только восстановлением старого института, упраздненного после войны шестьдесят шестого года.

 

Война 1866 года – Австро-прусская, см. комм., ч. 1, гл. 10, с. 128.

 

Когда-то давно, при Марии-Терезии,

 

Австрийская императрица, см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 435.

 

Однако императорские и королевские кошки во многих случаях не выполняли своего долга, и дело дошло до того, что как-то в царствование императора Леопольда на военном складе на Погоржельце

 

По всей видимости, Леопольд II (Leopold II, Petrus Leopoldus Ioannes Antonius Joachim Pius Gotthardus, 1747–1792) – сын Марии Терезии. Правил после смерти старшего брата Иосифа II всего два, но весьма бурных и насыщенных событиями года, 1790–1792.
Погоржелец – улица в пражском Граде, см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 392.

 

Вместе с утренним кофе к Швейку в дыру втолкнули какого-то человека в русской фуражке

 

В оригинале вновь используется русский дериват: furažce (člověka v ruské furažce). См. комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 247.

 

Я служил в Двадцать восьмом полку и сразу перешел на службу к русским

 

Пражский 28-й пехотный полк (28. regiment), согласно тогдашней официальной версии, добровольно сдался русским в Карпатах. См. комм., ч. 3, гл. 3, с. 10.

 

С. 262
Трясла она его четыре раза в год: на всех святых— на святого Иосифа, на Петра и Павла и на успение богородицы.

 

Праздник всех святых – 1 ноября, день святого Иосифа —19 марта, день святых Петра и Павла – 29 июня. Успение —15 августа.

 

в винном погребке при ратуше в Штирийском Граце

 

Штирский Грац (в оригинале ve Štýrským Hradci) – город в Австрии, здесь малообъяснимое смешение немецкого варианта названия и чешского, либо Грац без «штирский», либо Штирский Градец. А всем сестрам по серьгам – справедливо, но неверно. См. комм, о вариантах передачи этого названия при переводе романа: ч. 1, гл. 14, с. 195.
Винный погребок при ратуше в Граце – не выдумка Гашека, а вполне реальное заведение, так и называюш;ееся – «Погребок при ратуше» (Ratskeller). Как замечает Йомар Хонси (JH 2010), отпускает выпивку до сих пор. Адрес: Hauptplatz, 17.

 

которое выдумал новый санитар в Катержинках.

 

Психиатрическая лечебница в Праге, в двух шагах от пивной «У чаши». См. комм., ч. 1, гл. 3, с. 55.

 

С. 264
вырабатывать костяной уголь для сахарных заводов

 

Костяной уголь, в оригинале: špodium – см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 240.

 

вы своим ножищам покоя не даете

 

Ножища – в оригинале немецкий дериват от haxna (vy těma haxnama pletete). От немецкого Нахе, Hachse. Стоит также заметить, что перевод всей фразы не вполне точен: не за излишнюю подвижность ругает солдат офицер, а за то, что «вы свои конечности не бережете», буквально – вертите почем зря.

 

а присягу эту, как пели в театре, я, как верный муж, сдержал

 

В Примечаниях справедливо отмечено (ZA 1953), что Швейк вспоминает оперу Бедржиха Сметаны «Далибор» (Dalibor). И действительно, главный герой, схваченный за убийство благородный рыцарь Далибор, тенор, мысленно обращаясь к другу, скрипачу Зденеку, в свою очередь, как и положено на оперной сцене, ставшему жертвой убийцы, поет в начале первого акта:
Tu přísahal jsem pomstu, hroznou pomstu!
…………………………………………………………..
Purkrabí pak splatil svou krví hlavu Zdeňkovu.

Я присягал тебе, что отомщу, сурово отомщу.
……………………………………………………………..
И своей кровью заплатил бурграф за Зденека

Опера была написана композитором в 1868-м, но шумный успех пришелся уже на девяностые годы того же столетия.

 

С. 266
в старом рукаве реки Бероунки в Збраславе купался переплетчик Божетех с Пршичной улицы в Праге

 

Комм, о пригородном поселке Збраслав и реке Бероунка: см. ч. 1, гл. 10, с. 149.
Пршична (Příčná) улица в пражском районе Нове Место, см. комм, к случаю, когда в переводе она была Поперечной:
ч.1, гл.6, с.72.

 

Они очищены от вшей неделю назад в окружной тюрьме в Добржиши.

 

Добржиш (Dobříš) – город в центральной Богемии с собственным замком и перчаточной фабрикой. От Збраслава и Берунки чуть больше тридцати километров на юго-запад. Хороший дневной переход.

 

и встретился с жандармским патрулем изХухли

 

Хухле (Chuchle) – общее названия для двух юго-западных районов современной Праги – южные Большие Хухли (Velká Chuchle) и северные Малые Хухли (Malá Chuchle). Когда-то Збраслав отделял от Верхних Хухлей – еще один район города Лаховице (Labovice). В 1990 году вошел в состав Збраслава.

 

С. 267
он каждый день сидел «У Флеков»

 

Старинная пражская пивоварня, см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 433.

 

С. 268
Приказав на основании приговора своего полевого суда повесить учителя, учительницу, православного священника или целую семью, он возвращался к себе на квартиру, как возвращается из трактира азартный игрок в «марьяж», с удовлетворением вспоминая, как ему дали «флека», как он дал «ре», а они «супре», он «тутти», они «боты», как он выиграл и набрал сто семь.

 

Православный священник в оригинале просто поп: рор (Když dal pověsit učitele, učitelku, popa). Следует отметить, что для русинских греко-католических служителей культа Гашек использовал в предыдущих главах другое слово – pleban. Ну а чешский католический ксендз всегда kněz, а тот, что на приходе, — farář.
Игра, понятно, что «чешский марьяж», см. комм., ч. 1, гл. 2, с. 39, а флек-ре-супре-тути-боты (jak mu dali «flek», jak on dal «re», oni «supre», on «tutti», oni «boty») – это последовательные ступени удвоения ставки при торговле, вот возможный набор вариантов с синонимами:
1. flek – «skvma», «rána», «pudern», «pcánek», «prc», «haním», «pohana», «pic kozu do vazu», «buším», «obušit».
2. re – «lepší», «vejš», «rek».
3. tutti – «sup».
4. boty – «obuv», «zazpívat obuvnickou».
5. kalhoty – «textile», «jsme v textile», «gatě».
6. kaiser – «císař», «vytočili to až na půdu».
Можно заметить, что Гашек дважды упоминает третью ступень, тутти и суп (ре) – синонимы. Это не ошибка ПГБ, так в оригинале.
«Набрал сто и семь» – ошибка при переводе. В оригинале: а měl sto а sedům – то есть играл «контракт» сто и семь. Сколько генерал при этом «набрал» или выиграл, сказать сложно, все напрямую определяется размером базовой ставки. Если играли по-солдатски, с базовой ставкой по 20 галержей, то расчетный коэффициент при комбинации 100 и 7 будет 2 за последнюю взятку семеркой и 4 за набор в игре ста и более очков, итого (2+4) х 20 = 120 галержей или 1,2 кроны – начальная ставка в этой конкретной игре после объявления генералом 100 и 7. Если играли по кроне, как и положено старшим командирам и военачальникам, то начальная ставка уже 6 крон. Далее, пошла торговля «флек-ре-супре-тути-боты», 2 х 2 х 2 х 2 х 2 = 32. Таким образом, из базовых двадцати галержей получилось 32 x 120 = 3840 или 38 крон 40 галержей, а базовая крона вылилась в 32 х 6 = 192 кроны на кону. Впрочем, Гашек, конечно, не о деньгах здесь, а об азарте, веселящем кровь.

 

Иногда он умел найти в повешении комические моменты, о чем однажды написал своей супруге в Вену:

 

Некоторые многоопытные гашковеды полагают, что автора «Швейка» вдохновили письма, которые писал домой австрийский герой, генерал Виктор Данкель (см. комм., ч. 3, гл. 1, с. 63).

 

С. 269
Когда генерала Финка назначили комендантом крепости Перемышль

 

Все доступные документы позволяют предполагать, что последним австрийским комендантом именно крепости Перемышль, то есть оборонительного объекта, был генерал Кусманек, см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 211, весной 1915-го попавший навсегда в долгий русский плен. Как пишет Йомар Хонси (JH 2010), после повторного взятия крепости войсками центральных держав в грустных развалинах былой твердыни дислоцировался лишь скромный гарнизон из двух неполных венгерских батальонов, чуть больше восьми сот штыков, которыми командовал генерал-майор (Generalmajor Stowasser.)
Что касается весьма редкой фамилии героя Финк фон Финкенштейн (Fink von Finckenstein), то принадлежит она древнему прусскому роду, давшему, в частности, русского военачальника, генерала-фельдмаршала Петра Христиановича Витгенштейна (1768–1843). Его матерью была графиня Амалия Людовика Финк фон Финкельштейн.

 

С. 272
всякий раз пожелание, чтобы такие богослужения совершались по образцу богослужений в праздник тела господня – с октавой.

 

Праздник с октавой, в оригинале: něco па způsob Božího těla s oktávou – у католиков это такой, который отмечается восемь дней, включая первый, то есть попросту целую неделю. Подобных продолжительных у современной паствы Ватикана совсем немного: Рождество, Пасха и праздник Святой Троицы. Праздник, имеющий народное название Божьего тела (Boží Tělo) и официальное – праздник Тела и Крови Господней (Slavnost Těla а Krve Páně), отмечается в следующий четверг после праздника Святой Троицы. Если с октавой, то последняя месса (богослужение по терминологии ПГБ) будет через неделю, также в четверг. Увы, ныне это уже не дозволяется. В 1955 году папа Пий XII прежнюю широту и роскошь отменил.
Праздник Тела Божьего в католической Австро-Венгрии очень торжественный с крестным ходом уже один раз упоминался в романе, см. комм., ч. 1, гл. 13, с. 175. Без октавы, но все равно в музыкальном контексте, с колокольчиком.

 

и рассказывал рабу божьему Мартинецу новейшие анекдоты из глупейших сборничков, издававшихся специально для армии журналом «Lustige Blätter».

 

«Lustige Blätter» («Веселые листки») – наравне с мюнхенским «Симплициссимусом» (см. комм., ч. 3, гл. 1, с. 66), старейший из германских юмористических журналов. С 1887 года издавался в Берлине уроженцем Вены Отто Эйслером (Otto Eysler). Один из пионеров цветной карикатуры. Во время Первой мировой «Веселые листки» демонстрировали ярый патриотизм и чуть ли не все номера были специальные военные Kriegs-Nummer со своей отдельной сквозной военной нумерацией, параллельной обычной годовой. А всю Вторую мировую, как наш «Крокодил» с пижонами, верноподданно боролся с мировым еврейским заговором. На чем и кончился.

 

Генерал собрал целую библиотеку книжонок с глупыми названиями, вроде «Юмор для зрения и слуха в солдатском ранце», «Гинденбурговы анекдоты», «Гинденбург в зеркале юмора», «Второй ранец юмора, наполненный Феликсом Шлемпером», «Из нашей гуляшевой пушки»

 

Феликс Шлемпер, так у Гашека – Schlemper, в реальности Феликс Шломп (Felix Schloemp, 1880–1916) – германский литератор, редактор и издатель. Славился юморком еще до войны, первое собрание его искрометных шуток
«Придурошная утка. 200 самых смешных уток, взращенных в германской прессе и вырвавшихся из леса на свободу» (Die Meschuggene Ente: Die 200 ulkigsten Enten, die im Blätterwalde deutscher Zeitungen unfreiwillig ausgebrütet worden sind. In Freiheit dressiert und vorgeführt von Felix Schloemp) вышло в 1909-м. Сохранил любовь к длинным названиям газетный острослов и в тяжкую годину войны. Название его самого известного военного сборничка издательства «Lustige Blätter» (Годик и Ланда утверждают (HL1998), что общий тираж превысил 125 тысяч) Гашек в романе раскидал на целых три:
«Гинденбурговы анекдоты. Наш Гинденбург в зеркале юмора. В дополнение к побасенкам серых шинелей с востока. Второй ранец полный юмора (ранец юмора часть 2)». [Felix Schloemp. Hindenburg-Anekdoten. Unser Hindenburg im Spiegel des Humors. Nebst vielen feldgrauen Schnurren aus dem Osten. Ein zweiter Tornister voll Humor (Tomister-Humor, Bd. 2), Berlin, Verlag der «Lustigen Blätter», 1915].
А всего таких веселых ранцев, покуда самого неугомонного шутника на фронте не нашла в 1916-м русская пуля, вышло аж пять. Последний назывался с обьшным многословием:
«Неунывающее ополчение. Веселое ополчение и окопные побасенки. С морем смешных картинок. Пятый ранец юмора». [Felix Schloemp, Der fídele Landsturm. Heitere Landsturm und Schützengraben-Schnurren. Mit vielen lustigen Bildern. Ein fünfter Tornister voll Humor. Berlin, Verlag der «Lustigen Blätter», 1917].

 

Или такая чепуха, как «Под двуглавым орлом», «Венский шницель из императорской королевской полевой кухни разогрел Артур Локеш».

 

Артур Локеш (Lokesch Artur) – еще один из авторов-ударников издательства «Lustigen Blätter», гвоздавший наперегонки с Феликсом Шломпом познавательно-бодрящие подтирки для солдатиков в той же самой серии «юмор-в-ранце» (Tornister-Humor) во славу немецкого оружия и лично командующего восточным фронтом фельдмаршала Гинденбурга. Что касается «Шницеля», то остается лишь поражаться цепкости гашековской памяти. Подлинная книга Локеша имела не такое, конечно, длинное, как у шломповых, но достаточное для деления на два название «Под двуглавым орлом: Венский шницель из императорской королевской полевой кухни» [Unterm Doppeladler: Wiener Schnitzel aus d. K. K. Feldküche. Lustige Blätter, Berlin, 1915].

 

Иногда он пел веселые солдатские песни из сборника «Wir müssen siegen» /Мы должны победить» (нем.)/

 

Книга пока не идентифицирована, но среди бессмертных военных трудов Феликса Шломпа имелся и такой:
«С барабанами и трубами. Еще больше солдатских песен старых и новых времен» [Mit Trommeln und Pfeifen. Weitere heitere und Ernste Soldatenlieder aus alter und neuester Zeit. Georg Müller Verlag, München, 1915].

 

C.273
который сначала явился к нему святым Игнатием Лойолой

 

Ignacio de Loyola (1491–1556) – испанский дворянин, воин на поле боя, а также за католическую веру и мораль. В 1622 году канонизирован. Основатель ордена иезуитов. Родной, «домашний» Гашеку пражский храм Св. Лойолы несколько раз упоминается в романе (см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 47 ич. 1, гл. 13, с. 175).

 

Упал на колени в парке по ошибке перед статуей архитектора и городского головы – мецената пана Грабовского, у которого в восьмидесятых годах были большие заслуги перед Перемышлем.

 

Йомар Хонси (JH 2010) совершенно основательно подвергает сомнению версию Годика с Ландой о том, что речь у Гашека идет о польском этнографе и слависте Богуславе Грабовском (Bronistaw Grabowski), а равно и предположение Радко Пытлика о том, что раз в парке Перемышля есть статуя Мицкевича (Adam Mickiewicz), то это он – Грабовский – из романа. Самый верный кандидат, по Йомару, на роль местного отпускателя грехов – почетный гражданин Перемышля, меценат, благодетель и городской голова с 1881 по 1901-й Александр Дворовский (Aleksander Dworski, 1822–1908). Статуи, правда, его в бывшей крепости нет, зато есть улица в его честь и монумент на кладбище, последнее можно вполне считать парком.
Впрочем, здесь стоит напомнить об одном очень существенном обстоятельстве – до сих не предъявлено никаких документов или надежных свидетельств самого факта посещения Гашеком Перемышля в 1915 году или ранее. Несколько страниц, отведенных обсуждению вопроса в книге Радко Пытлика «Похождения и дороги Йозефа Швейка» (RP 2003), выглядят тенденциозным и малоубедительным набором гипотез разной степени фантастичности. Скорее всего Гашек в городе-крепости не был, но был кто-то из фронтовых знакомых писателя, и, соответственно, детали из рассказа об этом посещении, возможно, и украсили роман. По крайней мере такой вариант может объяснить смесь в гашековском повествовании явной и даже намеренной неточности и обманчивой видимости правдоподобия.

 

— «Не осуди раба своего. Несть человека безгрешного перед судом твоим, не разрешишь ли от всех грехов его. Да не будет суров твой приговор. Помощи у тебя молю и в руки твои, господи, предаю дух мой»

 

Смысл кавычек, обнимающих все слова фельдкурата, не совсем ясен. Цитата, и не вполне точная, только самые первые слова. Используется стих второй из 143 псалма Давида.
У Гашека:
«Nevcházej v soud se služebníkem svým, neboť nižádný člověk nebude ospravedlněn před tebou, nedáš-li ty mu odpuštění všech hříchů jeho, nechať mu tedy, prosím tebe, není těžký výrok tvůj. Pomoci tvé žádám a odporučuji v ruce tvé, pane, ducha svého».
Псалтирь:
1. Žalm Davidův. Hospodine, slyš modlitbu mou, pozoruj pokorné prosby mé; pro pravdu svou vyslyš mne, i pro spravedlnost svou.
2. A nevcházej v soud s služebníkem svým, neboť by nebyl spravedliv před tebou nižádný živý.
3. Nebo stihá nepřítel duši mou, potírá až к zemi život můj; na to mne přivodí, abych bydlil v mrákotě, jako ti, kteříž již dávno zemřeli.
Вероятность того, что фрагмент не было опознан переводчиком, есть, но очень мала, так как ранее и неоднократно (см. комм., ч. 3, гл. 3, с. 189), например, слова Писания в переводе воспроизводились верно. Скорее всего отсылка Гашека просто проигнорирована, так как канонический русский текст 143:2 иной и не очень хорош в контексте: «милость моя и ограждение мое, прибежище мое и Избавитель мой, щит мой, – и я на Него уповаю; Он подчиняет мне народ мой».

 

С. 274
При слове «земляк» фельдкурат бросил на генерала страдальческий взгляд. Он уже несколько раз опровергал оскорбительное предположение, будто он чех, и неоднократно объяснял, что в их моравский приход входят два села: чешское и немецкое – и что ему часто приходится одну неделю говорить проповеди для чехов, а другую – для немцев, но так как в чешском селе нет чешской школы, а только немецкая, то он должен преподавать закон божий в обоих селах по-немецки, и, следовательно, он никоим образом не является чехом.

 

Очевидная перекличка с установками по национальному вопросу романного поручика Лукаша – мы чехи, но никто об этом не должен знать. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 198.

 

Случайно оба не нуждались в духовном напутствии. Еврей был раввином, а русин – священником. Здесь перед нами иной случай, теперь мы будем вешать католика.

 

См. замечание Гашека об обязательном присутствии священников на казнях чешских легионеров, комм., ч. 1, гл. 13, с. 153.
Русин-священник в оригинале: рор (Žid byl rabínem а Rusín popem) – поп. Часть русинов, самая немногочисленная, в ту пору еще оставалась православными, остальные уже были греко-католиками.

 

— Выпейте в путь-дорогу перед духовным напутствием…

 

В оригинале каламбур веселого генерала, любителя анекдотов из ранца и побасенок из окопов (см. комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 272), куда отчетливее: Utěšte se trochu před duchovní útěchou… — Напутствуйте и вы себя малость перед духовным-то напутствием…
Мы солдаты-молодцы.
Любят нас красавицы,
У нас денег сколько хоть.
Нам прием везде хорош…

Как следует из объяснения Вацлава Плетки (VP 1968), это один из вариантов песни про геройский полк генерала Греневиля (у Плетки – Греневира), см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 247. Природный демократ Швейк просто заменяет греневийцев (Grenevír) везде на солдат (vojáci):
Neplačte, modré oči, neplačte pro vojáky (вместо Grenevír)
My vojáci, my jsme páni, (вместо Grenevir jsou velcí páni)
nás milujou holky samy,
my fasujem peníze,
máme se všady dobře…

Вы не плачьте по солдатам, глазки голубые.
Мы солдаты, мы герои,
нам от девок нет отбоя,
У нас денег пруд-пруди
Все дороги впереди…

 

Назад: ГЛАВА 4. ШАГОМ МАРШ!
Дальше: ГЛАВА 2. ДУХОВНОЕ НАПУТСТВИЕ