Книга: Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»
Назад: ГЛАВА 2. БУДЕЙОВИЦКИЙ АНАБАСИС ШВЕЙКА
Дальше: ГЛАВА 4. НОВЫЕ МУКИ

ГЛАВА 3. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШВЕЙКА В КИРАЛЬ-ХИДЕ

С. 352
Девяносто первый полк переводили в город Мост-на-Литаве – в Кираль-Хиду.

 

Венгерское название города – Királyhida. В соответствии с правилами этого языка сочетания «ly» произносится как «й», а значит по-русски должно записываться как Кирайхида. Фактически это район города Брук-ан-дер-Лейта (Bruck аn der Leitha), разросшийся вокруг железнодорожной станции, возведенной в 1849 году на правом берегу реки Литавы (Leitha), традиционное русское название – Лейта. Первоначально правобережная железнодорожная пристройка к старому левобережному городу носила название Брукнойдорф (Bruckneudorf). Однако после 1867 года, когда Австрия превратилась в Австро-Венгрию, с административной границей между двумя половинками империи, проведенной по реке Лейте, железнодорожный город стал управляться из Будапешта, который в рамках общей политики жесткой мадьяризации своих владений счел нужным дать этому месту, населенному преимущественно австрийскими немцами, венгерское название. Таким образом, на карте Европы возникло просуществовавшее менее 60 лет название Кирайхида. Буквально – королевский мост.
Часть империи, если смотреть из западной Европы и Вены, оставшаяся «по эту сторону» (латинский cis-) Лейты, включая Брук-ан-дер-Лейта (Вruck an der Leitha), тот самый, что у ПГБ Мост-на-Литаве, получила название Цислейтания (Cisleithania) – австрийская часть Австро-Венгрии. Другая часть империи «по ту сторону» (латинский trans-) Лейты стала Транслейтанией (Transleithania) – венгерской частью Австро-Венгрии. Впрочем, из последней исключались самые восточные области – Галиция и Буковина, управлявшиеся Веной и входившие в Цислейтанию. Так продолжалось до 1921 года. В результате договора, подписанного странами-победительницами и проигравшей войну Австро-Венгрией в версальском дворце Большой Трианон в 1920 году, непосредственно Венгрии была оставлена лишь 1/3 территории бывшей Транслейтании. Немецкоязычная провинция Немецкая восточная Венгрия, она же Burgenland, вместе с бывшей Кирайхидой, а теперь вновь Брукнойдорфом, вошла в состав новой страны – Австрии.
Большой военно-тренировочный лагерь возник в Брукнойдорфе/Кирайхиде в 1867 году. Существует он и по сей день, в слегка только урезанном виде. Во время Первой мировой войны в лагере, по данным Йомара Хонси (JH 2010), одновременно могли проходить боевую подготовку до 26 тысяч солдат и офицеров. Ярослав Гашек находился здесь с середины мая по конец июня 1915 года. Здесь он встретил множество людей, ставших прообразами романных героев, в том числе кадрового офицера Рудольфа Лукаса, бывшего аптекаря Яна Ванека и пражского шалопая, а в армии денщика Лукаса, Франтишека Страшлипку.

 

Существует такая теория, что изнасилование девушек другой национальности – лучшее средство против вырождения. Во время Тридцатилетней войны это делали шведы и испанцы, при Наполеоне – французы, а теперь в Будейовицком крае то же самое повторят мадьяры, и это не будет носить характера грубого изнасилования.

 

По поводу шведских художеств на территории Чехии см. комм. ч. 2, гл. 2, с. 284. См. также мнение юмориста Гашека о последствиях военных операций на этногенез Европы – комм., ч. 4, гл. 3, с. 321.

 

С. 353
у обитателей берегов Мальши появились выдающиеся скулы.

 

Река в южной Чехии, см. комм, о водных процедурах Марека, ч. 2, гл. 3, с. 326.

 

В Праге живет кельнер-негр по имени Христиан. Его отец был абиссинским королем. Этого короля показывали в Праге в цирке на Штванице.

 

Как выяснил Йомар Хонси (JH 2010), Швейк рассказывает о совершенно реальном человеке по имени Кристиан Эбенезер (Kristián Ebenezer). Правда, сыном негуса этот чернокожий не был, родился Кристиан Эбенезер на острове Сен-Круа (St. Croix), входящем в группу Виргинских островов в Карибском море. До 1917-го это были владения датской короны, но в 1917- м куплены у Дании Соединенными Штатами. Так что родным языком черного пражского официанта, работавшего в кафе «Лувр» (Café «Louvre») и кафе «Парламент» (Café «Parlament»), и некоторых других, был датский. Согласно газетной заметке из «Национальной политики» («Národní politika») от 5.10.1924, скончался знаменитый пражский негр в октябре 1924-го, та же заметка сообщает, что появился Кристин Эбенезер в Чехии в 1903-м с группой датских инженеров, приехавших трудиться на фабрике в пражском Карлине (Karlín).
Штванице (Ostrov Štvanice) – остров на Влтаве, в центре современного города, между районами Карлин и Голешовице (Holešovice). Место купанья и рыбалки, луна-парков и прочих летних увеселений. Магистраль север – юг (см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 256) рассекает Штванице напополам.

 

В него влюбилась одна учительница, которая писала в «Ладе» стишки о пастушках и ручейках в лесу.

 

«Лада» («Lada») – первый специальный чешский журнал для женщин, редактировашийся Венцеславой Лужицкой (Věnceslava Lužická) с 1889 года (см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 204). Имел приложение – «Мир моды» (Módní svět). Выходил с перерывами и изменениями до середины двадцатого столетия.

 

Ее отвезли в Катержинки

 

См. комм., ч. 1, гл. 3, с. 55.

 

А если за девять месяцев до этого она была разок без вас в варьете

 

В оригинале Варьете с большой буквы (šla podívat bez vás do Varieté na atletické zápasy), поскольку речь вдет о существующем до сего дня музыкальном театре в том же пражском районе Карлин, на улице Кржикова (Křižíkova), 10. Бржетислав Гула замечает (BH 2012), что тогдашняя программа Варьете, которое он, кстати, определяет скорее как цирк, чем как театр, обновлялась каждые две недели.

 

С. 354
Предположим, что этого негра призвали, а он пражанин и, следовательно, попадает в Двадцать восьмой полк. Как вы слышали, Двадцать восьмой полк перешел к русским.

 

Комм, о судьбе пражского 28-го полка см. ч. 3, гл. 1, с. 10.

 

На самом деле существует Земля нашего всемилостивейшего монарха, императора Франца-Иосифа.

 

Арктический архипелаг Земля Франца-Иосифа никогда не был австрийской колонией, хотя честь его открытия в 1873 году и принадлежит австрийской полярной экспедиции. Позднее, в конце двадцатых – тридцатых, эта до той поры все еще ничья земля, названная первооткрывателями в честь любимого монарха, стала предметом территориального спора между Советской Россией и Норвегией. Ледоколы и профессор Отто Шмидт разрешили его в пользу молодой Советской республики.

 

С. 355
Капрал слушал с интересом. Это был солдат сверхсрочной службы, в прошлом батрак, человек крутой и недалекий, старавшийся нахвататься всего, о чем не имел никакого понятия. Идеалом его было дослужиться до фельдфебеля.
— …не хотят подлецы эскимосы учиться немецкому языку, — продолжал вольноопределяющийся, — хотя министерство просвещения, господин капрал

 

В этом коротком фрагменте Гашек использует в первом предложении (авторский текст) чешское слово для звания капрал – desátník (zatímco desátník se zájmem naslouchal). A во втором (прямая речь Марека) – немецкий дериват – kaprál (Ministerstvo vyučování, pane kaprále). У ПГБ везде «капрал». Очевидно, что прежняя ошибка с переводом десятника как командира отделения или просто отделенного стала ему понятна. Но это, к сожалению, не привело к корректуре русского текста первого тома. См. комм, о путанице армейских званий и должностей, ч. 1, гл. 13, с. 184.

 

Идеалом его было дослужиться до фельдфебеля.

 

В оригинале сказано: а jeho ideálem bylo sloužit za «supu» (немецкий дериват от die Suppe). To есть буквально – служить «за суп». Смысл этого выражения на австрийском военном жаргоне – не горбатиться за копейки, а рьяно, отдаваясь делу всем сердцем, служить за даровой армейский стол и неотменяемое ежемесячное денежное довольствие (JŠ 2010). За харчи. См. объяснение термина прямо из уст Швейка – комм., ч. 2, гл. 3, с. 380.
Кстати, сам капрал ждет, что его вот-вот произведут в сержанты (cuksfír, Zugsfuehrer). См. комм, ниже, ч. 2, гл. 3, с. 362.
Стоит заметить, что далее в этой же главе Марек скажет капралу, что после этого повышения он окончательно станет супаком (šupák). См. комм, ниже: ч. 2, гл. 3, с. 374. Очевидно, что ПГБ пытался эти два места связать, sloužit za «supu» у него – «дослужиться до фельдфебеля», а «превратиться в супака» – стать «старшим унтер-офицером». Проблема одна, в рассуждении Марека, цутсфюрер (сержант) – уже супак.
Возможно, здесь пора бы уже привести таблицу званий солдатского и сержантского состава австрийской пехоты. Знаки различий носились на петлицах. Это были шестилучевые звездочки. У сержантов – белые из целлулоида, у офицеров – шитые металлизированной золотой или серебристой канителью с блестками. Дополнением к звездочкам были уголки и полосы на петлицах. Цвет петлиц определялся не принадлежностью к какому-то из родов войск, а принадлежностью к определенному полку. У 91-го пехотного петлицы были ярко-зеленого «попугайского» цвета (papouščí zelená), за что его звали «попугайским полком» (см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 422). Дополнительным отличительным знаком полковой принадлежности были пуговицы. У 91-го полка они золотые. У часто упоминаемого Гашеком 28-го пехотного полка петлицы другого оттенка – зеленого, травяного (trávově zelená), а пуговицы белые.

 

ЗваниеНемецкийЧешскийПримерный русский эквивалентЗнаки различия
Пехотинец Infanterist pěšák солдат девственно чистая петлица
Ефрейтор Gefreiter svobodník ефрейтор одна звездочка
Капрал Korporal desátník мл. сержант две звездочки
Цугсфюрер Zugsführer četař сержант три звездочки
Фельдфебель Feldwebel šikovatel ст. сержант три звездочки и золотой уголок
Штабс-фельдфебель Stabs-Feldwebel štábní šikovatel старшина три звездочки и золотой уголок с доп. полоской
В заключение можно добавить, что свои собственные звания были в других родах австрийских войск, артиллерии и кавалерии. Для читателей «Швейка» интересно, возможно, только одно – звание канонира (Kanonier) у бессмертного Ябурека (см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 272) или лихого соблазнителя Берты с Миной (см. комм, ниже: ч. 2, гл. 2, с. 333), соответствует низшему в пехоте – пехотинцу (Infanterist). То есть неразменный канонир Ябурек – солдат и больше ничего. А вот артиллерийский фельдфебель – это знакомый нам по рассказам штабс-капитана в отставке Льва Толстого фейерверкер (Feuerwerker). Стоит заметить, что фейерверкер 4 класса – первое воинское звание самого графа-вольноопределяющегося.

 

В этот ужасный момент было слышно только, как представитель правительства, находясьуже по горло в воде, крикнул: «Gott, strafe England!» /Боже, покарай Англию! (нем.)/

 

См. ветку комм, к одному из самых любимых Гашеком призывов военного времени, ч. 1, гл. 8, с. 98.

 

С. 356
— Какие-то особые электрические токи, — дополнил вольноопределяющийся. — Путем соединения с целлулоидными звездочками на воротнике унтер-офицера происходит взрыв.

 

См. комм, выше: ч. 2, гл. 3, с. 355.

 

С. 357
Оркестр стрелкового полка чуть было не грянул им навстречу «Храни нам, боже, государя!»

 

Стрелковых полков в составе австрийской армии не было (пехотные, кавалерийские и артиллерийские). В оригинале сказано – byla ostrostřelecká kapela, буквально – оркестр метких стрелков. Меткими стрелками (Ostrostřeleci) называли в средние века отряды городской самообороны, нужда в которых отпала с потерей отдельными городами самостоятельности и оборонного значения. В XIX веке речь могла идти только об обществах метких стрелков, таких добровольных объединениях почтенных и уважаемых граждан, хранящих старые добрые традиции. Меткие стрелки нового времени просто наряжаются по праздникам в особую,)шаследованную от славных боевых времен форму и ходят по улицам под музыку, гордясь своим прошлым. В практике наших фалеристов, собирателей жетонов и значков, такие общественные объединения старой Европы называют обыкновенно просто «стрелковыми союзами» (D-1945).
Один из островов в Праге назван Стрелецким (Střelecký ostrov) в память о средневековых снайперах и местах их стрелковых упражнений. Комм., ч. 1, гл. 7, с. 80.

 

К счастью, как раз вовремя подоспел обер-фельдкурат из Седьмой кавалерийской дивизии, патер Лацина, в черном котелке, и стал наводить порядок.

 

Имя и профессия заимствованы автором у реального человека, встреченного в Будейовицах. Это патер Людвиг Лацина (Ludvík Lacina, 1868–1928). Родился в моравском городке Красне на Валашску (Krásně na Valašsku), там же и доживал свои дни после войны.
Как это ни странно, но решить вопрос о точном местоположении армейских священников (фельдкуратов) в австрийской табели о рангах оказалось не очень просто. Известно, что в подчинении у главного армейского священника Австро-Венгрии Апостольского фельдвикария (Apoštolský polní vikář) доктора Коломана Белопотоцкого (Dr. Koloman Belopotozcky) находилось сорок пять фельдкуратов первого класса (kurátů I. třídy) и пятьдесят один фельдкурат второго класса (kurátů II. třídy). По всей видимости, фельдкураты первого класса – это у Гашека обер-фельдкураты (vrchní роlní kurát), а второго, как Отто Кац, – просто фельдкураты (polní kurát). Предположительно первые относились к VIII классу табели, а вторые к К. Тогда звание обер-фельдкурат (в оригинале у Гашека по-чешски – vrchní polní kurát páter Lacina) соответствует армейскому майору.
Примечания (ZA 1953) с подачи все того же Бржетислава Гулы (BH 2012) отмечают, что штаб 7-й кавалерийской дивизии был в этот момент очень далеко от Ческих Будейовиц, в польском Кракове. Хорошенько загулял святой отец, двигаясь от одной офицерской столовой к другой.

 

С. 358
Вместо него приветливо ответил Швейк:
— Нас везут в Брук, господин обер-фельдкурат. Если хотите, можете ехать с нами.

 

Безусловно вежливо, потому что Швейк «оникает» оберфельдкурату – můžou ject s námi (Do Brucku nás vezou, jestli chtějí, pane obrfeldkurát, můžou ject s námi). Cм. комм., ч. 1, гл. 3, с. 48. То есть: если изволите, любезно соблаговолите и т. д., то можете ехать с нами.

 

Рагу с грибами, господа, выходит тем вкуснее, чем больше положено туда грибов.

 

В оригинале обжора-священник, как и подобает всякому гастроному, использует французское слово ragout (Ragout s hříbkami, pánové, je tím lepší, čím je víc hříbků). По-чешски – ragú (polévka bílá masová).

 

С. 360
Один пивовар в Пакомержицах всегда клал в пиво лук

 

Пакомержице (Pakoměřice) – небольшой поселок сразу за северной границей современной большой Праги.

 

…не перегвоздичить, не перелимонить, перекоренить, перемуска…

 

В оригинале засыпающий здесь переходит на дробное, послоговое произношение: Pře-hře-bíč-kovat, pře-citro-novat, pře-novo-oko-řenit, pře-mušká…

 

— Чего там, — продолжал Швейк, — пьян вдрызг – и все тут. А еще в чине капитана!

 

Если верно предположение (см. комм, о патере Лацине: ч. 2, гл. 3, с. 357), то Швейк ошибается. Патер Лацина – майор. Капитаном был Кац.

 

С. 362
— Давно ли вы на сверхсрочной? — как бы между прочим спросил капрала вольноопределяющийся.
— Третий год. Теперь меня должны произвести во взводные.

 

Взводный. Опять вместо звания должность (см. комм., ч. 1, гл. 13, с. 184). В оригинале речь идет о получении третьей, уже сержантской беленькой звездочки – cuksfir (Nyní mám být povýšenej na cuksfíru). См. комм. выше: ч. 2, гл. 3, с. 355.

 

Рассказ Швейка был прерван только ревом, доносившимся из задних вагонов. Двенадцатая рота, состоявшая сплошь из крумловских и кашперских немцев, галдела

 

В оригинале: Němci od Krumlovská а Kašperských Hor. То есть точно сказано, что в роте были сплошь немцы из Крумлова и Кашперской-Горы. Действительно, южночешские приписные округа 91-го полка были такими, что делали его совершенно интернациональным. Чуть больше половины солдат составляли чешские (судетские) немцы (крайний юг и юго-запад Чехии, Ческий Крумлов, Кашперска-Гора и т. д.), а чуть меньше половины – чехи из Будейовиц и его окрестностей. Сам Гашек оказался приписанным к 91-ому полку «по наследству». То есть несмотря на то что родился в Праге и всю свою довоенную жизнь в ней и прожил, как сын Йозефа Гашека из Мыдловар оставался при этом мыдловарским призывником. В сходном положении, по всей видимости, находился и Йозеф Швейк, который, согласно его собственному заявлению, был родом из Дражова (Drážova), что расположился между южночешскими городами Страконицы и Ческий Крумлов. См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 491.

 

С. З6З
Вопил он так ужасно, что товарищи не выдержали и оттащили его от открытой дверки телячьего вагона

 

В оригинале несчастный немчик не просто вопит, он испускает безумные альпийские рулады, и именно это сочетание йодая и крика (hrozné jódlování а ječení) выводит его товарищей из терпения.

 

С. 365
Спи, моя детка, спи…
Глазки закрой свои.
Бог с тобой будет спать.
Люлечку ангел качать.
Спи, моя детка, спи…

Одна из традиционных народных колыбельных. Заканчивается очень решительно. «Все, что хочешь тебе дам, а тебя самого за целый свет не отдам» – dám ti buben а housličky, nedám tě za svět celičký.

 

Конвойные у перегородки играли в «мясо», и на ягодицы падали добросовестные и увесистые удары остальных солдат.

 

Комм, об игре «мясо» см. ч. 1, гл. 9, с. 112.
А медицинского слова «ягодицы» в оригинале нет, сказано zadní tvář (U pažení hráli vojáci z eskorty «maso» a na zadní tváře dopadaly svižné a poctivé rány). Тыльная сторона.

 

Большой был любитель санских коз, а они у него все дохли

 

В отличие от сернистого кита или птички ореховки, санская коза – животное не выдуманное. Это снежно-белые или нежно-кремовые особи с рожками, выведенные в Санской (Saanen) долине Швейцарии. Особенность породы – исключительная удойность, до четырех литров в сутки.

 

С. 366
Каким образом я стал редактором «Мира животных», этого весьма интересного журнала, — долгое время было неразрешимой загадкой для меня самого. Потом я пришел к убеждению, что мог пуститься на такую штуку только в состоянии полной невменяемости. Так далеко завели меня дружеские чувства к одному моему старому приятелю – Гаеку, Гаек добросовестно редактировал этот журнал, пока не влюбился в дочку его издателя, Фукса. Фукс прогнал Гаека в два счета со службы и велел ему подыскать для журнала какого-нибудь порядочного редактора.

 

История редакторства в журнале «Жизнь животных» («Svět zvířat»), развернутая далее вольноопределяющимся Мареком, с небольшими вариациями, дополнениями и умолчаниями – реальная история того, как сам Ярослав Гашек не оправдал доверия большой группы граждан, как близких ему, так и далеких.
Теперь подробнее об отличиях славного художественного перевоплощения от не очень славной и не всегда красивой реальности. Первое, Ярослав Гашек в отличие от романного вольноопределяющегося, очень хорошо знал, как и почему он стал редактором журнала Вацлава Фукса (Václav Fuchs) «Жизнь животных». Постоянная работа и стабильное жалование давали Ярославу вожделенный и единственный шанс уговорить наконец-то родителей Ярмилы Майеровой отдать ему в жены младшую дочь. Но началось все с простой жалости: давний друг Гашека и соавтор первой, кстати, общей поэтической книжки «Майские восторги» (Májové výkřiky) Ладислав Гаек (Ladislav Hájek) как-то в ноябре 1908 года в пивной «У золотого литра» («U Zlatého litru») увидел Гашека в дырявых ботинках и без копейки в кармане. Сам Гаек к тому времени был устроен в жизни гораздо лучше своего друга и бывшего соавтора. Ладислав редактировал семейный журнал для сельских хозяев и простых любителей всякой живности «Мир животных» и имел в своем распоряжении все помещение редакции – виллу в предместье Праги Коширже (см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 206). Ощущая себя Гарун-аль-Рашидом, добрый старый приятель предложил нищему Гашеку не только целые ботинки, но и крышу над головой. Взамен Гашек пообещал не только ухаживать за собаками в коширжском питомнике пана Фукса, но и снабжать Гаека фельетонами и юморесками, единственный вид литературно-журнальных материалов, который самому главному редактору Гаеку, заполнявшему статьями, очерками и стихами весь «Мир животных» от корки до корки, не давался. Так и порешили. И все шло у друзей, как и было задумано, покуда Гаек не поссорился с хозяином журнала Фуксом. Ладислав в самом деле был не равнодушен к дочери Фукса Жофиньке (Žofinka), чем ушлый Фукс пользовался вовсю, заставляя Гаека таскаться с ним по разным нужным и не слишком деловым поездкам, в то время как Ладислав предпочел бы быть ближе к объекту страсти. В конце концов к лету 1909-го Гаеку эта бессовестная эксплуатация надоела и он стал отказываться. Тогда Фукс решил его уволить, а заодно и убить второго зайца – лишить отеческого благословения на брак. Рассерженный Гаек плюнул на все и принял предложение стать редактором местного журнала в соседнем с Прагой городке Подебради (Poděbrady), при этом он, конечно, не сомневался, что облаготельствованный им некогда и пригретый Гашек тоже плюнет в лицо обнаглевшему собственнику и точно так же оставит журнал и виллу. Но не таков был Ярослав. Он легко отзывается на предложение Фукса заменить на посту редактора журнала своего забастовавшего друга Ладислава. В виде жалования ему было положено 30, правда, не сребреников, а золотых (60 крон) и жбан пива всегда в редакции, чтобы не терял времени на походы в пражские пивные. Оправданьем такого неблаговидного поступка может быть только одно: буквально тут же Ярослав побежал к родителям Ярмилы и объявил, что чудо, в которое никто не верил, свершилось, он, Ярослав Гашек имеет наконец верное и постоянное место работы, так что теперь нет никакой преграды для брака его и Ярмилы. Аргумент был сильный, и после трех лет почти безнадежной любви, 23 мая 1910 года Ярослав и Ярмила обвенчались в церкви Св. Людмилы, чему предшествовало официальное возвращение бывшего анархиста Гашека в лоно католической церкви (см. комм., ч. 1, гл. 9, с. 116). Но счастье, мир и благодать, купленные небольшим предательством, были недолгими, анархист и бунтарь не смог перековаться в буржуа. Еще до брака Гашек начал подрывать экономическую основу его возникновения и существования. Быстро устав от праведности и определенности своей новой жизни, Ярослав принялся публиковать в журнале статьи о несуществующих животных и объявления о продаже редакцией «пары отлично выдрессированных оборотней» – в общем, попытался скрестить «Крокодил» с «Работницей», о чем во всех подробностях и довольно верно расскажет в романе вольноопределяющийся Марек. Солидные читатели «Мира животных» стали жаловаться, писать письма и выступать в прессе с опровержениями, перепугавшийся пан Фукс почувствовал, что может так и потерять свой благопристойный и доходный бизнес. В отчаянии он кинулся в Подебрады к Гаеку умолять его вернуться и спасти все зашатавшееся было из-за неуправляемости и непредсказуемости Гашека издательское предприятие. Когда в придачу к возвращению была обещана еще и рука дочери Жофиньки, Гаек сдался. Таким образом, в октябре 1910 Ярослав Гашек и муж Ярмилы Гашковой перестал быть редактором журнала, а заодно и человеком с жалованьем и достатком.
Стоить отметить, что как литератор Гаек дополнял свое имя названием родного местечка и подписывался – Ladislav Hájek-Domažlický. Родился он в Домажлице 9 марта 1884-го, а умер в Праге 26 марта 1943-го, успев среди прочего оставить воспоминания об авторе «Швейка» – «Z mých vzpomínek na Jaroslava Haška: autora Dobrého vojáka Švejka a výborného českého humoristy» (Praha, 1925).
Ладислав Гаек из Домажлиц раз упоминается, как с полным подлинным именем, так и с ненастоящим местом рождения, в ч. 3, гл. 1, с. 35.
См. также историю о подебрадском журнале «Независимость», дополняющую некоторыми подробностями эпопею «Мира животных», — комм., ч. 3, гл. З, с. 176.

 

С другой стороны, возьмем обычай рубить петухам головы.

 

В оригинале: zvyk stínání kohouta. Речь идет (JŠ 2010) о популярном еще в конце XIX века деревенском обычае прилюдно казнить во время сельского праздника (свадьбы, например) петуха за его аморальное поведение. Процедура довольно мучительная для обреченного пернатого, так как на суд из пивной его ведут всем миром на трех веревках, одна продета в проткнутый гребень, в еще две привязаны к крыльям. После оглашения шутейного приговора потаскуна вздергивают на веревках, и «палач» мгновенно перерубает несчастному шею, отчего голова, отделившаяся от тела, остается в воздухе подвешенной на гребне. Кровью мажут новобрачных и всех окружающих, что не прочь таким языческим манером причаститься.

 

Скрюченные позы жареных гольцов как нельзя лучше свидетельствуют о том, что, умирая, они протестуют против того, чтобы их заживо жарили на маргарине.

 

В оригинале: aby byli v Podole smaženi zaživa na margarinu. To есть гольцы протестуют против того, чтобы быть зажаренными заживо в маргарине на Подоли. Подоли – район Праги, уже упоминавшийся в романе (ч. 1, гл. 3, с. 49 и 53). Во времена Гашека, как пишет Ярда Шерак (JŠ 2010), эта полоска земли вдоль берега Влтавы на юге Праги была местом летнего отдыха, и популярной у купающихся закуской (вроде шашлыков на наших нынешних пляжах) естественным образом оказывались только что выловленные из реки гольцы, зажаренные в маргарине.

 

С. 367
умею ли я пользоваться Бремом

 

Альфред Брем (Alfred Edmund Brehm, 1829–1884), немецкий зоолог, художник-анималист и писатель. Составитель, редактор и один из главных соавторов многотомной энциклопедии «Жизнь животных» (Brehms Tierleben), переведенной на десятки языков. Только в России до Первой мировой успело выйти два издания – двухтомник в 1866-м и десятитомник с 1911 по 1915-й. В переработанном виде «по Брему» издавалась книга и в СССР, пять томов с 1937 по 1948.
Так или иначе, с середины XIX века по середину XX-го имя Брема в любом культурном да и просто что-то читающем доме, непременно ассоциировалось с зоологическим научпопом. В Чехии до войны успело выйти два издания, самое полное «Brehmův život zvířat» в издательстве Кочи (см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 333), том за томом с 1907 по 1910. Биографы единодушны, что энциклопедия Брема была любимым чтением будущего автора «Швейка».

 

то он мне подарит парочку карликовых виандоток

 

Исключительно яйценоская порода американских курочек. Хороши и на мясо. Передовая несушка кладет от 200 до 240 коричневых яичек в год. Вес стандартной курочки до трех килограммов, вес карликовой (bantam) не достигает и полутора. Петушки, соответственно – 3,2 и 1,7 кг. В описываемое время были еще новостью, так как порода выведена в начале семидесятых годов девятнадцатого столетия.

 

Я исходил из того принципа, что, например, слон, тигр, лев, обезьяна, крот, лошадь, свинья и так далее – давным давно известны каждому читателю «Мира животных» и теперь его необходимо расшевелить чем-нибудь новым, какими-нибудь открытиями. В виде пробы я пустил «сернистого кита»…

 

Примечания (ZA 1953), по очевидным соображениям, ограничиваются лишь сухой констатацией того, что эту особь (velryba sírobřichá) Гашек в самом деле однажды описал в журнале пана Фукса. Гораздо интереснее полный комментарий Бржетислава Гулы (BH 2012), который до национализации чехословацкой книгопечатной отрасли, работая то на издательский дом Синеков, то на издательство Праце, нашел сотни ранее неизвестных, но принадлежавших перу Гашека литературных и не вполне произведений. И многое из найденного, в том числе художества из «Мира животных», успело увидеть свет до приватизации самой гашековской темы и всех связанных с ней материалов ловким номенклатурным литературоведом коммунистических времен Зденой Анчиком.
Полагаю, что комментарий к этому место Гулы, а не одну первую оставленную Анчиком для Примечаний (ZA 1953) фразу, стоит привести полностью, что и делаю (BH 2012):
«S velrybou sírobřichou – о tomto objevu skutečně psal nikoli jednoroční dobrovolník Marek, ale sám Jaroslav Hašek do”Světa zvířat”, když byl redaktorem tohoto listu. O této velrybě stejně jako i o ostatních živočišných divech světových, o kterých tu jednoroční dobrovolník Marek vypráví, jako na příklad: o pravěké bleše Khúniana; o kocourovi, který zachraňuje strážníky; o zvlčilých škotských ovčáckých psech, žijících v lesích Patagonie; o papoušcích, slonech, medvědech, jelenech, krysách, psech, ježcích, myších, opicích, kteří se na mol opíjejí na svobodě i v zajeti; o papoušcích netopýřích z Ceylonu; o největším dravci Tyranosaurus, objeveném profesorem Brownem v Montaně; o nově objevené divoké ovci obrovské, žijící v indických Himalájích; o opici Kahu z ostrova Bomeo; o novém druhu klokana malého frčkovi tarbíkovi; o žraloku modravém z Katanie; o lidožravých medvědech asvailech z východní Indie – dočte se čtenář v knížce Jaroslava Haška Mala zoologická zahrada /nákladem Práce r.1950/
пустил «сернистого кита» – об этом открытии на самом деле написал вовсе не вольноопределяющийся Марек, а сам Ярослав Гашек, когда был редактором «Мира животных». Об этом именно ките, равно как и других чудесах животного мира, о которых рассказывает Марек, в том числе: доисторической блохе Куна, о коте, оберегающем дозорных, об одичавших шотландских овчарках, живущих в лесах Патагонии, о попугаях, слонах, медведях, оленях, крысах, псах, ежах, мышах и обезьянах, которые напиваются до положения риз на воле и в неволе, о попугайских летучих мышах Цейлона, о самом крупном Тираннозавре-хищнике, обнаруженном профессором Брауном в Монтане, о гигантской дикой овце, живущей в индийских Гималаях, об обезьяне Каху с острова Борнео, о новом виде малых кенгуру тушканчиково-полосатых, о синих акулах Сицилии, о медведях-людоедах асваиловых из восточной Индии – может узнать читатель из книги Ярослава Гашека «Маленький зоологический сад» (издатель Праце, 1950).

 

С. 368
Вслед за сернистым китом я открыл целый ряд других диковинных зверей. Назову хотя бы «благуна продувного» – млекопитающее из семейства кенгуру, «быка съедобного» – прототип нашей коровы и «инфузорию сепиевую», которую я причислил к семейству грызунов.

 

Сесил Пэррот (СР1983) подтверждает, что обнаруженные им давние номера номера «Мира животных» поры гашековских экспериментов содержат яркие и живописные статьи о стаях диких колли, терроризирующих обитателей Патагонии, и об обнаруженных учеными окаменевших останках доисторической блохи. Особую сенсацию произвела заметка об ондатрах, бесконтрольно плодящихся в имении принцессы Коллоредо-Мансфельд (Colloredo-Mansfeld) под Прагой. Заметку сопровождал жуткий рисунок на первой странице обложки, представлявший Влтаву у Вышеграда, всю в мокрых спинках грызунов, вырвавшихся на свободу выше по течению в Добржише (Dobříš).

 

Разве кто-нибудь из естествоиспытателей имел до тех пор хоть малейшее представление о «блохе инженера Куна»

 

По поводу останков доисторической блохи см. комм. выше.
Инженер Кун – подлинная фамилия и профессия приятеля Гашека Вилема Куна (Vilém Kún) со времен совместной юношеской гульбы в кофейнях Карловой площади в компании студентов располагавшейся по соседству Высшей технической школы (Vysoká škola technická). См. комм., ч. 1, гл. 5, с. 65.

 

потому что его прабабушка спаривалась, как я писал в статье, со слепым «мацаратом пещерным» из Постоенской пещеры, которая в ту эпоху простиралась до самого теперешнего Балтийского океана.

 

Постоенская пещера – в нашей стране традиционно называется Постойнска-Яма. Это, как пишет Вики, «система карстовых пещер длиной 20 570 м на плато Крас, находится близ города Постойна в Словении в регионе Нотраньско крашка». Постойна (Postojna), как и вся Словения до первой мировой был частью империи Габсбургов. Располагается это чудо света рядом с Адриатическим морем, а до Балтики по прямой не меньше тысячи километров.
Мацарат пещерный (Macarát jeskynní) – в отличие от всех ранее упомянутых Мареком животных, существо не выдуманное. По-русски он называется «европейский протей» (Proteus anguinus), и этот маленький розовый дракончик, хвостатая амфибия, действительно обитает в подземных озерах Балканского полуострова. То есть здесь явное и несомненное подтверждение того, что многотомный труд Брема и Ко Гашек изучал очень прилежно.

 

По этому, незначительному в сущности, поводу возникла крупная полемика между газетами «Время» и «Чех»

 

Издания двух разных лагерей довоенной общественной мысли. «Время» («Čas») изначально с 1886-го еженедельник, а с 1901 по 1915-й уже ежедневная газета. Выражал взгляды Реалистической партии Т. Г. Масарика, то есть, по сути своей, антиклерикален. С началом войны закрыт властями. Возобновлен во времена республики и просуществовал до 1925 года. «Чех» («Čech») – еще одно почтенное, основанное в 1869 году ежедневное издание. Выражало взгляды крайне правого крыла Католической, или Народной, как называли себя сами члены, партии. Полемика вымышленная, но некоторым образом анонсирует и подготавливает уже реальный скандал, разразившийся между Гашеком (Мареком) и депутатом от этой самой католической партии Йозефом Кадлчаком, в связи с одной из публикаций в «Мире животных». См. комм, ниже: ч. 2, гл. 3, с. 369.

 

С. 369
а на Шумаве и в Подкрконошах все пчелы погибли.

 

Горы в Чехии. Шумава – см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 331. Крконоши – см. комм., ч. 1, гл. 4, с. 56. Оба района в ту пору – места компактного обитания не только пчел, но и богемских немцев.

 

Я набросился на диких птиц. До сих пор отлично помню свой конфликт с редактором «Сельского обозрения», депутатом клерикалом Йозефом М. Кадлачаком.

 

Отсюда и далее описание подлинной ситуации и реального конфликта, с небольшими юмористическими прибавлениями и изменениями. Все имена и названия печатных органов подлинные.
«Сельское обозрение» («Selský obzor») – ежемесячный журнал, объявлявший себя на титульном листе органом союза католического крестьянства Моравии (Katolického spolku českého rolnictva na Moravě). Издавался c 1902 года. Милан Годик (HL 1998) уверяет, что каждый номер расходился тиражом в 12 тысяч. Лучше, чем книги лауреатов Русского Букера.
Йозеф М. Кадлчак (Josefa М. Kadlčák, 1856–1924) – редактор «Сельского обозрения», директор ремесленного училища в городке Фридлант-над-Остравицей (Frýdlant nad Ostravicí), это на самом восточном краю Моравии. Примечания (ZA 1953) указывают, что пан Кадлачак стал депутатом от клерикальной партии после выборов 1911-го, то есть в момент конфликта с Гашеком в 1910-м еще не был членом венского Рейхсрата.
Заметка, в которой Гашек назвал сойку орешником, опубликована в 1909 году в 243-м номере журнала «Мир животных» (ZA 1953).

 

С. 370
Возможно, что мне не следовало делать свои возражения в открытом письме, а нужно было написать закрытое письмо.

 

Трудно объяснить зачем вместо обыкновенного слова «открытка» или равно ходового «почтовая карточка» в оригинале: dopisnice (pravda, neměl jsem činiti výtky dopisnid) здесь используется старомодное «открытое письмо», несколько затемняя смысл именно тогда, когда обсуждается открытое письмо в газете.
«Возможно, действительно, мне не следовало присылать свои возражения на открытке, а следовало отправить в конверте».
Следует отметить, что ранее, парой абзацев выше, ПГБ и сам переводит так, хорошо и просто: Заварилась каша. Кадлачак послал мне открытку, где напал на меня

 

прежде чем нападки эти выйдут в свет и попадутся на глаза читателям в Моравии, в Фридланде под Мистеком

 

Фридланд – Фридлант-над-Остравицей, см. комм, выше: ч. 2, гл. 3, с. 369. Мистек (Místek) – город побольше, около десяти километров точно на север. В 1943 году слился с соседним городком Фридек и с тех пор называется ФридекМистек (Frýdek-Místek).

 

С. 371
В труде «Наши птицы» на странице сто сорок восемь есть латинское название – «Ganulus glandarius В. А». Это и есть сойка…
Редактор вашего журнала безусловно должен будет признать, что я знаю птиц лучше, чем их может знать неспециалист. Ореховка, по терминологии профессора Баера

 

Профессор Баер (František Bayer, 1854–1936) – чешский ученый и автор упомянутой здесь же книги «Наши птицы» («Naši ptáci», 1888). Также переводчик на чешский бремовской «Жизни животных». См. комм, выше: ч. 2, гл. 3, с. 367. Точность ссылки – еще одно свидетельство того, что сам дурачившийся и всех дурачивший Гашек знал предмет не так уж и скверно.

 

и меня назвал галкой (colaeus) из семейства сорок, ворон синих, из подотряда болванов неотесанных

 

На самом деле, последнего ругательства в оригинале нет. ПГБ второй раз принимает за оскорбление чешское название вымершей птицы «дронт» blboun nejapný (podčeledí blbounů nejapných), дословно – дурачина неуклюжий. См. комм., ч. 1, гл. 15, с. 244. Возможно, так получалось из-за того, что буквальное русское «дронт бурбонский» или «додо маврикийское» не казалось ПГБ столь же смешным и обидным, как чешский совсем уже прямолинейный вариант.

 

С. 372
Еле-еле его вытащили. Через три дня он скончался в узком семейном кругу от воспаления мозга.

 

В оригинале все завершается еще и выдуманной болезнью – от гриппа мозга mozková chřipka (skonal v rodinném kruhu na mozkovou chřipku).
Реальный хозяин «Мира животных» пан Фукс действительно умер еще не старым человеком вскоре после изгнания Гашека из журнала. Но вовсе не при таких откровенно марктвеновских обстоятельствах. Примерно через год, в 1911-м, не только успев сменить Гашека на Гаека, но и выдав за последнего, как и было обещано, дочь Жофинку. В результате после смерти тестя друг Гашека Ладислав стал хозяином всего издательского бизнеса, включая вновь ставший приличным и солидным «Мир животных».
Надо заметить, что Гаек, как и большинство друзей и знакомых Гашека, частенько страдавших от его абсолютной безответственности и вызывающей беспардонности, легко простил друга и еще не один раз помогал ему, выручал в трудных ситуациях, снабжал деньгами и ботинками и снова предоставлял свой кров и стол. Очень уж обаятельным человеком был шутник и совершенный шалопай Ярослав Матей Франтишек Гашек.

 

Несколько лет тому назад в Праге некий Местек обнаружил сирену и показывал ее на улице Гавличка, на Виноградах, за ширмой.

 

Улица Гавличка (Havlíčkova třída) – длинный проспект, начинающийся в Виноградах и заканчивающийся в Нуслях. С 1926 года улица Белградская (Bělehradská ulice).
Фердинад Местек (Ferdinand Mestek, 1858–1916) – легендарный пражский прохиндей и комбинатор, знавший, как и наш Остап, не менее четырехсот сравнительно честных способов отьема денег. Более всего известен как владелец блошиного цирка Ferda Mestek de Podskal. Йомар Хонси напоминает (JH 2010), что Местек – герой известного рассказа Эгона Эрвина Киша (Е. Е. Kisch) «Драматургия блошиного театра» («Dramaturgie des Flohtheaters», 1914), позднее, в 1926 году получившего еще и сценическое воплощение в революционном театре другого гашековского приятеля Эмиля Артура Лонгена (Emil Artur Longen).
Сам автор «Швейка» лично знал великого пражского комбинатора и написал о нем два довольно похожих сюжетами один на другой, а также на романный эпизод, рассказа. В первом – «Три джентльмена с акулой» («Tři muži se žralokem», «Tribuna», 3.4.1921) повествуется, как три предпринимателя, включая автора – бывшего редактора «Мира животных» (а já, bývalý redaktor Světa zvířat) – вполне в духе благородных жуликов О. Генри пытались заработать денег, представляя селянам в Страконице и Воднянах большую дохлую рыбу в аквариуме, пока собака не протухла.

 

POSTRACH SEVERNÍCH MOŘÍ!
TRAGÉDIE MOŘSKÝCH HLUBIN!

 

УЖАС СЕВЕРНЫХ МОРЕЙ!
ТРАГЕДИЯ МОРСКИХ ГЛУБИН!
Второй рассказ, написанный буквально в том же месяце и для той же газеты «Честное предприятие» («Reelni podnik», «Tribuna», 08.05.1921), повествует о том, как автор и Местек зарабатывали деньги, запуская деревенщину в абсолютную темноту совершенно пустой палатки, рекламируя аттракцион так:

 

! PIKANTNÍ!
! JEN PRO DOSPĚLÉ MUŽE!
! OBROVSKÉ PŘEKVAPENÍ!
! PO CELÝ ŽIVOT NEZATOMENETE NA NAS PODNIK!
! ŽÁDNÝ HUMBUK!
! ZA REELNOST SE RUČÍ!

 

САМА ПИКАНТНОСТЬ!
ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ!
НЕМЫСЛИМЫЙ СЮРПРИЗ
НАШ АТТРАКЦИОН ЗАПОМИНАЕТСЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ!
НИКАКОГО ОЧКОВТИРАТЕЛЬСТВА!
ЗА ПОДЛИННОСТЬ РУЧАЕМСЯ!
Все побывавшие внутри, боясь оказаться дураками, делали вид, что действительно сама пикантность и немыслимый сюрприз. Пока не пришел местный жандарм и, ничего не разглядев во тьме, не посадил героев за оскорбление должностного лица.
“Jaktěživ nebudu zakládat reelni podnik,” řekl ke mně Mestek, když jsme se uvelebili pohodlně na pryčně, “budu se živit ode dneška podvody”.
«До конца жизни не буду связываться с честным предприятием, — сказал мне Местек, когда мы с удобством расположились с ним на нарах, — теперь до конца жизни буду жить только обманом».

 

С. 373
Она переодевалась и в десять часов вечера ее уже можно было видеть на Таборской улице.

 

Таборская улица (Táborská ulice) – улица в пражском районе Винограды, параллельная Сокольской. После 1919-го, с перерывами на улицу Гавличка (1940–1945 – Havlíčkova) и проспект Народной милиции (1978–1990 – Třída Lidových milicí), носит другое название – улица Легера (Legerova).

 

Ввиду того что у нее не было желтого билета, ее вместе с другими «мышками» арестовал во время облавы пан Драшнер, и Местеку пришлось прикрыть свою лавочку.

 

По поводу легендарного борца с пороками общества комиссара Драшнера см. комм., ч. 1, гл. 10, с. 130.

 

— Заткнитесь и не трепитесь больше! Всякий денщик туда же, лезет со своей болтовней. Тля!

 

В оригинале капрал, предлагая Швейку не трепаться, использует немецкий дериват – kecat (Držte hubu а nekecejte!) от käsen. И обзывает он его не тлей, а клопом (Jste jako štěnice). Потому что имеет в виду не ничтожество Швейка, а его назойливость. Клоп у чехов – синоним чего-то неотвязного, навязчивого.
Всякий денщик туда же, лезет со своим звоном. Прямо гнус какой-то!

 

С. 374
Капрал побагровел и вскочил с места: — Я запрещаю всякого рода замечания, вольноопределяющийся!

 

В бешенстве капрал становится сверхцеремонным. Он начинает оникать: «Já si zakazuji všechny poznámky, voni jednoročáku». См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 279.

 

Если же вам прибавят еще одну звездочку и сделают из вас новый вид животного, по названию старший унтер

 

В оригинале Марек говорит «не звездочку», а «фрчку» (frčku), что полный эквивалент русскому армейскому выражению – «привесят/добавят еще одну соплю на погон». О знаках различия сержантского состава см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 355.
Старший унтер в оригинале: šupák (kterému se říká šupák). Это тот, кто служит «за суп» (sloužit za «supu»), то есть добровольно и рьяно. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 355.

 

С. 375
Сидел я как-то в ночной кофейне «Туннель».

 

Кофейня «Туннель» (Kavárna «Tunel»), как уверяют знатоки, одно из самых грязных и опасных ночных заведений довоенной Праги. Настоящая клоака для люмпенов. Находилась рядом со Староместской площадью по соседству с современной гостиницей «Унгельт» («Ungelt»), улица Малая Штупартская (Malá Štupartská), 642. Сам дом, с названием «У черного медведя» («U Černého medvěda»), к сожалению, не сохранился, только фотографии темной стены со низкой дверью, входом в «Туннель», точно такая же была и на другой стороне дома, выходившей на удицу Тынский двор (Týnský dvůr). Ярда Шерак замечает (JŠ 2010), что этой паре дверей и сквозному коридору между ними заведение и обязано своим названием. Кстати, гостиница под боком была и во времена существования «Туннеля», но по иронии судьбы тогда, в пору первой молодости, почти сто лет тому назад, называлась «Старый Унгельт» («Starý Ungelt»).

 

но не пришлось, – нас тоже посадили за решетку…

 

В оригинале: posadili za katr. См. обсуждение этого выражения – комм., ч. 1, гл. 5, с. 61.

 

Или, например, в Немецком Броде один гражданин из Округлиц обиделся, когда его назвали тигровой змеей.

 

Округлицы (Okrouhlice) – небольшая деревенька на реке Сазаве, недалеко от того места – Липницы на Сазаве, где писалась эта глава. См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 256.
Немецкий Брод (Německý Brod) – город в той же области Высочина (Vysočina), чуть подальше, но не намного, 15 км от Липницы на Сазаве. С 1945-го после декретов Бенеша и принудительной депортации богемских немцев, называется Гавличков Брод (Havlíčkův Brod).
Змея в оригинале: krajta tygrovitá. То есть самый обыкновенный, никаким редактором не выдуманный тигровый питон (Python molurus).

 

Если, к примеру, мы бы вам сказали, что вы – выхухоль, могли бы вы за это на нас рассердиться?

 

По-русски получилось очень смешно. Но, видимо, такой эффект автором оригинального текста не предусматривался. В оригинале не «выхухоль» (vychuchol), зверь из семейства кротовых, а «ондатра» – ondatra (že jste ondatra), крыса из семейства хомяковых. Какого-то особого оскорбительного оттенка у слова «ондатра» в чешском, как и в русском, нет.

 

С. 376
— Господин капрал, — сказал вольноопределяющийся, — сейчас, когда вы следите за высокими горами и благоухающими лесами, вы напоминаете мне фигуру Данте. Те же благородные черты поэта, человека, чуткого сердцем и душой, отзывчивого ко всему возвышенному. Прошу вас, останьтесь так сидеть, это вам очень идет! Как проникновенно, без тени деланности, жеманства таращите вы глаза на расстилающийся пейзаж. Несомненно, вы думаете о том, как будет красиво здесь весною, когда по этим пустым местам расстелется ковер пестрых полевых цветов…

 

Прекрасный блогер Владимир (foma) совершенно справедливо обратил мое внимание на то, как напоминает картина, нарисованная Мареком, часто тиражировавшееся изображение Данте на фоне зимней природы. На анонимном полотне великий поэт, весь в красном с головы до пят, вытянув к зрителю ножки в мягких туфлях и с книгой на коленях, сидит, задумчиво набычившись, среди полубезжизненых сероватых скал на фоне совсем уже тусклого и неподвижного моря. Вполне возможно, что Гашек-Марек видел некогда репродукцию этой картины в каком-нибудь журнале или энциклопедии и сходство поэта в средневековой униформе с капралом в императорской и королевской не могло его не поразить.

 

и пишет стишки в журнал «Маленький читатель».

 

«Malýho čtenáře» – чешский детский журнал, издававшийся почти пятьдесят девять лет без перерыва, с 1882 по 1941-й. Так что отставной солдат и бывший торговец собаками теоретически мог познакомиться с изданием и его содержанием в отрочестве, до первого своего призыва в 91-й полк.

 

— Простите, господин капрал, а вы не служили ли моделью скульптору Штурзе?

 

Ян Штурса (Jan Štursa, 1880–1925) – известный чешский скульптор. До войны был славен в первую очередь своими «ню»: «Половозрелость» («Puberta», 1905), «Меланхоличная девушка» («Melancholické děvče», 1906), «Ева» («Eva», 1908) и т. д., что, безусловно, окрашивает вопрос Марека в самые юмористические цвета. Штурса сам недолго воевал в Галиции в составе 81-го пехотного полка, но пережитое потрясение осталось с ним навсегда. После войны стал автором нескольких скорбных монументов: «Похороны в Карпатах» («Pohřeb v Karpatech», 1918) и «Раненые» («Raněný», 1921). В этой связи мой товарищ Владимир Кукушкин резонно предположил, что здесь и вовсе анахронизм. Гашек спрашивает, не бронзовое ли тело капрала на руках у его коленопреклоненных товарищей на высоком постаменте?

 

Конвойные начали играть со Швейком в карты. Капрал с отчаяния стал заглядывать в карты через плечи играющих и даже позволил себе сделать замечание, что Швейк пошел с туза, а ему не следовало козырять: тогда бы у него для последнего хода осталась семерка.

 

В оригинале Швейк не должен был ходить с зеленого туза (zelené eso), то есть пикового. Семерка для последней взятки говорит о том, что играют в «чешский марьяж». См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 39.
Для такого действия, как советы играющим, в оригинале используется немецкий дериват – kibicovat, а для определения самого советчика – kibic. От немецкого Kiebitz (JŠ 2010).

 

С. 377
Начальником воинского поезда по назначению штаба был офицер запаса – доктор Мраз.

 

Здесь не офицер запаса, то есть гражданский человек, а бывший офицер запаса.

 

В списке офицерского состава у него не хватало двух младших офицеров.

 

В оригинале: «не хватало двух юнкеров» (dvou kadetů). См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 335.

 

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — заикаясь, пролепетал капрал. — Этот, эт…
— Какой еще там «этотэт»? — недовольно заворчал Мраз. — Выражайтесь яснее.

 

В оригинале «этотэт» – tentononc (že my tentononc). Вообще, это «того». Вариант ПГБ вполне был бы бесспорен здесь, если бы чуть позднее уже Швейк не использовал это необычное слово еще раз, см. комм, ниже: ч. 2, гл. 3, с. 387, и именно так, как используется слово «того» в просторечье, когда человек затрудняется или стесняется выразиться прямо. Таким образом, здесь просто и буквально:
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — заикаясь, пролепетал капрал. — Я, того…
— Что еще за «того»? — недовольно заворчал Мраз. — Выражайтесь яснее.

 

начальство, и это было бы нарушением субординации.

 

В оригинале Швейк смешно мешает субординацию со своей собственной суперарбитрацией по идиотизму (См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 43). Он говорит superordinace вместо subordinace. То есть при точном переводе так: «И это было бы нарушением суперординации».

 

С. 378
Капрал после долгих усилий перевернул обер-фельдкурата на спину, причем последний проснулся и, увидев перед собой офицера, сказал:
— Eh, servus, Fredy, wasgibťs neues? Abendessen schon fertig? /А, Фреди, здорово, что нового? Ужин готов? (нем.)/
Servus – см. комм., ч. 1, гл. 9, с. 118 и ч. 2, гл. 2, с. 326

 

С. 380
— Вот видите, Швейк, ни черта вам не помогло обращение к высшей инстанции! Ни черта оно не стоило! Дерьмо цена ему! Захочу, могу вами обоими печку растопить.
— Господин капрал, — прервал его вольноопределяющийся. — Бросаться направо и налево дерьмом

 

Фрагмент любопытен лишь тем, что это едва ли не единственный случай во втором томе ПГБ 1929, когда слово hovno переводится как «дерьмо».
«Так vidíte, Švejku, že vám to hovno pomohlo, obracet se к vyšší instanci. Kdybych byl chtěl, mohl jsem vám oběma zatopit».
«Pane desátníku», ozval se jednoroční dobrovolník, «házet hovny je…»
Буквально через строчку будет вновь г… См. далее комм, к этой же странице.

 

— Ваше дело? — переспросил с улыбкой вольноопределяющийся. — Так же, как и наше. Это как в картах: «Деньги ваши будут наши»

 

В оригинале не так. То, что у ПГБ «деньги ваши будут наши», на самом деле название карточной игры «Моя тетя – ваша тетя» (Jako v kartách: moje teta – vaše teta). Это чешский вариант столь любимого героями нашей русской классики фараона или штосса, только понтер ставит не на карту, а на ее значок на скатерти. Играют же одной колодой, которой банкуют. Эти две «тети», «моя» и «ваша», попросту – правая (лоб) и левая (соник) карты. Тут возникает замечательная, невольная, конечно, интертекстуальная связь между гашековской «тетей» и пушкинским «Ваша дама убита».

 

Несколько лет тому назад, помню, был у нас в роте взводный по фамилии Шрейтер. Служил он сверхсрочно. Его бы уж давно отпустили домой в чине капрала

 

В оригинале фраза построена вокруг выражения «за суп» и слова «супак» – že и nás byl u kumpanie nějakej šupák Schreiter. Von sloužil za supu; moh jít už jako kaprál dávno domů. И no сути, объясняет их смысл и взаимосвязь. Буквально Швейк говорит следующее:
«Был у нас в подразделении один супак Шрейтер. Служил за суп, хотя давно уже, еще капралом, имел право демобилизоваться».
Может быть, для этого понятия в романе при переводе стоило даже ввести какое-то новообразование от слова «харчи», что-то оскорбительное и неприятное для слуха, типа «харчок», «харчка»:
«Был у нас в подразделении один харчок Шрейтер. Служил за харч, хотя давно уже, еще капралом, имел право демобилизоваться».
См. также комм, выше ч. 2, гл. 3, с. 355.

 

Придирался он к нам, приставал как банный лист

 

В оригинале: lepil se nám jako hovno na košili.
В ПГБ 1929 – Придирался он к нам, приставал как г… к рубашке.
О непоследовательности перевода слова hovno см. выше комм, к этой же странице.

 

«Не солдаты вы, а ночные сторожа»

 

В оригинале для обзывания используется немецкий дериват vechtr (Vy nejste vojáci, ale vechtři). От Wächter. Уточнение «ночной» отсутствует. Во времена Швейка под «вахтером» обыкновенно имелся в виду наблюдающий за чем-то железнодорожный служащий, обходчик, стрелочник и т. д. Так что сама собой приходит на ум фраза Ильфа и Петрова о том, что «Средне-Азиатская дорога испытывает нужду в четырех барьерных сторожихах».

 

С. 381
так как ходил за мной по пятам и выслеживал, словно полицейский пес

 

В оригинале собака – červenej pes. Красный пес, так обычно в Чехии называют рыжих страфордширских бультерьеров. Получается – подкарауливал, как бойцовый пес.

 

А дело происходило в тысяча девятьсот двенадцатом году, когда нас собирались посылать против Сербии из-за консула Прохазки.

 

Речь идет о периоде Первой Балканской войны (октябрь 1912 – май 1913), когда объединенные силы Сербии, Греции, Болгарии и Черногории фактически освободили Балканский полуостров в свою пользу от многовекового присутствия турок (тогда Оттоманской империи).
Австрийский консул в Косове и Македонии Оскар Прохазка (Oskar Procházka), по рождению чех из Брно, внезапно исчез во время сербского наступления и освобождения этих территорий где-то между южным косовским городом Призерен (Prizren) и северным македонским Скопье (Skopje). Вокруг этого происшествия во второй половине ноября 1912-го австрийские газеты устроили патриотическую вакханалию, требуя немедленного вступления Австро-Венгрии в войну для отмщения поруганной сербами чести государства и тела дипломата. Чего очень многим хотелось в высших кругах империи, поскольку любое усиление славян на Балканах очевидным образом ослабляло Австрию. Но, к несчастью для Вены, главный ее союзник Германия отказалась вступать в какую-либо войну раньше 1914 года, ну а пропавшего, заключенного, быть может, в тюрьму, униженного, искалеченного, и прочая, и все такое консула Прохазку, тем временем счастливо обнаружил в Скопье живым, здоровым и на свободе другой австрийский консул, специальный посланец родины Эдаен (Edlen). Ну разве что, действительно, в виду неспокойного военного времени сербы не считали нужным пересылать письма разнообразным адресатам в страну предполагаемого противника. В любом случае, инцидент был исчерпан. И уже 13 декабря 1912 собственный венский корреспондент газеты «Киевская мысль» Антид Ото (в истории родины более известный под другим псевдонимом – Лев Троцкий) сообщал русским читателям, что дело консула Прохазки сдулось, как глупый мыльный пузырь.
В народном же фольклоре остался анекдот, запущенный с легкой руки пражского фельетониста Эгона Эривна Киша, что вся эта история заварилась из-за вавилона на македонском телеграфе:
Procházka prý poslal do Vídně telegram, který mu snaživý úředník na poště přeložil tak, že Procházka neposlal telegram se sdělením, že se již nachází ve Skopji (srbsky «u Skoplje»), nýbrž že je «uskopljen», tj. vykastrován.
Говорят, что Прохазка отправил в Вену телеграмму, которую служащий от усердия переврал так, что вышло будто бы Прохазка не приехал в Скопье (по-сербски – дошел до Скопле), а дошел оскоплен, лишен мужского, так сказать, достоинства.
Происшествие упоминается и в ч. 3, гл. 2, с. 86 – еще одним идиотом, подпоручиком Дубом.

 

Меня моментально отправили в Терезин, в военный суд.

 

Терезин (Terezín или, как он официально назывался во времена Швейка, Theresienstadt) – город-крепость в северо-западной части Чехии, построенный в самом конце XVIII века как часть военных приготовлении к противодействию прусской экспансии в регионе. Назван в честь императрицы Марии Терезии. Очень быстро потерял оперативный смысл и значение, фактически и не успев его обрести, превратившись в закрытый город-гарнизон – тюрьму. Во время Первой мировой в Терезине содержался и умер убийца эрцгерцога Франца Фердинанда Гаврила Принцип (см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26). Но всемирную и довольно печальную славу обрел город-крепость уже после Второй мировой войны, поскольку был превращен нацистами в перевалочное гетто для евреев из Центральной Европы. Среди многих тысяч других обреченных здесь содержалась и отсюда была направлена на смерть в Освенцим неподражаемая переводчица Швейка на немецкий Грета Райнер (см. комм., ч.1, гл. 14, с. 217). И здесь же, в Терезине, о романе Гашека узнала его будущая переводчица на иврит и бывшая пражанка Рут Бонди (Ruth Bondi), счастливо избежавшая общей участи временных жителей города-крепости.
Впоследствии Рут вспоминала, как много людей в гетто были способны цитировать книгу целыми страницами и как текст соответствовал и месту, и времени, и чувствам людей.
Следует отметить, что при переводе ПГБ исправляет ошибку Швейка. В оригинале бравый солдат ошибается, он говорит, что был направлен в Терезин в земский суд – landgericht (Так mě hned poslali do Terezína к landgerichtu). Бржетислав Гула (BH 2012) по этому поводу замечает, что в Терезине не было и не могло быть гражданского (каким является земский) суда. Земский, или суд второй инстанции, для жителей земель короны святого Вацлава находился в Праге, но дела военнослужащих не мог рассматривать ни в каком случае. А вот суд в Терезине – месторасположении императорского и королевского дивизионного военного суда (с.а. к divisní vojenskí soud) – с удовольствием. Забавно, как, сообщая имя председателя этого суда Индржиха Доубравски (Jindřich Doubravský), Гула, словно извиняясь, добавляет, что это не единственный вершитель судеб с чешской фамилией в системе габсбурского правосудия, были и Весели, и Янса, и Синек, и Орличек, и Докоупил (Veselý, Jansa, Synek, Orlíček, Dokoupil), и множество им подобных.

 

Двадцать девятого июня тысяча восемьсот девяносто седьмого года Кралов Двур изведал ужасы стихийного разлива Лабы

 

Кралов Двур (в оригинале Králový Dvůr nad Labem, правильно Dvůr Králové nad Labem) – город в северно-восточной части Богемии. Совсем рядом с Яромержью, о веселой дороге на которую так любит петь бравый солдат Швейк (см. комм., ч. 1, гл. 4, с. 59), 15 километров на северо-восток. Катастрофический весенний разлив Лабы 1897 года – реальное историческое событие.

 

С. 383
чтобы каждая отдельная личность была не дохлятиной

 

В оригинале: chcípák (aby nebyl žádnej chcípák). Не был бы доходягой. См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 141.

 

В начале войны мы с ним сидели в полиции в Праге за государственную измену. Потом его казнили за какую-то там прагматическую санкцию.

 

Прагматическая санкция – закон о престолонаследии, принятый императором Священной Римской империи (такой титул носил тогда в дополнение ко всем прочим венский монарх) Карлом VI 19 апреля 1713 года. Закон давал возможность восшествия на венский престол императорским дочерям в случае отсутствия наследника по мужской линии, а также переход права наследования к братьям (сестрам) и племянникам (племянницам) в случае полной бездетности императора. Таким образом гарантировалось вечная целостность и неделимость владений Габсбургов. Санкция была признана всеми Европейскими монархиями, кроме Баварской. Разразилась даже небольшая война в 1740 году, которая быстро превратилась в общеевропейскую, поскольку поживиться за счет Габсбургов захотели уже все от Пруссии до Франции, но кончилась история благополучно для старшей дочери Карла VI Марии Терезии, ставшей именно в 1740-м благодаря прагматической санкции императрицей. Помогли англичане и русские.
В любом случае, понятно, что непризнание такого определяющего для австрийского императорского дома документа – очевидная измена и преступление.

 

Нынче, говорят, многих вешают и расстреливают, — сказал один из конвойных. — Недавно читали нам на плацу приказ, что в Мотоле расстреляли одного запасного, Кудрну, за то, что он вспылил, прощаясь с женою в Бенешове, когда капитан рубанул шашкой его мальчонку, сидевшего на руках у матери.

 

За что именно был расстрелян рядовой 102-го пехотного полка Йозеф Кудрна, сказать не так-то просто, но в любом случае никак не за свою несдержанность в момент прощанья с семьей. К апрелю 1915-го Кудрна уже успел проститься с женой и детьми, повоевать на сербском фронте, полежать в госпитале и вновь вернуться в строй. Очень может быть, что как раз эта его бывалость и толкнула Кудрну в центр шумной стычки солдат с командиром батальона подполковником Кукачкой (Kukačka), случившейся накануне отправки на фронт 4 роты 9 маршевого батальона. Узнав о завтрашнем отьезде, солдаты роты устроили прощальную пирушку в бывшем здании бенешовского Сокола (Соколовне), которое служило им казармой. Проходивший на несчастье мимо всеми нелюбимый командир батальона, услышав шум и песни, решил заглянуть и навести порядок. Бить его не били, но крепко поговорили, выложив все накопившиеся обиды и жалобы. Комбат Кукачка ретировался, однако прислал за себя решить вопрос еще более всеми нелюбимого ротного, капитана Хоценского (Choceňský). В этого уже полетели кирпичи. По городу мгновенно пронесся слух, что солдаты 102-го взбунтовались. Для успокоения чешских пехотинцев отправили к Соколовне находившуюся здесь же, в Бенешове, роту немецких драгунов. В тот же вечер, когда пыль улеглась, десять человек, указанных Кукачкой и Хоценским, были арестованы и одним из этого десятка стал Йозеф Кудрна. Чем он отличился непосредственно на месте и что наговорил во время следствия, никто толком не может объяснить, но в результате именно он, Йозеф Кудрна, один из всех взятых под стражу, был осужден и публичрго расстрелян. В общем, оказался не в том месте и не в то время, как это очень часто бывает на войне, да и в мирной жизни тоже.
См. также комм., ч. 1, гл. 9, с. 106.

 

Всех политических вообще арестовывают. Одного редактора из Моравии расстреляли.

 

Трудно отделаться от ощущения, что этого «одного редактора из Моравии» Гашек казнил в романе не случайно и не без некоторого удовольствия. См. комм, о Йозефе Кадлчаке и его конфликте с будущим автором «Швейка» – ч. 2, гл. 3, с. 369.

 

А когда я учил его делать вольные упражнения до седьмого поту

 

В оригинале немецкий дериват – klenkübung (ale když jsem ho učil klenkübungy) от Gelenkübung. То есть буквально: «когда я его учил делать физзарядку».

 

С. 384
а не может затвора разобрать у винтовки, хоть десять раз ему показывай. Скажешь ему «равнение налево», а он, словно нарочно, воротит свою башку направо

 

Каждое третье, четвертое слово в речи капрала – немецкий дериват, člověk neumí u kvéru rozebrat verschluss, ani když mu to už podesátý ukazujou, a když se řekne: «linksschaut», von kroutí jako naschvál svou palicí napravo.

 

С. 385
— 3a такие вот штуки, за придирки несколько лет тому назад в Тридцать шестом полку некий Коничек заколол капрала, а потом себя. В «Курьере» это было.

 

В оригинале: 35-го (pětatřicátýho regimentu), то есть пльзеньского полка. См. также комм., ч. 1, гл. 13, с. 182.0 природе недоразумения можно только догадываться. В ПГБ 1929 правильно – 35-го.
«Курьер» – «Пражский иллюстрированный курьер» («Pražský ilustrovaný kurýr») – популярная бульварная газета с обилием захватывающих воображение рисованных драматических и криминальных сцен. Видимо, что-то такое кровавое и душераздирающее и попалось на глаза Швейку. См. также комм, к «старому Прохазке» – ч. 2, гл. 2, с. 298.
Бржетислав Гула (BH 2012) обращает внимание на то, что эта газета, на пару с «Голосом народа» («Hlas Národa»), были последними бастионами старочешской идеологии. См. комм, к ч. 1, гл. 1, с. 32, а также ч. 2, гл. 2, с. 298.

 

Другой случай произошел несколько лет тому назад в Далмации.

 

Долмация – восточная часть современной Хорватии. Адриатическое побережье. До Первой мировой принадлежала Австро-Венгрии.

 

Выяснили только, что фамилия зарезанного капрала Фиала, а сам он из Драбовны под Труновом.

 

По всей видимости, шутка. Драбовны (Drábovna) под городом Турнов (Turnov) – это не населенный пункт, а лесной массив с очень красивыми и популярными у туристов скальными выходами, располагается примерно в десяти километрах на северо-восток от Турнова между местечками Водеради (Voděrady) на западе и Заборчи (Záborčí) на востоке. Сам Турнов – это 90 километров на северо-восток от Праги.

 

еще один случай с капралом Рейманеком из Семьдесят пятого полка…

 

75-й пехотный полк – индржихув-градский, как и 35-й пльзеньский, упомянутый ранее, смешанный, но с преимущественно (до 79 процентов) чешским личным составом. Кстати, бенешовский 102-й Йозефа Кудрны был чешским на 90 процентов.

 

С. 386
пробуждение молодого великана Гаргантюа, описанное старым веселым Рабле.

 

Тридцативосьмилетний Франсуа Рабле, рожденный в 1494-м, в год публикации первой книги романов о Гаргантюа и Пантагрюэле (1532) был моложе Ярослава Гашека. В момент, когда писались эти строки романа, весной 1922-го, автору «Швейка» (1883 года рождения) исполнилось уже 39 лет.
— Что за черт, где это я?
В оригинале поп говорит: – Kruci laudon, kde to jsem? См. komm, o ругательствах на основе Laudon – ч. 1, гл. 15, с. 244.

 

С. 387
когда видит, что у начальства нет ничего под головой и что оно… того.

 

Того – tentononc (zeje tentononc). См. комм, выше: ч. 2, гл. 3, с. 377.

 

С. 389
в тамошней офицерской кухне действительно служит какой-то учитель из Скутчи

 

Скутеч (Skuteč) – малюсенький городок у границы Богемии и Моравии, примерно в ста километрах на восток от Праги.

 

в офицерской столовой Шестьдесят четвертого запасного полка.

 

В оригинале: 64. landwehrregimentn, то есть 64-го полка самообороны. См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 270. В Примечаниях (ZA 1953), вслед за Бржетиславом Тулой, отмечается, что святой отец не утруждает себя знакомством с организацией и войсковой структурой родной армии, поскольку таких территориальных полков насчитывалось в Австро-Венгрии всего 37. Ну а ПГБ и вовсе все, что связано с армией, презирает и различать не собирается. То у него ландвер – ополченцы, а теперь вот – запасные.
Идет Марина
Из Годонина.
За ней вприпрыжку
С вином под мышкой
Несется поп —
Чугунный лоб.

В оригинале тот способ, каким Швейк оскорбляет святого отца, много тоньше, в популярной словацкой народной песне он заменяет только одно слово «паренек» на «поп»: za ňú šohajek s bečičkú vína – za ní pan farář s bečicú vína.
Šla Marína do Hodonína,
za ňú šohajek s bečičkú vína.

Huja, huja, hujajá, teče voda kalná,
huja, huja, hujajá, teče voda z hor.

Počkaj Marína, napí sa vína.
budeš červená jako malina.

Шла Марина из Годонина,
A за ней парнишка с бочкой винишка.

Гайя, гайя, гайя, темная течет вода,
Гайя, гайя, гайя, с гор бежит она.

Подожди, Маришка, выпей ты винишка,
Станешь ты, Марина, как ягодка малина.

Годонин (Hodonín) – город у современной границы Чехии со Словакией. И не удивительно, что именно здесь родился отец идеи объединения двух народов в одно государство и первый президент Чехословакии Т. Г. Масарик.

 

С. 390
— Послушайте, — сказал он капралу, — у меня нет мелочи, дайте-ка мне взаймы золотой…

 

Имеется в виду монетка достоинством в две кроны. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 74.

 

С. 391
Это мне напоминает одного каменщика из Дейвиц по фамилии Мличко.

 

Дейвице – район Праги. См. комм. ч. 1, гл. 6, с. 74.
Повторное использование фамилии, которая уже дважды мелькала в романе. См. ч. 2, гл. 1, с. 263 и ч. 2, гл. 2, с. 341.

 

— Вы-то уж, наверно, наделали бы в штаны, — защищался капрал. — Мурло несчастное!

 

В оригинале: vyjedná fajfko. То есть:
— Вы-то уж, наверно, наделали бы в штаны, — защищался капрал. — Шестерка вы денщицкая!
По поводу способов именования и оскорбления денщиков см. комм., ч. 1, гл. 10, с. 136 и ч. 1, гл. 13, с. 184.

 

С. 392
А один убитый остался лежать на бруствере, ногами вниз; при наступлении ему снесло полчерепа, словно ножом отрезало. Этот в последний момент так обделался, что у него текло из штанов по башмакам и вместе с кровью стекало в траншею, аккурат на его же собственную половинку черепа с мозгами.

 

И вновь, как, собственно, и везде в романе, речь простого солдата, как севастопольских артиллеристов Толстого, — это народный язык с добавлением иностранных заимствований, здесь – немецких дериватов:

 

А jeden mrtvěj (ý), kerej (ý) ležel nahoře na dekungu nohama dolů, kerýmu při vorrückungu šrapák (šrapnel) utrhl půl hlavy, jako by ji seříz (1), ten se v tom posledním okamžiku tak podělal, že to z jeho kalhot teklo přes bagančata (boty) dolů do dekungů i s krví.

 

Dekung (Deckung) – укрытие, окопы
Vorrückung (vorrücken) – атака, наступление
См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26.

 

В Праге – в Погоржельце, в трактире «Панорама» – один из команды выздоравливающих, раненный под Перемышлем, рассказывал, как они где-то под какой-то крепостью пошли в штыки.

 

Погоржелец (Pohořelec) – сестра улицы Спаленой (Spálená) в Праге. См. комм., ч. 1, гл. 3, с. 47. Названа так потому, что дважды в средние века полностью выгорала. Находится в верхней части пражских Градчан. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 71.
Панорама – в оригинале: Vyhlídce. Йомар Хонси (JH 2010) не без основания предполагает, что эта пивная и упоминаемая в ч. 3 (комм., гл. 3, с. 146) «Na krásné vyhlídce» («Прекрасный вид» у ПГБ) – это одно и то же заведение, находившееся в доме с современным адресом – улица Увоз (Úvoz) 156/31.
Перемышль – город-крепость в Галиции. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 211. Очевидно, что «где-то под какой-то крепостью» звучит несколько нелепо, когда речь об обороне города-крепости Перемышля. В оригинале: «где-то у крепости» (tam někde pod festungem). Кстати, как и все его армейские товарищи, Швейк использует немецкий дериват – Festung.

 

Бедняга только взглянул на его носище с соплей, и так ему сделалось тошно, что пришлось бежать в полевой лазарет. Его там признали за холерного и послали в холерный барак в Будапешт, а там уж он действительно заразился холерой.

 

Сюжетная идея позднее разовьется в историю ложной «холеры» юнкера Биглера. См. комм., ч. 3, гл. 1, с. 70.
В оригинале не Будапешт, а Пешт (cholerovejch baráků do Pešti) – часть современной столицы Венгрии на правом, западном берегу Дуная. До 1873 года, когда три города – Буда (Buda), Пешт (Pest) и Обуда (Óbuda) объединились в один, это были самостоятельные муниципальные образования. Так и воспринимались людьми и годы спустя.

 

Поезд подходил к Вене. Это производило на всех гнетущее впечатление, даже немолчный галдеж, доносившийся из вагонов, где ехали овчары с Кашперских гор, —

 

Овчары с Кашперских гор – в оригинале: skopčáků od Kašperských Hor. Как уже отмечалось, Кашперские горы – это не название местности, а название городка Кашперска Гора (см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 334). Ошибка понятная и очень распространенная. Труднее объяснить «овчаров». Слово skopčáků происходит от kopec/kopců – горки/горочки. То есть скопчаки – буквально горцы, но по ряду исторических причин (см. комм, выше: ч. 2, гл. 3, с. 369) это слово обрело в Чехии неполиткорректное, уничижительное значение «фрицы». Иными словами у Гашека: «немолчный галдеж, доносившийся из вагонов, где ехали фрицы из Кашперской Горы».
А ПГБ, возможно, именно тут просто подвела языковая интуиция, в чешском skopec – баран, овчар – ovčák, по всей видимости из этого возможен ложный вывод, что skopčák – барановод.
Важно отметить, что фрицы с гор, скопчаки, среди городских чехов, к которым безусловно относились и Гашек, и герой его Швейк, заслуженно считались последней деревенщиной, неотесанными тупицами и непроходимыми балбесами. Типичную историю о беспросветной отсталости предальпийских немчиков находим в воспоминаниях Яна Ванека (JM 1924). Речь идет о дне, когда в виде довольствия личному составу была выдана туалетная бумага (Portion Klosetpapíru). Далее возмущеннная речь Гашека, переданная словами Ванека:
«Voni ty kluci pitomí neuznají tu starost, co o ně má pan divisionář a nevědí, co je to hygiena! Víte, co s těma papíry udělali? Vystlali si s nima dekunky a teď na tom budou ležet, pitomci! Jsou to sami skopouni od Prachatic, Oberplanu a Winterberku, zkrátka ten 13. baťák jsou sami tvrďouni německý a blbí, že na to snad budou dávat koncerty!
Они, эти балбесы, даже не оценили ту заботу, которую о них проявило дивизионное начальство, потому что и не слушали о гигиене. Знаете, что они сделали с той бумагой? Выстлали пол у себя в землянке и будут теперь на ней лежать, болваны. Там же одни фрицы-скопчики из Прахатиц, Оберплану и Винтербурка, короче, этот тринадцатый батальон, где одни твердолобые немцы и болваны, нам еще покажет!»
Любопытно, что это реальное и смешное происшествие в сам роман не попало. Может быть, просто не успело из-за того, что повествование обрывается как раз накануне боевых событий и окопных анекдотов.

 

Кто не спал, смотрел из окна на проволочные заграждения и укрепления под Веной, Это производило на всех гнетущее впечатление, даже немолчный галдеж, доносившийся из вагонов, где ехали овчары с Кашперских гор, —
Warm ich kumm, wann ich kumm.
Wann ich wieda, wieda kumm! —

затих под влиянием тяжелого чувства, вызванного видом колючей проволоки, которой была обнесена Вена.

 

Сцена в поезде с судетскими немцами, от вида пейзажей войны внезапно замолчавшими во время исполнения той же самой песни, повторится едва ли ни слово в слово еще раз у границы Словакии и Польши. См. комм., ч. 3, гл. 3, с. 166.

 

С. 393
Вена вообще замечательный город, — продолжал он. — Одних диких зверей в шенбруннском зверинце сколько!

 

Одной из достопримечательностей венского парка Шенбрунн (см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 307) был и до сих пор остается зоопарк (Schönbrunner Menagerie), занимающий небольшую часть его территории. Основанный в 1752-м, это старейший, если не самый старый зоопарк в мире.

 

Со мною был один портной из десятого района

 

Речь, по всей видимости, об одном из самых новых, присоединенном к австрийской столице в 1874 году южном десятом районе (10. Bezirk) с названием Фаворитен (Favoriten).

 

Самое красивое там – это дворцовый конвой. Каждый стражник, говорят, должен быть в два метра ростом, а выйдя в отставку, он получает трафику.

 

Трафика (trafika), как справедливо поясняет ПГБ в своем комментарии, мелочная лавочка, в которой продаются главным образом табак и папиросы. Примечательно, как удивительное исключение из общего, принятого ПГБ при переводе правила «обрусения», по которому слово «господа» заменяется «трактиром», «вычеп» – «баром», «коржалка» – «водкой» и т. д. А тут, оказывается, нет проблемы в том, чтобы ввести специфические чешское название, снабдить комментарием и далее пользоваться.
А в своем обстоятельном комментарии ПГБ прибавляет: «В Австро-Венгрии существовала монополия на табак и пр. Концессия на трафику, являвшаяся своего рода пенсией, давалась инвалидам, солдаткам, вдовам и т. д.».
Конвой – в оригинале: немецкое слово burgwache. «Дворцовая стража».

 

С. 394
Видно было, как кашперские горцы жрут пряники

 

Здесь горцы действительно горцы (horáci od Kašperských Hor). Горцы с Кашперской Горы. Сравни выше комм., ч. 2, гл. 3, с. 392.

 

С. 395
Если что и произошло, то это лишь чистая случайность и «промысел божий», как сказал старик Ваничек из Пельгржимова

 

Пельгржимов (Pelhřimov) – см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 201.

 

С. 396
В военном лагере в Мосте царила ночная тишина.

 

Мост-над-Литавой. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 352.
В городе-спутнике Кирайхиде Гашек провел ровно месяц с 1 по 30 июня 1915 по 27 июня 1915. Здесь он в последний раз то ли ходил в самоволку, то ли пытался дезертировать, во всяком случае исчез с приятелем сержантом Маковцом (četař Makovec) из готового к отправке вагона, через три дня был отловлен в пивной, на рапорте изъявил желание немедленно направиться на фронт, за что прощен и зачислен в 12-й маршевый батальон, которым командовал поручик Венцель (Franz Wenzel), ординарцем 4-й роты поручика Рудольфа Лукаса. Вот когда, на исходе июня 1915-го, пути автора романа и прототипа главного героя наконец-то сошлись. 29 июня будущий автор «Швейка» присягнул государю императору и 30-го отправился на фронт в компании новых приятелей – денщика Лукаса Франтишека Страшлипки и заведующего канцелярией штабного фельдфебеля Яна Ванека.
См. также комм., ч. 2, гл. 5, с. 447 и ч. 2, гл. 5, с. 485.

 

Внизу над рекой сиял огнями завод мясных консервов его императорского величества.

 

В оригинале: c. k. továrna na masité konservy. Реальное предприятие, находившееся в Кирайхиде. Официальное название – K. u. k. Konservenfabrik. Здание сохранилось (JH 2010), теперь 4000 квадратных метров площади занимают шоппинг-центр, управление полиции и салон автозапчастей. Адрес: Lagerstrasse, 8. Bnickneudorf.

 

Из покинутого павильона фотографа, делавшего в мирное время снимки солдат, проводивших молодые годы здесь, на военном стрельбище

 

Йомар Хонси (JH 2010), которому пару лет тому назад удалось, благодаря любезности современных австрийских офицеров, попасть в военный лагерь Брукнойдорфа, сообщает, что в нем ничего от лагеря времен Швейка не осталось. Только старое здание офицерского собрания – Offizierscasino. Фотографический павильон, существовавший на территории лагеря до Первой мировой, сразу после нее был ликвидирован вместе с большей частью старых бараков.

 

в долине Литавы был виден красный электрический фонарь борделя «У кукурузного початка», который в 1918 году во время больших маневров у Шопрони почтил своим посещением эрцгерцог Стефан и где ежедневно собиралось офицерское общество.

 

«У кукурузного початка» – идентификация увеселительных заведений в Бруке и Кирайхиде по вполне объяснимым причинам оказалась непростым делом. Гашек был тут недолго, во-первых, а во-вторых, все названия у него чешские, в то время как в реальной жизни они могли быть только немецкими или венгерскими. Во всяком случае до сих пор нет подтверждения тому, что в 1915 году в этих городах существовала шикарная точка с названием, похожим на «Zum Kukunizkolben» (в оригинале «U kukuřičného klasu»). Точно известно лишь то, что самым фешенебельным, только для офицеров, был ресторан у реки Лейты «Эрцгерцог Франц Фердинанд» (Hotel Erzherzog Franz Ferdinand, он же Hotel Graf). Это же название борделя – «У кукурузного початка» – упоминается и в повести. Одинакова и точка обзора в двух произведениях, повествователь видит огни от заброшенного фотопавильона.
1918 – очевидная опечатка, но в оригинале первого чешского издания романа. В повести, написанной в 1917-м, упоминались те же лица и места таким же образом связанные, и год был 1908-й; соответственно, в поздних чешских изданиях исправлено на 1908-й.
Шопронь – город в Венгрии. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 222. От Брук ан дер Лейта (Кирайхиды) до Шопрони километров сорок по прямой. Первый находится у северной оконечности Нойзидлерского озера, а второй у южной.
Эрцгерцог Стефан (Erzherzog Karl Stephan von Österreich, 1860–1933) – троюродный брат императора Франца Иосифа. Родился и умер на территории современной Польши, недалеко от Кракова. На польском свободно говорил и писал. Был моряком, гросс-адмиралом и фактическим командующим ВМФ Австро-Венгрии. Так что его участие в сухопутных маневрах представляется маловероятным.

 

Это был самый фешенебельный публичный дом, куда не имели доступа нижние чины и вольноопределяющиеся. Они посещали «Розовый дом».

 

Йомар Хонси указывает, что в 1915 году в неразъемной паре Брук – Кирайхида существовало пять официально зарегистрированных борделей. Ни один не носил имя «Розовый дом» («Rosenhaus», «Růžový dům» у Гашека). Возможно, речь о реальном кафе-борделе «У белой розы» («Zur Weissen Rose»). См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 488. Ну а все что можно вывести из романа: этот солдатский пуфф, как и «Кукурузный початок», предположительно находился где-то у реки.

 

С. 397
Мост-на-Литаве сиял огнями. С другой стороны Литавы сияла огнямu Кираль-Хида, Цислейтания и Транслейтания.

 

Цислейтания и Транслейтания – две части двуединой монархии, см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 352.
Отдельно можно заметить, что сохранение при переводе чешского варианта названия реки Лейта – Литава с одновременным сохранением немецкого варианта названий частей империи Цислейтания (Cisleithanien) и Транслейтания (Transleithanien) ненужным образом затемняет дело. Действительно, либо Лейта – и тогда законно Цислейтания и Транслейтания, либо Литава – и тогда уже, если все на чешский лад, Предлитава (Předlitavsko) и Залитава (Zalitavska).
У Гашека в оригинале немецкие дериваты – Cislajtanie i Translajtanie. Но география – тот самый редчайший случай, когда точность для иностранного читателя важнее особенностей языковой игры.

 

Местная буржуазия и чиновничество водили с собой в кафе и рестораны своих жен и взрослых дочерей, и весь Мост-на-Литаве, Bruck ап der Leite /Брук-на-Лейте (нем.)/ равно как и Кираль-Хида, представлял собой не что иное, как один сплошной громный бордель.

 

Наверное, у местной буржуазии, водившей на смотрины проезжим офицерам своих взрослых дочерей, задачи и планы несколько отличались от тех, что стоят перед мамками в борделях. Более смешные были и даже трогательные. Во всяком случае, именно в Бруке, и очень может быть, что в кафе или ресторанчике, во время семейного выхода реальный Рудольф Лукас увидел и полюбил дочь владельца местной пекарни Анну Бауер (Anna Bauer), с которой после всех своих военных испытаний и сочетался законным браком в 1918-м.

 

Майор Венцель вернулся с фронта в полк, после того как в Сербии, на Дрине, блестяще доказал свою бездарность. Ходили слухи, что он приказал разобрать и уничтожить понтонный мост, прежде чем половина его батальона перебралась на другую сторону реки. В настоящее время он был назначен начальником военного стрельбища в Кираль-Хиде и, помимо того, исполнял какие-то функции в хозяйственной части военного лагеря.

 

Майор Венцель – повторное использование имени реального человека. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 338.
И прямой намек на санитарное возвращение другого реального офицера, Ченека Сагнера, из Сербии. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 340.

 

Денщик майора Венцеля, Микулашек, невзрачный, изрытый оспой паренек, болтал ногами и ругался

 

Как пишет Радко Пытлик (RP 1998), в Липнице параллельно с этой главой романа в декабре 1921-го Гашек успел накатать еще и две пьесы по просьбе гостивших пражских друзей. В одной из них, ныне приписываемой Эрвину Кишу, «Из Праги в Братиславу за 365 дней» («Z Prahy do Bratislavy za 365 dní») имя главного героя – Микулашек (Mikulášek). См. также комм., ч. 2, гл. 5, с. 460.

 

С. 398
— Как зовут, я спрашиваю?! — заорал поручик, глядя снизу вверх на Микулашека.

 

Нетрезвый Лукаш здесь переходит на неформальную речь, что для него в ином состоянии очень нехарактерно. «Я говорю» («я спрашиваю» в ПГБ) – jářku (Jářku, jak se jmenujete, člověče?) вместо já říkám.

 

У него всегда, как только увидит кого-нибудь из господ офицеров, язык отнимается. Он вообще стесняется говорить. Совсем забитый ребенок. Одним словом – молокосос. Господин майор Венцель оставляет его в коридоре, когда сам уходит в город. Вот он, бедняга, и шатается по денщикам. Главное – было бы чего пугаться, а ведь он ничего такого не натворил.
Швейк плюнул; в его тоне чувствовалось крайнее презрение к трусости Микулашека и к его неумению держаться по-военному.

 

В оригинале в середине фразы Швейк переводит Микулашека из мужского рода в средний:
Von se vůbec stydí mluvit. Vono je to vůbec takový, jak říkám, upocený mládě, utahaný.
Одним словом – молокосос. «Оно». Господин майор Венцель оставляет это «оно» в коридоре, когда сам уходит в город. Вот оно, бедное, и шатается по денщикам. Главное – было бы чего пугаться, а ведь оно ничего такого не натворило.
И эту оценочную особенность его речи отмечает Гашек:
Švejk si odplivl а v jeho hlase a v tom, že mluvil o Mikuláškovi ve středním rodě, bylo slyšet úplné opovržení nad zbabělostí sluhy majora Wenzla a nad jeho nevojenským chováním.
Швейк плюнул; и в том, как он заговорил о Микулашеке в среднем роде, чувствовалась презрение к трусости венцелевского денщика и к его неумению держаться по-военному.

 

С. 400
— Вонючка ты, — презрительно оборвал его Швейк. — Сядь на пороге и жди, пока придет твой майор Венцель.

 

В оригинале: Prd jseš, «opovržlivě vyjádřil se Švejk». Буквально – «пердок ты», но смысл иной – «ничтожество ты, ноль». Как в поговорке: Mohl jsem mít všechno, ale nakonec mám prd – «мог бы иметь все, а получил фиг».
В ПГБ 1929: – Ж… ты, — презрительно оборвал его Швейк.

 

С. 401
Молчите и слушайте внимательно. Знаете, где в Кираль-Хиде Sopronyi utcza?/Шопроньская улица (венгерск.)/Да бросьте вы ваше «осмелюсь доложить, не знаю, господин поручик». Не знаете, так скажите «не знаю» – и баста! Запишите-ка себе на бумажке: Sopronyi utcza, номер шестнадцать.

 

Сюжетный ход с отправкой письма даме в Кирайхиде через денщика Швейка уже был использован в повести. Существенные отличия будут отмечены в комментариях далее. Шопроньская улица – по всей видимости не существовала в Кирайхиде и выдумана Гашеком. Точно так же как и улица, где жили муж и жена Каконь, в повести – Пожоньская (Pozsony utca, 13). Общее то, что и Шопронь, и Пожонь – названия в ту пору венгерских городов. Первый и поныне так называется, а второй теперь столица Словакии – Братислава. Венгерское же название от немецкого довоенного – Pressburg.
Скорее всего из-за краткости и безотрадности своего пребывания в Кирайхиде (см. комм., выше: ч. 2, гл. 3, с. 396) Гашек не смог как следует «освоить» город, от этого, видимо, столько проблем у гашековедов с идентификацией пивных, кафе и улиц. В отличие от пражских, знакомых Гашеку с детства, эти при писании романа приходилось вспоминать или, вообще, выдумывать. Одна и та же схема возникновения улиц Шопроньской и Пожоньской, как кажется, работают именно на эту гипотезу.

 

Скажите «знаю» или «не знаю». Итак, знаете, что такое скобяная торговля? Знаете – отлично. Этот магазин принадлежит одному мадьяру по фамилии Каконь. Знаете, что такое мадьяр? Так himmelherrgott/Боже мой (нем.)/ – знаете или не знаете? Знаете – отлично.

 

Нетрезвый поручик Лукаш в этот момент несколько напоминает незабвенного полковника Фридриха Крауса фон Циллергута. Вот это, господа, окно. Да вы знаете, что такое окно?
См. комм., ч. 1, гл. 15, с. 236.
Из прочих мелочей можно отметить, что в повести лавка была писчебумажной.

 

Записали, что фамилия этого субъекта Каконь?

 

Молодой человек по имени Дюла Каконь (Gyula Какопуi) – герой раннего рассказа Гашека «Похождения Дюлы Какони» («Dobrodrružství Gyuly Kákonye» – «Národní listy», 1903). В этой юмореске его ситуация зеркальна романной, иными словами, Дюла – герой любовник а ля романный Лукаш сосланный отцом в деревню за связь с певичкой, начинает ухлестывать за цыганкой из местного табора с именем Йока (Joka), и вот за эти игры Дюлу Какони весьма остроумно проучит жених цыганки Роко (Roko). Финал в рассказе тот же самый, что ждет в романе поручика Лукаша. Имя неудачливого любовника попадет в газеты.

 

Да, запишите еще, что эту даму зовут Этелька. Запишите: «Госпожа Этелька Каконь».

 

Венгерское имя Этелька (Etelka), по всей видимости, чрезвычайно нравилось Гашеку и встречается не только в повести, но и в рассказах самых разных периодов его творчества.
Etelka Tüsk – из «Рассказа Айго Мартона» («Elindulta Ajgo Márton» – «Světozor», 18.08.1905).
Etelka Éjes – «У Нойзидлерского озера» («U jezera neziderského» – «Světozor», 17.11.1905).
pana Kevese Etelka – «B румынских горах» («V Horách na rumunskě straně» – «Světozor», 12.03.1915).
Etelka Falv – «Штатный учитель» («Řádný učitel» – рукопись, 1920–1921).

 

— A если мне ответа не дадут, господин обер-лейтенант, что тогда?
— Скажите, что вы во что бы то ни стало должны получить ответ, — сказал поручик

 

Забегая вперед, можно отметить, что не агрессивность романного сапера Водички, а приказание «ждать во чтобы то ни стало», данное прапорщиком Дауэрлингом, привело к конфликту между взбешенным папашей Какони и исполнительным денщиком Швейком в повести. В романе с появлением венгроненавистника-сапера события пойдут по другой колее.

 

С. 402
В антракте его внимание больше привлекла дама, сопровождаемая господином средних лет, которого она тащила к гардеробу, с жаром настаивая на том, чтобы немедленно идти домой, так как смотреть на такие вещи она больше не в силах.

 

О воздействии, которое производит драматическое искусство на сердце Лукаша, см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 345.

 

С. 403
При этом она взглянула на поручика Лукаша и еще раз решительно сказала:
— Ekelhaft, wirklich ekelhaft! /Отвратительно, в самом деле отвратительно! (нем.)/
Этот момент решил завязку короткого романа.

 

Возможно, толчок фантазии Гашека, превратившей романного поручика Лукаша в необыкновенно влюбчивого человеком, дала история подлинной любви и женитьбы армейского командира Гашека Рудольфа Лукаса, ставшей следствием его пребывания в Бруке-над-Лейтой.

 

Там в ресторане «У эрцгерцога Альбрехта» он встретился с офицерами Девяносто первого полка.

 

Возможно, и даже скорее всего, речь идет о ресторане «Эрцгерцог Франц Фердинанд» («Hotel Erzherzog Franz Ferdinand»), см. комм, выше ч. 2, гл. 3, с. 396. Впрочем, Йомар Хонси (JH 2010) указывает, что еще одним заведением «только для офицеров» в Бруке была «Немецкая кофейня» («Deutsches Kaffehaus»).

 

В весьма приподнятом настроении он пошел в маленькое кафе «У креста Св. Стефана»

 

Еще одно из множества заведений в Бруке-Кирайхиде, до сей поры не идентифицированное. Св. Стефан – небесный покровитель Венгрии, см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 421.

 

занял отдельный кабинет

 

В оригинале здесь очень редкий для Гашека, но стилистически вполне уместный французский – chambre séparée (kde zašel do malého chambre séparée). По-чешски, как справедливо пишет Гула (BH 2012), отдельный кабинет – odděleny pokojík. А впрочем, бесспорный чех Богумил Грабал не без удовольствия употребляет в своем маленьком романе «Я прислуживал английскому королю» («Obsluhoval jsem anglického krále») в сходном контексте именно chambre séparée (а já jsem se začervenal a řekl, ne, já chci večeřet v chambre séparé): a я весь закраснелся и сказал, нет, я хочу отужинать в отдельном кабинете.

 

«Здесь в отелях это будет неудобно. Придется везти ее в Вену, — подумал поручик. — Возьму командировку».

 

Командировка в оригинале: vezmu si komandýrovku – еще один русизм, как многие подобные у Гашека, из большевистского прошлого. Миколаш Затовканюк (MZ 1981) отмечает, что на этом месте должен был бы быть ходовой у чехов в австрийской армии немецкий дериват – komandýrka. А чисто чешский вариант – служебная поездка (služební cesta).
Стоит отметить, что все прототипы романных персонажей от Яна Ванека до Ганса Биглера сходятся в одном – уж кем-кем, а волокитой и бабником реальный Рудольф Лукас точно не был.

 

С. 405
Найти Шопроньскую улицу и дом номер шестнадцать было бы не так трудно, если бы навстречу не попался старый сапер Водичка, который был прикомандирован к пулеметчикам, размещенным в казармах у реки.

 

Пулеметчики в оригинале: štajeráků (sapér Vodička, který byl přidělen к «štajerákům»). Это очередной немецкий дериват от Steiermark, то есть штириец, некто из австрийской земли Штирии. Иными словами, сапер был прикомандирован к штирийскому полку. Отдельных пулеметных подразделений в австрийской армии не было.
Обдумывая эту ситуацию, Бржетислав Гула (BH 2012) приходит к выводу, что из трех имевшихся в австро-венгерской армии штирийских пехотных полков (27-го, 47-го и 87-го) Водичка мог быть прикомандирован только к одному из первых двух, поскольку 87-й комплектовался исключительно из словенцев, а в хорватских (словенских) полках официальным языком был вовсе не обязательный общевойсковой немецкий, а свой хорватский, чеху Водичке, очевидно непонятный.

 

Несколько лет тому назад Водичка жил в Праге, на Боище, и по случаю такой встречи не оставалось ничего иного, как зайти в трактир «У черного барашка» в Бруке

 

Улица nа Bojišti называлась На Боище в ПГБ 1929, почему пролезло сюда, вместо измененного ПГБ и везде в новом переводе применяемого На Боишты – вопрос, наверное, к редактору. В любом случае, дело выглядит так, как будто бы Швейк встретил соседа. Еще одно подтверждение тому, что романный Швейк, по всей вероятности, до войны жил в Праге на улице На Бойишти. См. комм, на этот счет ч. 1, гл. 6, с. 71.
В оригинале: «U černého beránka». Есть мнение, что речь идет о заведении у «У красного барашка» («Zum Roten Lamm»), которое располагалось в Бруке по адресу: Reiffeisen Gürtel, 7. Хотя и не очень понятно, зачем, направляясь из лагеря в Кирайхиду, идти прямо в противоположную сторону, в Брук. Впрочем, для Швейка такие кругали – обыденное дело.

 

Где работала знакомая кельнерша, чешка Руженка, которой были должны все чехи-вольноопределяющиеся, когда-либо жившие в лагере

 

Чешка-официантка Руженка (Růženka) из Брука еще раз упоминается в конце пятой главы, см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 488.

 

С. 406
По дороге к Шопроньской улице, дом номер шестнадцать. Водичка все время выражал крайнюю ненависть к мадьярам и без устали рассказывал о том, как, где и когда он с ними дрался или что, когда и где помешало ему подраться с ними.

 

Комм, об исторических корнях глубокой народной неприязни чехов к венграм см.: ч. 2, гл. 1, с. 267. О неравноправии в армии – см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 270.

 

— Держим это мы раз одну этакую мадьярскую рожу за горло. Было это в Паусдорфе, когда мы, саперы, пришли выпить.

 

Комм, по поводу собственных разборок Гашека с венгерским патрулем в Будейовицах см.: ч. 2, гл. 2, с. 333.
Паусдорф – в оригинале Pausdorf. По-мнению большинства гашковедов – ошибка автора романа. Речь, скорее всего, идет о Парндорфе (Pandorf) – небольшом городке в семи километрах от лагеря в Кирайхиде (Брукнойдорфа).
Пришли выпить – в оригинале: кат jsme šli my saperáci na víno, то есть «куда мы, саперы, пришли попить вина». Дело в том, что этот район, ныне австрийская земля Бургенланд (Burgenland), с Бруком-над-Лейтой и Брукнойдорфом, всегда был территорией виноделов. Таким и остался. Производятся здесь главным образом красные вина. Естественный повод для приезжих чехов разнообразить свою золото-пенную алкогольную диету.

 

Хочу это я ему дать ремнем по черепу в темноте.

 

«Ремень» в оригинале немецкий дериват – übersvunk (chci mu dát jednu übersvunkem), Überschwung. Примечательно только одним – буквально через две строчки будет переведено как в романе о стрелецком бунте, словом «кушак». Следует отметить, что под поясом (Überschwung) понимается весь комплект – полоска кожи, кованая бляха и штык на петле.
Очевидно, что, как и все солдаты во всем мире, австрийские наматывали ремни на кулак и били своих противников ременной пряжкой или штыком в ножнах, орудуя ремнем как кистенем.

 

С. 407
Тонда, да ведь это я, Пуркрабек из Шестнадцатого запасного!

 

Тонда (Tonda) – сокращение от распространенного чешского имени Антон (Antonín). Одно из очевидных. Менее очевидное – Ярда (Jarda) от имени автора романа и уж совсем неочевидное – Гонза (Honza) от Ян (Jan). Впрочем, только на первый взгляд. Библейская первооснова как чешского имени Ян, так и немецкого Ганс – Иоганн (Jochanan) делает трансформацию совершенно прозрачной.
Фамилия Пуркрабек уже использовалась в романе. Это был агент банка «Славия». См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 257.
Запасной – конечно же, в оригинале: 16. Landwehr. То есть Пуркрабек, просящий милости у Антонина Водички – солдат из полка самообороны. См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 270.

 

Но зато у Незидерского озера мы с ними, шутами мадьярскими, как следует расквитались!

 

От военного лагеря в Кирайхиде до Нойзидаерского озера 15 километров на юго-восток. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 222.

 

,Uram, urаm, biró urаm’ nebo, Láňok, láňok, láňok a faluba’. «Uram, uram, birо uram», либо: «Lanok, lanok, lahok а faluba» /Господин, господин, господин судья! Девочки, девочки, деревенские девочки (венгерск.)/

 

Обе песни любовные, только первая грустная – речь о суде за измену, зато вторая веселая о том, как девкам хорошо танцевать с солдатами.

 

Положили на стол только свои солдатские кушаки и говорим промеж себя: «Подождите, сукины дети!

 

Кушак – в оригинале: übersvunk (jen jsme si übersvunky položili před sebe). O переводе этого слова см. комм. выше.

 

А один из наших, Мейстршик, у него кулачище, что твоя Белая гора

 

Белая гора (Bílá hora) – возвышенность на северо-западе Праги, недалеко от современного аэропорта Рузине (Letiště Praha-Ruzyně), Мотольского плаца (см. комм., ч. 1, гл. 9, с. 106) и Бржевновского монастыря (см. комм., ч. 1, гл. 8, с. 90). Не только холмик, с которого «Москву видно», но один из самых значимых символов чешского патриотического набора. Здесь 8 ноября 1620 года армия, нанятая чешскими аристократами-гуситами, потерпела поражение от армии, нанятой австрийским королем-католиком. Результатом стали уничтожение чешской национальной знати, рекатолизация и триста лет власти Габсбургов.

 

С. 408
— Короче говоря, мадьяры – шваль, — закончил старый сапер Водичка свое повествование, на что Швейк заметил:
— Иной мадьяр не виноват в том, что он мадьяр.

 

Сравни с позицией Швейка по турецкому вопросу: комм., ч. 1, гл. 1, с. 32.

 

и спьяна даже не заметил, что рядом находится еще такая же комната, где собрались, пока я заряжался, человек восемь гусар

 

Бржетислав Гула (BH 2012) обращает внимание на то, что в австро-венгерской армии все гусарские части (16 общеармейских полков и 10 гонведских) формировались исключительно в венгерских округах. Иными словами, гусар в империи Габсбургов – синоним слова венгр.

 

С. 409
Знавал я одного кабатчика Пароубека в Либени.

 

В оригинале: kořalečník (á jsem znal nějakýho kořalečníka Paroubka), и это не кабатчик, а человек, который гонит коржалку. «Знавал я одного винокура Пароубека». Есть свидетельство, что речь идет о реальном человеке, державшем вычеп крепких напитков на Гуситской улице (Husitské), только не в Либени, а рядом, в Жижкове, в двух шагах от того места, где жил сам Гашек после возвращения из Советской России.
Либень – район Праги. См. комм., ч. 1, гл. 9, с. 121.

 

У него в кабаке перепился раз можжевеловкой бродячий жестяник-словак

 

Жестяник-словак – в оригинале: dráteník. Весьма специфическое ремесло, действительно, родом из Словакии, состоявшее в плетении из проволоки всякой хозяйственной утвари – корзин, вазочек, полочек и т. д., а также предохранявших или восстанавливавших сеточные оболочки для всякой керамической посуды. Фигура такого бродячего мастера из Словакии была знакома всякому богемскому горожанину на рубеже XIX и XX веков.

 

И прибавил, что Пароубек – продувная шельма и бестия

 

Словак-жестяник ругается по-словацки. Шельма у него – huncút,a бестия – шашчинская (šaščínská bestie). Последнее, по мнению Здены Анчика (один из уникальных случаев, когда статья Примечаний (ZA 1953) не совпадает дословно с соответствующим комментарием (BH 2012) Бржетислава Гулы), либо свидетельство не полного владения Гашеком словацкими мифами и топонимами, либо очевидное издевательство. Бестия у словаков обычно чахтицкая (čachtická) по имени легендарной злодейки Алжбеты Батгоровой (Alžběta Báthoryová, 1570–1614, в русской традиции Батори) из чахтицкого (Čachtice) замка, которая якобы чтобы омолодиться, купалась в крови убитых по ее приказу юных девушек. А вот шашчинская в Словакии – дева Мария из города Шаштин (Šaštín – Stráže). Впрочем, расстояние между этими городами в северо-западной Словакии у самой границы с Чехией не такое уж и большое – 60 километров по прямой. Спутать трудно, но можно.
С удовольствием добавляю тут комментарий доброжелательного блогера khathi:
У нас сия достойная дама обычно известна как графиня Елизавета (или Эржебет) Батори, легендарная венгерская «вампирша». Поскольку, хотя поместье ее территориально и находилось в Словакии, но и сама она, и ее муж Ференц Надашди, у которого она его унаследовала, были самыми что ни на есть чистокровными венграми. Сама Елизавета, в частности, была племянницей знаменитого короля Стефана Батория.

 

Лупил до самой площади Инвалидов и так озверел, что погнался за ним через площадь Инвалидов в Карлине до самого Жижкова, а оттуда через Еврейские Печи в Малешице

 

Площади Инвалидов в Праге не было. В оригинале речь о доме призрения для ветеранов – Инвалидовна, Invalidovna (až dolů na Invalidovnu), построенном в пражском районе Карлин в 1731–1737 гг.
Здание и прилегающий к нему парк сохранились и находятся между улицами Za invaldovnou и U invalidovnu. Сейчас здесь Центральный военный архив (Vojenské Ústřední Archiv). От географического центра Либени до Инвалидов больше двух километров.
Еврейские Печи (Židovský pece) – парк в Жижкове. От Инвалидовны до парка еще километра три, причем через пути северо-восточной ж/д ветки Государственного вокзала (Státní nádraží).
Малешице – район Праги юго-восточнее Жижкова. См. комм., ч. 1, гл. 13, с. 178. От парка до границы Малешиц еще три километра. Итого получается, гнал винокур пьяного словака километров семь-восемь. Действительно освежился.

 

С. 410
Мы, брат, не то, что какие-нибудь там ополченцы.

 

Ополченцы – в оригинале: железные мухи (železné mouchy). Это оскорбительное прозвище солдат войск самообороны (ZA 1953). См.: zeměbranec (landvérák) комм., ч. 2, гл. 1, с. 270. См. также ч. 2, гл. 5, с. 450.

 

С. 411
Знаешь Некланову улицу на Вышеграде?

 

Так и есть, улица у крепости и реки в Праге – Neklánová ulice.

 

Раз в Забеглицах, на «Розовом острове», одна этакая харя не хотела со мной танцевать

 

Кавычки для названия в русском переводе – ошибка. В оригинале они есть, но одинарные: Jednou v Záběhlicích na “Růžovým ostrově”. Такие Гашек может использовать для топонимов, когда же приводит название пивной или ресторана, то пользуется двойными кавычками. Вот пример из этой же главы:
do hospody “U černého beránka” v Brucku
se ve velké vinárně a kavárně “U arcivévody Albrechta”
В данном случае речь идет не о танцзале «Розовый остров», а о куске пражского района Забеглицы (см. комм., ч. 1, гл. 2, с. 41), впрочем до 1922 года еш;е самостоятельного населенного пункта, с названием Розовый остров. Это и в самом деле топологически остров, кусок земли между рекой Ботич (ч. 1, гл. 3, с. 50) и каналом, снабжаюш;им водой Хамерский пруд (Hamerský rybník).
Я аккурат пришел с танцульки из Гостивара…
…Небось и в Михле было слыхать.

Гостиварж и Михле, два соседствующих с Забеглицами района Праги. Гостиварж (Hostivaři) на востоке, а Михле (Michle) на западе. До 1922 года – самостоятельные населенные пункты.

 

С. 414
Baszom az anyát, baszom az istenet, baszom а Krisztus Márját, baszom az atyadot, baszom а világot!”

 

Рассерженный господин Какони совершенно не стесняется, Baszom он маму, преисподнюю, деву Марию, отца и весь свет. И это при совершенно невинной жене и служанке. Трудно не согласиться с поручиком Лукашем, писавшим:
«Я глубоко убежден, что ваш супруг – чистейшей воды эгоист, который, который в своих личных интересах водит вас, сударыня, на театральные представления, отвечающие исключительно его собственному вкусу».

 

С. 416
Я влюблен в вашу жену по уши, как говорил Врхлицкий – Kapitales Frau /Капитальная женщина (нем.)/.

 

Ярослав Врхлицкий (Jaroslav Vrchlický) – литературный псевдоним профессора Эмиля Богуслава Фрида (Emil Bohuslav Frida, 1853–1912), поэта (около сотни сборников стихов), драматурга (полсотни пьес), прозаика (пара романов и сборников рассказов). Перевел на чешский книги многих европейских авторов – Гюго, Дюма, Данте, Гете, и так далее. В общем, 270 разнообразных книг за 35 лет. Всей своей жизнью и делами пытался доказать (по мнению потомков, впрочем, не всегда убедительно и хорошо), что чешский язык может выразить все. Тем не менее, имя, дорогое каждому чеху; в честь Верхлицкого после его смерти в 1913 году, назван парк в центре Праги, в тенета которого Бланик уводит с Гавличковой площади украденную для Швейка собаку. См. комм. ч. 1, гл. 14, с. 227 и 232.
Поэт Врхлицкий был необыкновенно влюбчивым человеком, женился в конце концов на дочери своей любовницы-поэтессы, и эта девочка, в свою уже очередь, в счастливом браке с невероятно плодовитым литератором и патриотом прижила двух детей от друга семьи.

 

Разъяренный господин хотел броситься на стоявшего со спокойным и довольным видом Швейка, но старый сапер Водичка, следивший за каждым движением Каконя, подставил ему ножку, вырвал у него из рук письмо, которым тот все время размахивал, сунул в свой карман, и не успел господин Каконь опомниться, как Водичка его сгреб, отнес к двери, открыл ее одной рукой, и в следующий момент уже было слышно, как… что-то загремело вниз по лестнице.

 

В повести, в отсутствие Антона Водички, пан Каконь бросается на Швейка после того, как бравый солдат в очередной раз, в третий, кажется, спокойно сообщает, имея в виду пани Каконь:
«Mám nařízeno čekat na odpověď!»
«Мне велено ждать ответа!»
Ну а на улице, куда более крупный и здоровый господин Каконь вытащил за шиворот Швейка, оказались поблизости солдаты-чехи, а не венгры, поскольку в повести выходит все наоборот, штатский венгр обижает мобилизованного чеха, но и в этой зеркальной ситуации финал малой формы совпал с финалом большой. Вспыльчивого мужа жестоко и несправедливо избили.

 

С. 417
Только дальше, у ворот, Швейк нашел разорванный крахмальный воротничок.

 

В повести Швейк, после драки счастливо избежавший патруля, приносит этот подобранный на улице воротничок своему прапорщику Дауэрлингу в виде ответа от госпожи Каконь:
V ruce nesl límeček pana Kákonyiho. Když přišel к Dauerlingovi, zasalutoval a řekl: «Poslušně hlásím, pane fenrich, že jsem psaní odevzdal a zde je odpověď».
Švejk položil na stůl límeček pana Kákonyiho, natržený u dírek,
[Швейк] «В руке нес крахмальный воротничок господина Каконь. Когда вошел к Дауэрлингу, то отдал честь и сказал: – Осмелюсь доложить, пан фенрих, письмо отнес, а вот ответ».
И Швейк положил на стол крахмальный воротничок господина Каконя с надорванными петлями для пуговок.

 

А посреди улицы бился, как лев, старый сапер Водичка с несколькими гонведами и гонведскими гусарами, заступившимися за своего земляка. Он мастерски отмахивался штыком на ремне, как цепом.

 

Перекличка с образом воина-гусита, орудующего цепом-молотилом в гуще супостатов-католиков, очевидна.

 

Назад: ГЛАВА 2. БУДЕЙОВИЦКИЙ АНАБАСИС ШВЕЙКА
Дальше: ГЛАВА 4. НОВЫЕ МУКИ