КУПАЙТЕСЬ В КРАСОТЕ

Перед лицом возвышенного мы ощущаем трепет… Нечто слишком большое, чтобы это мог охватить наш ум. На мгновение это стряхивает с нас самодовольство и освобождает от мертвой хватки привычки и банальности.

Роберт Грин

Утром в среду 23 февраля 1944 года Анна Франк поднялась на чердак над пристройкой, где два долгих года скрывалась ее семья. Она пришла навестить Петера, еврейского мальчика, который жил с ними. Дети сели вдвоем на пол, как любила Анна, — отсюда было удобно смотреть через маленькое окно в мир, который им пришлось покинуть. Они молча разглядывали голубое небо, еще безлистный каштан, взмывающих ввысь и пикирующих птиц. Было так тихо, так спокойно, так открыто по сравнению с их тесными каморками.

Как будто бы мир не воюет, как будто Гитлер не убил миллионы людей, а их собственные семьи не рисковали каждый день присоединиться к мертвым. Несмотря на все, казалось, в мире царила красота. «Пока это существует, — думала Анна, — это солнечное сияние и безоблачное небо, пока я могу наслаждаться этим, как можно грустить?»

Позже она напишет в дневнике, что природа — панацея, утешение для всех, кто страдает. Действительно, Анна всегда умудрялась находить в природе нечто, помогающее поднять настроение и сосредоточиться. Это работало всегда — цветущей весной или суровой зимой, в темноте, в дождь, когда было слишком опасно открывать окно и на природу приходилось смотреть из душной жаркой комнаты. «Красота остается даже в несчастье, — писала Анна Франк. — Если вы просто посмотрите на нее, вы откроете все больше счастья и восстановите равновесие».

Как это верно. И каким источником мира и спокойствия это может быть.

Девственный лес. Ребенок с отрытой книгой. Крыло самолета, режущее облака, пока утомленные пассажиры дремлют. Мужчина читает в кресле. Женщина спит. Стюардесса дает отдых своим ногам. Розовые лучи рассвета загораются над горой. Повторяется песня. Ее ритм совпадает с ритмом событий. Радость оттого, что работа сделана вовремя. Временное спокойствие пустого ящика входящей почты.

Это спокойствие.

Журналистка Роуз Лэйн писала, как смотрела на заросшее травой плоскогорье в Тбилиси:

Здесь было только небо, и хрупкая трава позволяла слышать тишину. Пустота вокруг меня была такой идеальной, что я ощущала себя частью ее, сама став пустотой; был миг, когда я была вообще ничем — почти ничем.

Это состояние называют экстаз — высший опыт, позволяющий выйти за рамки самих себя. Эти прекрасные моменты доступны нам в любое время — стоит только захотеть. Все, что надо, — открыть им душу.

Существует история о мастере дзен Хякудзё, к которому однажды утром подошли два ученика. Мастер только начал хлопотать по хозяйству рядом с храмом. Ученики по­просили научить их Пути. Хякудзё ответил: «Потрудитесь в поле, и я расскажу вам о великом принципе дзен». Закончив работу, ученики вновь подошли к учителю. А он молча повернулся лицом к полям, над которыми только что встало солнце, и протянул руки к безмятежному простору.

Это и был Путь. Природа. Плодородная почва. Выращивание урожая. Удовлетворение от тяжелой работы. Поэзия земли. Это было в начале, это будет всегда.

Красота не всегда то, что красиво. Мы не в любой момент находимся в поле, на берегу или любуемся потрясающим каньоном. Философу надо развивать в себе взгляд поэта — способность видеть красоту повсюду, даже в банальном и ужасном.

Марк Аврелий, который считается мрачным депрессивным стоиком, любил красоту в уитменовском духе. Иначе зачем бы он так красочно писал об обыкновенном: «Пекут, скажем, хлеб, и потрескались кое-где края, — так ведь эти бугры, хоть несколько и противоречащие искусству пекаря, тем не менее чем-то хороши и особенно возбуждают к еде». Или: «Колосья, гнущиеся к земле, сморщенная морда льва, пена из кабаньей пасти». Даже о смерти он пишет: «Пройти в согласии с природой эту малость времени и расстаться кротко, как будто бы упала зрелая уже оливка, благословляя выносившую ее землю и чувствуя благодарность к породившему ее древу».

Философ и поэт глядят на мир одинаково, поскольку заняты одним делом — как сказал бы Фома Аквинский, исследуют чудо.

Писатель и экологический активист Эдвард Эбби утверждал: даже слова «дикая природа» музыкальны. Эту музыку мы можем слышать в любое время, когда нам нравится, где бы мы ни жили и чем бы ни зарабатывали на жизнь. Ничто не может нам помешать думать об усыпанной хвоей земле в сосновом лесу, о спуске по медленной реке, о тепле костра. Или мы можем, как Анна Франк, просто смотреть в окно на дерево. Делая это, наблюдая это, мы становимся чуткими к спокойствию.

Признак здоровой души — умение находить красоту не во внешних вещах: восхищении толпы, роскошных автомобилях, просторном жилье или сверкании наград. И не в том, чтобы впадать в отчаяние от уродств мира: критиков и ненавистников, страданий невинных, боли и потерь. Лучше находить красоту во всех местах и во всех вещах. Поскольку они нас окружают. И будут подпитывать нас, если мы позволим им это делать.

Отпечатки лап кошки на пыльном капоте автомобиля. Горячий пар, выплывающий из вентиляции в Нью-Йорке по утрам. Запах асфальта под начинающимся дождем. Глухой удар кулака, идеально вписавшегося в раскрытую ладонь. Звук ручки, которой подписывают договор, соединяющий стороны. Смелость комара, пьющего кровь у человека, — кровососа могут легко прихлопнуть. Корзина, полная овощей с огорода. Обломанные ветви, свисающие у загруженной дороги, — следы кузовов большегрузов. Пол, заваленный детскими игрушками в хаосе утомленной радости. Город, устроенный точно так же: тут сотни лет копились судорожные независимые постройки.

Начинаете видеть, как это работает?

Какая ирония заключена в том, что спокойствие в нашей жизни редко и мимолетно, — ведь мир создает неиссяка­емые его запасы. Просто никто на них не смотрит.

В чем Джон Милль обрел умиротворенность после краха и почти двух лет борьбы и депрессии, возникшей в результате переизбытка стимулов и занятий? В поэзии Уильяма Вордсворта. А что было вдохновением для большей части поэзии Вордсворта? Природа.

Когда Теодор Рузвельт в один день разом потерял мать и жену, доктор отправил его забыться в просторы пустошей Дакоты. Да, Тедди был охотником, владельцем ранчо и настоящим мужиком, но двумя его величайшими страстями были посидеть на крыльце с книгой и понаблюдать за птицами. У японцев есть понятие синрин-йоку, «купание в лесу» — вид терапии, где природа используется как лекарство при психологических и душевных проблемах. Едва ли существовала хотя бы неделя, когда Рузвельт не принимал «лесную ванну» такого рода.

Насколько чище мы были бы, если бы принимали подобные ванны так же часто, как встаем под горячий душ. Каким бы количеством подарков порадовало нас увиденное вокруг.

«Купание» — важное слово. В воде ведь что-то есть, не так ли? Ее вид. Ее звук. Ее ощущение. Для ищущих спокойствия настоящая вода не самый плохой способ избавиться от неприятностей и сумятицы мира. Ныряние в ближайшей речке. Фонтан в японском садике. Мемориальный водоем в память о тех, кого мы потеряли. В крайнем случае — звуковая машина с шумами океан­ского прибоя.

Тем, кто приходит в себя после травмы, или тем, у кого стрессовая профессия, или тем, кто страдает от суеты со­временной жизни, профессор Джон Стилгоу дает простой совет:

Выходите. Не просто из помещения, а из ловушки программируемой электронной эры, нежно сомкнувшейся вокруг массы людей… Выйдите наружу, неспешно пройдитесь, затем расслабьтесь, замедлитесь, взгляните вокруг. Не бегите… Смотрите на все, что находится рядом с сельской дорогой, городской улицей и бульваром в пригороде. Гуляйте. Бродите. Прохаживайтесь. Катайтесь на велосипеде. Исследуйте.

В этом умиротворенность. Это всегда для вас до­ступно.

Не позволяйте красоте жизни ускользнуть от вас. Смотрите на мир как на храм. Именно так воспринимайте весь опыт. Восхищайтесь тем, что все это существует — что вы существуете. Даже когда мы убиваем друг друга в бессмысленных войнах, даже когда мы убиваем себя бессмысленной работой, мы всегда можем остановиться и искупаться в красоте, которая нас окружает.

Пусть это успокоит вас. Пусть это очистит вас.

Отправить