Среди многочисленных описаний практического использования воспоминаний и их психологического анализа в терапевтических целях особого внимания заслуживает опыт выздоровления замечательного русского писателя Михаила Зощенко.
М. Зощенко в течение многих лет боролся со странностями своего психического здоровья и в конце концов победил недуг, обратившись к психоанализу. Путь выздоровления он описал в книге «Перед восходом солнца».
После выздоровления, вспоминая молодые годы, М. Зощенко писал, что поражался, как много было в них горя, ненужных тревог и тоски. Он стремился к людям, искал друзей и любви, но ни в чем не мог найти утешения. Хандра преследовала его на каждом шагу, и он не понимал, отчего все это происходит. Ни врачи, ни лекарства, ни самые лучшие санатории не могли его вылечить. Он задыхался от болей в печени и сердечных приступов. Юмор сверкал в рассказах М. Зощенко, но отсутствовал в его сердце.
После знакомства с идеями психоанализа М. Зощенко понял, что причины его страданий таятся в прошлой жизни. Начав искать эти причины с помощью воспоминаний и их тщательного анализа, М. Зощенко обнаружил жуткие детские страхи, связанные с ужасными молниями и ударами грома, устрашающими рыками тигров в зоопарке, нищими с протянутой рукой, наводнением, в котором он чуть было не утонул вместе со своей сестрой. Ему снились руки, которые у него что-то отнимали, и рука с ножом, готовая его зарезать.
Но, вспомнив около 60 различных историй из прошлой жизни, он ничего особенного в них не увидел. «Кажется, – пишет он в своей книге, – я задал себе непосильную задачу – найти причину моей тоски, найти несчастное происшествие, которое сделало меня жалкой пылинкой, гонимой любым житейским ветром. Может быть, это происшествие лежит в более раннем возрасте, – подумал я. – Может быть, детские годы подготовили зыбкую почву, по которой я хожу и спотыкаюсь? В самом деле! Почему я отбросил детские годы? Ведь это же первое знакомство с миром, первые впечатления, а стало быть, и самые глубокие. Как можно было не посчитаться с этим! […] И тогда с лихорадочной поспешностью я стал вспоминать происшествия детских лет. И увидел, что и в детские годы душевное волнение необычайным светом осветило то, что произошло».
Однако пробиться в первые два годы жизни, где таились беды, было непросто. Тогда М. Зощенко решил сходить к дому, в котором он провел свое детство. Там он почувствовал себя очень плохо, и ему пришлось даже схватиться за перила, чтоб не упасть. В ужасной тоске пришлось вернуться домой, после чего ему стали сниться кошмарные сны. Писатель стал принимать бром, чтобы избавиться от них, но врач сказал ему: «Что вы делаете! Наоборот, вам нужно видеть сны, они возникают у вас оттого, что вы думаете о своем детстве. Только по этим снам вы разберетесь в этой болезни. Только в снах вы увидите те младенческие болезни, которые вы ищете».
Когда М. Зощенко стал расспрашивать об этих годах мать, она рассказала ему, как однажды летом, когда они жили на даче и Миша был еще грудным младенцем, разыгралась сильная гроза. Молния огромной силы ударила во двор дачи, была убита корова, и загорелся сарай. Это совпало с тем моментом, когда мать начала кормить его грудью. Удар грома был настолько силен и неожиданен, что мать, потеряв сознание, выпустила маленького Мишу из рук. Она быстро пришла в себя, но при падении маленький Миша повредил руку и всю ночь не мог успокоиться.
Когда М. Зощенко было пять лет, он с отцом отправился в зоопарк, где услышал страшный рык тигра. Мальчик сильно испугался, потому что рык напомнил ему эпизод с грозой, и после этого Зощенко стали сниться тигры, которые гнались за ним и хотели его сожрать.
Отучая подросшего малыша от груди, мать мазала ее хиной, очень горькой на вкус. Ему уже было два года и два месяца, он уже говорил и читал стихи, и, как считала мама, было просто неприлично кормить такого большого мальчика грудью. В сознании М. Зощенко еда закрепилась как образ отравы, которую надо избегать. Впоследствии у М. Зощенко было много проблем с женщинами и с питанием – он, ел, как правило, торопливо и без аппетита, причиной чему служили оставшиеся в его сознании образы детства, связанные с «горьким» кормлением и с отношениями с матерью.
Проникнув за порог реального мира в сферу своего бессознательного, М. Зощенко сумел вырваться из пут своего невроза. Вот как он об этом пишет: «Свет моего разума осветил ужасные трущобы, где таились страхи, где находили пристанище варварские силы, столь помрачавшие мою жизнь. […] Но теперь, когда солнце осветило место поединка, я увидел варварскую морду моего врага. Я увидел наивные его уловки. Я слышал воинственные его крики, которые меня так устрашали раньше. […] И тогда шаг за шагом я начал теснить моего врага. И он, отступая, находил в себе силы бороться, делал судорожные попытки остаться жить, действовать. Однако мое сознание контролировало его действия. Уже с легкостью я парировал его удары. […] И тогда объятия страха стали бежать. […] Жизнь стала возвращаться ко мне. И она возвращалась с такой быстротой и с такой силой, что я был поражен и даже растерян. Я поднялся с постели уже не тем, кем я был. Необыкновенно здоровый, сильный, с огромной радостью в сердце, я встал с моей постели. Каждый час, каждая минута моей жизни наполнялись каким-то восторгом, счастьем, ликованием. Я не знал этого раньше. Моя голова стала необыкновенно ясной, сердце было раскрыто, воля свободна. Почти потрясенный, я следил за каждым моим движением, поступком, желанием. Все было крайне ново, удивительно, странно. Я впервые почувствовал вкус еды, запах хлеба. Я впервые понял, что такое сон, спокойствие, отдых. Я почти заметался, не зная, куда мне девать мои варварские силы…»
М. Зощенко выздоровел, но от него таинственным образом ушел волшебный дар таланта. Корней Чуковский, хорошо знавший М. Зощенко до выздоровления и после, отметил в воспоминаниях, что из рассказов писателя ушла волшебная сила божественного искусства, которая была так притягательна и покоряла сердца читателей. М. Зощенко стал рядовым советским писателем, хорошим, но не настолько, чтобы им можно было восхищаться. О поздних произведениях Зощенко К. Чуковский отозвался так: «Лучше бы он не писал их. Правда, они были искренни, написаны от чистого сердца. Но в них не было Зощенко, не было его таланта, его юмора, его индивидуального почерка. Их мог написать кто угодно. Они были безличны и пресны».