Поскольку перевод – это повторение уже сказанного с некоторыми вариациями, то возникшее в результате перевода новое высказывание принадлежит переводчику. Журналист, перефразирующий сообщение новостного агентства, юрист-лингвист, редактирующий постановление судьи в Европейском суде, писатель, переводящий Пушкина стихами или прозой на английский, – эти и все остальные переводчики лично обладают результатами своих трудов. Любой перевод до определенной степени – не что иное, как присвоение оригинала, овладение им.
Обладание, овладение, принадлежность – это все слова страсти. А что насчет желания и его естественных спутников: ревности и обиды?
Удивительный факт: во многих западных комментариях к переводам явно звучат злость и обида. Школьные учителя, литературные критики, даже переводоведы постоянно осыпают переводчиков – с их плохими, рабскими, механическими, третьеразрядными переводами – градом оскорблений, которые могли бы прозвучать в любовной ссоре. Вам медведь на ухо наступил! Вы пишете скучно, ходульно, нескладно! Вы слишком много себе позволяете! Кто вам дал такое право? Такое поведение, молодой человек, называется предательством! Невежда! Шарлатан! Плебей! Вор!
В 1680 году Джон Драйден во вдумчивом предисловии переводчика к «Посланиям» Овидия проклинал соперника-переводчика Спенса за то, что тот заменил «тонкую улыбку и изящное остроумие Лукиана» «площадной бранью». Какое убожество!
Философ Артур Шопенгауэр чернил тех «людей небольших способностей», которые, «говоря и на своем языке… постоянно употребляют затасканные фразы, да и те сопоставляют так неуклюже, что тотчас же заметно, как недостаточно они сознают их смысл… так что речь их мало чем отличается от болтовни попугая». Болваны!
Одна из главных бед начинающих переводчиков – невежество, язвительно отмечал Владимир Набоков, приводя примеры, которые он характеризовал как ужасные, неправдоподобно нелепые и гротескно избитые.
Хосе Ортега-и-Гассет подводит итог всем этим упрекам, которые высказывались практически беспрерывно с самого начала дискуссии: «Почти все сделанные до сих пор переводы плохи».
Кажется невероятным, чтобы подобное утверждение могло прозвучать в отношении какого-либо другого ремесла или профессии. Только представьте себе: «Почти все пожарные до сих пор были плохи». «Почти все математические доказательства, проведенные до сих пор, неверны». «Почти все романы, написанные до моего, – второсортны». «Почти все женщины, которых я встречал до тебя, были ужасны». Только безумец может выговорить любое из этих утверждений, кроме последнего, а для него мы сделаем исключение, потому что в делах сердечных доля безумства допустима. Переводчики, чья трудовая жизнь вряд ли ассоциируется с бурными страстями, говорят о ней языком любви. Просто удивительно!
Зато неудивительно, что в результате переводчики не пользуются особым уважением толпы. При обсуждении их работы критики, не стесняясь в выражениях, отправляют чуть ли не все переводы на помойку.
Большинство из нас впервые сталкивается с переводами в школе, на уроках иностранного языка. А потом, в какой-то счастливый миг, вдруг оказывается, что мы можем читать, а то и думать на иностранном языке без мысленного перевода. Отныне перевод остается позади. Это убогое подспорье для недостаточно прилежных. А при углубленном изучении классического или современного языка переводы становятся почти табу.
Это удивительный парадокс. Пренебрежительное отношение к переводам сильнее всего именно в тех кругах, где способность переводить (по крайней мере, в техническом смысле) встречается чаще всего. На факультетах современных языков многих университетов литературу разрешают изучать в переводах только в курсах сравнительного литературоведения. И то скрепя сердце. Разумеется, преподаватели истории, английского языка, философии, социологии, антропологии и даже математики все время пользуются переводной литературой. Но преподаватели современных языков этого как будто не замечают.
Отзывы о переводах не всегда негативны, но спектр терминов, которыми можно похвалить переводчика, на редкость узок. Если рецензент обратит внимание на качество перевода переводной книги и при этом не выскажет одну из ходульных претензий, которые мы пытались отвергнуть в других главах этой книги, то скажет что-нибудь вроде: гладкий, остроумный, живой, точный, блестящий, квалифицированный или изящный. Придется переворошить гору рецензий, чтобы отыскать похвалу переводчику, выходящую за рамки этого убогого набора. Как мы уже говорили, критерии оценки качества перевода трудно установить. Похоже, что найти слова для выражения этих оценок еще труднее.
При изучении иностранного языка перевод помогает проверить, правильно ли вы все поняли. Поскольку англоговорящие редко углубляются в иностранные языки, у большинства сохраняется школьный подход к переводу: правильный он или нет? В детстве нас учат высоко ценить «правильность», и ради этого учителя поощряют в нас дух состязательности. Ошибаться стыдно, и стремление получить правильный ответ остается с нами надолго. Оно лежит в основе самоуважения и многих других чувств, зачастую весьма сильных. Когда рядовой читатель спрашивает про перевод: «А он правильный?» – для него это едва ли не вопрос морали. Но это неверный вопрос. Если бы от него удалось полностью отказаться, накал страстей, лежащих в основе множества оскорбительных комментариев переводов, спал бы, а в один прекрасный день мог бы и вовсе сойти на нет.
Перевод не может быть правильным или неправильным в том смысле, в каком это говорится о школьной контрольной или банковской декларации. Перевод больше похож на портрет маслом. Художник может пририсовать жемчужные серьги, добавить румянца или убрать седину из бакенбардов – и все же передать сходство. Трудно сказать, что именно позволяет зрителю согласиться с тем, что в портрете переданы важные свойства – общие черты и этот особый взгляд. Загадочная способность опознавать сходство в визуальной сфере очень близка к способности понять, что перевод хорош. Но у пользователей перевода, в отличие от друзей позирующего для портрета, нет полного доступа к его оригиналу (иначе им бы и перевод не понадобился). Вероятно, именно поэтому переводы вызывают такую бурную реакцию. Ведь мы вынуждены довериться переводчику. А в том, что касается речи и письма, мы крайне недоверчивы. И я надеюсь, вы уже поняли почему.