Глава 23

Накануне моей свадьбы. – Я увидел невесту. – Кто первый? – «Скорей, скорей!» – Хасиды и их противниками у меня на свадьбе. – Проповедь.

В 5625 (1865) году отец стал настаивать на том, чтобы поскорей меня женить: мне уже было семнадцать лет, просто стыдно перед людьми. Свадьбу назначили на месяц элюль. Справлять должны были у нас, поскольку невеста – сирота, без отца и без матери. Мне нужно было сделать гардероб. Отец пожелал, чтобы я шёл к хупе в туфлях и чулках и в атласном кафтане. Он также отверг карлинских клейзмеров, предпочтя брискских клейзмеров во главе с известным клейзмером-хасидом и бадханом-хасидом, так как Тодрос-бадхан был противником хасидизма. У меня оставалось до свадьбы два месяца, чтобы плакать, кипеть и добиваться того, чтобы не идти к хупе в туфлях и чулках и чтобы на свадьбе был только Шебсл-клейзмер. С большим трудом и с помощью «единственного сына» Арье-Лейба я добился, что пойду к хупе в сапогах, а за день до свадьбы, в четверг, прибыл Шебсл. Прибыла в четверг и невеста с роднёй, заехав к дяде Мордхе-Лейбу, у которого должна была происходить вся свадьба. Тогда было принято, что за день до свадьбы, в двенадцать часов, женщины и девушки приходят танцевать, и несколько часов играют клейзмеры. Это происходит у невесты. Позже, к вечеру, собирались мужчины и шли с клейзмерами встречать жениха, и тот говорил проповедь, потом ели печенье с вареньем и выпивали. Затем жениха в сопровождении клейзмеров вели по улице на церемонию закрытия лица невесты, потом – в бет-ха-мидраш к хупе, а от хупы – всем обществом, с клейзмерами, шли домой к невесте. Там уже бывал ужин, где танцевали и гуляли до утра.

Если свадьба бывала в пятницу вечером, то гости вместе с клейзмерами провожали жениха с невестой после хупы домой, уходили молиться и снова приходили на «семь праздничных дней». Понятно, что приходили не все. Наутро, в субботу, все близкие друзья вместе с родными шли к жениху и отводили его в бет-ха-мидраш, где его «вызывали» к чтению Торы, а танцы и ужин продолжали на исходе субботы.

Мой отец-хасид не счёл нужным показать мне невесту перед хупой. Только она приехала, как вся семья, от мала до велика, пошла на неё посмотреть, кроме меня. Весь город побежал посмотреть на невесту, приходили и сообщали мне радостную весть: невеста очень красива… на лице – ни одной веснушки. Были и такие, кто желал ещё раз пойти и посмотреть на невесту. И опять возвращались с радостной вестью и подтверждали: действительно нет ни одной веснушки, а я страдал, что мне не показывают невесту.

Я попросил Арье-Лейба, единственного человека, способного сделать одолжение в случае надобности, пойти со мной к дяде посмотреть на невесту. И рано утром, в доме у дяди, перед тем, как там собрались женщины, я увидел невесту. Она действительно была красива. Я немного растерялся, однако смело пожелал ей мазл-тов и спросил, что она делает… Мне хотелось посидеть, рассмотреть получше её красивое лицо, но Арье-Лейб взял меня за руку и сказал:

«Вставай, сидеть сейчас у невесты не положено…».

И я грустно отправился к себе, т.е. в дом деда.

На встрече с женихом присутствовал дядя-раввин, я произнёс проповедь. От проповеди моей бурлил весь Каменец, и было весело.

Под хупой невеста наступила мне на ногу, я решил, что это нечаянно. После хупы родные невесты её тут же схватили и увели, чтобы она пришла домой до меня. Это для них было вроде приметы, что она будет мною командовать. В те времена этому придавали большое значение. Кто именно, жених или невеста, возвращаясь после хупы, сделает в доме первый шаг, тот и будет командовать. Но Арье-Лейб - с моей стороны, не желая уступать, быстро побежал по дороге, чтобы я пришёл домой раньше. Родня невесты тоже не хотела уступить «первенство», и получился настоящий бег, просто Бог знает что. На мне был поверх атласного кафтана китл, а сверху - пальто. Но портной Иегуда-Лейб мне сузил пальто, и во время бега оно распоролось. Показался китл, и мне было очень стыдно.

Невеста со своей роднёй оказалась тем временем на террасе, а я до террасы, куда вели шесть ступенек, ещё не дошёл. Тут Арье-Лейб заявил, что невеста должна сойти с террасы, чтобы жених с невестой вошли в дверь вместе.

Ничего не поделаешь - пришлось невесте с роднёй спуститься по ступенькам, а с обеих сторон следили, чтобы порог жених с невестой переступили одновременно. Мы поднимались на терраса, а с двух сторон кричали:

«Вместе, вместе!»

Невеста, однако, быстренько поставила свою ножку на порог – значит, будет теперь мною командовать!.. Ловкий Арье-Лейб, однако, это заметил и не допустил – велел нам снова обоим спуститься, и с обеих сторон снова закричали:

«Вместе, вместе!» - Как муштруют солдат. Я в душе смеялся над всей историей и таки дал ей возможность войти немного раньше. Пусть ей будет приятно. И моя-таки опять умудрилась сунуть ножку в дверь. Тут уж Арье-Лейб совсем рассердился и сказал, что жених с невестой вообще не должны сюда заходить: их надо вести в дом жениха, то есть к деду. И если она и дальше попробует пройти впереди жениха, то пусть это продлится хоть всю ночь, ей этого не позволят. Нас провели с клейзмерами ещё некоторое расстояние до дома деда. Но там был такой же высокий терраса. Родные её, однако, устав и не имея, как видно, сил препираться с Арье-Лейбом, прекратили свои попытки, хотя и кричали:

«Вместе, вместе!»

И следили за нашими ногами, которые на этот раз благополучно прошли, оказавшись в комнате одновременно.

Тут от дяди в квартиру деда принесли для жениха с невестой золотистый бульон, так как после хупы они должны остаться вдвоём в отдельной комнате, и мы поели знаменитого бульона у деда. Клейзмеры разделились: несколько клейзмеров вместе с Шебслом играли у деда, а несколько у дяди. Тут настала суббота, произнесли благословение над свечами. Посторонние ушли в шуль, а мы молились дома.

Дед был не согласен с отцом. Он не хотел, чтобы на моей свадьбе были хасиды, и они договорились, что хасиды будут только вечером в пятницу, в субботу утром и до исхода субботы. Хасиды пели, говорили на хасидские темы, а я прислушивался к их речам. Но они не знали, до какой степени я уже их противник. Мне они казались странными со своим хасидизмом. Клейзмеры играли почти всю неделю. Каждый день устраивали большой пир для всего города, как тогда полагалось.