Глава 7

Акциз. – Барон Гинцбург. – Единственный сын. – Скандал с асессором. – Исправник держит сторону деда. – Реб Липе разрывает контракт.

В те времена акциз перешёл от правительства к барону Еже Гинцбургу. Он получил акциз за известную сумму денег, ежегодно выплачиваемых им правительству. Служащими в акцизных канцеляриях он назначал только евреев: с самых высоких должностей до незначительной должности в деревне.

Дед тогда уже перестал завозить контрабандой спиртное из Польши. Он был страшно рад, что правительство передало еврею такой подряд, и поскольку не стремился увеличить доходы, не хотел ввозить контрабандой спиртное, чтобы, не дай Бог, не последовало от этого для барона банкротства!… Отчего может для всех евреев произойти зло, так как ненавистники Израиля скажут, что все евреи – воры.

Опять же, барон себя вёл красиво: назначил на все должности евреев, чем дал тысячам евреев заработок. И вообще – очень хорошо, что евреи служат в казне. Дед стал обычно покупать спиртное на заводах, отчего доходы стали слабыми. На польской водке он зарабатывал тысячи рублей в год!

И так как все дети деда и его братьев жили только с аренды, а сейчас с доходами стало более туго, дед начал уменьшать расходы.

Уменьшая расходы, дед нашёл, что пять рублей, которые он платит каждый месяц асессору - это слишком. Потому что, во-первых, управляющий помещика даёт в его распоряжение своих крестьян, и к асессору приходится обращаться очень редко. Во-вторых, асессора он совершенно не боялся - ведь с ним заодно был исправник, против которого асессор не пойдёт.

Асессор, конечно, был недоволен, и помню, как я ещё был маленьким мальчиком и прибыл волостной старшина с тремя десятскими и попросили бутылку водки. Был исход субботы. Как обычно у деда, в доме было полно народа и бабушка подавала всем чай. Это было её обязанностью, несмотря на наличие слуг, которые могли подавать вместо неё. Но ей не трудно было подать и второй стакан чая, и третий…

Племянник деда, единственный сын, очень уважал дядю, то есть моего деда, и был готов ради него в огонь и в воду. Дед его любил, и он имел в семье большой авторитет. Когда кто-то из семьи должен был о чём-то деда попросить, обращались к единственному сыну, Арье-Лейбу и Арье-Лейб был посредником.

Он был высокий, здоровый юноша, был даже способен учиться, только не очень хотел – но в общем, хороший парень. Если Арье-Лейб говорил, что добьётся чего-то у дяди, было ясно, что так оно и будет. А когда деду что-то было нужно у асессора, он посылал Арье-Лейба, так же, как и к исправнику; язык он имел острый, за что его особенно все ценили.

Волостной старшина потребовал бутылку водки, и Арье-Лейб спросил у дяди, надо ли давать. Дед разрешил. Получив бутылку, старшина быстро сунул бутылку в карман и вышел вместе со своими крестьянами. Это был тяжёлый случай, и Арье-Лейб спросил деда:

«Побежать и отобрать?»

«Догони и отбери бутылку силой», - приказал дед.

Служили у нас тогда пара здоровых «людей»: Хацкель и Кивка. Последний был известен как большой герой. Арье-Лейб взял обоих и побежал ловить старшину с десятскими. Примерно через четверть часа Арье-Лейб вернулся с большой радостью, с бутылкой водки в руках и с уликой – фуражкой старшины. Он рассказал, что дружков накрыли аж на террасе у асессора. Ещё минута – и они были бы в доме. Им как следует переломали кости и взяли фуражку старшины как улику.

«Правильно ли я поступил, дядя?» – Спросил Арье-Лейб.

«Правильно», - ответил дед.

В воскресенье утром дед уехал к помещикам, а днём пришёл асессор с восемнадцатью десятскими в дом к дяде – составить протокол о том, что он торгует в шинке без патента. Арье-Лейб стал ругаться с асессором и прямо сказал, что если тот составит протокол, то схватит оплеуху, и уже поднял руку…

Что обычно делает в таких случаях асессор, когда при нём восемнадцать десятских? Берут такого парня, связывают, арестовывают и отсылают в Бриск Но асессор этого не сделал. Очевидно он вспомнил об исправнике с Арон-Лейзером. Они сильнее. Он ушёл и написал исправнику письмо обо всей истории.

Вместо ответа исправник написал асессору нравоучительное письмо: надо не иметь никакого соображения, чтобы воевать с таким умным евреем. Поэтому он ему советует извиниться перед дедом и заключить с ним мир. А если не послушается, то пусть знает, что с сегодняшнего дня он, исправник, будет останавливаться в Каменце только у деда, а не у него, как обычно принято у всех исправников, что асессору будет очень неприятно.

Деду исправник написал, чтобы тот приготовил квартиру по случаю его приезда в Каменец. Дед тут же приготовил квартиру с отдельным входом у брата Мордхе-Лейба. И когда дед сообщил, что всё уже готово, исправник приехал в карете, запряжённой четвёркой лошадей с колокольчиком и отправился прямо к дяде. Там останавливался и позже – то на один день, то на два, как получалось.

Униженному асессору пришлось к нему явиться, и исправник нарочно позвал к себе деда – пусть асессор увидит, как дед к нему приближён. Так прошло полтора года, пока асессор не смирился и не извинился перед дедом в присутствии исправника. И исправник стал как прежде останавливаться у асессора.

В то время дед установил, что не он один, а также и городские старейшины, должны вести городские дела. Он попросил исправника, чтобы тот передал печать и все книги другому сборщику, а он будет помогать, когда потребуется. Конечно, он постарается, чтобы всё велось, как надо. Дед уже не был сборщиком, он остался только советником сборщика и городских старейшин. И когда встречался трудный случай, к нему приходили старейшины, чтобы посоветоваться, и во всех отношениях воцарился мир и покой.

Когда приезжал исправник, то сборщик, перед тем, как к нему идти, шёл посоветоваться к деду или, если происходило что-то серьёзное, дед вместе со сборщиком шёл к исправнику и всё улаживал.

Дед вёл свои дела с помещиками, а половина доли реб Липе в будущем мире всё увеличивалась. Деду это придавало ещё больше энергии работать, он стал спокойнее, будущий мир поддерживал его в жизни. Но радость его продолжалась недолго: в конце четвёртого года его зять реб Липе прислал письмо с отказом от партнёрства. Заключённый на пять лет договор он разрывает, так как стал тем временем в городе судьёй взамен умершего судьи и будет теперь иметь доход и без их партнёрства, и больше не должен отдавать половину своей доли в будущем мире.

Письмо произвело на деда очень тяжёлое впечатление, почти полгода, до самого Йом-Киппура, этот умный еврей был в тяжёлой депрессии. В Йом-Киппур хорошо поплакал и опять успокоился. Но с сестрой он поссорился на всю жизнь, Считая, что во всём виновата она.