Глава 5
Возвращение домой, в свое тело: основа радикального принятия

Когда Нараян учился в восьмом классе, наши отношения с ним зашли в тупик, и эта болезненная ситуация вызывала у нас чувство гнева и раздражения. Его успеваемость падала, и мы каждый день спорили о правилах относительно компьютерных игр, домашней работы, телефонных звонков, времени идти спать. Чем больше я за всем следила, напоминала и ругала его, тем с большей готовностью Нараян пропускал все мимо ушей или занимал оборонительную позицию и озлоблялся. Когда я отступала назад и давала ему свободу, он тут же использовал ее себе во вред.

Его комната тут же превращалась в работающий допоздна зал игровых автоматов и место встречи для всех его друзей. По крайней мере, я могла не волноваться насчет их плохого влияния – они мне нравились, и фото большинства из них висело на доске почета в школе. Но это лишь усиливало мое разочарование в Нараяне.

Мой гнев проник во все уголки нашей повседневной жизни. Если Нараян заставлял меня ждать несколько минут, когда я забирала его из дома одного из друзей, я злилась, сидя в машине. Если он забывал покормить собаку или сменить наполнитель в кошачьем туалете, я обвиняла его в безответственности. Когда он просил меня заказать пиццу, я мстительно отвечала: «Ну ты же не убрал свою комнату, почему я должна заказывать пиццу?»

Полностью погруженная в историю о плохом и хорошем, я гневно врывалась в комнату Нараяна каждый раз, когда он нарушал одно из моих правил. Требования и угрозы, которые возникали в этом сценарии, все больше отдаляли нас друг от друга. Было абсолютно ясно, что мой метод не работает.

Однажды ночью я лежала без сна и думала о том, как быстро летит время и как однажды мой сын уйдет из дома. Я представила, как мы будем оглядываться на период, когда он был подростком, и увидим, как сильно гнев и непонимание омрачали наши отношения. Эта ужасная перспектива ошеломила меня. Нужен был другой выход из ситуации. Я постоянно пользовалась искусством брать паузу, но в последние две недели была настолько захвачена своими ответными реакциями, что совершенно забыла про этот метод. Я решила: пора поупражняться в умении брать паузы перед следующей встречей с Нараяном. Я надеялась, это поможет мне быть более осознанной и открытой, когда мы с ним вместе.

На следующий вечер, примерно через полчаса после того, как мы договорились, что он приступит к домашней работе, я проходила мимо его комнаты. Через закрытую дверь я услышала приглушенные звуки «Эверквеста», любимой компьютерной игры Нараяна. Во мне начал подниматься гнев, когда я представила его: взгляд прикован к монитору, пальцы проворно бегают по клавиатуре. Я осознала, что он играет уже несколько часов, опять игнорируя все наши договоренности. Я также представила, как кидаю огромный булыжник в монитор. Это была моя навязчивая фантазия.

Вместо этого я решила ждать и в этой паузе стала замечать чувства и ощущения в своем теле. Гнев ощущался как растущее напряжение в груди и горле. Мои плечи и руки были скованны, челюсть напряжена. Я чувствовала, как бьется мое сердце, чувствовала жар на щеках. Это было ужасно некомфортно – было бы гораздо проще ворваться в его комнату и выплеснуть весь этот гнев.

Цель всех наших стратегий, которые мы используем в попытках контролировать жизнь, когда мы обвиняем другого или покидаем поле боя, заключается в том, чтобы обезопасить себя от подобного переживания. Когда мы делаем паузу, мы больше не теряемся в своих ответных мыслях и действиях, а непосредственно осознаем, что происходит в нашем теле. В эти мгновения мы видим, насколько взаимосвязаны наши тело и ум. При гневе тело напрягается, а грудь, кажется, вот-вот взорвется. Испытывая страх, мы можем чувствовать, как завязываются узлы в нашем животе, стеснение в груди или горле. Если возникает стыд, то наше лицо горит, плечи опущены, мы испытываем физическое желание исчезнуть, спрятаться. Ощущения в теле – это отправная точка, то, где мы непосредственно ощущаем все проявления жизни.

Тем вечером я стояла под дверью комнаты Нараяна, чувствуя, что происходит внутри меня, и позволяя этому быть. Постепенно ощущения стали меняться. Давление в груди, которое грозило выплеснуться гневом, незаметно уступило место глубоким болезненным ощущениям, мое сердце как будто сжал кулак. «Я чего-то боюсь», – осознала я. И тут же в моем уме возникли слова: «Я боюсь, что Нараян не преуспеет в жизни, будет несостоятельным, несчастным. То, что он настолько пристрастился к телевизору, видео и компьютерам – полностью моя вина. Я испортила его, не направила, не вдохновила на здоровый образ жизни».

Я ощутила, как берет верх старая знакомая история о несостоятельном родителе. В другое время я легко бы погрузилась в этот транс неполноценности, но тогда я была твердо намерена сохранять бдительность. И перед тем как я сосредоточила внимание на острой боли стыда в груди, всплыла другая часть истории: «Я пыталась установить границы, направлять его… а он не слушал меня. Это его вина, что я себя так чувствую». Когда волны жара и давления пробежали по моим рукам, я уже было ворвалась в комнату Нараяна, но мне удалось снова направить свое внимание на беспорядочные чувства в теле.

Я ощутила щемящую, тяжелую боль в сердце. Эта боль усиливалась, и мои глаза наполнились слезами. История была уже не о том, что не так с ним или со мной. Я стала замечать то, что происходило между нами. Мое отторжение его вызванного тестостероном увлечения жестокими видеоиграми и фильмами создало пропасть между нами. Когда я открылась все усиливающемуся чувству горечи, то заметила, что история про стыд и несостоятельность уходит прочь. На ее месте в моем уме и теле возникла растущая нежность и понимание, что самое главное – это моя любовь к сыну. Я не знала, что случится, когда я открою дверь, но я хотела привнести эту осознанность, это открытое и нежное осознавание в свое общение с Нараяном. Хотела встретить его с принятием и любовью.

Я постучала и, услышав, как он пробурчал: «Входи», медленно вошла в комнату. Его внимание все еще было приковано к монитору, но когда он понял, что я просто стою и смотрю, то виновато посмотрел на меня: «Я уже заканчиваю, мам. Сколько сейчас времени?» Я сказала ему, обратив внимание на то, что его часы лежат на комоде, а не надеты на запястье. Снова молчание. Теперь его взгляд стал вопрошающим: «Ты злишься? Прости меня… Я просто потерял счет времени. Но я сделаю домашнюю работу, я обещаю. Там немного».

Я пододвинула стул поближе к нему и села: «Все хорошо, дорогой, но нам надо поговорить». То, что я сказала ему – о его отношении к учебе, о необходимости соблюдать наши договоренности, – все это не было новым. Но я чувствовала себя по-другому. Я осознавала свое дыхание, свое положение тела, где лежат мои руки. Я заметила, как мое лицо напряглось, когда мне показалось, что его внимание ускользает. Когда он заговорил, я слушала. Я услышала, как много дают ему навыки, которые он получает в этой игре. Я смогла посочувствовать его раздражению, когда он должен был выключать свет и ложиться спать, хотя не чувствовал себя ни капельки уставшим. Я осознавала свое тело, и это позволило мне по-настоящему быть с Нараяном, проявить уважение. Когда я поцеловала его макушку и ушла из комнаты, между нами установились теплые отношения.

Привнесение радикального принятия в нашу жизнь начинается с самого базового уровня – мы осознаем ощущения, которые непрерывно появляются в нашем физическом теле. Генри Дэвид Торо писал: «Будьте как можно ближе к каналу, по которому течет ваша жизнь». Наполнив свое тело осознаванием, я отыскала корни своих ответных реакций. Я избегала неприятных ощущений, которые связаны со страхом и печалью. Осознанно открывшись игре ощущений, я ослабила хватку гнева и мысленных историй.

Так осознавание пробуждает нас от транса неполноценности. Мы освобождаемся на базовом уровне от ответных реакций, усиливающих наше страдание. Когда мы встречаем возникающие ощущения с радикальным принятием, то не теряемся в цеплянии и отрицании, а начинаем процесс освобождения от историй, разделяющих нас. Мы наслаждаемся вкусом радости пребывания в настоящем моменте. Мы живы и связаны со всей жизнью. Это было обещанием Будды: осознанность тела ведет к счастью в этой жизни и к духовному пробуждению.