Иметь уверенные и определенные суждения, инстинкты, страсти, устойчивый и известный характер — все это оборачивается кошмаром превращения нашей души в факт, ее материализации и преобразования ее в нечто внешнее. Жить в мягком и текучем состоянии незнания вещей и самого себя — вот единственный образ жизни, который приличествует мудрецу и утешает его.

Уметь постоянно ставить себя между вещами и самим собой — самая высокая степень мудрости и благоразумия.

Наша личность должна быть непроницаемой даже для нас самих: отсюда проистекает наша обязанность постоянно воображать себя в мечтах и включать нас в свои мечты, чтобы мы не могли иметь суждений относительно нас.

Особенно мы должны избегать вторжения других в нашу личность. Любой посторонний интерес к нам — беспримерная бестактность. Обыкновенное приветствие — как поживаете? — от непростительного хамства отделяет то, что, как правило, оно совершенно пустое и неискреннее.

Любить значит устать от одиночества: поэтому любовь — это трусость и предательство нас самих (крайне важно не любить).

Давать добрые советы значит оскорблять способность заблуждаться, которую даровал нам Бог. Кроме того, чужие действия должны обладать тем преимуществом, что они не являются нашими. Спрашивать совета у других допустимо лишь для того, чтобы, когда мы будем действовать совершенно иначе, мы знали, что мы действуем вопреки Другости.

Единственное преимущество учения — наслаждаться тем, чего не сказали другие.

Искусство есть изоляция. Всякий художник должен стремиться изолировать других, внушить их душам желание одиночества. Высший триумф художника заключается в том, чтобы читатель, прочитав его произведения, предпочитал обладать ими, а не читать. Не потому, что это происходит с посвященными, а потому, что это самая большая дань ‹…›

Трезво рассуждать значит быть не в ладах с самим собой. Оправданное состояние духа, когда смотришь внутрь самого себя, это состояние ‹…› того, который смотрит на нервы и на нерешенности.

Единственная умственная деятельность, достойная высшего существа, это спокойное и холодное сопереживание всему тому, что не является им самим. Не то чтобы такое поведение было сколько-нибудь справедливым и истинным; но оно так завидно, что его нужно придерживаться.