Действие стимулов
Мы уже знаем: когда какому-то стимулу удается завладеть нашим вниманием, он способен мотивировать нас к действию. Когда мы оказываемся в возбуждении от предвкушения вознаграждения, мы стремимся испытать облегчение, меняющее наши ощущения.
Когда я возвращаюсь домой из спортзала, то проезжаю мимо ресторанчика популярной на западе США сети In-N-Out Burger. Приближаясь к ресторану, я ожидаю его увидеть и тут же начинаю думать о прекрасном вкусе гамбургеров с картошкой фри. Возбудившись от мысли, но не решаясь на активные действия, я начинаю молчаливый спор с самим собой.
Да, сегодня я туда загляну. Нет, мне не стоит этого делать. Да, нет, да, нет. Из-за своей нерешительности я больше ни о чем не могу думать. Возникает некий дискомфорт, рожденная моим же сознанием тревога. Если я зайду в ресторан, то сниму возбуждение и успокоюсь. На какое-то время дискомфорт удастся устранить.
Проблема в том, что в игру тут же включаются другие силы. Если я буду достаточно часто забегать в это заведение, то моя реакция станет автоматической, войдет в привычку, и тогда любые попытки подавить ее будут только еще больше усиливать влияние на меня этого стимула.
Чувство ожидания является тем самым стимулом, который манит меня в In-N-Out Burger, однако это далеко не единственный провокатор. Стимулы способны обретать над нами могущественную власть даже тогда, когда мы не отдаем себе в них отчета. Мы можем внезапно начать думать о сэндвиче с яйцом и беконом или своем любимом пончике, даже не осознавая, что наше желание было спровоцировано увиденным объявлением, воспоминанием или каким-то местом. «Мы отдаем себе отчет о возникающей мысли, однако далеко не всегда понимаем, чем она вызвана», – говорит Дэвид Кавана, профессор клинической психологии Кливлендского университета в Австралии.
Каким бы ни был изначальный триггер, мысли начинают наслаиваться друг на друга [2].
Мы начинаем думать уже не только о чудесном вкусе пончика, но и том, где его можно купить, как туда добраться и какое удовольствие этот пончик принесет.
Одновременно с этим могут рождаться и мысли о том, что этот пончик будет лишним, что его не стоит покупать.
«Все эти мысли загромождают сознание, – говорит Кавана. – Когда люди пытаются взять в себя в руки, одновременно борясь с желанием, мозг перегружается».
Становится сложно отличить тягу к вкусной еде от противоречивых мыслей, связанных с ее приобретением. «Когда человек думает об этой еде, мысленно сближаясь с ней, то усиливается эмоциональная составляющая этой тяги, – говорит Кавана. – Процесс планирования собственной реакции и сама тяга становятся очень друг на друга похожи».
– Мысли нарастают, подобно снежному кому? – спросил я.
– Образ обрастает деталями. Человек мысленно представляет себе запах, размер, вкус. Чем подробнее становится мысленный образ, тем сильнее к нему тянет.
Мысли о еде занимают все больше и больше места у нас в сознании, но мы продолжаем пытаться взять ситуацию под контроль. Желание борется у нас с отчаянным стремлением противостоять соблазну. Стимулы, мотивирующие нас на действия, борются с внутренними механизмами самоконтроля. Наш мозг превращается в самое настоящее поле боя.
В конечном счете, чтобы избавить себя от напряжения и положить конец этой бойне, нам ничего другого не остается, кроме как поддаться соблазну. Только вот полученное удовлетворение оказывается мимолетным. Реагируя на яркий стимул действием, генерирующим моментальное вознаграждение, тем самым мы только укрепляем связь между этим стимулом и вознаграждением. «Возникает желание, человек ему поддается, и положительное подкрепление происходит снова, – говорит Марсия Пельчат из Monell Chemical Senses Center. – Если сегодня мы съедим какой-то аппетитный продукт, то завтра он станет для нас еще привлекательней, потому что появятся новые ассоциации с ним. Увеличится количество воспоминаний, связанных с этим продуктом» [3].
Проходит какое-то время, мы снова сталкиваемся с тем же стимулом, желание нарастает, и цикл повторяется снова [4].
