Сегодня наиболее известен римский стоицизм, и именно на него я ссылался на протяжении книги, но зародилось это течение в Древней Греции как одна из многих конкурирующих философских школ. Эти школы так или иначе относились к основополагающим философским системам, разработанным Платоном и Аристотелем, и преобразовали многие из мыслей этих отцов-основателей в практическую жизненную философию. Первым стоиком считается Зенон (333-261 до н.э.). Он приехал в Афины с Кипра после кораблекрушения и случайно встретил Кратета из школы киников. Тогда кинизм означал совсем другое, чем современный цинизм. Греческие киники стремились освободиться от зависимости от материального мира с его роскошью и символами статуса, бродяжничали, жили в бедности и аскезе. Самым известным киником был Диоген Синопский, который, как известно, жил в бочке и был совершенно равнодушен к обычным порядкам и устремлениям.

Зенон стал учеником Кратета, но его все больше и больше занимали теоретические идеи, а не просто аскетичный образ жизни киников. Поэтому он сформировал стоицизм в его изначальной форме как практическую и теоретическую философию. Слово «стоицизм» происходит от греческого слова, означающего «портик», потому что стоики встречались и выступали в Афинах в месте под названием Стоа Пойкиле (что буквально означает «расписной портик»). Так что стоицизм был назван в честь части города. Он произошел от кинической аскезы, но и преобразовал ее. Зенон и стоики более позднего периода не призывали отказываться от всяческих благ, а лишь подчеркивали, как важно осознавать, что однажды мы все это потеряем. Нет ничего плохого во вкусной пище и уютном доме, пока мы не начинаем от них зависеть. Зенон также соединил практическую философию, включая этику, с более теоретическими и научными дисциплинами, такими как логика и физика (в то время они были ближе к космологии). Это подчеркивает интерес стоиков к людям как к существам разумным, то есть к существам, которые не только наделены инстинктами и импульсами, но могут использовать разум, чтобы подавлять свои порывы и воспитывать инстинкты, когда это разумно. А это часто бывает разумно, если вы хотите вести хорошую жизнь. Именно хорошая жизнь — цель стоицизма Зенона (как и более поздних стоиков), но тогда это означало нечто совсем иное, нежели сегодня. Сегодня понятие «хорошая жизнь» связано с гедонизмом, философией желаний, где жизнь человека полна приятных впечатлений и развлечений. Для стоиков хорошая жизнь — «эвдемония» по-гречески — в гораздо большей степени означала жизнь добродетельную, то есть бытие в соответствии с этикой. Только ведущий такую жизнь человек по-настоящему процветает и реализует свою суть.

«Добродетель» у стоиков не была связана с сексуальной моралью (как сегодня, когда мы употребляем это слово немного архаично, говоря, например, о «добродетельной женщине»). Скорее добродетелями считались черты характера, которые позволяли людям жить в соответствии со своей природой. В этом смысле концепцию добродетели можно применить ко всем живым существам и вообще ко всему, что имеет цель. Добродетель ножа — резать, и хороший нож режет хорошо. Добродетель сердца — разгонять кровь по телу, и хорошее сердце делает это хорошо. Точно так же человек хороший, если делает то, что в его природе. Но что в его природе? Здесь стоики следовали идеям Платона и Аристотеля и определяли цель человека как использование разума. Эта мысль основывалась на том, что ни одно другое живое существо не обладает такой же формой разума, как человек. Мы думаем и говорим при помощи языковых понятий, мы мыслим логически и формулируем принципы (законы) для совместного существования. Мы также способны дистанцироваться от инстинктов, которыми, конечно, обладаем как биологические существа, и в некоторой степени подавлять их. На это, насколько известно, не способны другие животные — и не все люди в одинаковой степени. Однако, упражняясь в добродетели, можно научиться этому лучше и, не исключено, стать мудрым стоиком, который будет служить примером для других. Стоики считали, что способность использовать разум таким образом помогает выполнять свой долг, потому что человек яснее видит, что правильно в данной ситуации с точки зрения морали. Он не ослеплен эмоциями и инстинктами. Разум используется как в теоретических вопросах (например, в логике и астрономии), так и в практических (для достижения хорошей жизни — и индивидуальной, и коллективной). Люди — это разумные животные, «политические животные», как определил Аристотель, то есть социальные существа, способные построить разумный общественный порядок, особенно через законодательство.

После смерти Зенона место лидера стоиков занял Клеанф (331—232 до н.э.). Затем его сменил Хрисипп (282-206 до н.э.), который приложил много усилий, чтобы сделать стоицизм популярной жизненной философией. После его смерти стоицизм пришел в Рим (около 140 до н.э.), где основоположником римского стоицизма стал Панетий Родосский (185-110 до н.э.). Он подружился с известными римлянами, такими как Сципион Африканский (один из знаменитейших полководцев в истории, одержавший победу над Ганнибалом). Уникальная особенность стоической философии — то, что она нашла так много приверженцев среди высокопоставленных членов общества. Конечно, это особенно касается Марка Аврелия, знаменитого римского философа-императора. Когда стоицизм пришел в Рим, то значение приобрело не только соблюдение добродетели, как в Греции, но и покой ума. Римских стоиков по-прежнему интересовала добродетель и необходимость исполнения долга, но они считали, что для этого необходим покой ума. Исполнить свой долг без этого невозможно, и покой ума считался вехой на пути к добродетели.

С переходом из Греции в Рим стоицизм утратил сильный интерес к логике и физике. Греческие стоики воспринимали мир как взаимосвязанное единство — космос. В философском смысле они были монистами, то есть считали, что все состоит из единой субстанции. Это касается и их психологии (как учения о душе). Здесь стоицизм един с современной наукой, которая отказалась от идеи о существенно различающихся субстанциях (например, душа и тело), хотя стоики не всегда придерживались единой точки зрения. С другой стороны, современная наука (под этим понятием я имею в виду все научное мировоззрение, которое начало формироваться с Галилея в начале XVII в. и, позднее, Ньютона) представляет другие испытания для стоицизма. Не в последнюю очередь это касается утверждения стоиков, что у людей есть предназначение, связанное с самой человеческой природой. Современные механистические естественные науки отказались от идеи греков, что в природе есть цель, смысл и ценность. Вместо этого природа рассматривается как механистическая система, функционирующая по законам причины и следствия, которые можно сформулировать как законы природы. Согласно известному высказыванию Галилея, «книга природы написана языком математики». В той степени, в которой цель, смысл и ценность все-таки существуют, это просто психологические проекции на природу, которая сама по себе лишена этих качеств. Не имея возможности говорить об этом более подробно в данном контексте, мы видим, что научно-технический прорыв «лишает природу волшебства» (как это описал социолог Макс Вебер), одновременно наделяя волшебством человеческий разум. Именно в нем мы теперь должны найти важнейшие аспекты жизни, касающиеся этики и морали. Но платить приходится тем, что эти аспекты становятся субъективными, уходят в область психологии; возникает идея о чрезмерной ценности внутреннего мира и религия «Я», как я называю это явление. Когда «внешний мир» не может дать ответы на жизненные вопросы (потому что это чисто механическая система), мы обожествляем «внутренний мир».

Стоицизм дает нам возможность «вернуть волшебство» миру как таковому (а не только мистическому «внутреннему миру»), чтобы нам не пришлось маниакально искать внутри себя ответ, как стоит жить. Конечно, сегодня мы не можем просто скопировать космологию, которая была разработана две с половиной тысячи лет назад в Древней Г реции. Нам нужно создать свое понимание, как «внешнее» может дать людям ориентиры. Основная мысль этой книги (которая в этом смысле соотносится со стоицизмом) в том, что, глядя на традиции, социальные практики и отношения, частью которых мы являемся, и обязательства, которые отсюда возникают, мы можем вернуть себе способность ориентироваться в вопросах смысла и ценности жизни. Однако для этого нужно, чтобы мы прекратили испытывать отчаянную озабоченность внутренним миром и саморазвитием, а вместо этого научились более осмысленным и подобающим образом походить к уже существующим отношениям в своей жизни. Осознав это, мы, возможно, сумеем исполнить свой долг, жить более добродетельно (в понимании стоиков), успокоить ум и быть уверенными, что во всем этом есть смысл. Но давайте вернемся к нашей истории и посмотрим, что случилось, когда стоицизм пришел в Рим.