Книга: Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем?
Назад: Глава 4 Кормление
Дальше: Глава 6 Голод
Глава 5
Братья и сестры
И вот были приготовлены для Гензеля самые вкусные блюда, а Гретель достались одни лишь объедки.Братья Гримм. «Гензель и Гретель»
Во время нашего первого семейного отдыха за границей на севере Франции, в Бретани, моя сестра открыла для себя moules marinie`res – съедобные морские раковины. Она выбирала жирные мидии одну за одной, вслух замечая их отличия и обмакивая ломтик багета в винный соус. Я была на два года ее младше и не могла позволить себе то же, поэтому выбрала береговичков в качестве лучшей еды каникул. Вы ни разу не пробовали береговичков? Вы не много потеряли. Они иногда называются «съедобными морскими улитками», но это только ради того, чтобы расширить понятие «съедобный». Их черные маленькие ракушки используются как хорошее дополнение к французской plateau de fruits de mer, они обладают консистенцией хряща и на вкус, как соленые слезы.
Каждый обед во время отпуска я упрямо поедала этих холодных «резиновых» моллюсков (каждый следующий был таким же невкусным, как и предыдущий), громко настаивая, что они гораздо вкуснее мидий в ее аппетитно благоухающей чашке.
Братья и сестры всегда делили территорию с помощью еды. Споры из-за того, кому достанется лучшая еда в семье, – это самый первый способ научиться бороться за свои права. Когда делят пиццу, извлекают урок справедливости и узнают, отчего у богини правосудия завязаны глаза: ты разрезаешь, а я выбираю. Еда в компании братьев и сестер показывает – это первый жизненный пример того, что каждый считает себя заслуживающим большего. Здесь важно не желание получить последнее куриное крылышко или последнюю вишню из тарелки, главное – победа. Вам хочется быть ловкими и хитрыми, чтобы успеть взять еще один блин, пока это не сделал кто-нибудь другой. Мой младший, пятилетний, может разрыдаться, узнав, что брат, старше его на десять лет и выше его на голову во всех смыслах, съел последний пакет хлопьев. Его несчастный взгляд говорит: снова опередил. Он даже наполовину так не злится, когда его хлопья съедает отец.
Со временем борьба братьев и сестер за еду становится более запутанной. Вот как было у меня с сестрой. Сначала все начиналось с того, кто съел немало: больше лизнул теста для пирога, больше соскреб сырного суфле со стенок формы. Позднее это соревнование стало более странным и изощренным. Я всегда знала, что она умна, потому что так говорили мне учителя, когда через два года после выпуска сестры я попала в их класс и не показывала таких прекрасных результатов. Но по-настоящему я это поняла только после одного случая. Нам обеим нравился открытый пирог с заварным кремом: он продается в пекарнях по всей Великобритании, вдоль его ребристых стенок щедро насыпан тертый мускатный орех. Суть нашей игры состояла в том, чтобы есть пирог как можно медленнее. Мы начинали обкусывать сухой корж по краям, таким образом добирались до вкуснейшего крема и наконец до влажного коржа под ним, самого ценного трофея. Сестра всегда выигрывала, доев его последней, так как нетерпеливость брала надо мной верх. Однажды нам дали по куску пирога, и я начала его медленно обкусывать, как обычно. Моя сестра ушла в другую комнату, а вернувшись, сказала, что съела пирог. Ликуя, что наконец-то выиграла, я разделалась со своим куском всего за несколько укусов. Тогда-то она вынесла нетронутый десерт из другой комнаты и очень медленно съела у меня на глазах.
В конце концов, борьба за одни и те же вещи стала такой ожесточенной, что мы стали делить мир на две половины: моя и ее. У нее был кролик, у меня – морская свинка. Она читала только замечательные детские книги, вроде «Балетных туфелек» и «Детей железной дороги», а мне оставались комиксы и Энид Блайтон. У нее были мидии, у меня – моллюски. Она стала вегетарианкой, а я любила жаркое на обед. Сестра питалась чечевицей и котлетами из нута, я ела приготовленные мамой тушеную говядину и клецки с петрушкой (пожалуй, здесь мне повезло больше, потому что вегетарианская кухня 1980-х имела мало общего с нынешним пиршеством специй и разнообразием ингредиентов). В нашей семье она давно славилась своим умением быстро есть. Одним из талантов сестры (смакование пирога с заварным кремом не в счет) было такое быстрое опустошение тарелки, что последнему человеку еще даже не подали еду. Я долго сидела над тарелкой с едой, наслаждаясь добавками. Она не проявляла никакого интереса к готовке, что позволяло мне проявить себя во всей красе. Я готовила сырные палочки и пышные булочки, а затем пыталась уговорить ее попробовать. В большинстве случаев сестра отказывалась.
Когда же мы стали подростками, игры изменились, и я иногда с нежностью вспоминала о былых наивных стычках. Грустно смотреть на блюдо горячих кексов, за которые никто не борется. Сестра стала пропускать приемы пищи: сначала просто завтрак, но потом к нему добавились обед и ужин, в основном перекусывала яблоками. Она говорила, что неголодна, и отказывалась спускаться в столовую из своей комнаты, а родители, казалось, спокойно с этим соглашались. Я смотрела на обеспокоенное лицо мамы и на пустое место за столом и ела все больше. Иногда сестра к нам присоединялась, но только ковырялась в своей тарелке. Я была счастлива доесть все блюдо полностью. Чем больше она голодала, тем больше я объедалась. Казалось, повторяется старая история с кроликом и морской свинкой. Мы просто играли единственные отведенные нам роли.
Власть, которой обладают братья и сестры над нашими пищевыми привычками, не пустяк. И все же мы редко говорим об этих незаметных семейных влияниях. То, сложится ли у вас привычка завтракать, зависит не столько от темперамента, сколько от количества братьев и сестер в подростковом возрасте. Данные одного исследования показали, что, чем больше у ребенка старших братьев и сестер, тем меньше у него шансов завтракать, несмотря на семейный достаток. Чем больше в доме детей, тем больше в нем хаоса по утрам, к тому же, как выяснил мой младший, старшие братья и сестры имеют противную привычку подчистую съедать все хлопья.
Даже единственный ребенок в семье иногда входил в роль брата или сестры, когда ел в группе людей. Это чем-то напоминает игру в дочки-матери: «Я буду мамой», – говорит малышка, наливая чай из заварочного чайника. Как показывает практика, питаться по-братски означает, что право на общую еду на столе зависит от пола. Независимо от культур и стран мы растем с укоренившимися, хотя и не до конца сформулированными убеждениями, что мальчикам и девочкам должны доставаться разные блюда и в разных количествах. Часто эти слепые убеждения причиняют неудобства и наносят вред здоровью.
Влияние тех, кто сидел вместе с нами в детстве за одним столом, сохраняется еще долго после того, как вы начнете питаться самостоятельно. И вот, спустя много лет, вы стоите в магазине с фастфудом и не можете выбрать сэндвич: с рыбой или с индейкой, или ну его, этот сэндвич, лучше пойду-ка я отсюда – все это отчасти происходит под влиянием того человека, которому каждый вечер ставили кружку с ложкой рядом с вашими. У детей от двух до восьми, согласно результатам одного исследования, высока вероятность того, что в выборе еды они будут подражать своим братьям или сестрам, а не родителям. Это весьма правдоподобно. Родители, как правило, предлагают детям одинаковую пищу, хотя могут готовить какие-то блюда только для себя, особенно в тех семьях, где родители и дети садятся обедать не вместе, а в разное время. Когда дети сидят рядом и едят котлеты с горошком, то они показывают, что это блюдо вкусное, и копируют друг друга.
С каждой ложкой, которую съедает другой человек, укрепляется чувство, что вам эта еда тоже нравится. Или наоборот: невозможно сидеть спокойно и продолжать есть вместе за одним столом с кем-то, кто ворчит, что горох «отвратительный», и стреляет в вас горошинами.
По мере взросления братьев и сестер начинают различаться и привычки их питания. В Дании в 2002–2003 годах в течение года вели наблюдение за 415 парами братьев и сестер в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. Выяснилось, что их пищевое поведение было только «умеренно похожим». Как и следовало ожидать, это больше зависело от качества взаимоотношений. Братья и сестры, имеющие очень близкие отношения, то есть очень весело проводившие время вместе, имели больше похожих привычек питания, чем те, которые были не так близки или даже враждебны по отношению друг к другу. Поистине удивительным открытием стало то, что когда братья и сестры перенимали разные привычки, то старшие подражали младшим, а не наоборот, особенно в случае с сестрами. Казалось бы, должно быть иначе, старший подает пример? Только не в нашей культуре, где все перевернуто с ног на голову. Исследователи объясняют это тем, что старшие, пройдя через пубертатный период, не такие худые. Округлившись, девушки смотрят на своих худеньких сестер и неосознанно решают, что, если питаться, как маленькая девочка, можно отменить действие времени. Больше тревожит, когда старшие девочки копируют младших, вовлекаясь в «эмоциональное питание», то есть начиная есть в ответ на стресс, злость и страх. Возможно, худые люди поняли, как правильно питаться, даже если их худоба объясняется недозрелостью.
Благодаря своим братьям и сестрам мы впервые понимаем, как иногда несправедлива бывает наследственность: один может есть все что угодно и не набирать вес, а другой обречен на вечное ограничение в еде. Неравенство среди братьев и сестер из-за разной кишечной микрофлоры: мы рождаемся с различными бактериями внутри, которые численно превосходят клетки нашего организма в десять раз. Одни бактерии влияют на шансы иметь лишний вес в дальнейшей жизни, а другие влияют на степень переваривания обеда. То, что мы едим, постоянно изменяет состав микрофлоры и микрофауны, но равным образом природа микроорганизмов внутри нас определяет степень реакции на потребляемую еду. Такие вариации существуют даже среди однояйцевых близнецов. Исследователи в Малави обнаружили: если двух близнецов, страдающих от сильного истощения и детской пеллагры (белковой недостаточности), при оказании первой помощи кормили полностью одинаковым рационом, то могло произойти так, что один выживал, а другой нет – из-за различного состава бактерий в кишечнике. Ученые взяли образцы кала у некоторых из таких близнецов с различиями в составе бактерий и пересадили мышам эти бактерии. Мыши с микрофлорой здоровых близнецов преспокойно жили, даже питаясь низкокалорийной пищей, в то время как мыши с бактериями детей, страдающих пеллагрой, очень серьезно теряли в весе.
Так что братья и сестры не рождаются одинаковыми, но неравенство часто закрепляется различным питанием.
Приемы пищи – это одно из средств для выражения предпочтения (или неосознанного предпочтения, так как многие родители считают себя абсолютно беспристрастными) одного ребенка перед другим. Кому первому подать еду? Кому достанутся соцветия брокколи, а кому ножки? Кому с большей вероятностью дадут подгоревший тост, потому что он «не против»? Кому достанется особый стакан? Чья очередь мыть посуду? Такие решения родителей часто расстраивают того или иного ребенка. В некоторых ситуациях, применительно к некоторым детям, они и вовсе становятся отравляющими.
Особенно сурово пищевой фаворитизм проявляется в отношении девочек. Общее представление о том, что мальчики должны получать большие или лучшие порции, чем девочки, выражается по-разному, иногда не слишком заметно, а иногда, наоборот, слишком явно.
В крайних формах проявления такая предвзятость на почве гендерных различий приводит к разрушительным последствиям.
Если в следующем воплощении вам суждено увидеть свет в сельской местности на юге Индии, лучше бы вам родиться мальчиком. У индийской девочки младше пяти лет вероятность умереть на 75 % выше, чем у мальчика: «самые высокие показатели детской смертности по половому различию, чем в любой другой стране мира», – как сообщала Times of India в 2012 году. Селективные аборты привели к искусственной половой диспропорции в Индии. В 1901 году приходилось 103 мальчика на 100 девочек. Спустя один век на 100 девочек приходится 107,2 мальчика. Подобная ситуация, характерная также для многих частей Азии, описывается как «гендерцид».
Условия жизни индийских девочек хуже, чем у мальчиков.
Во многих нищих семьях девочкам всего достается в меньшем количестве: меньше еды, меньше лекарств, меньше одежды. Там принято считать, что девочки не приносят такой же экономической и социальной пользы, как мальчики, поэтому родители ограничивают их во всем, вплоть до риса. Конечно, так происходит далеко не в каждой семье, но подобное явление достаточно частое. Уже в индийской переписи населения 1901 года наблюдалось такое безразличие к питанию девочек: «У нее меньше теплой одежды… вероятно, ее кормят не так хорошо, как кормили бы мальчика, а если она болеет, родители не предпринимают таких серьезных мер к выздоровлению, как по отношению к мальчику».
Но не всех девочек одинаково ущемляют в правах. Если вам суждено родиться девочкой в сельской Индии, было бы неплохо, чтобы вам достались старшие братья. В 2003 году индийский экономист Рохини Панде решила исследовать то, как братья и сестры влияют на степень запущенности питания девочек. Она подсчитала количество девочек с «сильнейшей задержкой роста», то есть чей рост был в три раза меньше нормы, ожидаемой для их возраста.
Панде изучила данные по 14 715 сельским детям от полугода до почти четырех лет. Большинство матерей были неграмотными, и очень немногие зарабатывали деньги в дополнение к заработку отца. Треть детей жили в семьях, которые ничего не покупали.
Это были семьи, которые не имели никакой собственности, где каждый день приходилось делать жесткий выбор в отношении скудного пропитания.
В этих индийских деревнях никто, даже любимые дети, не получали такого количества благ, которое мы сочли бы «достаточным». Половина детей жили в местах без дорог с твердым покрытием.
Степень голода детей в таких семьях зависит от того, какие и какого пола у них братья и сестры. В целом, девочек с сильнейшей задержкой роста было на 6 % больше, чем мальчиков, что согласуется с картиной «гендерцида». Но Панде обнаружила, что у некоторых девочек было больше шансов питаться адекватно, чем у остальных. Вероятность того, что девочка, имеющая старших братьев, будет страдать от острой задержки роста, меньше по сравнению с мальчиком с двумя или более старшими братьями. Девочкам, у которых было несколько старших сестер, не повезло больше всего. Факт существования старших девочек в семье лишал их появления в семье новизны, и им доставалось меньше всего пищи.
Вероятность сильной задержки роста девочки с двумя или более старшими сестрами на 38 % выше, что отражало отношение ее родителей: настолько ничтожным они считали существование младшего ребенка.
В то же время мальчикам выгоднее быть единственными среди сестер. Панде обнаружила, что у такого мальчика была меньше вероятность развития задержки роста и больше вероятность получить помощь во время болезни, так как единственный мальчик среди девочек получал больше еды и внимания. К счастью, такое мрачное положение дел для нас, скорее, экзотика.
Когда стол ломится от блюд – не важно, в какой стране, мысль о том, кому давать больше еды, вряд ли придет в голову родителям. Здесь несчастному ребенку отведена роль живого мусорного ящика, чтобы ни у кого не оставалось моральных издержек из-за остатков пищи, которую не хочется доедать. Мы не ценим каждую рисинку на вес золота.
И все же жестокий выбор родителей, описанный Панде, имеет место быть. Эта тема, как ни странно, звучит и в сказках, которые мы до сих пор читаем, укладывая детей спать, и в мультфильмах, которые мы вместе смотрим, устроившись на диване дождливым вечером. Мы понимаем, что Белоснежка – добрая и хорошая, потому что она делит еду для гномов ровно на семь маленьких порций, ничего не пряча от кого-нибудь и не делая ни из кого любимчиков. А история про Золушку наглядно показывает, что родные дети получают в семье больше, чем приемные. Бал, на который ей не позволили пойти, в оригинальной немецкой сказке Ashputtel описывался как «пир». Запрет на участие в бальных торжествах означал, что злые сводные сестры запрещают ей не только танцевать, но и есть.
Мучительная дилемма о том, как прокормить кучу детей в тяжелые времена, является одной из главных тем сказок братьев Гримм, впервые опубликованных в 1812 году как «Детские и семейные сказки». Роль злых гениев чаще всего играют мачехи, лишающие приемных детей еды. «Гензель и Гретель» начинается со времен «великого голода». Мачеха не настолько кровожадна, как ведьма в пряничном домике, но очень эгоистична и боится умереть. Она хочет бросить детей в лесу, опасаясь, что иначе «все четверо умрут от голода».
В традиционной фрейдистской интерпретации злые кузины и мачехи – это плод воображения.
Женщины не заставляют приемных детей голодать. Это может быть только кошмарной проекцией внутреннего детского страха быть брошенными.
Но в статье, опубликованной в 1981 году, французский историк Евген Вебер утверждал, что сказки отражали правду жизни в Европе XVIII века: «голод, бедность, смерть, опасность, страх, перемены». Для крестьян, которые рассказывали эти сказки, мысль о том, что вам могут не дать хлеба, потому что вас ценят меньше, чем родного ребенка, была ужасной реальностью. «Учитывая уровень смертности, особенно детей женского пола, – пишет Вебер, – злые мачехи не были плодом фантазии, как и брошенные дети».
Если посмотреть под этим углом, опыт детей в сказках не отличается от того, что происходит с братом и сестрой в великолепном аниме-фильме «Могила светлячков» (1988), показывающем голод в Японии во время Второй мировой войны. У Сэйта и Сэцуко умирает мама, и им приходится выживать самостоятельно. Попав на воспитание к тете и отдав ей все оставшиеся припасы, брат с сестрой подвергаются различным придиркам, особенно за столом. Тетя взяла их к себе, но за столом всякий раз заставляет их почувствовать себя недостойными еды, хотя они и так отдают ей всю еду, какая у них есть. Тетя недовольна тем, что они слишком малы, чтобы пойти на работу, в отличие от ее родного ребенка. Она винит их в том, что в такое тяжелое время они ничего не делают ни для дома, ни для родины. Но нам понятно, что истинная причина ее недовольства из-за еды кроется в том, что эти бедные сиротки были ей неродными. Ученый Дж. С. Хэлдэйн известен фразой «Я мог бы отдать жизнь за двух братьев или восьмерых двоюродных братьев». Чтобы выжить в голодные годы, необходимо быть близким родственником человека, контролирующего еду.
В сказках множество несчастных приемных детей, вынужденных жить на заплесневелых хлебных корках.
Иногда, например, как в сказке «Гензель и Гретель», лишения вынуждают братьев и сестер становиться союзниками, объединяться и искать лучшей жизни. В сказке «Братец и сестрица» брат берет сестру за руку и говорит: раз мачеха бьет и кормит их «сухими хлебными корками» хуже, чем объедки, которые дают собаке, то лучше «вместе пойти по миру». Когда сказочные дети ищут свою судьбу, они ищут именно еду.
Вебер отмечает, когда персонажи в сказках наделяются тремя желаниями, у них проявляются умеренные амбиции: не господство над всем миром, не умение читать мысли или способность летать, а жизнь, в которой никогда не придется бороться за еду с братьями и сестрами: «В первую очередь они мечтают о горшках, которые безостановочно варят кашу, и о скатертях-самобранках».
В одной французской народной сказке говорится о волшебной еде под названием «сказочный хлеб». Еда была такой изобильной, что ее невозможно было доесть, но при условии, что пищу нельзя делить с незнакомцами. Как это комментирует Евген Вебер: «порог щедрости заканчивался на уровне семьи». Сказочная мечта – долго и счастливо – достичь такого состояния изобилия, при котором ни одному родителю не придется делать жестокий выбор среди многих ртов за столом. В доме, где никогда не переводится хлеб, сводных сестер не нужно бояться. Они могут стать вашими друзьями. Тогда все, о чем вам придется волноваться, – это разные злые чудовища, ведьмы или людоеды, которые охотятся за вами, чтобы съесть.
С другой стороны, существует категория людей, которые никогда в жизни не переживали из-за того, что брат или сестра забирают все лучшее. Единственный ребенок не знает подобных разборок за обеденным столом. Тот, кто постоянно находился в тени или под крылом другого человека, часто задаются вопросом, было бы у него больше свободы, будь они единственным малышом за столом. Какой стала бы жизнь, если можно было бы тихо-мирно задуть свечи на именинном торте и при этом никто не дышал бы вам в затылок. В Китае пропаганда закона об одном ребенке, впервые увидевшего свет в 1970-х годах, опиралась на мысль, что один ребенок в семье будет обладать большими ресурсами: как национальными, так и семейными богатствами. Благодаря отсутствию «бессмысленного шума» братьев и сестер эти дети будут более здоровыми, более образованными и хорошо накормленными. По крайней мере, так предполагалось теоретически.
Противоположный негативный стереотип о единственном ребенке является мнением, что человек растет испорченным и эгоцентричным. Богатый бизнесмен Джордж Херст (1820–1891) отмечал некоторую эгоистичность в привычках питания своего сына Уильяма Рандольфа, единственного ребенка, который пошел очень далеко и стал одним из величайших журналистов Соединенных Штатов, а также прототипом главного героя кинофильма «Гражданин Кейн». «Я вам могу сказать о моем мальчике Билле только одно. Я наблюдал за ним, если он хочет торт, то ему нужен торт прямо сейчас. И, как я вижу, спустя какое-то время он действительно получает торт».
Эта манера поведения связана, скорее, с характером Херста.
Несколько крупномасштабных исследований с участием единственных детей поставили под сомнение всеобщее убеждение, что отсутствие братьев и сестер препятствует социальному приспособлению.
Исследователи убеждены, что у них такое же поведение и взгляды, как и у других детей. Что же касается убеждения, что они неохотно разделяют еду с другими, как отметила Лорен Сандлер, автор книги One and Only («Один-единственный»), радость быть одним ребенком на самом деле может помочь научиться делиться едой. Они перенимают поведение взрослых, которые уже научились брать и давать, а не копируют незрелое поведение братьев и сестер.
Несмотря на все вышесказанное, питание единственного ребенка имеет отрицательные стороны. В среде изобилия выше риск развития ожирения. Как показало одно исследование, среди одиннадцатилетних детей с ожирением было больше единственных детей в семье, чем детей, имевших братьев или сестер. Почему? Ответ очевиден: у них было все. Один взрослый, которому нравилось быть единственным ребенком в семье, вспоминал, какое это было счастье проснуться на Пасху и понять, что «есть только я, мама и папа», и можно съесть двенадцать шоколадных яиц. Существуют также наблюдения, что единственные дети обычно менее подвижны, так как у них нет компании, чтобы погонять мяч.
Впрочем, это всего лишь частные случаи, а не правила. В зависимости от семейной динамики почти все отрицательные моменты «единственного» могут легко превратиться в благоприятные. Возможно, вы больше, а не меньше, занимаетесь спортом, потому что у ваших родителей есть время водить вас в спортивные клубы или ходить с вами в парк, чтобы поиграть с фрисби. Вполне возможно, у вас будут более правильные привычки питания, потому что родители находили время, чтобы готовить вам полезные завтраки.
Еще один вопрос, на который также не узнаем ответа: насколько отличался бы прием пищи человека, будь он другого пола.
Когда родители ждали моего появления на свет, то надеялись, что родится мальчик, и хотели назвать его Габриэль. Мог бы он изменить семейное меню? Мучился бы он меньше из-за своего питания? Когда наше с сестрой беспорядочное питание достигло апогея, иногда я мечтала о том, чтобы у нас появился младший брат, для которого питание было бы более простым делом, а не бесконечной психологической драмой. Он мог бы есть калорийные блюда вроде яичницы с беконом и не беспокоиться о том, как это скажется на его внешности. Тогда я не понимала, что мальчики тоже могут питаться беспорядочно. Равно как я не понимала того, что присутствие мальчика за обеденным столом могло привнести больше трудностей в отношении еды для сестер, а не меньше.
Не только в бедных семьях в провинциальной Индии еды достается больше братьям, чем сестрам. Почти то же самое происходит в богатом обществе, с той лишь разницей, что такое действие расценивается не как отсутствие заботы, а как нечто полезное для девочек. Многие из них дома часто слышат, что аппетит создает проблемы, и его нужно умерить. Мы говорим о развивающихся мальчиках, восхваляя их мужественность, но почти никогда не упоминаем развивающихся девочек. Возможно, нам страшно и неловко из-за того, как растет тело девочки – как вширь, так и ввысь. И стоит ли удивляться, что девочки-подростки хотят питаться так же, как их не достигшие половой зрелости сестры?
В большинстве случаев родители перестают влиять на привычки питания детей, как только они подрастают.
Если у детей появляются свои деньги, мы уже можем не считать себя главным контролирующим органом их перекусов.
Нам приходится заново открывать для себя удовольствие от планирования собственных приемов пищи, не беспокоясь о том, что один ребенок откажется это есть из-за перца, в то время как другой пожалуется, что блюдо пресное. Одним словом, как только дети становятся взрослыми, мы расслабляемся. Исключение составляют родители, которые считают, что они должны контролировать питание девочек, и по мере взросления давление может усилиться.
Мне доводилось сидеть за столом со взрослыми детьми и их родителями, где «мальчику» – тридцатилетнему мужчине, не слишком худощавому – мама велела взять добавку, потому что он должен есть, а на его сестру недовольно шикнули, когда она взяла лишнюю картофелину.
В 1970-х годах среди людей рабочего класса во Франции, по описанию Пьера Бурдье, такие двойные стандарты были частью культуры. Правилом питания было изобилие блюд для мужского пола и строгость для женского: мясо в огромном количестве для мужчин, салат и малюсенькие порции для женщин. Мальчик всегда имел право получить вторую порцию. С другой стороны, процесс становления женщиной можно описать как самоограничение. Она должна научиться, как другие женщины, делить порцию на двоих и стоя подавать сидящим мужчинам блюда.
Основным объяснением того, почему мальчики должны есть больше, чем девочки, было то, что мужчины работали вне дома больше, чем женщины, и нуждались в большом количестве еды, чтобы выполнять тяжелую работу. Среди праздного высшего класса Европы, наоборот, иногда девочкам позволялось переедать больше, чем мальчикам, так как усиленное питание улучшало их внешний вид. Вспомните округлые формы женщин Паоло Веронезе (около 1555–1585 года) или пухлые розовые руки девочек в живописи Буше два века спустя.
Теперь же полнота ассоциируется с бедностью, ибо известно, что купить высокоэнергетическую пищу с высоким содержанием углеводов намного дешевле, чем приобрести дорогие свежие полезные продукты.
Однако в предыдущих столетиях полнота женщины была признаком богатства и, по странной логике, красоты. Французский гурман и философ Жан Антельм Брилья-Саварен, автор «Физиологии вкуса» (1825), испытывал жалость по отношению к худым женщинам с «бледной болезненностью» и призывал их толстеть путем перехода на высококалорийную диету с «огромным количеством хлеба», горячего шоколада, свежих яиц, взбитых в масло, изобилием мяса, рыбы и супа, а также «блюд, приготовленных с помощью риса или макарон», десертов с бисквитными палочками, ромовых баб и тому подобного, плюс сладкие фрукты и виноград. И пиво.
Впрочем, по мнению большинства, пиво было – и преимущественно остается – прерогативой мужчин, не считая соленых сыров, салями и вторых порций. Быть мужчиной означало питаться без ограничений, много и калорийно. «Часть статуса мужчины заключается в питании, в хорошем питании», – отмечает Бурдье, хотя это не объясняет, почему никто не считал, что этого же достойны и женщины, которые ежедневно выполняют нелегкую работу по дому.
Предполагалось, что женщинам нужно меньше есть и что у них утонченный вкус. Женщин не должно тянуть к крепким спиртным напиткам, сильно прожаренному мясу, им следует насыщаться одним видом накормленных братьев и отцов.
При этом на мужчину с умеренным аппетитом или не любящего мясо смотрели с некоторым «подозрением».
С 1980-х годов, как только мужчина и женщина стали работать на равных, основная причина есть меньше для девушек исчезла и заменилась новой идеологией стройности, означавшей, опять же, ограничение в питании. «Если у мальчиков появляется жирок, они говорят, что это мышцы», – пожаловалась одиннадцатилетняя девочка ученым-исследователям детских привычек питания в Европе в 1994 году. До сих пор считается, что девочкам нужно меньше, чем их братьям, и они должны занимать меньше места за обеденным столом. Разница в том, что родители, заставляющие детей худеть, считают, что они оказывают тем самым им услугу, так как думают, что последствия лишнего веса будут хуже для девочек, чем для мальчиков. В этом они отчасти правы. Недавнее исследование обнаружило прямую негативную корреляцию между зависимостью лишнего веса у женщин и их дохода, их способностью получить работу и даже обладанием полноценной семейной жизни. Ни одна из этих взаимосвязей не значила то же для мужчин с лишним весом. Это несправедливо, но к полным женщинам жизнь относилась гораздо хуже, чем к мужчинам. Любопытно, что исследователи так и не смогли выяснить причину: это происходит из-за того, что общество дискриминирует женщин с лишним весом, или из-за их низкой самооценки, что, в свою очередь, ведет к неуверенности при приеме на работу или прибавке к зарплате.
Было бы неудивительно, если бы у них действительно была низкая самооценка, учитывая, что девочек, с лишним весом или наоборот, часто приучали к мысли, что их питание является большей проблемой, чем питание их братьев. Матери, третирующие дочерей в вопросах питания, могли переносить тревогу по поводу собственной стройности на девочек. (Результаты одного исследования показали, что матери с булимией чаще «контролировали питание» дочерей, чем сыновей, даже если у девочки не было проблем с лишним весом.) У отцов могли быть такие же предрассудки относительно детей того же пола.
Отцы, недовольные своей фигурой, согласно одному исследованию, были склонны контролировать питание своих сыновей, а не дочерей.
Но в большинстве случаев именно мать контролирует питание в семье, и именно на дочек оказывается самое большое давление, связанное с едой.
Кажется, что родителям сложно понять, как себя вести за одним столом с подростками, с мальчиками и девочками. К проекту EAT в штате Миннесота присоединилось около 5000 подростков за пять лет. Из этих 5000 одни были младше (от двенадцати до семнадцати лет на протяжении исследования), а другие старше (от пятнадцати до двадцати лет). Исследователи под руководством Кэтрин Бауэр использовали опрос подростков для оценки всех изменений на протяжении этих пяти лет в том, как родители влияли на выбор полезных продуктов, занятия спортом и похудение. Со временем родители мальчиков переставали контролировать все три позиции. Это отражает растущую независимость подросткового возраста. Немного абсурдно спрашивать кого-то более высокого, сильного и волосатого, съел ли он за сегодня пять овощей. Возможно, произошла смена приоритетов. Если бояться, что подросток может пристраститься к наркотикам, то тревога по поводу употребляемых им вне дома газированных напитков отходит далеко на второй план. Родители мальчиков-подростков стараются не давить на детей в плане еды, чтобы не испортить отношения. И это неверно. Дети, которые регулярно питаются домашней едой, употребляют больше фруктов и овощей и выглядят более счастливыми, насколько это возможно увидеть.
Однако, что касается девочек-подростков, картина получилась иной. Как и в случае с мальчиками, девочки сообщали, что по мере взросления их родители реже пытались заставить их питаться здоровой едой и заниматься спортом. А когда старшая группа вступила в пору юношества (от пятнадцати до двадцати лет), некоторые родители стали еще больше оказывать на них давление, заставляя перейти на диету. На том этапе жизни, когда девушке предоставлена полная свобода в выборе питания (то есть в том возрасте, когда она может водить машину, выходить замуж, голосовать), многие родители настаивают, что ее питание все еще остается заботой семьи.
Детский опыт с едой может поймать нас в ловушку деструктивной модели питания до конца жизни. Давление на девочек относительно их веса в некоторых семьях является болевой точкой.
Недавно я разговаривала с женщиной за сорок, экспертом в области режимов питания, которая перепробовала столько неудачных диет, что уже не помнит их числа. Каждый раз, когда она звонила домой, и не важно, что происходило в ее жизни, с ее детьми и карьерой, вопрос ее матери оставался неизменным: «Ну что, похудела?» Ее родители весело шутили, что она перестанет прыгать с диеты на диету после смерти матери. Она чувствовала, что загнала себя в ловушку, долгие годы переедая в пику своему воспитанию, но это переросло в самобичевание. В конце концов, в сорок лет она нашла способ здорового питания, которого могла придерживаться, – не диета по совету мамы, а регулярные вкусные салаты, рыба на гриле и супы с огромным количеством специй. Возможно, эта женщина пришла бы к такому меню быстрее, если бы в голове у нее не звучал постоянно родительский голос, который велел ей меньше есть.
Как и многое другое, что делают родители из любви, принуждение девочек худеть приносит не пользу, а вред. Это повышает шансы детей быть недовольным своим телом, повышается волнение о весе, появляется депрессия, неумеренность в еде и беспорядочное питание. В одном исследовании приблизительно у трети пятнадцатилетних девочек, которых мамы заставляли худеть, появилась склонность к тотальному контролю веса – прием слабительных средств, вызывание рвоты, пропуск приемов пищи, курение в качестве замены еды и таблетки для похудения – по сравнению с 5 % девочек, которых мамы не заставляли сидеть на диете. Похожи и последствия для девочек с лишним весом из семей «дразнящих весом». Одно исследование обнаружило, что девочки, которых «очень часто» родственники дразнили за пухлость, были более склонны к перееданию, чем девочки из более понимающих семей. Если даже это не убеждает вас прекратить насмешки над ребенком, подумайте о том, что, возможно, вы этим ничего не добьетесь. Если родители давят на ребенка с ожирением, то существует большой риск через пять лет набрать еще большее количество килограммов.
Такое давление на девочек выходило за рамки привычного образа мыслей. Кажется, что питание девочек и питание мальчиков – это две большие разницы. Независимо от того, есть ли у нас братья или сестры, культура внушает нам, что нужно выбирать еду в зависимости от пола. «Для мальчиков не существует ограничений в некоторых видах пищи», – рассказывает автор книг о еде Найджел Слейтер в своих мемуарах Toast («Тост»). Когда Слейтеру было восемь, его выбор угощений называли девчоночьим. «Сердечки и клубничное мороженое на палочке были для девочек… и ни одного ребенка старше шести нельзя было увидеть умирающим от восторга из-за летающей тарелки». В рекламе продуктов, нацеленных на мальчиков и мужчин, по-прежнему ставится акцент на образе мачо. «Для настоящего мужчины!» – призывал слоган KFC купить двойной бургер, как будто мальчик может проявить бесхарактерность, если не сможет расправиться с булочкой, состоящей из двух куриных бургеров, ломтика бекона, сыра, салата и нашлепки из майонеза.
Девочки тоже получают красноречивые сообщения о том, что некоторые продукты подходят им больше, чем другим.
Когда деловые женщины в Японии общаются со своим боссом, им разрешено пить сливовое вино, смешанное с газировкой, вместо пива, как сообщается в газете Economist, как будто женщина не может предпочесть пиво разбавленному водой сливовому вину. Такие мысли уходят корнями в детство, когда «подразумевалось», что мальчикам нравятся длинные закрытые бутерброды с мясом, а девочки должны мечтать о сахаре, специях и милых штучках. Пока девочки не достигли двузначного количества лет, их учат, что к некоторым продуктам прилагается слово «не следует». Они узнают, что «худая» – это комплимент. Они впитывают понятие, что если девочка не обожает шоколад, то она странная.
Мальчики и девочки по-разному реагируют на ту или иную еду – эта мысль не лишена смысла. Есть определенные физиологические различия их отношения к пище.
Во-первых, существует такой факт, что (при условии приблизительного соответствия по физической активности и комплекции) мальчикам нужно больше энергии, чем девочкам. В соответствии с нормами питания, семилетнему мальчику требуется на 100 калорий в день больше, чем девочке того же возраста (1630 против 1530). К восемнадцати годам разница достигает 700 калорий (3155 калорий для мальчиков по сравнению с 2462 для девочек), – эквивалент одной порции гарнира. Да и возможности девочек и мальчиков в употреблении того или иного объема пищи тоже разнятся. Если бы я давала своей двенадцатилетней дочке среднего роста такие же громадные порции, которые я накладываю своему шестнадцатилетнему сыну (1,85 м), она бы не осилила и треть. И это не жадность; это математика.
Более поразительное физиологическое различие заключается в том, что мужской и женский мозг показывают разную активность в реакции на питание. Например, кислый вкус лимона вызывает в центральной доле и таламусе более сильную реакцию у женщин, чем у мужчин. В целом, женщины обладают большей чувствительностью к запахам и вкусам, чем мужчины, и лучшим запоминанием. Такая повышенная чувствительность может сделать девочек более избирательными.
Многие исследования показали, что женщины чаще отказываются от еды, если она им не нравится.
Маркетолог Брайан Урбик потратил многие годы на работу в детском комитете, разрабатывая продукты для пищевой индустрии и опрашивая в среднем 4000 детей в год в Европе, Северной Америке, Центральной Америке, Азии и на Среднем Востоке. Во всех этих разных странах Урбик обнаружил, что «если вы правильно подобрали вкус для девочек, то, вероятнее всего, вы подобрали его и для мальчиков». Однако когда дело доходит до продвижения торговой марки продукта, все меняется. Когда продукт нацелен как на мальчиков, так и на девочек, Урбик советует маркетологам придумать упаковку и бренд, сделав акцент на мальчиков. «Девочки больше принимают продукты для мальчиков, в то время как мальчики чаще отвергают все слишком девчачье».
Это довольно нелепо – делить продукты для девочек или для мальчиков. Кто решает, что «Мужчины любят пироги, а женщины – хумус» (Men Love Pies, Girls Like Hummus), как гласит название кулинарной книги 2013 года шеф-повара Саймона Риммера? Даже если мы настаиваем, что мы выше такого ребячества, все равно очень сложно не интернационализировать идею о том, что некоторые продукты больше подходят одному полу, чем другому, и выбирать соответственно. Обычно мы автоматически ассоциируем обильные мясные блюда с мужчинами, а легкие салатики и конфеты с женщинами, и эти стереотипы повторяются во всех культурах, даже в таких разных, как Франция и Япония. Когда американских студентов попросили сказать, какая еда относится к тому или иному полу, они не задумываясь ответили: стейк, жареная картошка, лук и леденцы были для мужчин, а творог, персики, суфле и блинчики – для женщин. Более того, было также обнаружено, что некоторые мальчики-подростки неохотно ели продукты с женским подтекстом, особенно в кругу друзей: настоящие мужчины не едят суфле!
Такие предпочтения о еде для мальчиков и для девочек неумолимо влияют на наши личные предпочтения. В 2003 году одна исследовательская группа использовала данные опроса, чтобы выяснить, отличалось ли понятие «успокаивающей еды» в понимании людей того и другого пола. Выяснилось, что мужчины предпочитали теплую, обильную, сытную еду, относящуюся к основным приемам пищи (вроде стейка, запеканки и супа), а женщины предпочитали успокаивающую еду, которая больше походила на перекусы (шоколад и мороженое). Значительное количество женщин также считали овощи успокаивающей едой. Исследователи предположили, что мужчинам больше нравились полноценные горячие блюда, позволяющие вернуться в детство, когда специально для них готовили. Еще одно гендерное отличие заключалось в том, что мужчины чувствовали себя здоровыми после употребления любимого блюда из куска мяса, а женщины, напротив, чувствовали вину, поев мороженого, печенья или шоколада. Так что женская успокаивающая еда на самом деле их совершенно не успокаивала.
Такое влияние общественного представления о «женской» и «мужской» еде имеет более серьезное значение, чем кажется на первый взгляд. Во-первых, это размывает удовольствие от еды, что редко приносит пользу. Женщины часто запрещают себе заказывать то блюдо из меню, которое им очень нравится, потому что оно «является мужским». Женщины в Японии рассказывали, что очень хотели бы съесть суши, но не делали этого так часто, как хотелось, возможно, оттого, что это блюдо традиционно относится к меню представителей сильного пола. Опрос британских покупателей о поведении за обедом вне дома показал, что, хотя в ресторане женщины могли сказать, что им нравится стейк, они не заказывали его так часто, как мужчины, считая стейк слишком дорогой для них едой.
В большинстве своем женщины выбирали белое мясо, а мужчины – красное. Это не кажется таким уж странным, поскольку мы привыкли думать, что мужчины любят сытно поесть.
Но если кому и нужно красное мясо (а некоторые будут утверждать, что оно никому не нужно), то не мужчинам, а девочкам-подросткам. Что самое ужасное в нашем подходе к еде, так это то, что он заставляет как мальчиков, так и девочек питаться вразрез с потребностями организма. Мы все неправильно понимаем. Именно девочкам больше, чем мальчикам, нужны продукты, способствующие повышению гемоглобина. А мальчикам больше, чем девочкам, нужны салаты и овощи. Представление о том, что существует еда для девочек и для мальчиков, является опасным заблуждением, которое не позволяет заниматься реальными проблемами питания в целом.
Существует очень серьезный пробел в современном питании девочек, о котором мало кто говорит. Речь идет о проблеме железодефицита. Во всем мире богатые и бедные, толстые и худые, миллионы девочек-подростков страдают анемией, так как не потребляют достаточное количество богатых железом продуктов, чтобы восполнить недостаток – от 8 до 15 мг – железа, когда у них начинается менструация. У многих развивается такая недостаточность железа, при которой в организме не остается запаса железа, что провоцирует усталость, головные боли и ослабление когнитивной функции. По статистике Всемирной организации здравоохранения, дефицит железа наблюдается у двух миллиардов людей.
Многие мальчики и мужчины также страдают анемией, но количество женщин с этим заболеванием гораздо больше.
Эта недостаточность особенно распространена в развивающихся странах, где она провоцирует одну из пяти детских смертей (часто из-за кровотечения беременной женщине нужно в два раза больше железа, чем девочке-подростку). Но такая ситуация нередка и в странах, где предполагается, что девочки едят досыта, поскольку они могут прожить только на листьях салата и шоколаде.
Опрос европейцев 2001 года обнаружил, что 40 % девочек от пятнадцати до шестнадцати лет в Швеции страдали дефицитом железа в организме (по сравнению с 15 % мальчиков); в Дании анемия встречалась у 7 % мальчиков от шестнадцати до семнадцати лет и у 20 % девочек того же возраста. В Китае из 1037 девочек-подростков в 2007 году у 40,4 % был обнаружен дефицит железа, а у 19,5 % – полная анемия. Наблюдались недостаток пищевых добавок (что может провоцировать запоры и тошноту) и употребление витаминизированных хлопьев на завтрак, так что мало просто питаться достаточным количеством богатых железом продуктов. Самым богатым и наиболее «биодоступным» источником железа является печень (в 85 г куриной печени содержится 11 мг железа), затем – красное мясо (170 г филе – приблизительно 6 мг железа). Всасывание железа замедляется при употреблении чая или кофе, в то время как витамин C улучшает усвоение.
У девочки-подростка, которая вдруг перешла с утреннего сока на кофе, стала вегетарианкой и перестала есть яйца на завтрак (яйца для мальчишек!), могут быть гораздо более серьезные трудности. Женщины переходят на растительную диету и становятся веганами и вегетарианцами гораздо чаще, чем мужчины: примерно из миллиона американских веганов 79 % – женщины, из всех вегетарианцев – 59 % тоже женщины. Существует огромное количество растительных источников железа, включая семена тыквы, орехи, специи, зеленые листовые овощи, патоку, сухофрукты, яичный желток, бобовые, например фасоль, отруби и цельнозерновой хлеб. Сложность в том, что у ребенка, который резко перешел на растительную пищу, отсутствует привычка потребления хорошо сбалансированных продуктов. Кроме того, немясные источники железа усваиваются организмом хуже, поэтому вегетарианцам может понадобиться больше железа, чем их всеядным собратьям. В группе риска заболевания анемией находятся девочки, сочетающие ограничение в еде с вегетарианством: в 1990-х годах 43 % девочек-вегетарианок в Британии от одиннадцати до четырнадцати лет, пытавшихся похудеть за предыдущий год, имели низкий уровень гемоглобина в крови, при этом подобное наблюдалось только у 15 % невегетарианцев и у 8 % не сидящих на диете мясоедок.
Как ни странно, полные люди также подвержены анемии. Это происходит не из-за количества, а из-за качества употребляемой еды.
Исследование питания иранских девочек-подростков показало, что, несмотря на потребление большего количества калорий, чем необходимо, девочки с избыточным весом были более подвержены риску заболевания анемией, чем остальные девочки: 34,1 % по сравнению с 27,8 %. Эти девочки не получают достаточно железа из своих несбалансированных, богатых углеводами блюд. В пицце, мороженом, чипсах и другой ныне популярной уличной еде Тегерана железа совсем немного.
Возможно, дефицит железа является как причиной, так и следствием лишнего веса. Нехватка железа снижает скорость метаболизма из-за уменьшения уровня карнитина (вещества, участвующего в поддержании метаболизирующих жирных кислот).
Женщинам с анемией плохо дается легкая атлетика, хотя пищевые добавки с железом могут исправить это.
Понятно, когда подростки с анемией не желают упражняться на беговой дорожке: недостаток железа вызывает у них вялость, так что они еле ногами передвигают (по крайней мере, так было у меня после рождения первого ребенка – бледное, как простыня, лицо и вялость во всем теле).
Очень многих девушек с лишним весом родители заставляют похудеть, вместо того чтобы научить их правильно питаться (что точно поможет похудеть без особых усилий). Девочкам с дефицитом железа, независимо от комплекции, нужна мужская еда: яйца всмятку и тосты из цельного зерна, зелень, жареный стейк, запеченный ягненок, сардины на гриле, сытный мясной суп с овощами или чили с черной фасолью. Если им все еще кажется, что их организм требует шоколада, то нужно заменить дешевый молочный шоколад, состоящий в основном из сахара и растительного жира, на 70 %-ный темный шоколад, который действительно принесет им пользу (маленькая 30-граммовая плитка темного шоколада – 5 мг железа).
Но практически никто не говорит, что девочек нужно откармливать – этих нежных любительниц суфле, которые питаются воздухом да комплиментами. Вместо этого огромные усилия брошены на то, чтобы откормить их братьев, пичкая их ложными представлениями о том, сколько им нужно есть.
В современной пищевой среде перекармливание у мальчиков так же вредно, как и недоедание у девочек.
Одним из значительных препятствий на пути к похудению любого полного ребенка являются родители, которые считают, что с детьми все хорошо. Доктор Лора Стюарт является главным врачом клиники по борьбе с детским ожирением в Тайнсайд в Шотландии, в которой лежат дети с наиболее запущенными видами ожирения в Европе. «Многие родители не воспринимают того, что у их детей есть проблемы с лишним весом», – рассказала Стюарт на конференции специалистов по здоровью, которую я посетила в октябре 2013 года. По мнению Стюарт, все это из-за того, что СМИ показывают фотографии только самых запущенных случаев детского ожирения во время обсуждения данной темы, поэтому родители детей со средним уровнем ожирения думают, что к ним это не относится. Если вас по большей части окружают толстые люди, это начинает казаться нормой.
Стюарт рассказала нам о проведенном в Тайнсайде эксперименте 2010 года, показывающем родителям истинное состояние здоровья ребенка. Родителям показывали фотографии детей и попросили поделить их на детей с нормальным весом и с ожирением. Казалось, что они не понимали, кто перед ними появляется. Эти люди могли распознать ожирение только тогда, когда у ребенка был значительный лишний вес. В группу с нормальным весом попали все дети с лишним весом, но не с ожирением. Когда дело доходит до детей и веса, имеет место коллективное отрицание. Так происходит даже с докторами и медсестрами, которые напрямую работают с этим. Половина госслужащих, работающих в области здравоохранения, имеет лишний вес или ожирение, так что для них такое положение дел тоже кажется нормальным. После того как Стюарт завершила свою речь, работница здравоохранения из аудитории попросила слово и начала критиковать доклад доктора за то, что та применяет систему ИМТ к детям. «Ребенок может быть полным, но при этом здоровым! По системе ИМТ, любой культурист имеет ожирение!» Стюарт сдержанно улыбнулась: «В мою клинику еще ни разу не попадали подтянутые, мускулистые дети. Вы ведь не слепые, правда?»
Проблема «невосприятия веса» постоянно прогрессирует в отношении мальчиков и девочек. Многочисленные исследования показывают, что родители реже считают, что ожирение есть у брата, а не у сестры, вероятно, потому, что фигура мальчика не является такой социальной проблемой, как фигура девочки.
Родители часто оправдываются, если медсестра или диетолог указывают на ожирение ребенка исходя из соотношения его веса и роста.
Они начинают спорить, утверждая, что малыш «широк в кости», питается только полезной едой – и вообще, это какая-то неправильная таблица соотношений. Такая защитная реакция проявляется и у родителей девочек, а в случае с мальчиками родители как будто даже гордятся крупным телосложением сына. В отношении мальчика с ожирением применяют сравнения «крепкий» или «плотный», что звучит здоровее, чем «жирный». Мама с маленьким семейным бюджетом, чей сын-дошкольник был на грани ожирения, сказала исследователям: «Да, я вижу, возможно, он много весит, но это могут быть просто мышцы. Ведь он же сильный ребенок».
Когда родители недооценивают вес мальчика и переоценивают его потребность в питании, такое отношение может сформировать его представление о себе и отношение к питанию на всю жизнь. Крупномасштабное исследование восприятия веса среди более 16 000 взрослых американцев показало, что недооценка чьего-то веса была в два-три раза более частой у мужчин, чем у женщин. Почти 43 % мужчин с лишним весом (но не с ожирением) сказали, что их вес был «почти правильным». Почти 12 % мужчин с ожирением сказали, что их вес был почти в норме.
Похожие результаты были получены у австралийских мужчин и женщин, где большинство мужчин признавали, что они «толстоваты», хотя на самом деле это «биомедицинское ожирение». Это тревожный знак, особенно если вы даже не осознаете, что у вас есть лишний вес.
Похожая тревожная ситуация наблюдается среди большой доли женщин с нормальным весом или недостаточной массой тела, которые неправильно интерпретируют свой вес и считают себя полными.
Исследование 2003 года более 2000 студентов в шести американских кампусах показало: 72 % женщин утверждали, что у них «полные бедра» по сравнению с всего лишь 11 % мужчин. Как выясняется, девушки-студентки, каким бы ни был их фактический вес, стесняются взвешиваться на публике больше, чем мужчины.
Дисморфизм женского тела – преувеличенные и перфекционистские убеждения о собственных физических изъянах – это тревожное состояние, которое встречается не только у людей с сильным пищевым расстройством. Исследователи утверждают: в нашем обществе такое беспокойство присуще большинству девушек в постпубертатном возрасте.
Такое различие самовосприятия молодых людей представляет сложности для обоих полов. Это значит, что большая часть выступлений о здоровом питании и «кризисе ожирения» воспринимается не теми людьми. Знакома ситуация, когда учитель теряет терпение из-за проделок хулигана и решает, что лучший выход из положения – отчитать весь класс за то, что им наплевать на свое будущее. Примерные спокойные дети, выслушав сердитую лекцию, расстраиваются, так как думают, что говорят про них, хотя на самом деле это не имеет к ним никакого отношения. Хулиганы на задних партах уверены: педагог ничему их научить не может, поэтому они дремлют или ведут себя по-прежнему.
Когда кампании по борьбе с ожирением убеждают нас, что мы медленно движемся в ужасное будущее, значительное число женщин с нормальным весом не слушают слова критики, адресованные им. А значительное число мужчин с ожирением в полной уверенности, что это их никак не касается.
Как правило, женщины более податливы советам диетологов, как минимум пытаются правильно питаться, даже если им это не очень удается. Обычно в детстве мальчики едят все меньше и меньше овощей и фруктов, а у девочек, наоборот, их потребление немного увеличивается. Недавнее исследование с участием детей из Великобритании показало, что 70 % мальчиков от четырех до шести лет ели яблоки, но эта цифра снизилась до 39 % у юношей пятнадцати-восемнадцати лет. Как говорилось выше, родители не желают прививать подросткам любовь к здоровому питанию.
Что же касается девочек, то потребление салата возрастает: им питается только половина девочек четырех-шести лет, но уже 66 % девушек ели салат – возможно, потому, что считали, будто они должны это делать. В Таиланде девочки едят гораздо больше фруктов и овощей, чем мальчики, что отражается на статистике ожирения: толстых мальчиков в два раза больше, чем девочек. И все же данные опроса показывают, что таиландские мамы не видят ничего страшного в недостаточном количестве овощей в рационе сыновей.
Так как мы не считаем ожирение у мальчиков такой же большой проблемой, как у девочек, мы не видим, насколько это может сделать их несчастными. Ожирение среди подростков встречается в Кувейте значительно чаще, чем где бы то ни было, и почти половина из них – это молодые люди от четырнадцати до девятнадцати лет. У кувейтских подростков гораздо больше вес, чем у подростков в других арабских странах. Одно исследование обнаружило, что более половины мальчиков в Кувейте от пятнадцати до восемнадцати лет имели лишний вес или ожирение по сравнению с мальчиками в Сирии и Ливии. В Кувейте наблюдается более резкий «сдвиг пищевых традиций», чем в остальных частях Среднего Востока, то есть жители Кувейта чрезвычайно быстро адаптируются к западному фастфуду. На протяжении многих поколений в национальной кухне Кувейта преобладали мясо и жир – больше, чем в кухнях близлежащих арабских стран, вроде Ливана, где главным семейным блюдом является закуска на основе растительной пищи: соус из баклажана, фаттуш (салат из хлеба и пряностей) и тому подобное. В Кувейте типичным домашним блюдом является дажаж-макбус, который готовится из курицы, сначала сваренной, а потом сильно прожаренной, и подается с рисом, отваренным в жирной воде на медленном огне. Когда в Кувейт Сити появились жареная курица и гамбургеры, местные уже были готовы наслаждаться ими.
Кризис ожирения в Кувейте является еще одним примером того, как традиционные представления о еде неправильно вписываются в современный мир изобилия продуктов питания.
Гостеприимность является главной характерной чертой в Кувейте, и иногда отмечают, что каждый семейный ужин воспринимается как День благодарения. Клавдия Роден, эксперт в области кухни Среднего Востока, отмечает, что нужно быть хорошим гостем в арабских странах: «Если кто-то наелся, он все равно должен продолжать понемногу есть из общего блюда, потому что, если один человек перестал есть, все остальные вынуждены перестать тоже». Деньги, полученные благодаря добыче нефти, сделали Кувейт одной из самых богатых стран в мире на душу населения, с огромным количеством торговых центров, культурой питания в ресторанах и роскошными машинами, а также огромными тратами денег на перекусы. Благосостояние Кувейта означает, что избыточная пища стала доступной для масс, следовательно, здесь люди прибавляют в весе гораздо быстрее, чем в более бедных странах вроде Сирии и Алжира.
Кувейт также страдает от эпидемии пищевых расстройств. Особенно это касается мальчиков. Профессор Абдулрахман О. Мусагер, ведущий специалист в области питания в арабском мире, обнаружил, что нарушение питания распространяется по всему региону, а самое неправильное отношение к еде среди подростков Кувейта было у мальчиков. Мусагер протестировал нарушение питания, используя тест EAT-26, в основе которого лежат ответы на вопросы, например, как часто вы оказываетесь вовлеченными в такое поведение, когда «во время еды вы чувствуете, что не можете остановиться», или как часто вас посещают мысли в духе «мне кажется, еда контролирует мою жизнь» или «мне очень стыдно после еды». У 47 % кувейтских мальчиков-подростков, проходивших тест, обнаружилось расстройство пищевого поведения (у многих кувейтских девочек также наблюдалось нарушение пищевого поведения: 43 %). Мусагер заключил, что это могло произойти из-за того, что у кувейтских мальчиков возникли «сложности культурной адаптации». Несмотря на современную экономику, страна остается более консервативной, чем большинство других стран Среднего Востока. Не далее как в 2013 году был проведен опрос около 2000 студентов, показавший, что всего 70 % молодых жителей этой страны – обоего пола – считали, что мужчины и женщины равны. Опрос также показал, что многие студенты не любили западную «потребительскую культуру». Мальчики Кувейта могли слышать разговоры взрослых о войне в Персидском заливе в 1990 году и, возможно, считали Америку врагом.
Даже если они осуждают американскую культуру, то все равно ее разделяют, когда заказывают гигантскую пиццу или тарелку острых ребрышек. Многие кувейтские мальчики едят «вражескую» еду и пьют «вражескую» газировку каждый день. Проанализировав ситуацию, профессор Мусагер сделал вывод, что эти молодые люди разрываются между ценностями Востока и Запада, «попадая под влияние западной культуры о правильном питании и красивой фигуре, что предполагает худощавость, с одной стороны, и традиционными культурными нормами, которые приветствуют устоявшиеся привычки питания и нормальное или полное телосложение – с другой». Исторически сложилось, что мальчики обладают прерогативой есть столько, сколько им хочется. В кувейтской семье, где все сыновья имеют ожирение (как и большинство окружающих их взрослых), родители смотрят на мальчиков и считают, что все в порядке.
Однако, если верить исследованию Мусагера, совершенно точно так не должно быть – ни в физическом плане, ни в психологическом.
Существует гораздо больше причин ожирения в Кувейте, нежели половая принадлежность. Но где бы мы ни жили, первым шагом на пути к правильному питанию будет уход от гендерных стереотипов относительно еды. Мальчикам и девочкам будет лучше, если они взаимно повлияют друг на друга своими привычками питания.
Мальчикам нужно разнообразить рацион овощами и фруктами и научиться быть более честными в отношении собственного веса. Девочкам будет полезно, если они полюбят «мужские» сытные блюда вместо сахарных розовых кексов и шоколада.
Как и мальчикам, им нужно знать, что, когда испытываешь голод, следует хорошенько подкрепиться.
Огромный потенциал братьев и сестер – или условных братьев и сестер, которых мы выбираем из числа своих друзей, – заключается в том, что они помогают нам чувствовать себя не так одиноко за столом. Мы перенимаем их вкусы и привычки. Может, их пример поможет нам увидеть, что одна маленькая миска хлопьев не является достаточным завтраком; или, наоборот, что хрустящий стебель сельдерея может оказаться на удивление вкусным, особенно если добавить ореховое масло и изюм. Когда они переживают увлечение марокканскими блюдами на вынос или приготовлением еды в воке, или выращиванием пряных растений, это расширяет и наш кругозор. И, если мы не ссоримся, в их компании все кажется гораздо вкуснее.
Братьям и сестрам не нужно соперничать за столом. Сегодня я и моя сестра живем на разных континентах, поэтому едим вместе реже, чем мне бы того хотелось. (Она обосновалась в Америке, а я в Европе.) Но когда нам удается встретиться, сегодняшняя атмосфера за столом сильно отличается от прежней. Теперь, поскольку мы обе уже достигли среднего возраста и обзавелись детьми, то успокоились и сошлись в кулинарном отношении – раньше я бы ни за что не поверила, что такое может произойти.
Оказалось, что мы не такие уж и разные, когда сидим рядышком. Нам обеим нравится очень крепкий кофе, румяные круглые булочки со сливочным маслом (только не со сливочным сыром), рулеты с авокадо и всевозможные ягоды и фрукты, особенно хрустящие яблочки для пирога осенью или спелые сочные груши, которые напоминают нам о маме.
Когда бываю в гостях у сестры, мы иногда ходим во вьетнамский сэндвич-бар недалеко от ее дома, где готовят наивкуснейшие сэндвичи. Она заказывает бань-ми с тофу: маринованный в соевом соусе сыр тофу с поджаренной зеленью кориандра, морковку по-вьетнамски и японскую редьку в мягкой булочке. Я на мгновение задумываюсь, а не заказать ли мне ростбиф с ржаным тостом, чтобы показать, что я это я, – а затем выбираю то же, что и она.
Шоколад
«По какой-то причине, – пишет специалист по маркетингу Брайан Урбик, – девочки с особым трепетом относятся к шоколаду». Практически вся телевизионная реклама направлена на женщин, изображая их беспомощными перед его волшебным вкусом.
Статус шоколада как еды для девушек и женщин (сначала вам его ужасно хочется, но затем наступает раскаяние) настолько прочно связан с их образом жизни, что можно легко поверить, будто женщина так устроена, что ее тянет к составляющим этого продукта. Девушки сами часто об этом говорят: им «необходимо» подбодрить себя серотонином из шоколада, потому что у них «эти» дни. Конечно же, в этом есть доля истины. Шоколад содержит фенилэтиламин (вещество вроде амфетамина), кофеин и анандамид (каннабиноид). И все-таки большинство женщин хотят именно молочного шоколада, который содержит значительно меньше таких компонентов и больше сахара и жира.
Если «шокоголик» чего-то хочет, то, скорее всего, это происходит из-за выброса допамина вследствие употребления сахара.
Мысль о том, что гормоны менструального цикла заставляют женщин хотеть шоколад, была опровергнута недавним исследованием, в котором исследователи выяснили, что после наступления климакса у женщин тяга к шоколаду остается почти такой же, несмотря на тот факт, что у них уже прекратились менструации. Исследователи сделали вывод, что женщин подталкивал к шоколаду стресс, а не гормоны.
Женщины испытывают такое трепетное отношение к шоколаду в основном потому, что это внушается культурой. Эта традиция берет начало в устаревших убеждениях, что конфеты предназначены для «дам», а пряные вкусы – для мужчин.
Шоколад, вне всякого сомнения, очень привлекательный продукт: пьянящий аромат, сладкий вкус, непередаваемое ощущение, когда он тает во рту.
Однако биологических предпосылок повышенной тяги к этом продукту именно женщин не существует.
В 2006 году было проведено поразительное исследование среди студентов Испании и США. Среди американцев всего у 59 % мужчин обнаружилась любовь к шоколаду по сравнению с 91 % женщин. В Испании, с другой стороны, тяга к шоколаду распределилась более равномерно: 78 % испанцев и 90 % испанок признали страсть к шоколаду. Эти результаты четко указывают на то, что тяга женщин к шоколаду обусловлена культурой, а не врожденными качествами.
Пристрастие женщин к шоколаду является поведением, приобретенным в результате следования образцу. С первых лет жизни девочки усваивают, что шоколад – особенный продукт, предназначенный только для них. Его дарят на день рождения и по праздникам, чтобы успокоиться или унять слезы. И в голове оседает мысль, что шоколад утешает, если мы расстроены, а если всем довольны, то станем еще счастливее. Мы говорим себе, что это не просто желание, а потребность. Но почему-то, покупая шоколад, испытываем большие угрызения совести, нежели мужчины.
Физиология девочки раз в месяц заставляет ее испытывать потребность в плитке шоколада не более, чем в маршмеллоу, безе и эклерах с соленой карамелью. Если наша привычка есть шоколад приобретенная, то, каким бы маловероятным это ни казалось, от нее можно избавиться или, по крайней мере, немного снизить степень ее вредности.
Назад: Глава 4 Кормление
Дальше: Глава 6 Голод
