Глава 13
Буйные темные волосы Торуна были перевязаны золотой лентой. Меховой плащ, хотя и был огромным, едва прикрывал громадные плечи. На поясе у Торуна висел изумительный меч длиной почти с копье Томаса. Все было, как в легендах. Но вот лицо Торуна…
Казалось, что Торун не видит ничего вокруг. Он смотрел поверх головы Андреаса, поверх головы Томаса, через все еще открытые внешние ворота (стоявший в воротах хромой раб с колотушкой разинул рот, словно думая, что взгляд бога устремлен на него). Казалось, Торун обводит своим ужасным немигающим взглядом весь мир. Остановившись, Торун застыл совершенно неподвижно. Он стоял как вкопанный, как будто был статуей.
Андреас ничего больше не сказал, или, если все же сказал, Томас не услышал его слов. Вместо этого верховный жрец поклонился, молча и подобострастно, хотя на губах его по-преж-нему играла усмешка, и убрался с дороги бога.
Глаза Торуна шевельнулись, хотя голова и осталась неподвижной, и бог посмотрел на Томаса. Его глаза в буквальном смысле слова светились изнутри, подобно тому, как глаза некоторых животных светятся ночью. Свет в глазах Торуна был красно-оранжевого оттенка. Быстро оглядевшись по сторонам, Томас увидел, что взгляд бога сосредоточен на нем одном — никто больше не стоял рядом с ним. У одной из стен, окаймляющих площадь, Томас заметил Лepoca. Бывший жрец-распорядитель согнулся в глубоком поклоне, как и множество других людей на стенах и на площади.
Теперь на них смотрели десятки людей, и в белых одеяниях, и в сером тряпье. Те, кто стоял посреди площади, теперь разбегались, стараясь забраться повыше и не оказаться на пути у божества. На всех лицах застыл благоговейный ужас. Почти на всех. Один лишь Фарлей был безучастен.
Теперь Торун ступил вперед. Несмотря на то что его движения были проворны и казались достаточно естественными, если не сказать грациозными, почему-то сохранялось впечатление, будто смотришь на статую. Возможно, причина крылась в лице — абсолютно нечеловеческом, хотя черты его и были совершенно правильными. Это лицо не было похоже на лицо бога — если только предположить, что боги были чем-то меньшим, чем люди, что они, строго говоря, не были живыми.
Но шагал Торун размашисто и весьма целеустремленно. Томас, видя, как бесконечно долго меч покидает ножны, вовремя успел сдвинуться с места. Он отпрыгнул, уклоняясь от прочерченной мечом дуги, и меч с мягким и печальным вздохом скользнул мимо — а ведь такой удар мог бы скосить человека, словно травинку. Вслед за этим губы бога войны наконец-то разомкнулись, и из них вырвался оглушительный боевой вопль. Это был странный и ужасный звук, такой же нечеловеческий, как и горящие, немигающие глаза на безжизненном лице.
Томас успел вовремя взять копье на изготовку и теперь машинально отразил следующий удар Торуна. От удара у Томаса онемели обе руки, а окованное железом древко едва не вырвалось из рук. Это было похоже на ночной кошмар, словно он снова стал мальчишкой и столкнулся в бою со взрослым воином. Зрители разразились одобрительными возгласами. Кем бы или чем бы ни являлся Торун, его сила намного превосходила силу любого человека.
Торун продвигался вперед размеренно и неспешно. Томас отступал, кружась. Он знал, что должен сейчас спланировать и провести лучший бой своей жизни.
Томас действительно начал лучший бой своей жизни, но сразу же был вынужден признать, что положение безнадежно. Его самые яростные и мощные атаки отбивались с легкостью, без малейших усилий, в то время как меч Торуна наносил удары с такой убийственной силой и меткостью, что Томас знал — ему не удастся долго парировать их или от них уворачиваться. Уже сейчас от столкновений копья с мечом руки Томаса устали и начали неметь. Томас держал копье обеими руками, словно посох, и спокойно отступал, пытаясь выработать какую-нибудь подходящую стратегию, выследить какое-нибудь слабое место в обороне его чудовищного противника. Томаса совершенно не волновало, кем был его противник — богом, человеком или кем-то еще. Во всяком случае, в настоящий момент не волновало.
Наконец Томас провел удачный финт, а за ним — прекрасный удар, и наконечник копья до самого древка погрузился в меховую тунику Торуна. Но под туникой оказался какой-то прочный доспех, и копье бессильно отскочило. Внезапная надежда погасла так же быстро, как и вспыхнула. Зрители ахнули, изумленные кажущимся успехом Томаса, потом облегченно вздохнули — словно мир на мгновение накренился, а теперь встал на место. Торун был несокрушим.
Тем не менее Томас сохранял еще искру надежды. Раз уж он сумел один раз поразить цель копьем, то, возможно, сумеет поразить и снова. Если закрытые меховой одеждой грудь и живот оказались неуязвимы, куда же следует направить удар?
Может, в лицо? Нет. Если попробовать попасть в ногу, тогда он сможет держаться чуть дальше, и это будет чуть менее самоубийственно. Томас присмотрелся к конечностям противника. Ничем не защищенные колени не были сплошь покрыты кожей, как у людей. Вместо этого на коленях были заметны аккуратные, плавно перемещающиеся трещинки, словно это были ноги хорошо сделанной куклы. Щель в колене была очень маленькой и подвижной целью, но не более сложной, чем крылатые насекомые, которых Томас иногда поражал ради тренировки.
Поскольку лучшего плана придумать не удалось, Томас провел ложную атаку в верхний уровень, потом в нижний, снова в верхний, а затем вложил все силы и искусность в низкий выпад. Глазомер и руки его не подвели. Жало копья без промаха нашло крохотную щель, которая к тому же еще и сузилась, когда Торун выпрямил ногу.
По древку копья пробежала крупная дрожь, и раздался громкий скрежет металла. Торун пошатнулся, но не упал. Где-то хлопнула дверь, а на площадке воцарилась тишина. У наконечника копья Томаса был отломан самый кончик, и место надлома ярко блестело.
Безмолвие, повисшее в тот момент, когда Торун чуть не потерял равновесие, продолжало длиться; теперь колено Торуна застыло в полусогнутом положении. Повелитель мира был ранен. Единственным звуком, который раздавался на площади, был шорох, с которым Торун приволакивал покалеченную ногу. Торун не остановился. Теперь он надвигался гораздо медленнее, чем раньше, но все так же неумолимо. Томас снова принялся отступать. Краем глаза он заметил Андреаса, стоявшего на стене. Лицо верховного жреца было мрачнее тучи, а одна рука протянулась вперед, скрюченная, словно когтистая лапа. Казалось, что верховному жрецу отчаянно хотелось вмешаться, но он не осмеливался.
Хромающий бог снова приблизился к своему противнику-человеку. Огромный меч Торуна снова превратился в размытую сверкающую полосу. Он вращался с неутомимой силой, заставляя Томаса пятиться и кружить на крохотном пятачке. Томас, желая еще раз поразить раненое колено, снова принялся предпринимать обманные атаки, резко меняя уровень, но едва не был убит. Копье с такой силой столкнулось с мечом, что Томас полетел на землю. Торун не повторял одной ошибки дважды.
Томас отчаянным рывком откатился в сторону. Торун, который двигался стремительно, несмотря на хромоту, почти навис над ним. Томас лишь в последнее мгновение сумел подняться на ноги и отскочить. Ну что, Томас, может, прыгнуть вперед и схватиться врукопашную? Ну уж нет. Только не против этого врага. С таким же успехом можно схватиться врукопашную с ледяной тварью — или с самим ледником.
Томас опять взялся за свое копье и теперь продолжал отбивать удары меча окованным древком, но у него уже не было сил, чтобы перейти в контратаку. Меч продолжал теснить его и угрожать как бы со всех сторон одновременно. К зрителям в белых одеяниях, похоже, снова вернулся голос.
Томас подумал, что не сможет долго оттягивать конец. Замедленно от усталости и едва не потеряв равновесие, Томас вскинул руки в отчаянной попытке отразить очередной ужасный удар своим несокрушимым копьем. Сила столкновения снова швырнула его на землю. В те доли секунды, пока Томас находился в воздухе, ему показалось, что мир медленно-медленно вращается вокруг него. Он успел еще подумать: «Интересно, а после того, как этот хромой самозванец убьет меня, я встречусь с настоящим Торуном?»
Томас сильно ударился при падении, и несколько мгновений не мог даже шелохнуться. Он наконец-то выронил копье. Теперь оно валялось на пыльной мостовой всего лишь на расстоянии ладони от руки Томаса, но усилие, которое потребовалось, чтобы снова взять его, было одним из труднейших и величайших в жизни Томаса Хваталы.
Машина-убийца замерла, словно сомневаясь: на самом ли деле бой выигран? Потом Торун снова двинулся вперед — чуть боком, напоминая краба. Томас поднялся на одно колено и сжал копье. Вопли зрителей, которые сочли Томаса мертвым, резко оборвались. Сверкающие, но безжизненные глаза Торуна впились в Томаса. Чего же ждет бог войны? Томас с трудом поднялся на ноги. Он знал, что следующий удар — а не этот, так другой, — станет для него последним. Потом он краем глаза заметил, что сбоку к нему приближается человек в серой одежде. Он двигался, прихрамывая, как будто святотатственно передразнивал походку раненого Торуна. Свинцовая колотушка раба небрежно поднялась, собираясь вышибить Томасу мозги.
Томас готов был встретить смерть, но это было уже слишком! Он пока что не валяется бессильно на земле! Томас развернулся, намереваясь проткнуть раба насквозь. Тем временем То-рун, который явно был тугодумом, снова застыл в нерешительности.
Уже занеся руку для смертельного удара, Томас в первый раз увидел лицо раба вблизи, и увиденное заставило его оцепенеть. Одетый в серое Джайлз Вероломный шагнул вбок — теперь он двигался легко и стремительно, — и со всей силой воина швырнул тяжелую колотушку в поврежденное колено Торуна.
Раздался скрежет металла. Уже занесенный для удара меч неловко опустился, и удар ушел куда-то вбок, не задев ни Томаса, ни Джайлза. Тем временем металлические лязгающие звуки продолжались. Медленно, но без достоинства, монстр сел на землю. Его колено согнулось под неестественным углом. Похоже было, будто он собрался отдохнуть. Торун сидел, выпрямившись, как по струнке, и смотрел на своих врагов. Его лицо не изменилось, но при этом внезапно стало выглядеть нелепым.
— Томас! — крикнул Джайлз. Он отскочил как раз вовремя, чтобы уклониться от следующего удара. Теперь сидящий Торун метил именно в него. — Врежь ему за нас за всех! Прикончи его!
Впервые с начала боя у Томаса вырвался боевой клич — хриплый бессловесный вопль, — и Хватала быстро метнулся вбок, обходя врага. Боковое зрение подсказало ему, что никто из глазеющей толпы не собирался пока вмешиваться в происходящее. Там творился ад кромешный; заметно было лишь беспорядочное и суматошное кружение белых одеяний и приглушенный возбужденный гул. Среди этой суеты неподвижно стоял Лерос, с нарочитым спокойствием скрестивший руки на груди. Он явно не имел намерения вмешиваться и с глубокой сосредоточенностью наблюдал за ходом боя. Мельком Томас заметил стоящего на стене Андреаса. Верховный жрец размахивал руками и вроде бы выкрикивал какие-то приказы, но общее волнение достигло уже такого уровня, что его голос просто не был слышен.
Даже теперь, будучи покалеченным, Торун все же значительно превосходил своих противников. Ни копье, ни свинцовая колотушка не могли выбить огромный меч из неутомимой руки; а кроме того, Торун и сидя разворачивался с поразительной скоростью, успевая отразить атаку сперва с одной стороны, потом с другой.
Перехватив взгляд Джайлза, Томас взревел:
— Вместе! Давай! — и они двинулись на Торуна с разных сторон одновременно. Меч устремился в сторону Томаса. Тот ухитрился снова парировать удар, но лишь потому, что сидящий Торун уже не мог использовать для замаха силу всего тела. И даже при этом Томасу на мгновение показалось, что его предплечье сейчас треснет. Но в это самое время Джайлз подобрался достаточно близко, размахнулся, словно забойщик свай, и припечатал Торуна колотушкой по основанию черепа.
Такой удар разнес бы голову любому смертному человеку — голова Торуна же лишь резко дернулась, так, что взметнулись волосы, туловище слегка качнулось, а рука с мечом на мгновение повисла в воздухе. Потом обломанный наконечник копья с размаху вошел Торуну в правый глаз. Глаз погас, словно свеча. Послышался легкий хруст, как будто копье разбило стекло. Потом последовал следующий удар колотушки, на этот раз по руке, сжимающей меч. Торун не выронил меч, но стал держать его под каким-то странным углом.
Гигант медленно умирал, скорее безразлично, чем храбро. Не было ни криков, ни крови. Просто он постепенно терял возможность двигаться. Копье и колотушка вершили свою грубую работу, с каждым ударом все более успешно доказывая, что Торуна можно одолеть, и постепенно превращая его тело в груду разбитого вдребезги металла, стекла и меха.
Даже после того как огромное тело было непоправимо искалечено, а разбитое лицо бога унизительнейшим образом вколочено в землю рядом с фонтаном, рука с мечом все еще пыталась драться, вслепую нанося резкие удары. Потом пальцы разжались после меткого удара копья, и огромный меч с глухим лязгом упал на землю. Разбитые пальцы судорожно хватали пустоту, а рука все еще дергалась, когда Томас и Джайлз посмотрели друг на друга, опустили оружие и отсалютовали окружавшим их зрителям.
Шум толпы сменился молчанием, которое, как показалось Томасу, тянулось очень долго. Он заметил, что Андреаса больше нигде не видно. Исчезли и еще несколько жрецов. Большинство же по-прежнему стояли и смотрели, словно загипнотизированные, на бессмысленные и упорные движения руки Торуна. Томас шагнул к нему и пинком отшвырнул огромный меч подальше.
Взгляды присутствующих постепенно стали обращаться к Лepocy, старшему по рангу из присутствующих жрецов. Очевидно, Лерос находился во власти сильнейших эмоций. Он сделал два шага вперед и протянул руку в сторону поверженного гиганта; но дар речи все еще не вернулся к жрецу. Лерос стиснул кулак, и его рука бессильно упала.
Наконец молчание было нарушено, и нарушил его Джайлз. Ткнув рукой в сторону скорчившегося гиганта, Джайлз выкрикнул:
— Это существо — вовсе не любимый вами Торун! Этого не может быть! Андреас и его Внутренний Круг всех вас обманывали!
Над толпой пронесся общий рев, звучавший достаточно одобрительно. Но потом кто-то крикнул:
— А зачем ты вмешался в бой? Ты сам кто такой? Агент Братства! Шпион!
Джайлз вскинул руку. Все тут же смолкли, чтобы расслышать его ответ.
— Ладно, пускай я буду хоть шпионом, хоть агентом — как вам больше нравится. Но я показал вам истину! Называйте меня как хотите. Но назовете ли вы меня богом, который победил другого бога в схватке? И что же я тогда за бог, раз я победил самого Торуна? — Джайлз запрокинул голову и, обращаясь к ясному небу, крикнул: — Великий Торун, покарай святотатцев, которые подстроили этот богохульный обман! — С этими словами Джайлз указал на искалеченную фигуру Торуна, которая все еще шевелила рукой в пародии на битву.
Несколько человек с кинжалами наготове — более основательного оружия в толпе не было заметно — подошли и окружили Джайлза. Они отобрали у него колотушку и приставили к нему охрану, но ничего больше делать не стали — в соответствии с приказом Лероса. Джайлз не возражал и не пытался сопротивляться. Он стоял, горделиво выпрямившись и скрестив руки на груди. Лерос еще некоторое время потрясенно рассматривал то, что осталось от Торуна, потом собрал еще двух-трех достаточно высокопоставленных жрецов, присутствовавших здесь же, и отошел с ними в дальний угол площади. Там между ними немедленно завязался весьма оживленный разговор. Большинство прочих зрителей, изумленные и яростно спорящие, стали потихоньку окружать поверженную фигуру, что некогда была их богом.
Джайлз Вероломный посмотрел на Томаса и неожиданно улыбнулся. Для человека, находящегося в таком сомнительном положении, улыбка была на удивление ясной.
— Господин Томас, похоже, ты теперь первый воин не только среди людей, но и среди богов!
— Пожалуй. Ты станешь претендовать на часть награды, какой бы она ни оказалась? — Томас придвинулся поближе к Джайлзу: он чувствовал определенное сродство с этим человеком.
— Я? Да никогда. Ты блестяще выиграл состязание, и я ни на что не собираюсь претендовать.
Томас кивнул. Такой подход его вполне устраивал. Но у него были и другие поводы для беспокойства. Стоя рядом с Джайлзом, Томас непрерывно оглядывался по сторонам. Он чувствовал, что как победитель турнира и признанный победитель лже-Торуна должен что-то сделать, как-то укрепить свой авторитет. Возможно, он должен присоединиться к разговору, начатому Леросом, и заставить жрецов выслушать его. Но что он им скажет? Томас осознал, что он на самом деле понятия не имеет, что же делать дальше. Он подумал, что сможет больше выяснить, если останется с Джайлзом. Возможно, Джайлзу в ближайшее время понадобится помощь и придется проворачивать какую-нибудь сделку. Во всяком случае, Томас чувствовал себя куда более в своей тарелке, когда разговаривал с другим воином, а не со жрецами.
— Почему ты здесь оказался и каким образом? — спросил он у своего низкорослого напарника. — Я совершенно точно помню, что видел тебя мертвым.
Улыбка Джайлза превратилась в кривую усмешку.
— Ты видел, как Джад ударил меня и как я катился вниз по склону, только и всего.
— Так ты даже не был ранен?
— Не был. Понимаешь, я убедил Джада, что все, чего я хочу, — это возможность расплеваться с турниром и смыться куда подальше. Джад был отчасти циником и потому поверил. Кроме того, он обрадовался возможности без проблем заполучить еще одну победу и потому согласился с планом, который я ему предложил. Ему только нужно было немного сдерживать удары. Я делал то же самое.
До того, как я махнул с обрыва, меч Джада всего-навсего в нескольких местах разрезал мне куртку. Я заранее заприметил, что раб с колотушкой примерно того же роста и сложения, что и я, и волосы у него того же цвета. Это и подсказало мне мой план. Когда раб спустился, чтобы убедиться, что я мертв, я поджидал его в кустах и сам оказал ему эту услугу. Я забрал его тряпье, веревку и колотушку и нацепил на себя, вместе с его хромотой, а его потащил вверх по склону, чтобы похоронить в моей хорошей одежде. Вы смотрели на это все уже сверху, как я и ожидал.
После этого я редко появлялся в лагере. Второй раб был немым и настолько придурковатым, что даже не заметил перемены, — а может, наоборот, достаточно хитроумным, чтобы прикинуться, будто ничего не замечает. А вы просто не обращали на меня ни малейшего внимания, пока я носил эти серые тряпки. Ты сам присмотрелся ко мне только сейчас, когда подумал, что я собираюсь тебя убить.
Томас покачал головой, выражая свое изумление.
— Это было чертовски рискованно для тебя.
— Ну уж куда менее рискованно, чем сойтись в открытом бою с тобой, или с Келсумбой, или с тем же Фарлеем. На мой взгляд, этот-то риск уж точно был слишком велик.
— Но все же странная вышла игра, — задумчиво произнес Томас. — Зачем ты взялся играть в нее? Почему?.. — Он не договорил, лишь махнул рукой в сторону бесформенной груды, ко-тороя недавно была Торуном.
— Я хотел разоблачить это существо, показать, что оно из себя представляет на самом деле. — Джайлз огляделся. Его аудитория, которая в начале речи состояла лишь из Томаса да пары охранников с кинжалами, теперь сильно увеличилась. Джайлз повысил голос и продолжал: — Мы все теперь знаем, что это существо — не Торун. Это всего лишь кем-то — точнее, чем-то — созданная подделка. Если станет известно, кто сотворил это, то весь внешний мир станет презирать Охотника и насмехаться над нами.
— И что это за позорное существо, о котором ты говоришь? — Вопрос исходил от Лepoca.
Жрец закончил импровизированное совещание со своими коллегами и уже некоторое время слушал Джайлза.
— Я говорю об одном из древних врагов наших предков, о берсеркере, — ответил Джайлз и коротко пересказал свой разговор с Суоми. — Если Андреас еще не заставил навсегда замолчать пришельцев из внешнего мира, которых он держит в Храме, они смогут подтвердить, что Андреас украл их корабль. Возможно, они смогут нам сказать также, почему он это сделал.
— Почему мы должны доверять чужакам больше, чем верховному жрецу? — с вызовом спросил кто-то.
Джайлз снова повысил голос:
— Да потому, что не чужаки привезли сюда эту подделку! Андреас и жрецы из Внутреннего Круга много лет использовали ее, чтобы обманывать искренних почитателей Торуна. Ни одному ремесленнику на Охотнике не под силу самостоятельно сделать такую куклу, точно так же, как не под силу самостоятельно построить космический корабль. И это никак не может быть настоящий бог, иначе даже Томасу Хватале оказалось бы не под силу его повергнуть. Что же это тогда, если не берсеркер или не часть его? А если все же не берсеркер, то тогда, возможно, Андреас и Внутренний Круг смогут объяснить нам, в чем тут дело. Я спросил бы их прямо сейчас, если бы они были здесь. Но они скрылись, как только увидели, что их хитрая машина побеждена!
Лерос мрачно кивнул.
— В этот раз, как и в прошлый, нам нужно задать Андреасу несколько неприятных вопросов.
По толпе пробежал одобрительный гул, но почти мгновенно стих. Люди хотели услышать, что еще скажет Лерос. Жрец продолжал:
— Впрочем, я полагаю, что это не твое дело — указывать нам, кого и о чем нам спрашивать. Чей ты агент, вероломный человек?
Джайлз пожал плечами и с готовностью признался:
— Меня послала сюда организация, которую вы называете Братством. Но что с того, почтенный Лерос? Сегодня я говорил вам чистейшую правду, и ничего, кроме правды. Теперь же я окончательно убедился, что Братство в ссоре не с народом горы Богов, а с Внутренним Кругом и его главой.
Лерос что-то невнятно пробормотал. Похоже, этот поток слов немного сбил его с толку. Наполовину эта речь его убедила, а наполовину — вызвала отвращение своей складностью. Но прежде чем Лерос что-либо ответил, его отвлекло возвращение человека, которого, видимо, посылали посмотреть, что происходит в Храме. Посланец сообщил, что все двери и ворота, ведущие в храмовый комплекс, заперты изнутри и что Храм занят солдатами дворцовой стражи, которые подчиняются только лично верховному жрецу. Андреас не появлялся, но приказал передать, что все шпионы, предатели и одураченные ими простофили вскоре будут трепетать перед его гневом.
— Он ответил на вопросы по существу? — нетерпеливо спросил Лерос. — Он объяснил, как он посмел выдавать это… это создание… за бога?
— Нет, господин Лерос, он ничего такого не сказал.
— Тогда все ясно! — крикнул Лерос. — Андреас не может больше говорить от имени Торуна! О великий Торун, не покинь нас в этот час! Будь с нами, когда нам придется готовиться к битве! Мы докажем в этой битве, кто служит тебе наилучшим образом!
Эти слова породили новый всплеск криков и молитв. Поднялся всеобщий шум. Люди ринулись вооружаться, поспешно обсуждать организационные планы и спорить, можно ли послать за кем-нибудь из военных командиров, чьи отряды должны находиться сейчас неподалеку от города, и попросить или приказать изгнать Андреаса из Храма. Последняя мысль явно преобладала. Томас сделал вывод, что солдат в Храме слишком мало, чтобы они смогли долго продержаться против возмущенных горожан. Ладно, пускай стратеги спорят; а он будет знать, что делать, когда дело дойдет до боя.
Улучив момент, когда на площади сделалось относительно малолюдно, Томас сказал Джайлзу:
— Спасибо, что ты поддержал меня в этом бою против монстра — я этого не забуду.
Томас почувствовал, что начинает ценить хитроумие Джайлза. Он понял, что ему, пожалуй, очень не помешает хитроумный советник, если он желает сохранить должное место среди всех этих людей.
— Не стоит благодарности, господин Томас. Я не так уж много и сделал.
— Почему Братство прислало тебя сюда?
Джайлз с легким самоуничижением качнул головой.
— Я оказался лучшим бойцом, которого они смогли найти. Я представлял на турнире отдаленный район, который в значительной степени находится под контролем Братства. Они, конечно, надеялись, что я сумею выиграть турнир, занять какое-то место в высшей иерархии горы Богов и вредить изнутри. Но я задолго до конца турнира понял, что победа мне не светит. Ты и еще несколько бойцов намного превосходили меня. Потому я и задумал этот план, который провернул при помощи Джада Исаксона… но скажи мне, господин Томас, а почему здесь оказался ты?
— Я? — удивленно переспросил Томас.
— Да. Я не думаю, чтобы ты когда-нибудь верил, будто здесь живет настоящий Торун и он наделит тебя бессмертием. Я рассказал тебе истинные причины, которые заставили меня принять участие в турнире. А что заставило тебя?
— Гм. Ну, воинское дело — это моя профессия. Да, турнир — это опасно, как и любая настоящая схватка, но я надеялся выиграть. Я никогда не встречал человека, способного выстоять против меня в поединке.
Это заявление прямо-таки очаровало Джайлза.
— А тебе никогда не приходило в голову, что каждый из нас мог бы с полным основанием утверждать то же самое? Каждый из шестидесяти четырех бойцов, пришедших на турнир?
Томас растерянно моргнул.
— Нет, — медленно ответил он. — Нет, не приходило.
Неожиданно ему вспомнилось горькое изумление на безбородом лице умирающего юного Брама. Какой же тур это был, второй или третий? Уже и не припомнишь. Кажется, будто все происходило давным-давно.
Томас поднял руку к плечу и погладил висящее за спиной тяжелое копье. Нужно будет сделать новое. У этого не только наконечник сломался, но и древко изрублено. А стальные полосы, укреплявшие его, погнулись и разболтались после столкновений с мечом Торуна.
— Я хотел могущества, хотел быть одним из тех людей, которые правят миром с вершины этой горы.
— Ты думал, что они затеяли турнир, потому что хотели заполучить лучшего воина этого мира, чтобы он был поборником горы Богов, — подсказал Джайлз. — А ты таким образом мог бы получить великое могущество и богатство.
— Да. Что-то в этом духе.
— Весьма разумное предположение, должен заметить. Я тоже считал, что турнир устраивается для чего-то подобного, хотя некоторых моментов я все равно не понимал… В любом случае мы, похоже, ошибались. Андреас и его Внутренний Круг обманули всех, так или иначе. Простых воинов — простыми побасенками о богах, а нас заставили думать, что мы мудры и додумались до истинной причины.
Томас заковыристо выругался, помянув всех богов, которых он только смог с ходу припомнить.
— Тогда зачем же они устроили турнир?! Андреас со своей бандой даже не приходили взглянуть на него, поаплодировать нашему искусству или понаблюдать за нашими страданиями. Никому не позволялось смотреть на турнир, только нескольким жрецам и пришельцам из внешнего мира. Зачем, за каким чертом нас стравили и заставили убивать друг друга?
— Они хотели бессмысленной бойни, — отозвался Джайлз, — потому что они на самом деле не почитают Торуна. В Торуне есть своя жизнь, и честь, и иные цели, помимо разрушения. Они никогда бы не смогли заставить людей почитать своего бога, потому что имя этому богу — Смерть. Торун любит женщин и вино, возвышенные истории и хорошую еду. Особенно он чтит мужество, которое делает возможным все другие добродетели. Но они почитают смерть, смерть, которую воплощает берсеркер, смерть, лишенную чести и смысла. Одну лишь смерть.
Джайлз замолчал и искоса посмотрел на остатки того, что называлось богом. Торун валялся рядом с фонтаном, уткнувшись лицом в грязь. Неподалеку лежало тело Фарлея. Казалось, что юноша смотрит в небо. Потом Джайлз добавил:
— Нет, это еще не все, пожалуй. Ты прав, здесь что-то не то. Почему Андреас и другие не смотрели на турнир, не наслаждались зрелищем смерти — и не позволяли смотреть никому другому? Позволили прийти только пришельцам… и пока они смотрели на бои, у них украли корабль. Так что же получается? Лучшие герои планеты сражались и умирали лишь затем, чтобы заманить сюда пришельцев из внешнего мира?
Раздался многоголосый крик. Он доносился не только с площади, но чуть ли не со всего города. В воздухе показался корабль чужаков.
