Глава 12
Два финалиста турнира Торуна все еще продолжали сидеть под городскими воротами.
— Томас, почему с нами так обращаются? Нами же просто пренебрегают! Заставляют сидеть здесь, словно каких-нибудь бродячих торговцев, музыкантов или актеров, не оказывают никаких почестей. Разве мы не стали почти что равными богам? Или это просто такое последнее испытание?
— Мой несмышленый высокородный друг… — сочувственно произнес Томас и умолк на некоторое время. — Ты что, действительно думаешь, что здесь обитают боги?
— Я… — Фарлей никак не мог заставить себя присесть и отдохнуть. Вот и сейчас он переступал с ноги на ногу, одолеваемый мучительными мыслями. — Помоги мне, Торун! Я не знаю…
Его признание в сомнениях некоторое время висело в воздухе, распространяясь все шире и шире. Фарлею эти секунды показались вечностью, но Торун — насколько мог понять молодой человек — так и не стал ничего предпринимать.
— Эй, вы, там! — неожиданно взорвался Фарлей, обращаясь к жрецам, которые продолжали глазеть на воинов с городских стен. Те удивленно уставились на юношу. Жрец Йелгир некоторое время назад ушел в город, сказав, что он скоро вернется.
— Что? — с некоторой неловкостью откликнулся один из жрецов.
— Мы товарищи богов или кто? А вы как нас встречаете? Лерос об этом еще узнает, и верховный жрец тоже!
Тут Фарлей замолчал, так же неожиданно, как и начал этот разговор, и его гнев угас так же быстро, как вспыхнул.
— Томас, — прошептал он. — Ты слышал, что я только что сказал? Не «Торун еще узнает об этом», а «верховный жрец еще узнает». Теперь я знаю, во что на самом деле верю. — Во взгляде юноши снова вспыхнул гнев, но на этот раз более сдержанный и горький. — Но зачем тогда я здесь?
Возмущенное выступление Фарлея произвело достаточное впечатление на жрецов, потому что один из них начал говорить нечто успокаивающее, хоть и не извиняющееся. Но Фарлей его не слушал. По-прежнему обращаясь к Томасу, он спросил:
— Послушай, а что будет, если мы оба решим не сражаться? Если мы просто сейчас развернемся и уйдем заниматься собственными делами?
Эти слова одновременно ошеломили Томаса и заставили его нахмуриться. Хватала затряс головой в молчаливом неодобрении. Но Фарлей не мог больше терпеть. Он с намеренным презрением повернулся спиной к городским стенам и двинулся вниз по дороге. Томас быстро взглянул на жрецов и по глазам понял, чего те хотят. Фарлей сделал не более десяти шагов, когда Томас преградил ему путь. Фарлею уже не в первый раз показалось невероятным, как легко способен двигаться этот крепко сбитый мужчина.
— Томас, пойдем отсюда, ради мира.
Хватала, который теперь держал копье на изготовку, отрицательно покачал головой:
— Это невозможно.
— Пойдем. Если ты все еще жаждешь битв, то мы их встретим достаточно на пути — я в этом уверен. Эти слабые люди, притворяющиеся богами, пошлют против нас своих солдат, и мы скорее всего не доберемся до подножия горы живыми. Но мы умрем в настоящем бою, как подобает мужчинам, а не ради потехи лжецов. Пойдем.
Томас не выглядел сердитым, но был очень мрачен.
— Фарлей, я собираюсь остаться в живых и доказать этим людям, что я самый лучший воин этого мира. Если я не повергну тебя, моя победа не будет доказана полностью. Пошли обратно. Нам нужно сразиться.
Копье уже некоторое время было нацелено на Фарлея, а теперь юноша заметил легкое движение плеча Томаса, которое означало приближение удара. Фарлей выхватил свое оружие из ножен еще до того, как отпрыгнул назад, уклоняясь от копья. Он вступил в сражение. У него не осталось другого выбора. Когда Фарлей наносил удары, его рука была столь же сильной, что и всегда, но теперь ему чего-то недоставало — то ли в душе, то ли в сердце.
Фарлей не сознавал, что испытывает страх. Он просто не желал сейчас ничего другого, кроме как покинуть это место, населенное мошенниками. Его ноги пытались увести хозяина в сторону дороги, тогда как им следовало нести его навстречу убийству. И внезапно копье разорвало ему живот.
Фарлей знал, что лежит ничком на мягкой траве. «Неплохо, — сказал отец, подходя и протягивая руку, чтобы помочь Фарлею подняться. — Но тебе следует больше тренироваться».
— «Папа, я так устал…» А потом Фарлею показалось, что он
беззаботно идет по зеленому парку богов, но белые стены находятся позади него, а не впереди — значит, он идет домой…
Томас, чтобы убедиться, что предпоследний участник турнира действительно мертв, наклонился над ним и нанес еще один удар. Потом он вытер копье о дорогой плащ Фарлея. Впрочем, одежда все равно была потрепана за долгие дни, проведенные под открытым небом, и за множество боев.
Когда Хватала наконец вытер оружие, насколько это было возможно при подобных обстоятельствах, он снова прикрепил к древку шнур и забросил копье за спину. От ворот и с вершины стены за ним наблюдали все те же несколько лиц. На лицах было написано легкое одобрение, словно у бездельников, оказавшихся свидетелями случайной ссоры. Никто из них ничего не сказал.
— Ну вот, — заявил Томас, испытывая какое-то странное раздражение, — вы все видели. Я — тот человек, который вам нужен. Я провел шесть поединков с лучшими воинами мира и отделался пустяковой царапиной, а они все мертвы.
— Андреас будет недоволен, что пропустил финальный поединок, — сказал один из жрецов.
Второй крикнул Томасу:
— Потерпи еще немного! Верховный жрец должен скоро прийти. Заходи в ворота, если хочешь.
Томас решил прихватить тело Фарлея с собой — как трофей и символ всех своих побед. Он присел на корточки и с ворчанием ухватил теплое, безвольно обмякшее тело за ноги. Фарлей оказался тяжелее, чем можно было предположить по стройной фигуре юноши, и Томас шел к городским воротам медленно. Несколько секунд ему пришлось подождать — в нем внезапно вспыхнуло нетерпение, — и вот ворота распахнулись перед Томасом Хваталой.
Первая картина, представшая его взору в городе, вызвала у Томаса разочарование. Ворота выходили прямо на небольшую мощеную площадь шириной в каких-нибудь двадцать метров. Площадь со всех сторон окружали здания и стены, которые были немного ниже внешних городских стен. Во внутренних стенах тоже было несколько ворот, но все они либо оказались закрытыми, либо через них не было видно ничего, кроме новых стен. Так что, куда ни смотри, ничего интересного здесь не увидишь. Со стен и из окон на Томаса уставились еще несколько человек, как знатных, так и простолюдинов. Сообразив, что идти ему особо некуда, Томас наклонился и с некоторой осторожностью положил свою оставляющую кровавые следы ношу на землю.
Поблизости журчал небольшой фонтанчик, и Томас, увидев, что никто не спешит предложить ему ферментированного молока или вина, пошел туда, чтобы выпить воды. Люди на стенах перестали смотреть на него и вернулись к своим занятиям. Время от времени появлялись другие, чтобы взглянуть и пойти дальше. То тут, то там пробегали с какими-то поручениями рабы. Через внешние ворота, которые оставались открытыми, в город вступил обоз и прогрохотал мимо Томаса в соседний квартал.
Человек на стене, тот, что пригласил Томаса войти, куда-то ушел. Томас огляделся, но вокруг не было ни души и некого было выбранить за скверное обращение с победителем. Они тут что, ждут, что он будет таскаться по городу, хватать прохожих за руки и спрашивать, в какую сторону идти? «Не подскажете, где тут чертоги Торуна? А то, знаете ли, он меня ждет…» Они говорили, что верховный жрец должен скоро подойти. Присев на бортик фонтана, Томас постарался напустить на себя достойный вид и так и остался там сидеть. Солнце медленно ползло по небу, а следом за ним двигались и тени через площадь. Один раз в размышления Томаса вторгся какой-то странный звук — не то сопение, не то жадное лакание. Оказалось, что какое-то голодное домашнее животное обнаружило забытый Томасом труп. Томас быстро поднялся, в два шага преодолел расстояние до валяющегося тела и сокрушительным пинком отправил наглую тварь в полет через площадь. Потом он вернулся к фонтану и снова стал покорно ждать.
Когда же наконец Томас услышал, что к нему кто-то приближается, и развернулся, готовясь излить свой гнев, оказалось, что это всего лишь Лерос, с которым у Томаса не было никаких причин ссориться. Лерос выглядел больным, а может, просто казался заметно старше, чем несколько дней назад.
Остановившись перед Хваталой, Лерос развел руки и сказал:
— Прошу прощения, Томас. Господин Томас. Они говорят, что Андреас сейчас придет, но я не знаю, какую встречу он собрался тебе устроить. Если бы верховным жрецом был я, здесь все было бы иначе. Позволь поздравить тебя с победой.
Томас встал и выпрямился в полный рост.
— Где верховный жрец Андреас? — крикнул он, оглядывая незнакомые лица, выглядывающие со стен и из окон. Неожиданно их количество снова возросло. С каждой секундой на площади появлялось все больше людей. Похоже, что-то надвигалось, раз сюда стали стекаться зрители. — Где он? Мое терпение скоро лопнет!
— Изволь говорить более уважительно, — предостерегающе бросил ему царственного вида человек, который стоял на безопасном месте — высокой внутренней стене.
Томас посмотрел на этого человека и решил продолжать дерзить; такой подход обычно приносил ему неплохие результаты.
— Более уважительно? Я теперь бог, разве не так? Или, по крайней мере, полубог. А ты выглядишь всего-навсего обычным человеком.
— Он говорит правду! — сурово сказал Лерос человеку со стены.
Тот сердито нахмурился, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, по площади пробежал ропот, и все насторожились. Какой-то молодой жрец открыл изнутри самые маленькие и наиболее причудливо изукрашенные внутренние ворота. За воротами обнаружилась аккуратная, усыпанная гравием дорожка. Зашуршали чьи-то шаги, и в воротах появился высокий мужчина с лицом, напоминающим череп. В его одежде было больше пурпурного цвета, чем белого. По реакции окружающих Томас понял, что это, должно быть, и есть Андреас.
— Ты, наверное, Томас Хватала, — сказал верховный жрец и приветливо кивнул Томасу. Он говорил уверенным голосом человека, привыкшего, что от него зависит все вокруг. — Насколько я понимаю, ты закончил турнир чуть раньше, чем полагалось по расписанию. Мне очень жаль, что я все пропустил, а особенно — последнюю схватку. Но это неважно. Главное, что Торун доволен. — Андреас снова кивнул и улыбнулся. — Он настолько доволен, что решил оказать тебе особую честь, даже превыше той, которую обещали тебе сначала.
Это было уже немного лучше. Томас слегка поклонился верховному жрецу, потом выпрямился еще больше, чем раньше.
На лице-черепе появилась хищная улыбка.
— Ты будешь сражаться в бою, о котором любой истинный воин может только мечтать. Надеюсь, ты готов к нему. Конечно же, ты, как истинный воин, должен быть готов.
— Я готов! — прорычал Томас, мимоходом мысленно выругав себя за первые, чересчур мягкие слова. Надо ж так сглупить! — Но я с боями уже покончил — ведь турнир Торуна уже завершен. Я выиграл его!
Он услышал, как все вокруг затаили дыхание. Очевидно, никто еще не смел разговаривать подобным образом с господином мира, верховным жрецом Торуна. Но Томас не собирался склонять голову и вести себя подобно всем прочим. Нет уж, не в этот раз. Он должен занять место, которое заслужил по праву.
Андреас метнул на наглеца сердитый взгляд и подбавил стали в свой голос:
— Ты будешь сражаться против самого Торуна. Или ты хочешь сказать, что предпочитаешь вступить в его чертоги живым, с кровью, спокойно текущей у тебя в жилах, и неповрежденным телом? Я не могу в это поверить!
Ропот сделался громче. Послышались слова и предположения. Что имеет в виду верховный жрец? Неужели сюда действительно идет Торун, чтобы вступить в поединок со смертным человеком?
Для Томаса такое предположение не имело ни малейшего смысла, и происходящее сразу же ему не понравилось. Но, посмотрев на умного и опытного верховного жреца, который сохранял полное самообладание, Томас решил, что всякая дерзость имеет свои пределы. Он слегка поклонился Андреасу и произнес:
— Сэр, можно я скажу вам пару слов наедине?
— Ни единого слова больше не будет произнесено ни тобою, ни тебе, — негромко отозвался Андреас. Он слегка повернул голову, прислушиваясь, и снова улыбнулся.
Из-за спины Андреаса послышался шорох гравия — словно кто-то приближался размашистым шагом. Походка должна была быть невероятно тяжелой, чтобы заставить гравий так хрустеть. Потом над невысокой стеной показалась макушка — спутанная копна темных волос. Судя по шагам, ноги тем временем касались дорожки, до которой было добрых метра три. Ни один человек не мог быть таким высоким. Томас ощутил непривычную слабость в коленях и на мгновение поверил, что его в конце концов погубил его же собственный цинизм. Наивные благочестивые дурни оказались правы. Должно быть, сейчас следом за Торуном появятся все, кто погиб на турнире, был расчленен, сожжен или закопан в землю по пути наверх, — сейчас они появятся, смеясь на ходу…
Невероятная фигура возникла в воротах напротив Томаса и стала выходить наружу.
Это был Торун.