Книга: Саберхаген. Берсеркер
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

На следующий день после приземления «Ориона» Лерос перевел шестнадцать оставшихся в живых участников турнира в новый лагерь, расположенный еще выше. Там, когда все повсе-
дневные дела были закончены, жрец зачитал расписание третьего тура:
— Брам Безбородый из Консиглора — Чарльз Честный
Кол Ренба — Фарлей из Эйкоска
Джайлз Вероломный — Хэл Копперсмит
Джад Исаксон — Ле-Но из Горной Страны
Местлес из Ветреной Долины — Омир Келсумба
Полидор Хитроумный — Рахим Сосиас
Рудольф Тэдбари — Томас Хватала
Ванн Кочевник — Вулл Нарваэц.
Жрец Внутреннего Круга, который спускался вчера из города, сообщил Леросу и воинам-участникам, что завтра сюда может прибыть группа пришельцев из-за грани мира. Турнир следует проводить, как обычно, а по отношению к гостям вести себя со всей возможной учтивостью. Если же в их поведении будет что-то странное, на это не следует обращать внимания. Возможно, среди чужаков даже будут женщины; на это тоже не надо обращать внимания. Леросу также было приказано почаще устраивать перерывы между боями для молитв и церемоний.
Воины мало интересовались тем, что не имело непосредственного отношения к их выживанию во время турнира. Гости и их проводник прибыли, когда Лерос дошел до середины списка, и прерываться ради них он не стал. Гостей было четверо, и среди них две женщины, но, как отметил с некоторым облегчением Лерос, они были в скромных одеждах. Ему доводилось слышать некоторые истории о нравах внешнего мира. Жрецу не нравилось присутствие подобных зрителей — но, возможно, у Торуна были на то некие неизвестные и благочестивые причины. В любом случае приказ есть приказ. Леросу приходилось выносить и кое-что похуже.
Сегодня ринг для боев был устроен на вершине пологого склона, в месте, где лес был пореже. С ринга был отлично виден корабль пришельцев: он стоял в нескольких сотнях метров выше, на скале с плоской верхушкой. В массивном шаре из сверкающего металла, что переносил народ внешнего мира от звезды до звезды, виден был лишь открытый дверной проем; прочая же поверхность была совершенно гладкой. Временами можно было заметить еще двух пришельцев — крохотные фигурки, сидящие или стоящие на небольшом пятачке перед кораблем. Афина стояла у края ринга рядом с Шонбергом. Она несколько нервничала, ожидая начала схватки. Девушка наклонилась к Шонбергу и шепотом спросила:

— А вы точно уверены, что здесь действительно будут происходить бои?
— Во всяком случае, именно так сказал наш проводник. Полагаю, он знает, что тут происходит, — ответил Шонберг, не глядя на Афину и понизив голос. Он с большим интересом наблюдал за приготовлениями.
— Но если он сказал правду, каждый из этих людей уже провел за время турнира по два поединка. А вы только гляньте — по ним этого совсем не скажешь.
— Я вижу несколько повязок, — шепотом откликнулся Шонберг. — Но в твоих словах есть определенный смысл.
Шонберг ненадолго умолк, обдумывая вопрос.
— Возможно, дело вот в чем: похоже, здесь не принято вести бои, сидя на спине у какого-либо животного. Следовательно, людям приходится передвигаться с места на место исключительно за счет собственной мускульной силы, а значит, они не могут носить тяжелые доспехи. Следовательно, меткий удар любого оружия наносит тяжелую рану, а не какую-нибудь ссадину или синяк. Большая часть ран серьезны, и первый, кто получит рану, почти наверняка окажется проигравшим. Таким образом, победитель переходит в следующий круг состязаний без серьезных телесных повреждений.
Высказав это соображение, Шонберг умолк: Лерос посмотрел в их сторону. Похоже, жрец готов был объявить о начале следующего тура. На ринг с противоположных сторон уже вышли двое вооруженных мужчин. Взгляд де ла Торре и Челесты сразу обратился на них.
Лерос откашлялся.
— Брам Безбородый и Чарльз Честный!

 

Суоми стоял на вершине скалы рядом с Барбарой Хуртадо и смотрел вниз, на место состязаний. Он находился слишком далеко от ринга, чтобы расслышать произнесенные Леросом имена, но отлично видел в бинокль, как двое мужчин подняли оружие и двинулись навстречу друг другу. Суоми опустил бинокль и отвернулся. Карлос сам не понимал, как он ухитрился впутаться в эту отвратительную историю. Охоте на животных еще можно найти или хотя бы придумать уважительные объяснения, но это… А еще там, рядом с рингом, стояла Афина и жадно наблюдала за происходящим.
— Должен же кто-то заниматься антропологическими исследованиями, — пояснила она Суоми совсем недавно, перед самым уходом с корабля. — Если они действительно собираются там сражаться до смерти.
Их проводник, высокий юноша в белом одеянии, как раз перед этим рассказал им некоторые подробности, касающиеся турнира.
— Но вы не антрополог.
— Да, но здесь нет ни одного профессионала в этой области. А работу все равно следует выполнить.
Афина проделала заключительный штрих подготовки — прикрепила на пояс рядом с голографической камерой небольшую видеокамеру, фиксирующую заодно и звук.
— А Шонберг тоже прибыл сюда с целью проведения антропологических исследований?
— Спросите об этом у него. Карл, если вы настолько сильно ненавидите Оскара и не можете спокойно смотреть на жестокие стороны жизни, зачем вы вообще отправились в это путешествие? Почему вы подбили меня попросить Оскара пригласить вас?
Суоми глубоко вздохнул:
— Мы уже говорили на эту тему.
— Скажите мне об этом еще раз. Я действительно хочу разобраться, в чем тут дело.
— Ну ладно, пускай. Я отправился в это путешествие из-за вас. Вы — самая привлекательная женщина, которую я когда-либо встречал. Я имею в виду нечто большее, чем секс. Конечно, секс тоже входит в это понятие… но я хотел бы завладеть той частью вас, которая сейчас принадлежит Шонбергу.
— Я ему не принадлежу, как вы выразились. Я работаю на Оскара вот уже пять лет, и он вызывает у меня восхищение…
— Чем же он вас восхищает?
— Своей силой. В вас тоже есть своего рода сила, Карл, — я не могу этого не признать, — но она иная. Оскару принадлежит мое восхищение, и зачастую — мое общество, потому что мне приятно составлять ему компанию. Несколько раз мы с ним занимались сексом, и это тоже было приятно. Но я ему не принадлежу. Я никому не принадлежу. И никогда не буду принадлежать.
— Возможно, будете, если от всего сердца захотите подарить себя кому-нибудь.
— Никому и никогда.
Это был первый поединок сегодняшнего дня. И Брам и Чарльз сражались осторожно. Никто из них не пытался решить исход боя одним ударом. При одинаковом росте противников Чарльз Честный был куда более сухощав. Он держался неестественно прямо. Лицо его было красивым, но мрачноватым. Он был одет в свободного покроя куртку из хорошо выделанной кожи.
Афина подумала, что этот человек выказывает просто поразительное самообладание. Чарльз поднял свой длинный, острый даже на вид меч, устремил его в сторону противника и замер в ожидании.
«Нет, не может быть, чтобы речь здесь шла о жизни и смерти, — попыталась уверить себя Афина. — Ну и что, если они держатся с такой серьезностью? Это наверняка какая-то игра, и проигравший просто символически из нее выбывает…»
Правда, в глубине души Афина понимала, что на самом деле все обстоит не так.
— Ну, давай, — пробормотал Чарльз, словно понукая какое-то животное. — Давай. Пошел. Пошел же!
И безбородый Брам со всей своей юной и капризной силой двинулся вперед — один шаг, затем другой… Потом это превратилось в ужасающий натиск. Его меч взлетел и обрушился вниз. Отточенные клинки сшиблись. Двое мужчин заворчали, словно хищники. Среди зрителей послышались бессвязные взволнованные возгласы. Чарльз, отражая удар за ударом, отступал перед противником. Казалось, он на мгновение потерял равновесие, потом скользнул в сторону и контратаковал Брама. Этот удар заставил столпившихся вокруг воинов переглянуться с пониманием — и с уважением. Впрочем, Брам увернулся от удара. Он до сих пор был невредим, но его сокрушительная атака захлебнулась. Афина наконец-то начала понимать, что в здешних местах искусство боя имеет не меньшее значение, чем обыкновенная жестокость.
На миг Брам застыл, нахмурясь. Юноша был так удивлен, словно встретил неожиданное сопротивление со стороны какого-то неодушевленного предмета. Потом Брам внезапно возобновил наступление — еще более яростно, чем в первый раз, если такое только возможно представить. Длинные мечи превратились в размытые полосы и запели в унисон. Они разлетелись в стороны и снова сшиблись. Опять послышался звон металла. Теперь Афина уже начала замечать и понимать рисунок боя. Девушка позабыла обо всем на свете; ее зрение и рассудок были всецело поглощены представшим перед ней зрелищем. Потом как-то так оказалось, что меч Чарльза исчез у него из рук — хотя Афина следила за боем очень внимательно, она не заметила, как это произошло. Оказалось, что меч уже вонзился между ребер Брама, рукоять упирается юноше в грудину, а из широкой спины Брама торчит сантиметров пятьдесят окровавленного лезвия.
Брам покачал головой. На лице его застыло горькое недоумение. Афина видела все это с величайшей четкостью, и в то же время ей казалось, что все это происходит чрезвычайно медленно. Брам еще раз взмахнул мечом, но похоже было, что ему не под силу определить, где находится его ныне безоружный противник, хотя Чарльз стоял прямо перед юношей. Неожиданно Брам неуклюже сел, выронил оружие, закрыл лицо рукой и разрыдался. Казалось, юношу поразила мысль о том, что его бороде так и не суждено вырасти. Потом рука безвольно упала, и Брам осел на землю. Его голова склонилась на грудь. Поза юноши со стороны выглядела страшно неудобной, но у Брама не вырвалось ни единой жалобы. И только когда на арену вышел раб в сером плаще, чтобы оттащить тело в сторону, Афина осознала, что этот человек — этот мальчик — только что умер у нее на глазах.
Чарльз Честный сильным движением выдернул меч из мертвого тела и отдал его другому рабу — почистить. Тем временем третий раб засыпал песком то место, где расстался с жизнью юный Брам. В отдалении кто-то копал яму. Мир безвозвратно изменился за несколько секунд — а может, изменилась сама Афина. Ей никогда уже не стать прежней.
— Кол Ренба и Фарлей из Эйкоска!
Человек, вышедший вперед, когда назвали имя Кола Ренбы, был крупным, смуглым и лохматым. Он остановился почти в центре арены, помахивая шипастым кистенем, и стал ожидать, пока приблизится Фарлей.
Оскар что-то говорил Афине, но ей сейчас было не до того, чтобы кого-то слушать или о чем-то думать. Она не могла даже слушать Оскара. Единственное, что сейчас имело значение, — смотреть.
Фарлей из Эйкоска был светловолосым, веснушчатым, высоким и хорошо сложенным, хоть и не очень красивым. Он был обут в кожаные сапоги и ступал мягко, словно кот. Одежда его была простого покроя, но из дорогой и прочной ткани. Воин краем глаза взглянул на солнце, сверкавшее на отполированных клинках его меча и кинжала. Действуя обеими руками, Фарлей предпринял пробную атаку, стараясь держаться вне предела досягаемости кистеня. Увидев, как быстро шипастый шар взлетел у него над головой, а потом вернулся обратно, Фарлей кивнул как бы с некоторым удовлетворением.
Теперь Фарлей начал кружить, пытаясь обойти Кола Ренбу то с одной, то с другой стороны. Кистень следовал за ним — быстрее, чем прежде, быстрее, чем могла уследить Афина, и девушка закричала, не осознавая того. Потом Афина вскрикнула снова — на этот раз с облегчением, когда увидела, что шипы не зацепили красивую светлую кожу Фарлея.
На мгновение противники застыли недвижно, потом снова началась стремительная пляска оружия, слишком быстрая, чтобы Афина могла в ней разобраться. Она подумала, что самое волнующее уже позади, но тут шипастый шар ударил Фарлея по руке, и кинжал, сверкнув в воздухе, улетел куда-то в сторону. Почти в то же самое мгновение длинный меч Фарлея нанес ответный удар, и теперь уже Кол Ренба попятился, продолжая вращать кистень левой рукой. Его левая рука скорчилась, словно пыталась избежать дальнейших повреждений, а рукав тем временем стремительно набухал кровью.
Теперь у обоих противников кровоточили левые руки, но, похоже, Фарлею пришлось хуже. Он явно не владел левой рукой, а с тыльной стороны предплечья белели осколки кости. Кинжал со сверкающим лезвием лежал, зарывшись в пыль.
Как только Кол Ренба оценил степень полученной травмы и понял, что может шевелить левой рукой, он тут же прекратил пятиться и снова перешел в наступление. Сама смерть носилась вокруг него по сглаженному эллипсу в облике шипастого шара. Как только Кол приблизился, Фарлей начал отступать, но только на мгновение. Когда шар кистеня просвистел мимо, Фарлей сделал глубокий выпад, и острие длинного меча нашло горло противника. Кол Ренба умер мгновенно. Кистень вырвался у него из руки, взмыл по дуге и упал где-то за пределами круга. Зрители с криками уворачивались от него.
Афина продолжала кричать даже после того, как вопли остальных зрителей уже смолкли. Она поняла это, замолчала и повернулась к Шонбергу, в чью руку, как оказалось, она судорожно вцепилась.. Шонберг смотрел на Афину как-то странно — как, впрочем, и де ла Торре, который стоял чуть в стороне и обнимал откровенно скучающую Челесту.
Но Афина тут же забыла о них.
— Джайлз Вероломный и Хэл Копперсмит!
На ринг вышла новая пара бойцов.
Из этой пары Копперсмит был более худым и более высоким. Он явно предпочитал начинать с обороны и держал свой длинный меч словно антенну какого-то гигантского насекомого. У русоволосого Джайлза Вероломного на лице читалось серьезное упрямство. Впрочем, было там еще нечто, заставляющее заподозрить, что доверять этому человеку небезопасно. (Афина подумала, что такое выражение должно быть свойственно всем преуспевающим предателям.) Он был не слишком рослым и не казался особенно сильным, но орудовал своим длинным клинком с расчетливой скупостью движений. Только что его меч был вверху — и вот уже оказался внизу, а Афина даже не заметила, когда он начал двигаться. Похоже, Хэл Копперсмит испытывал трудности. Сперва у него появилась рана выше локтя, потом — поперек колена, а потом клинок Джайлза практически насквозь рассек татуированный бицепс противника. То, что происходило дальше, было обычной мясницкой работой. Когда Джайлз отступил назад, на лице его было написано лишь явственное отвращение. Вперед пробрался раб, взмахнул свинцовой колотушкой и прекратил безмолвную агонию Хэла.

 

— Джад Исаксон и Ле-Но из Горной Страны!
Ле-Но бросился в атаку едва ли не до того, как прозвучал сигнал к началу боя, неся свое искаженное яростью и покрытое шрамами лицо, словно щит. В каждой руке у него было по широкому клинку, и эти клинки сейчас мелькали в воздухе, словно ступицы колеса. Маленький Исаксон радостно взвыл, словно для него было огромным удовольствием встретиться со столь агрессивным противником, ринулся вперед и сшибся с Ле-Но почти в центре вытоптанного круга. Круглый металлический щит, который Джад держал в левой руке, звенел под градом ударов противника, словно наковальня какого-то безумного кузнеца. Ле-Но к защитным движениям не прибегал вовсе — казалось, он даже не знает, что это такое. Он попросту осыпал противника столь неистовыми ударами, что у того не оставалось ни секунды для контратаки.
Бой, ведущийся в таком темпе, не мог быть долгим. Он им и не стал. Воздетая для очередного замаха правая рука Ле-Но вдруг застыла в воздухе, пронзенная, словно иглой, тонким клинком Исаксона. Левая рука, вооруженная кинжалом, продолжила начатое движение, но щит Джада — все еще яркий, хоть и покрытый множеством зарубок, — выдержал удар. Потом Джад выдернул меч из искалеченной руки Ле-Но и принялся наносить новые удары, все быстрее и быстрее, яростнее своего противника, так что бедный Ле-Но, прежде чем умереть, оказался изрубленным на куски.

 

— Что случилось?
Афина поняла, что чей-то настойчивый голос вот уже несколько раз повторяет этот вопрос. Шонберг крепко держал ее обеими руками и даже, кажется, слегка встряхивал, заглядывая девушке в лицо. Когда взгляд Афины сфокусировался на Оскаре, беспокойство на его лице сменилось странной смесью изумления и презрения.
— Ничего не случилось. Что вы имеете в виду? Со мной все в порядке. — Афина продолжала высматривать, не начался ли следующий бой. Потом она поняла, что жрец-распорядитель, Лерос, или как там его, видимо, только что объявил перерыв. Постепенно к Афине пришло осознание того факта, что она в возбуждении от боя на время почти потеряла контроль над своим поведением, словно под воздействием наркотиков или от занятий сексом. Но нет, все было в порядке. Да, она была близка к этому, и все же тем не менее по-прежнему держала себя в руках.
Шонберг, продолжая смотреть на Афину с некоторым беспокойством, сказал:
— Нужно бы дать Карлосу и Барбаре посмотреть пару боев.
— Карлосу? — Афина расхохоталась, резко и презрительно. — Это зрелище не для него. Спасибо, Оскар, что привезли меня сюда.
— И все же я думаю, что с тебя на сегодня довольно.
Из-за спины Оскара выглянул де ла Торре:
— С меня, пожалуй, тоже пока что хватит. Афина, может, пойдем обратно на корабль?
— Я остаюсь здесь.
Она произнесла это таким тоном, что мужчины сразу же прекратили спорить. Челеста тем временем придвинулась к Шонбергу; она уделяла Оскару куда больше внимания, чем событиям, происходящим на ринге.
— Ну, тогда я пошел, — заявил де ла Торре и двинулся прочь.
Суоми передал ружье де ла Торре вместе с обязанностями часового, а сам спустился по крутому склону скалы, придерживаясь за веревку. Ее закрепили на вершине, чтобы сделать спуск и подъем менее опасными, а при отсутствии непосредственной необходимости веревку втягивали наверх. Эта сторона, где спустился Суоми, была единственной, которую можно было назвать более-менее пологой; здесь наличествовали даже несколько пятачков с наносной почвы, на которых выросла пара-тройка кустов. После нескольких спусков и подъемов на склоне появилось некое подобие тропы, но идти по ней было довольно утомительно.
Добравшись до леса, Суоми тут же двинулся в ту сторону, где должен был проводиться турнир. Афина была там, и не просто заглянула на минутку, полюбопытствовать, — нет, она пожелала остаться и увидеть все. Чисто научный интерес? Антропология? До нынешнего дня она никогда не пылала интересом к подобным вопросам — во всяком случае, при Суоми. В конце концов, возможно, турнир вовсе не такое уж смертоносное мероприятие, как полагал Суоми. Ни он сам, ни Барбара не следили за ходом турнира. Де ла Торре, вернувшись, ничего не рассказал, а Суоми не стал спрашивать. Но, возможно, он действительно настолько кровав, как говорил о том жрец-проводник. И тем не менее Афина все еще оставалась там. Если ей нравятся подобные зрелища, ему, Суоми, лучше знать об этом.
Когда Суоми выбрался из леса и подошел поближе, на ринге не происходило ничего ужасного. Люди просто стояли вокруг, ожидая, пока мужчина в белой одежде проведет какой-то обряд перед невзрачного вида алтарем. Суоми присоединился к зрителям. Шонберг кивнул, приветствуя его. Афина бросила на Суоми рассеянный взгляд. Он подумал, что девушка чем-то расстроена. Но Афина никоим образом не дала понять, что предпочла бы оказаться в каком-либо другом месте. Вскоре дальнейшее развитие событий отвлекло внимание Суоми от Афины.
— Омир Келсумба и Местлес из Ветреной Долины!
Массивный, словно вековое дерево, Келсумба двинулся вперед упругим шагом. Его черная кожа блестела. Великан прижимал топор к груди, баюкая его, словно младенца. Местлес — худощавый, начинающий седеть мужчина задумчивого вида, ссутулившийся от возраста наподобие старой косы, которой он собирался драться, — какое-то время держался на почтительном расстоянии от Келсумбы, уклоняясь скупыми, рассчитанными движениями и изучая технику своего врага. Когда топор противника устремился к Местлесу с такой скоростью и силой, что, казалось, никакой человек не сумеет отвести этот удар, тот не совершил ни одной ошибки. Он безукоризненно точно парировал удар, но сила столкновения просто отшвырнула его. Потом на его косу обрушился еще один удар и еще… После четвертого или пятого парирования лезвие косы переломилось. Среди зрителей прошелестел приглушенный выдох — предвкушение крови. Суоми услышал, что точно такой же звук издала и Афина. Она наблюдала за боем, и лицо ее лучилось восторгом. Сейчас Афина явно забыла и о Суоми, и о всех прочих.
Местлес все же сумел сохранить спокойствие. Он по-прежнему твердо держал свое необычное оружие, а сломанное лезвие все еще оставалось опасным. Воин выказал куда большее проворство, чем можно было предположить, исходя из его внешности. Еще некоторое время Местлес успешно сопротивлялся и не позволял прижать себя к краю ринга. Казалось, что для него, как и для любого другого бойца, мысль перешагнуть через эту начерченную на земле линию была даже более нелепой, чем идея спрыгнуть с крепостной стены.
Затем топор Келсумбы завертелся, превратившись в размазанную полосу. Казалось, он увлекает хозяина за собой. И наконец топор добрался до Местлеса. Местлес извернулся в попытке избежать удара, но топор вонзился в него почти по обух. Упавшее тело Местлеса и на земле продолжало корчиться, извиваться, биться в агонии. Вперед выпрыгнул раб с колотушкой и нанес завершающий удар.
Внезапно внутренности Суоми взбунтовались и отказались нормально работать. Остатки завтрака пожелали снова вернуться на белый свет. «Мне нужно взять себя в руки», — промелькнула мысль у Суоми. Но было поздно. Карлос отвернулся от ринга, но не успел что-либо предпринять, как его стошнило. Ну что ж, если они посчитают, что он осквернил священную землю, то могут и убить святотатца. Но когда Суоми выпрямился, похоже было, что на него просто никто не обратил внимания. Было ли это деликатностью или полным отсутствием интереса? Суоми затруднялся ответить на этот вопрос.

 

— Полидор Хитроумный и Рахим Сосиас!
Суоми обнаружил, что снова может смотреть. Полидор, выглядевший не более хитроумным, чем его соперник, с завидной силой и энергией размахивал видавшим виды мечом. Сосиас был невысоким мужчиной с заметным брюшком, но именно он каким-то образом ухитрился первым пустить кровь, располосовав своим скимитаром левое плечо Полидора. Эта рана скорее возбудила, чем ослабила Полидора. Он так насел на своего низкорослого противника, что несколько мгновений казалось: Полидор берет верх. Но потом он недостаточно четко провел глубокий выпад и остановился, глядя на собственную кисть, валяющуюся на земле. Лицо Полидора исказилось. Он успел еще плюнуть в сторону Сосиаса, прежде чем скимитар вернулся и забрал его жизнь.
На ринг снова вышел одетый в белое жрец. Похоже, наступил очередной перерыв между боями. Впрочем, Суоми это не волновало. Он отвернулся — на этот раз намеренно. Суоми выяснил, что способен смотреть на увечья, которые могут воспоследовать в ходе турнира, — да, способен, но по-прежнему предпочитает на такое не смотреть.
Суоми подвинулся поближе к Шонбергу и Афине, как-то ухитрился посмотреть в глаза Оскару, избегая при этом смотреть на девушку, и сказал:
— Я возвращаюсь на корабль.
Он взглянул на Челесту, но та лишь скользнула по Карлосу скучающим взором и переместилась поближе к Шонбергу.
Суоми отвернулся от них и поплелся обратно к лесу. Хорошо было на некоторое время снова оказаться в одиночестве, но здесь, в этом чужом лесу, для него не было подходящего места, чтобы остановиться и подумать.
Добравшись до подножия скалы, Суоми обнаружил, что веревка исчезла. У Карлоса не было ни малейшего желания пытаться подняться без страховки, и он громко крикнул:
— Эй, наверху!
Через несколько секунд над краем площадки показалась голова и голые плечи де ла Торре.
— Что там такое? — спросил он.
— С меня хватит. Сбрось веревку.
— Ладно.
Через мгновение сверху полетел моток веревки.

 

Когда Суоми взобрался на вершину, он увидел, что Барбара лежит обнаженной на матрасике, и матрасик расположен настолько близко к краю, что де ла Торре может сидеть рядом с девушкой и в то же время выполнять обязанности часового. Суоми заметил также, что рядом с матрасиком установлен бинокль на подставке, как раз на такой высоте, чтобы лежащий мужчина — вполне возможно, лежащий на женщине, — мог непрерывно наблюдать за событиями на ринге.
Очевидно, де ла Торре закончил все свои дела с биноклем, матрасом и девушкой. Он уже натянул шорты и продолжал одеваться дальше.
— Тогда я возвращаю ружье тебе, Карлос, — лениво произнес де ла Торре, — а сам спущусь обратно.
Прежде чем Суоми пристроил на плече ремень ружья — он так и не смог к нему привыкнуть, — де ла Торре уже двинулся прочь. Суоми следил за ним, пока тот не исчез из виду, потом обратился к Барбаре, устало свернувшейся на матрасе:
— Как у тебя дела?
Барбара шевельнулась и негромко произнесла:
— Возможно, буду жить.
Суоми никогда прежде не видел Барбару в такой депрессии. Пару раз за время долгого путешествия Карлос делил с ней постель, и пару раз — с Челестой. А с Афиной — ни разу. Он не мог относиться к ней как к очередной случайной связи. Возможно, теперь сможет.
Барбара была единственной из всего экипажа, кто вообще отказался смотреть на турнир. И, конечно же, этот садист де ла Торре выбрал для своей цели именно ее… Суоми захотелось сказать девушке что-нибудь хорошее, но ему ничего не шло на ум. Возможно, в другое время нагота Барбары тоже вызвала бы у него вожделение, но сейчас она лишь заставляла лежащую ничком девушку выглядеть еще более беззащитной и несчастной. Ну что ж, Барбара хотела отправиться в роскошное космическое путешествие с баснословно богатым человеком, и ее желание исполнилось. А сейчас она платила за проезд.
Расхаживать по площадке, охраняя корабль, не было никакого смысла; существовал лишь один маршрут, по которому можно было подняться наверх. Стоя на вершине, Суоми даже без бинокля отчетливо видел, как де ла Торре подошел к рингу. Очевидно, следующий поединок все еще не начался. Если Суоми с этого расстояния правильно разобрался в расположении фигур, еще четверо воинов ожидали боя. Бинокль валялся под рукой, но Суоми не имел ни малейшего желания им пользоваться. Возможно, ему просто не хотелось выяснять нынешнее положение вещей.
Впереди светили несколько томительно длинных дней, пока все участники не истребят друг друга и турнир не загнется сам собой, а потом — очень долгое путешествие домой. Но все же
Суоми получил некоторое вознаграждение. Он понял, что того чувства, которое, как ему казалось, возникло между ним и Афиной, на самом деле не существовало. Узы не порвались, нет, — их просто никогда не было.
Барбара села и принялась приводить в порядок волосы. Она до сих пор не была настроена беседовать. Суоми повернулся к северу и увидел — или вообразил, что увидел, — вздымающиеся к небесам ледники тех мест, где они недавно охотились. Эти ледники нависали над горизонтом, словно тучи, ни на что не опираясь.
Что это за звук? Тропинка пуста. Должно быть, какой-нибудь мелкий зверек или летучая тварюшка. А, чепуха.
Ну что ж, по дороге домой он будет испытывать определенный дискомфорт в общении, но если бы отношения между ними зашли дальше, все в конечном итоге могло бы обернуться еще хуже. Придется считать это благоприятным завершением. Если бы они…
Интересно, здесь водятся дятлы? Суоми пока что не видел здесь ни одной птицы, но звук раздавался почти непрерывно. Наверное, он доносится откуда-нибудь из-под крон деревьев. Со стороны турнирной площадки донесся приглушенный расстоянием многоголосый рев. Это как же нужно орать, чтобы аж здесь было слышно? Но Суоми не стал оборачиваться и пытаться рассмотреть, что происходит.
Барбара встала и собрала одежду.
— Я пошла в душ, Карлос.
— Хорошо.
Суоми посмотрел ей вслед. Женщины! Они великолепны, но понять их невозможно — не стоит и пытаться.
Подумав о великолепии, Суоми вспомнил о том животном, ледяной твари. Когда животное бросилось на Суоми, его сила и красота заставили Карлоса оцепенеть от восхищения и ужаса. Теперь же он, к собственному удивлению, ощутил легкое сожаление — и почему он не убил того хищника? Лучше, конечно, если бы зверь остался жить… однако… В жизни народов, как и отдельных личностей, есть времена, когда лучшие охотники являются лучшими людьми. Что-то в этом духе. Конечно, народ, путешествующий меж звезд, давным-давно миновал эту стадию — вероятно. То же самое произошло и с Карлосом Суоми в его личной жизни. Или произойдет. Но, с другой стороны, о Шонберге нельзя сказать, что он всего лишь садист…
Неожиданно в мозгу у Суоми что-то щелкнуло, и он вспомнил, что ему напоминает этот назойливый стук — удары металла о камень. Перед его внутренним взором встала картина: Шонберг повис на веревке, держит в руках альпинистское снаряжение и вырубает ступеньки в склоне. Это воспоминание не пришло к нему раньше потому, что нынешние удары были слишком быстрыми. Молотком с такой скоростью не помашешь. И в то же время удары звучали недостаточно размеренно, чтобы приписать их какому-нибудь механизму.
На доступной для подъема стороне скалы по-прежнему никого не было. Суоми двинулся вокруг корабля, чтобы проверить другие склоны, и тут перед ним возник кто-то — или что-то, — осторожно взбирающееся на край площадки. Огромная голова с буйной порослью грубых темных волос, перевязанных серебряной лентой. Вслед за головой над краем утеса появилось массивное тело борца. Неизвестный был одет в грубо выделанные шкуры и темный плащ, обвивающийся вокруг тела. Появившаяся фигура была настолько огромна, что сознание просто отказывалось воспринимать ее размеры.
Скалолаз рывком забросил тело наверх, распластался на плоской поверхности площадки, после чего поднял огромную голову и посмотрел прямо на Суоми. Бесстрастное лицо было наполовину скрыто буйно разросшейся бородой и усами. Оно вполне соответствовало голове по размерам, и все же чувствовалась в нем какая-то неуловимая неправильность. Дело было даже не в шрамах и не в нарушении пропорций. Хотя это лицо и не было маской в обычном смысле слова, все же оно было искусственным. Да, но при этом оно было сделано очень умело, правда, напоминало работу безумного художника, убежденного, что он сумеет одурачить людей и заставить их считать этого робота, этот манекен, человеком.
Непонятное существо довольно грациозным движением поднялось на ноги, и тут Суоми увидел кое-что, прежде скрытое за огромным телом. В самый край утеса был вбит альпинистский костыль. К ушку костыля была привязана веревка, а другой конец этой туго натянутой веревки уходил вниз. Теперь же над краем площадки показалось лицо следующего скалолаза. Этот был нормального размера и, несомненно, являлся человеком.
Тем временем проложивший дорогу гигант поднялся в полный рост. Он превосходил размерами любого человека, каких Суоми доводилось видеть. Встав, он спрятал молоток в висевшую на поясе сумку и, не прерывая движения, извлек из ножен здоровенный меч.
Суоми впал в ступор. Его не парализовало от страха, как при встрече с ледяной тварью, но он просто никак не мог найти объяснения той странной картине, которая предстала его глазам.
Первой промелькнула мысль о том, что он стал жертвой тщательно разработанной идиотской шутки со стороны Шонберга и де ла Торре. Но прежде чем эта идея сформировалась окончательно, Суоми понял, что вряд ли спутники захотели бы столько морочиться лишь для того, чтобы напугать его. По крайней мере, у Шонберга хватало здравого смысла, чтобы не орать «Уга-уга!» в ухо нервному человеку с заряженным ружьем в руках.
Второе предположение, посетившее Суоми, гласило, что это местные хулиганы. Они есть повсюду, так почему бы им не быть на Охотнике? Вот и пришли посмотреть, нельзя ли что-нибудь стянуть с корабля пришельцев.
Но гигантский вожак мародеров не вписывался ни в одну из этих гипотез. При виде этого странного существа разум Суоми начинал буксовать и пытаться любым путем обойти непонятное явление.
Суоми пришла в голову смутная идея о необходимости пугнуть бандитов, и он потянул ружье из-за спины. Тем временем неправдоподобный великан сделал два шага вперед, подняв меч, потом остановился, словно нынешнее местоположение его устроило.
К этому моменту второй скалолаз, молодой крепкий мужчина, взобрался на площадку, тоже вынул из ножен меч и двинулся к открытому люку «Ориона». Над краем показался третий незваный гость, тоже нормального размера.
— Стой! — произнес Суоми, сам осознавая, насколько неуверенно звучит его голос. Никто не остановился, невзирая на то, что ружье уже было в руках у Суоми, и Карлос почувствовал себя полным дураком.
Теперь рядом с человекообразным гигантом на верхушке скалы стояли уже два вооруженных человека, а третий карабкался через край. Люк корабля оставался открытым и лишенным всякой защиты — если не считать Суоми. А внутри находилась Барбара.
До сих пор Суоми не направлял ружье на незваных гостей, но теперь он это сделал и снова крикнул: «Стой!» — на этот раз уже довольно убедительно. Огромная фигура немедленно метнулась в сторону Суоми — с немыслимой для человеческого существа скоростью. Высоко занесенный меч готов был нанести удар. Суоми нажал на спусковой крючок — тот не шелохнулся. Суоми сообразил, что забыл снять оружие с предохранителя. Карлос инстинктивно отступил, уклоняясь от меча, и почувствовал под ногами пустоту. Он отчаянно взмахнул левой рукой и ухватился за свисающую веревку. Эта счастливая случайность помогла Суоми избежать падения, которое, несомненно, стало бы для него смертельным. Он оказался совсем недалеко от края площадки и сильно ударился о скалу ногами и спиной. Рука Суоми неудобно вывернулась, и веревка выскользнула из захвата. Суоми потерял последнюю опору, покатился по гравию и остановился, лишь врезавшись в скальный выступ. От удара у него перехватило дух. Суоми находился на полпути до тропы, но под ним сейчас лежала самая крутая и опасная часть склона.
Суоми наполовину сидел, наполовину лежал на скальном выступе, затормозившем его падение, и смотрел вверх. Карлос с изумлением понял, что не получил серьезных повреждений и что его правая рука до сих пор сжимает ружье. Он осторожно нащупал предохранитель рядом с казенной частью и повернул его назад. Суоми даже умудрился вспомнить, как перевести ружье на полностью автоматический огонь.
Тут сверху показался человек-машина со своим вскинутым мечом. Увидев Суоми, он скользнул по крутому склону с грацией танцора. Острие меча было устремлено в сторону Суоми. Гигант спускался, безукоризненно контролируя свои движения. Один шаг-прыжок, другой…
Ружье в руках Суоми хрипло кашлянуло. Из левой руки голема, в которой тот сжимал меч, брызнули какие-то мелкие частицы, на вид сухие, и потянулась струйка дыма. Человек-машина извернулся в неимоверном пируэте, куда грациознее, чем это проделало бы любое раненое животное. Удар силового заряда заставил его отклониться в сторону и потерять равновесие. Громадное тело пролетело мимо Суоми вниз по склону.
Но все же он не упал. В следующий момент — уже совсем недалеко от земли — гигант сумел восстановить контроль над ситуацией и задержать падение. Потом он развернулся и преспокойно принялся карабкаться вверх со скоростью горного козла. Сверкающий меч он снова держал перед собой, а лицо превратилось в маску безумной безмятежности.
У Суоми вырвалось рыдание, вызванное одновременно и страхом, и бессильной яростью. Ружье в его руках непрерывно вздрагивало, паля в белый свет, как в копеечку, пока Суоми пытался совладать с собой и нормально прицелиться. Разряженный в меха монстр — его лицо под серебряной лентой все так же было лишено какого бы то ни было выражения — остановился. Он все-таки попал под заградительный огонь, и в стороны полетели клочья меха, а также не поддающиеся определению мелкие осколки. Потом гигант рухнул к подножию скалы, все еще пытаясь удержаться на ногах. Черный плащ то сворачивался, то снова трепыхался под напором воздуха. Наконец продолжающаяся безумная стрельба Суоми пригвоздила гиганта к стволу огромного дерева, а тот все продолжал дергаться и извиваться, словно насекомое на булавке.
Заряд энергии превратил серебряную ленту и половину лица монстра в серое бескровное пятно. Чудовищный меч выпал из рук. С последним неловким и непосильным движением огромное тело осело на землю и застыло. Суоми наконец-то сумел отпустить спусковой крючок.
Внезапно все затихло. Суоми показалось, что и небо, и скала кружатся у него над головой. Он понял, что по-прежнему лежит, опасно растянувшись на крутом склоне, с ногами, задранными выше головы. Одно неверное движение — и он так навернется! Суоми несколько раз судорожно вздохнул — почти всхлипнул. Двигаясь с предельной осторожностью и продолжая сжимать в руке драгоценное ружье, Суоми кое-как развернулся ногами книзу. Теперь он отчетливо ощущал каждый из доброго десятка синяков и ссадин, заработанных во время падения.
Он должен вернуться и защитить корабль. Но Суоми явно было не по силам подняться по склону в этом месте. Как он вообще ухитрился уцелеть при падении, кто бы ему сказал? Должно быть, он сильнее, чем сам думал. Падение увело его в сторону от того места, где они обычно взбирались на скалу. Значит, придется спуститься вниз, а потом подняться заново, в обычном месте.
Суоми закинул ружье за спину и стал цепляться за скалу обеими руками. В нынешнем своем состоянии он не задумываясь преодолевал валуны и трещины, на которых в другое время переломал бы себе ноги.
Когда Суоми наконец добрался до подножия скалы, ему на глаза попалось тело поверженного врага. Карлос снова взял ружье на изготовку, но сейчас в нем уже не было необходимости.
Выстрелы изрешетили кору дерева, и земля у ствола была покрыта причудливым ковром из кусочков коры, листьев и веточек. Вот на этом-то ковре беспорядочной грудой и валялась огромная кукла.
Суоми — невольный убийца — подошел поближе. Он не мог ни осмыслить произошедшее, ни отвести взгляда. И на этот раз, как и в случае с ледяной тварью, первым в глаза ему бросился окровавленный мех, только сейчас он был не ярко-оранжевым, а тускло-коричневым.
Суоми ткнул в труп дулом ружья и сдвинул с руки край разодранной в клочья одежды. От этого движения голова голема повернулась влево. Массивный торс под порванной меховой одеждой и сам был страшно изорван — при дневном свете от такой картинки и свихнуться было недолго. Впрочем, на этот раз не было ни крови, ни костей, одни лишь куски мягкого материала, которым, видимо, была набита кукла. Среди этой набивки виднелись разломанные металлические штыри, колесики и шестеренки, поблескивала какая-то металлическая коробка или труба, и все это пронизывала целая сеть из металлических кабелей и покрытых изоляцией проводов. Судя по беспорядочной мешанине, куклу делали вручную. А вот и какой-то источник энергии. Водородная лампа? Нет, ядерная батарейка. Предназначалась она явно не для робота, но, несомненно, вполне справлялась со своей задачей.
Суоми совершил убийство — и все же не совершил. Совершенно точно можно было сказать, что это тело никогда и не было живым. Теперь Суоми смог успокоиться и осмотреть робота более хладнокровно. Он прикоснулся к щеке над бородой — на ощупь это напоминало гладкую поверхность хорошо выделанной кожи. Под меховой одеждой на груди, видимо, не было даже такой кожи, а один лишь металлический доспех наподобие кирасы, ручной ковки. Неправильность формы и толщина доспеха напомнили Суоми щит, который он совсем недавно видел внизу, на турнире. Сделанный с такого близкого расстояния выстрел энергоружья расколол доспех, как яичную скорлупу. Внутри обнаружилась мешанина деталей, проводов и штырей — все это тоже было сделано вручную. Среди них загадочно выделялись несколько запломбированных коробок, совершенных по форме, с безупречно обработанной поверхностью, — они явно имели абсолютно иное происхождение, чем все прочие детали…
Суоми схватился за пояс. Его коммуникатор исчез. Суоми с запоздалым страхом понял, что тот вылетел из футляра при падении и теперь валяется где-нибудь на склоне.
— Карлос! — послышался звенящий от ужаса голос Барбары. Он доносился откуда-то сверху, из-за древесных крон. — Карлос, на по… — и возглас оборвался.
Суоми подбежал к тому месту, где пассажиры «Ориона» обычно поднимались на скалу, и посмотрел вверх. Там маячила голова местного жителя, одного из тех, кто вскарабкался по почти неприступному склону. Суоми сделал шаг наверх. Тут в поле его зрения показались руки чужака — мужчина держал короткий толстый лук, и стрела уже лежала на тетиве. Суоми только начал поднимать ружье, как мимо его уха просвистела стрела. Это вызвало у Карлоса острую вспышку испуга, но он не стал стрелять в ответ. Даже если чужак сейчас рухнет мертвым, делу этим не поможешь. Несмотря на то что он превосходил местных жителей в огневой силе, Суоми не мог в одиночку ничего сделать для Барбары или отбить корабль обратно. Ему не по силам взобраться на скалу с ружьем в руках, а как только он закинет его за спину, то сразу же превратится в беспомощную мишень.
Ему необходима помощь. Осознав это, Суоми повернулся и бросился бежать, не обращая внимания на боль в кровоточащих ногах и глухо ноющей спине. Он направился в ту сторону, где проходил турнир. Нужно поднять тревогу. Ружье стреляет практически бесшумно. Вполне возможно, что никто до сих пор ничего и не заметил.
Но едва он пробежал по лесу каких-нибудь пятьдесят метров, как перед ним возник строй людей в военной форме, и все они держали на изготовку луки и копья. Рядом с шеренгой стоял жрец в белом одеянии. Это были солдаты горы Богов, и они явились сюда отнюдь не для того, чтобы защитить пришельцев из внешнего мира от бандитов. Их оружие было направлено против него, Суоми.
— Попытайтесь взять его живым, — отчетливо произнес жрец.
Суоми резко свернул в сторону и, прибавив скорости, помчался вниз по склону холма, прочь и от солдат, и от корабля. Сзади послышался свист и птичьи крики — видимо, условные сигналы.
Судя по шагам, в погоню за Суоми пустился кто-то один, и этот кто-то явно нагонял беглеца. Карлос подумал, что это еще один робот-монстр. Он остановился и посмотрел. Преследователь оказался обычным человеком, но все же Суоми выстрелил, не колеблясь ни секунды. Он промазал, и заряд сделал зарубку в дереве над головой солдата. То ли солдата ранило отлетевшими щепками, то ли оглушило, то ли этот голубок просто испугался — непонятно, но он тут же отказался от погони и скрылся из виду. Суоми же помчался дальше. В отдалении продолжали пересвистываться другие солдаты, но, по мере того как Карлос бежал, эти звуки становились все слабее. Когда наконец совершенно выдохшийся Суоми упал на землю в густом подлеске, единственными звуками, которые он слышал, были его собственное хриплое дыхание и звон крови в висках.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7