Глава 29, где королева раздает патенты морским кракенам
Тоньо ждал и боялся этого дня, и вот он, наконец, наступил.
День святой Исабель де Буэна Фортуна.
Тоньо казалось, что этот день изменит всю его жизнь. Он знал, что это лишь сон, морок и пустые надежды — но все равно надеялся. Марина обещала прийти. Она должна была прийти! И он молился, чтобы она держалась от Малаги как можно дальше.
Молился, ждал, молился…
Правда, ни то, ни другое не мешало ему перед завтраком целовать руки и говорить комплименты королеве, вызывая у нее улыбку умиления, а у половины придворных — несварение желудка. Как же, еще один Альба! Мало им герцога Альба в королевских фаворитах, теперь еще и его сын занимает место около трона и претендует на королевские милости.
Королевских милостей было две. Одна — для полутора дюжин придворных, которым ее величество позволила разделить с ней завтрак и даже сидеть в своем присутствии. Вторая — для Тоньо лично: ее величество желали слушать морские истории. Ведь юный граф де ла Вега целых три года провел в море и совершенно чудесным образом спасся из лап пиратов! В самом ли деле юный граф потопил своими пушками три дюжины неприятельских судов?
Королевам не отказывают, так что вместо того чтобы наслаждаться фаршированными перепелками и прочими изысками повара, Тоньо рассказывал морские байки и восхвалял доблестный флот ее величества.
Восхваления и байки пришлись ее величеству по вкусу ничуть не меньше перепелок, весьма развлекли и заставили ахать дам, а у парочки донов застряли в горле. Особенно когда Тоньо вместо очередной увлекательной истории во славу Испании вздумал рассказать несколько иную, о королеве Английской и ее каперах.
— Грозная сила, ваше величество. Поверьте, из бывших английских пиратов, удиравших при виде испанского флага, выросли отчаянные головорезы. И они грабят наши колонии во славу Англии, несмотря на то, что у нас давным — давно мир!
Королева нахмурилась и обернулась к герцогу Альба, а сидящая рядом с ним герцогиня Торвайн потупилась и постаралась стать совсем незаметной — попасть в немилость только потому, что королева Мария пожаловала несколько патентов бешеным головорезам, ей совершенно не хотелось. А может быть тема пиратов была для нее болезненной и по каким-то иным причинам.
— Теодоро, разве мы недостаточно продаем каперских патентов? — спросила королева тоном капризной барышни, но в нем так ясно послышалась сталь, что Тоньо невольно поежился: он вовсе не хотел обрушить гнев королевы на отцовскую голову. — Почему испанские берега должны опасаться английский пиратов, а не английские — испанских? И не потому ли мы до сих пор не получили обещанных подарков от аделантадо Кортеса, хоть в своем письме он клятвенно заверял, что судно с грузом покинуло берега Новой Испании более года назад и давно уже должно было вернуться на родину?
Придворные замерли и постарались слиться с сервировкой, даже птицы за окном притихли.
В этой испуганной тишине особенно громко прозвучал ответ отца:
— Значит пора не продавать патенты, а жаловать их тем, кого мы не хотим видеть врагами Испании, ваше милосердное величество. Вот к примеру в честь ваших именин можно было бы помиловать… да хоть дона Диего Эспиноса — и — Вальдеса, пока это не успел сделать кто-нибудь еще.
— Милосердие есть истинная добродетель великих правителей, — ласково и смиренно добавил масла в огонь отец Кристобаль. — Помиловать грешника и дать ему шанс спастись от мук адовых — весьма богоугодное дело.
Отец Кристобаль осенил себя крестным знамением, по такому случаю отложив в сторону серебряную вилочку, а Тоньо чуть не поперхнулся, когда королева фыркнула:
— Сейчас вы мне предложите помиловать того разбойника, что ограбил наши же суда!
— Почему бы и нет, ваше величество? — задумчиво улыбнулся отец Кристобаль. — Такой великий грех требует великого искупления долгой и доблестной службой на благо Испании, а столь великое милосердие может проявить только истинно мудрая королева. Кстати, совсем недавно один из тех самых морских головорезов показал себя не таким уж неисправимым разбойником. Человек, способный пощадить врага, достоин шанса на спасение.
Королева пристально посмотрела на Тоньо и улыбнулась краешком губ. В глазах ее, куда осмелился заглянуть Тоньо, плясали веселые искорки.
— Вы говорите о сэре Генри Моргане, не так ли? — она задала вопрос вроде как отцу Кристобалю, но на самом деле всем Альба сразу.
Ответил герцог, склонившись к руке королевы:
— Вы как всегда видите самую суть, ваше величество.
Королева тихонько засмеялась и руку не отняла.
— О да, мы мудры, прозорливы и ради Испании готовы пожаловать каперский патент хоть самому морскому кракену, буде он явится с такой просьбой.
Улыбка ее величества части придворных вернула краски на лица, другой же — подарила разлитие желчи.
Тоньо отлично было видно, как побелела герцогиня Торвайн — похоже, она до обморока боится пиратов — и сжались губы парочки высокородных донов, уже понадеявшихся на падение семьи Альба.
А дюжину каракатиц вам в суп, благородные доны! Огонь голыми руками не возьмешь.
И спасибо отцу Кристобалю за этот шанс. Один Господь знает, удастся ли им воспользоваться, но если Марина в самом деле придет — она сможет остаться.
Господи, прошу тебя, пусть она придет!..
Пока ее величество заканчивала завтрак под комплименты Альба — старшего, Тоньо едва заставлял себя чинно сидеть на стуле и не сиять, как только что отчеканенный дублон. Получалось не слишком хорошо, по крайней мере, две или три фрейлины ее величества приняли его улыбку на свой счет и принялись строить ему глазки.
Глупо.
Они же знают, что он помолвлен и у него есть любовница. Вот же она, прелестная Анхелес — рядом со своим супругом, среди избранных гостей, то и дело бросает на Тоньо взгляды из — под ресниц и счастливо улыбается. Ей кажется, что Тоньо так сияет из — за нее…
Наверное, стоило бы устыдиться обмана. Но ни устыдиться, ни перестать сиять Тоньо не мог, надежда и предвкушение счастья переполняли его — ведь совсем скоро он увидит Марину!
А вот его маленькой невесты на королевском завтраке не было, и слава Пресвятой Деве. Тоньо в глубине души надеялся, что ее не будет и в праздничном шествии. Маленькая Ритта наверняка все поймет и расстроится, а обижать ребенка грешно.
Нет. Не думать о Марине. Не сейчас.
Она придет сегодня, но потом. А сейчас ему нужно показать себя достойным сыном своего отца, не зря же он целую неделю вникал в хитросплетения самых свежих интриг и коалиций, чтоб их кракены сожрали… или она придет сейчас? Сюда? Появится в саду, или встретится ему в галерее, или, быть может — вон она, мелькнула за окном, среди алых бегоний?..
Его волнение заметила даже королева, но, к счастью, она не знала о причине. Отец Кристобаль блюл тайну исповеди и, слава Пресвятой Деве, счел интересы племянника полезными для Испании.
— Кто она, милый мой Тоньо? — поманив его после завтрака, тихо спросила королева и лукаво покосилась на своих фрейлин.
— Ах, ваше величество… — Тоньо внезапно смутился: в тоне ее величества было что-то теплое и доверительное, почти материнское. — Я вижу лишь одну, самую прекрасную даму на свете, мою королеву.
Ее величество мелодично рассмеялась и легонько стукнула его веером по руке.
— Льстец и сердцеед, весь в отца, — и добавила совсем тихо: — Осторожнее, мой мальчик. Из — за тебя в нашем птичнике вот — вот разгорится война. Представь нам скорее свою невесту, пусть донны не питают пустых надежд.
— Буду счастлив.
Представление невесты заняло лишь несколько минут. Ее величество милостиво погладила девочку по голове, подарила медальон с изображением святой Исабель и сказал, что графу де ла Вега очень повезло с невестой. Она так мила и благовоспитанна! И королева непременно ждет приглашения на свадьбу. Лет через восемь.
Малышка Ритта краснела, бледнела, приседала в реверансах, благодарила и так явно восхищалась и королевой, и своим будущим супругом, что все дамы старше шестнадцати лет и не имеющие дочерей на выданье умилились и чуть не прослезились.
Королева осталась довольна.
Не только невестой, подготовкой праздника тоже.
Когда началось шествие, она радовалась ряженым чертям, быкам, черепахам и прочим тварям, словно ей самой было шестнадцать лет. И, совершенно не стесняясь придворных и толп народа, улыбалась герцогу Альба, словно это он подарил ей этот праздник.
Смотреть на них было приятно и радостно, и казалось, чужое счастье приманивает счастье к Тоньо, как сыто курлыкающий фазан приманивает своих диких сородичей…
Нет. Это совсем неподходящее сравнение. Не будет сегодня никакой охоты, будут только подарки, королевская милость и… да где же она, наконец?!
Тоньо невольно обернулся, показалось, ему в спину смотрят.
Да. Смотрели.
Анхелес.
Обиженный, почти гневный взгляд.
Дон Антонио не позволил своей возлюбленной занять место рядом с собой, в следующем ряду за королевой. Место, которое сейчас занимала герцогиня Торвайн, почетная гостья семьи Альба. Этой ночью прелестная Анхелес была так нежна, так горяча, так просила его — но Тоньо отказал. В невинной просьбе, сущем пустяке — который мог привести к скандалу.
Или не привести.
Но он не хотел, чтобы Марина видела рядом с ним Анхелес! Хотя она, конечно же, поймет, что это ровным счетом ничего не значит. Обязательно поймет.
Взгляд Тоньо сам собой скользил по толпе, выстроившейся вдоль дороги от Алькасабы к Ла Манкита и дальше, к старой арене, где будет проходить единственная в Испании бескровная коррида. Пестрые мантильи, цветы, нарядные дети, фигурки чертей — быков — черепах, леденцы и красно — желтые флажки. И лица, лица — молодые, старые, красивые, уродливые. Чужие.
На миг даже закралось сомнение: сумеет ли Марины найти его в этом столпотворении? Здесь же сотни, тысячи человек, они занимали места на мостовой со вчерашнего вечера, чтобы увидеть вблизи королеву и получить благословение кардинала. Даже крыши облепили мальчишки, блестят любопытными глазами и белозубыми улыбками на чумазых лицах.
Нет, хватит. Нельзя все время высматривать ее, вот уже и герцогиня Торвайн смотрит на него с недоумением. Он же должен развлекать свою спутницу галантной беседой, как отец развлекает королеву.
Тоньо заставил себя улыбнуться донье Элейн и почти успел сказать ей какую-то незначащую ерунду о традициях Малаги… Почти, потому что в какой-то миг толпа заколыхалась, как вода от брошенного камня. И шествие споткнулось, начало останавливаться, шумя, толкаясь и недоумевая.
Тоньо глянул на предмет возмущения: впереди, между деревянным быком на платформе, ряжеными чертями и королевской стражей.
Сначала ему показалось, что это один из мальчишек спрыгнул с крыши, но на мальчишке был лазурный дублет, а на шляпе — брошь, сверкающая огненно — золотая птица…
Феникс?
Его пропавший феникс?..
Сердце заколотилось в горле, руки сами дернули повод, колени сжались, посылая лошадь вперед…
Тоньо едва сумел остановиться, не нарушить порядок шествия и не сунуться вперед королевы.
Марина пришла!
Господи, это она, в самом деле она, пришла к нему, как обещала! И теперь все изменится, все, навсегда, она останется с ним…
«Успокойся, — как наяву прозвучал голос отца Кристобаля. — Господь знает, что делает. Верь ему».
Тоньо медленно выдохнул и постарался разглядеть, что же там происходит. И кто с ней? Не может же такого быть, чтобы Марина пришла одна, без команды.
Тем временем она что-то сказала альгвасилам и сунула им плоскую шкатулку. Тоньо подался вперед, чтобы рассмотреть — и не только он, вся толпа, не понимая и не видя, снова всколыхнулась, как морской прилив.
В шкатулке что-то ало блеснуло, и альгвасил обернулся к королеве.
— Дар вашему величеству! — одновременно торжественно и растерянно провозгласил он, едва перекричав гул толпы.
— Альба, друг мой, посмотрите, — велела королева.
Тоньо попытался мысленно дозваться отца: ну обернись же, ну поручи мне!..
Тщетно. Вместо отца к нему обернулся Великий Инквизитор и жестом показал: успокойся, все хорошо.
Дыхание прервалось, сердце едва не выскочило, но Тоньо сумел удержаться на месте.
Марина же проводила взглядом шкатулку и тут же забыла о ней. Посмотрела, показалось, прямо Тоньо в глаза… Нет, не показалось! Действительно, прямо в глаза! Настороженно и требовательно; и горячо, так горячо, словно они были тут совершенно одни.
Будто невзначай поправила шляпу, коснулась феникса. Тоньо почти услышал: я пришла к тебе, как обещала, ты ждал меня, Тоньо?
Его словно окатило звенящей прохладной волной, и над толпой закричали чайки, и чужие лица вдруг стали родными, прекрасными — как бывают прекрасны одухотворенные лица певчих на «Аве Мария».
Да, ждал!
И… ты сможешь остаться. Здесь. Сейчас. Не будь я Альба!
Одно долгое — долгое мгновенье Тоньо смотрел ей в глаза и верил — себе, ей, Господу, который ничего не делает просто так.
— Воистину королевский подарок, Ваше Величество, — вырвал его из наваждения голос отца.
Его голос был каким-то странным, словно отец или был до крайности удивлен, или еле сдерживал смех. Что же такое подарила королеве его сумасшедшая морская девочка? Хотя — какая разница? Ее величество обещала дать патент хоть кракену, буде тот явится.
Марина — явилась. Теперь только бы она поняла, только бы поверила…
Отец подал королеве шкатулку с подобающим поклоном, Ее Величество улыбнулась по-девичьи восторженно, вынула из нее рубиновое ожерелье. Массивные камни сверкнули на солнце, словно всполохи огня, и придворные, а за ними и простой люд, невольно ахнули: королевский дар! Герцогиня Торвайн даже прижала ладонь к груди и вскрикнула…
А королева жестом велела пропустить дарителя к ней и вынула из шкатулки запечатанное письмо. Глянула на печать. Потом на Марину — с тем напряженно — замкнутым выражением, когда совершенно невозможно понять, что она чувствует и как поступит, и тут же скосила взгляд на герцога Альба, и — обратно на письмо. То есть на печать… чью? Тоньо забыл про этикет, так показалось важно увидеть эту проклятую печать!
Он увидел, мельком, но этого хватило.
Печать аделантадо Кортеса.
Пресвятая Дева.
Теперь ее величеству даже не обязательно спрашивать имени — она знает, что перед ней пират. Тот самый разбойник. Почти морской кракен. Но ведь она же сдержит обещание?..
