К берегам Андалусии пришли тютелька в тютельку, за два дня до праздника святой Исабель. Этих двух дней как раз хватило, чтобы разузнать обстановку — для этого поймали мелкого купчишку, допросили и посадили в трюм, чтобы не принес на берег новость о пиратах — и составить план. Простой, как жареная камбала, план.

Прийти, увидеть, победить… э… то есть удрать. Чтобы удирать было удобнее и никому не пришло в голову устроить засаду на наглого пирата, к Малаге Марина решила добираться на «Ульфдалире», все равно Торвальда никакими силами нельзя было заставить остаться в стороне. А «Розу Кардиффа», успевшую прославиться на обоих океанах, она доверила Неду и велела ему дожидаться в трех десятках милях от берега, чтобы не дразнить гусей.

Нед пытался протестовать. Отпустить своего капитана в одиночку?! А если ей понадобится помощь?

Аргументы вроде «от тебя за милю пахнет пиратской посудиной» и «со мной будут Торвальд, Смолли, Поросенок и еще четверо матросов» на него не произвели впечатления. Пришлось нахмуриться и напомнить, что капитан тут она.

Нед тяжко вздохнул и обещал за нее молиться. А чтобы молитвы были лучше слышны Господу, держать пушки наготове. И если вдруг что, ведь морские твари сумеют ему сообщить, а? Они ж, ну… они ж узнают, правда? И тогда Нед на всех парусах, и пусть только эти чертовы испанцы!..

Марина кивала, обещала, что все будет хорошо и если что — непременно и обязательно, но думала совершенно не о том. Ей внезапно стало страшно.

Не испанского флота или королевской стражи, не городских пушек или святой инквизиции. Всем им в жизни не поймать сэра Генри Моргана — на его стороне великолепный расчет, трезвый ум и удача фейри.

Но если она явится в Малагу, прямо к королеве, встретит там Тоньо — а он увидит в ней только пирата, врага Испании?

Об этом она раньше не думала, а ведь может быть, очень может быть! Достаточно вспомнить, как он смотрел на нее при расставании — вернее, как не смотрел. А остальное… а остального не было, был сон, только сон!

Но феникс…

Нет, нельзя об этом думать. От таких мыслей можно было и сойти с ума. Интересно, сходят ли с ума безумцы?

«Просто перестань думать, Марина, — послышался голос Генри совсем рядом. — Вспомни о празднике. Ты же никогда не видела испанских праздников, а тут такой случай посмотреть! А все прочее оставь мне».

Вот так и получилось, что в день святой Исабель, когда лодка с двумя капитанами и шестью матросами шла от бросившего якорь на траверзе «Ульфдалира» к причалам Малаги, сэр Генри Морган рассказывал капитану Харальдсону о майских шестах, рождественском пудинге и йольском полене. А вспомнив о пудинге и полене — вспомнил и о быке.

И наконец-то развеселился.

— Испанцы, друг мой, так носятся со своей корридой! Истинная глупость — убить быка ради пустой забавы, это скажет тебе любой валлиец. Нет, у нас, в Уэльсе, люди знают: быка нужно почитать, ведь раз в году, в сочельник, быки предсказывают будущее на целый год!

Торвальд недоверчиво хмыкнул. Сэр Генри усмехнулся:

— Хозяева и гости приходят в хлев и накалывают пирог на бычьи рога… — Переждал радостный хохот Торвальда и невозмутимо продолжил: — А затем поют, притопывают, пьют горячий пунш. Если бык остается спокойным, то год будет удачным.

Его слова тонули в рассветном тумане и плеске воды, едва показавшееся над горизонтом солнце окрашивало верхушки мачт праздничным желто — красным, в цвет кастильского флага.

Как сэр Генри Морган и ожидал, у пристани было не протолкнуться от судов. Ему даже показалось, что среди них затесалась подозрительно знакомая шхуна с гордым именем «Черная Каракатица» — совершенно неподходящим валкой посудине Чирья. Правда, название было замазано, а поверх выведено имя какой-то святой, не иначе в попытке сойти за добропорядочного купца.

Торвальд тоже опознал «Каракатицу», прищурился и буркнул:

— Трус.

Сэр Генри Морган был с ним совершенно согласен. Трус, мерзавец и подлец. К тому же знает о пари и мог слышать сплети о том, что «Роза Кардиффа» собирается в Малагу. Значит правильно оставили Неда подальше. И надо будет еще внимательнее глядеть по сторонам, обычаи обычаями, а задержать кого-то до заката можно и не прибегая к насилию и пролитию крови.

— Дурак. Он же и будет первой добычей испанцев. Надо ж им будет хоть кого-то поймать.

Оба капитана и шесть матросов рассмеялись.

Так, смеясь и обмениваясь шуточками, капитаны выбрались из лодки. Матросам пришлось остаться: удирать придется в спешке, и если кто-то отойдет и не успеет запрыгнуть в лодку, болтаться ему на виселице. Так что дальше сэр Морган и капитан Торвальд отправились вдвоем.

Вчера вечером сэр Генри Морган был уверен, что на берег Малаги сойдут не два, а три капитана. Донна Хосефа сполна отработала свой билет до испанского берега, получила от капитана Моргана новенький камзол, свою именную шпагу и даже кошель с десятком золотых… и наотрез отказалась возвращаться.

— Капитана Родригеса никто не ждет ни в Барселоне, ни во всей Кастилии, — задумчиво разглядывая подаренную королевой шпагу, сказал дон Хосе Мария. — Никто и ничто, кроме святой Инквизиции и костра за содомию. И, разумеется, позора для всей семьи. Так что очень удачно, что капитан Родригес погиб вместе с «Санта-Маргаритой».

Передернув плечами, донна Хосефа вернула шпагу с чужим именем сэру Генри Моргану и попросила поставить свечку за упокой души капитана Родригеса, если капитану случиться зайти в католический храм. И привезти ей настоящие андалузские кастаньеты.

Она игриво подмигнула капитану, пощелкала пальцами в ритме фламенко и вернулась в кубрик, резаться с джентльменами в кости на раздевание.

Пару мгновений сэр Генри Морган недоуменно смотрел ей вслед и пытаясь понять, когда это спесивый испанский индюк успел так перемениться? Поначалу, когда его отдали команде, он пару раз чуть не бросился за борт, даром что обращались с «донной Хосефой» почти ласково, не били и не унижали попусту. А потом как-то внезапно донне стали дарить цветные шали и мониста, а донна — их надевать… и, помнится, на Барбадосе Смолли зашиб какого-то придурка, вздумавшего ущипнуть донну Хосефу за задницу и пройтись насчет костлявости этой задницы.

Получается, спесивый испанский индюк нашел свою судьбу на пиратском корабле? Дивны дела твои, Господи!

Кастаньеты сэр Генри Морган купил в ближайшей припортовой лавке: по случаю праздника торговцы пооткрывались с первыми лучами солнца. Впрочем, не зря — улицы уже наполнялись народом.

Около той же лавки шустрый лоточник расхваливал истекающие жиром пузатые пирожки:

— Лучшие каталонские эмпанадас! Спешите, разбирайте, вы никогда не пробовали такой вкуснятины! С бараниной, с чесночком! Всего два мараведи за штуку! Три за пару!

Эмпанадас пахли так вкусно, что у сэра Генри Моргана забурчало в желудке и рот наполнился слюной. Он взял сразу пару, вгрызся в поджаристое тесто, распробовал щедро приправленную чесноком и жгучими травами начинку — и смахнул невольно выступившие слезы. Откашлялся.

Покосившись на развеселившегося капитана Харальдсона, коварно предложил отведать диковинного лакомства и протянул второй эмпанада.

Простодушный северянин охотно взял угощение и откусил сразу чуть не половину.

О, сколько прекрасных, звучных норвежских слов услышал сэр Генри Морган, когда капитан Харальдсон смог, наконец, дышать! А вот лоточник не оценил. Едва увидев брызнувшие из глаз косматого гиганта слезы, подхватился и припустил прочь, даже не насладившись изысканными фиоритурами в свой адрес и в адрес тех чертей, что подсказали ему рецепт.

Правда, запускать вслед торговцу надкушенный эмпанада Торвальд не стал, северная рачительность не позволила. Вместо того он внимательно оглядел свою еду, видимо на предмет затаившихся в ней чертей, и осторожно откусил еще кусочек. Маленький.

— А не желают ли добрые господа прекрасной сангрии? — осведомился вкрадчивый голос прямо у сэра Моргана над ухом. — Всего-то реал за ку…

Торговец не успел договорить, как норвежская лапища выхватила у него кувшин и опрокинула в норвежскую пасть. Через полдюжины бульков Торвальд крякнул, утер рукавом бороду.

— Неплохая водичка. Что, — обернулся он к торговцу со зверской ухмылкой, — еще есть?

Ему тут же протянули второй кувшинчик, но его перехватил сэр Генри Морган.

— Спасибо, дружище! — он подмигнул Торвальду и приложился к божественно прохладной сладкой сангрии, наконец-то погасив рожденный эмпанада пожар.

На полный желудок приключение показалось еще веселее.

Сэр Генри завертел головой, выискивая что-нибудь еще, достойное его внимания. Бросил пару реалов торговцу лентами, сгреб сразу ворох — ярких, гладких — и сунул его в руки симпатичной девчушке с лукавыми глазами. Залюбовался на белых, будто тоже принарядившихся к празднику, голубей. Без малейшей злости, просто для порядка, надрал уши малолетнему карманнику, потянувшему чумазые ручонки к кошелю Торвальда.

Праздника ради, и не желая совсем уж огорчить дитя, сунул ему серебряный реал и цапнутый с лотка апельсин.

Засмотрелся на празднично разодетых юношей, в одинаковой пестро расшитой одежде, несущих какие-то палки, прислушался к ахам толпы, но что такое эти бандерильерос — так и не понял. Какой-то пахнущий свежей сдобой толстяк, явно по случаю праздника сменивший фартук пекаря на широкий алый пояс, по доброте душевной рассказал двум чужестранцам, что если они хотят увидеть королеву, им надо поторопиться к улице, что ведет от дворца герцога Альба к Однорукой Даме… ну, к кафедральному собору! Быть может, они еще сумеют найти местечко. А еще сегодня будет читать проповедь сам кардинал, святой отец Кристобаль!

Пекарь с таким воодушевлением осенил себя крестным знамением, что сэр Морган немножко позавидовал его гордости за родную Испанию. А уж когда пекарь предложил лично их проводить и показать, где будет проходить состязание кастильеров… что, вы не знаете? О! Это живые замки, очень, очень красивый обычай!

Представьте, десятки, нет, сотни человек выстраиваются в единую башню, и на самый верх обязательно залезает ребенок, чистый маленький ангел!

С таким помощником они очень быстро добрались по запруженным народом, запутанным улочкам до собора с одной недостроенной башней. Пекарь что-то такое рассказывал про эту башню, но сэр Генри Морган — или все же Марина? — смотрела на апельсиновые деревья прямо около собора и ведущую ко дворцу широкую улицу — те самые апельсины, что срывал для нее Тоньо, та самая улица, по которой они шли рука об руку…

Пока Торвальд не пихнул приятеля в бок.

— Смори — ка, какие удобные крыши!

Крыши облепили мальчишки. Чумазые, как тот карманник, шумные, как чайки — они вопили от восторга, когда сэр Генри Морган, а за ним и Торвальд, забирались наверх и умащивались поудобнее на красной черепице.

Да еще так, чтобы не бросаться в глаза, если вдруг кто там, на дороге, задерет голову!

Пока ждали начала шествия, те же мальчишки и показали, как отсюда быстрее всего добраться до порта, да так, чтобы поменьше попадаться на глаза альгвасилам. Часть пути пролегала по крышам, часть — через подворотни и дырки в заборах.

— А вы — воры, да? — с горящими глазами спросил один из мальчишек, самый чумазый и верткий.

Сэр Генри Морган нахмурился:

— Нет, конечно! Видишь, руки на месте и голова на месте? А будешь воровать, останешься без того и без другого! Мы — честные моряки!

— А зачем тогда?.. — не отставал мальчишка, но на всякий случай чуть отодвинулся от Торвальда, показавшегося ему более грозным, чем сэр Морган.

— Затем, что мы нашли в море и принесли королеве подарок. Мы его подарим, а потом придется быстро — быстро бежать.

У мальчишек глаза разгорелись еще сильнее, видимо, потому что они совершенно не поняли, почему бежать, что за подарок и как это связано, но им почти открылась тайна! Запахло настоящими приключениями! И они готовы были из кожи вон вылезти, чтобы в этих приключениях поучаствовать.