Глава 9
Битва при Молодях в 1572 году
А не сильная туча затучилась,
а не сильныи громы грянули:
Куда едет, собака, крымский царь?
А ко сильнему царству Московскому:
«А нынече мы поедем к каменной Москве,
а назад мы поидем, Резань возьмем».
А как будут оне у Оки-реки,
а тут оне станут белы шатры роставливать.
«А думайте вы думу с цела ума.
кому у нас сидеть в каменной Москве,
а кому у нас во Володимире,
а кому у нас сидеть в Суздале,
а кому у нас держать Резань Старая,
а кому у нас в Звенигороде,
а кому у нас сидеть в Новегороде?»
Выходить Диви-Мурза сын Уланович:
«А если еси государь наш, крымский царь!
А табе, государь, у нас сидеть в каменной Москве,
А сыну твоему в Володимире,
а племнику твоему в Суздале,
а сродичу в Звенигороде,
а боярину конюшему держать Резань Старая,
а меня, государь, пожалуй Новым городом:
у меня лежать там свет-добры-дни батюшко,
Диви-Мурза сын Уланович».
Прокличет с небес Господен глас:
«Ино еси, собака, крымский царь!
То ли тобе царство не сведомо?
А еще есть на Москве Семьдесят апостолов
опришенно Трех святителей,
еще есть на Москве православный царь!»
Побежал еси, собака, крымский царь,
Не путем еси, не дорогою,
не по знамени, не по черному!
Народная песня
Иван Грозный находился в Новгороде. Он ожидал повторного нападения крымского хана на Русь и постоянно получал донесения из Бахчисарая о подготовке к новому походу. Изначально Девлет-Гирей предполагал отправиться в поход по весне, но изменил свои планы. Русские пограничные сторожа выжгли траву вдоль всех дорог, по которым крымцы обычно шли к Москве. Поэтому хан и перенес наступление на лето, когда вырастет свежая трава, корм для его бесчисленных коней.
В начале июня Девлет-Гирей вышел из Крыма. Царь получил донесение об этом и вызвал в Новгород князя Воротынского, командовавшего войсками, стоявшими у Москвы. Тот приехал через полторы недели. В целях обеспечения секретности переговоров Иван Васильевич встретил его за городом, в лагере, специально оборудованном для этого и охранявшемся людьми Малюты Скуратова.
Иван Грозный закрылся с князем в шатре.
– Получил я, Михайло Иванович, донесение из Крыма. Вышел-таки за Перекоп собака Девлет-Гирей.
Воротынский кивнул.
– Мне это известно.
– Хан ведет на Москву большие силы. Он может собрать более ста тысяч воинов.
– Я думаю, государь, что у Девлет-Гирея меньше людей, но это ничего не меняет. У татар, как ни крути, а тройное превосходство над нами. Своих войск у них сорок-пятьдесят тысяч, больше семи тысяч турецких янычаров, высланных в Крым султаном вместе с пушками, да еще ногаи, черкесы, адыгейцы. Их число доподлинно узнать не удалось.
Иван Васильевич сел в кресло.
– Москва показалась хану слишком легкой добычей. Девлет-Гирей во всеуслышание объявил, что идет не на разорение Руси, а на царство. Он обещал мурзам и турецким вельможам наши города, расписал, что к кому отойдет. Хан не сомневается в победе, и это играет нам на руку. Но каков наглец? Не убив медведя, делит его шкуру. Девлет-Гирей выдал своим купцам грамоты на беспошлинную торговлю в приволжских землях, в Астрахани, Казани!
– Лучше бы он позаботился о своей шкуре! – ответил Воротынский.
– Управление пограничной службой отлажено? – спросил царь.
– Да, государь. Мы следим за всеми возможными путями подхода орды к Москве.
– Что по нашим войскам?
Князь Воротынский доложил:
– Большой полк с твоим, государь, пушечным нарядом под моим командованием встал у Коломны. При нем гуляй-город, полк Шереметева, войска Андрея Палецкого из Дедилова, Юрия Курлятева из Данкова, люди митрополита, стрельцы Ржевского, казаки Булгакова и Фустова. В Кашире – полк с воеводами Хованским и Хворостининым, с ними опричники, смоленские, рязанские, епифанские стрельцы, казаки на стругах.
Иван Васильевич посмотрел на Воротынского.
– Как ты сказал, князь? Казаки на стругах?
– Да. Я решил сформировать судовую рать из донских казаков, чтобы она перекрывала броды и перелазы через реки, пусть и не все места, но хотя бы основные.
Царь улыбнулся:
– Это ты хорошо придумал, да только струги окажутся беззащитными от подожженных стрел татар.
– Так они не должны подходить к врагу. Будут бить из пушек, пищалей, встав в безопасном месте. Если враг подожжет суда, то казаки успеют сойти на берег и продолжат бой в пешем порядке. Судовая рать обязательно задержит татар и явится неприятной новостью для Девлет-Гирея.
– Ладно, князь, продолжай. Как у тебя расписаны полки?
– Полк правой руки находится в Тарусе, левой руки – в Лопасне, сторожевой выставлен в Кашире. Самый многочисленный, мой, будет действовать так…
Иван Васильевич выслушал Воротынского, постучал костяшками пальцев по столу.
– Ты все сделал правильно. Сколько всего у нас людей?
– Мы можем выставить на оборону Москвы до двадцати пяти тысяч ратников. Это не считая казаков, государь.
– Мало! Мы должны предусмотреть все возможные действия Девлет-Гирея. Допустим, он двинется прямо на Москву и будет стремиться сразиться со всем нашим войском сразу. Тогда тебе, Михайло Иванович, следует перекрыть Муравский шлях и сосредоточить войска у реки Жиздра. Но он может изменить свои намерения, решить быстро разграбить наши приграничные земли и отойти на рубежи, с которых поведет сытую орду на Москву. В этом случае тебе следует выставить засады и организовать активные действия дружин в тылу врага.
– Я думал об этом, государь, и склоняюсь к первому. Хотя ты прав. Перед тем как идти на Москву, хан может провести набеги на приграничные города, села, деревни для отвлечения нашего внимания. Я постараюсь отбить эти набеги, но показать хану, что мы пошли у него на поводу.
– Тогда твой замысел пропустить орду за Оку по определенным нами переправам не вызовет у хана подозрений. Он вынужден будет вести войска к Сенькиному броду или к перелазу у Драгино. Весь остальной берег надо держать крепко!
– Да, государь.
Иван Грозный поднялся, прошелся по земляному полу большого шатра.
– Татары должны появиться у Оки в конце июля, если Девлет-Гирей пойдет на Москву сразу. У нас еще есть время для тщательной подготовки. По прибытии в Москву сосредоточь внимание на пограничной службе. Тебе должно быть известно все, что делается в орде. В мельчайших подробностях. Станицы и отдельные дозоры должны быть рядом с войском Девлет-Гирея, идти за ними след в след и высылать гонцов в крепости, если татары начнут какие-либо действия.
– Да, государь.
– В общем, я одобряю и утверждаю твои соображения, но их следует держать в тайне, посвящать в суть только воевод. Вся ответственность за исход предстоящего сражения на тебе. Ты должен отстоять Москву, Михайло Иванович!
– Я понимаю, государь! Москву татарам не отдадим. Сделаю все возможное.
– И невозможное, князь!
– Да, государь.
Иван Грозный присел на скамью рядом с Воротынским.
– А скажи мне, Михайло Иванович, ползут ли по Москве слухи, что царь бросил и город и народ на произвол судьбы, приготовился бежать из страны? Только честно скажи, князь.
– Не без этого, государь! – ответил Воротынский. – Но таких говорунов мало. Люди готовятся к битве, хотят отомстить татарам за Москву, спаленную в прошлом году, за погибших жен, детей, матерей, отцов, братьев и сестер. До слухов ли тут?
– Надо бы мне возглавить оборону Москвы, но теперь это невозможно. Да, с юга на Русь прет огромная сила, но и о западе забывать нельзя. Если в прошлом году король Речи Посполитой только смотрел на нашу сечу с крымчаками, то теперь, после того как татары волей случая сожгли столицу Руси, настроение у него другое. Девлет-Гирей убедил поляков в том, что мы слабы. Его новое вторжение может вызвать и возобновление войны в Ливонии. В этом случае мне придется брать на себя командование западными войсками. Сейчас со мной в Новгороде царский полк и рать служивых татар, всего около десяти тысяч воинов. На подходе отряд из семи тысяч ливонских, польских и немецких наемников.
Воротынский удивленно воскликнул:
– Не ослышался ли я, государь? Ты сказал о немецких, польских и ливонских наемниках?
– Ты не ослышался, князь, – ответил царь.
– Но во веки веков не было, чтобы на нашей стороне воевало столько немцев!
– Казна у нас, слава Богу, не пуста. Золото делает многое. Наемники не прочь заработать на войне. Им не важно, на чьей стороне предстоит драться. Нам удалось собрать крупное наемное войско. Мы разобьем его на дружины, в которые введем казаков, ратников опричного полка, во главе поставим своих воевод. Это войско пойдет напрямую к тебе в Москву. Подумай, как и где использовать его.
– Чего-чего, а уж это я найду.
– Кроме того я переброшу поближе часть царского полка и пять тысяч служивых татар. Они встанут вот здесь. – Иван Васильевич указал место на карте. – В трех переходах от Москвы.
– Получается, у нас в запасе будут еще почти пять полков?
– Это не все, Михайло Иванович. Если Сигизмунд не решится вступить в войну одновременно с крымчаками, то я отправлю в Дикое Поле дружины из Ростова и Пскова, возможно, сниму часть войск и с других крепостей. Но это, повторяю, в том случае, если король Речи Посполитой не двинется на наши города.
Воротынский кивнул.
– Я понял тебя, государь.
– Ну а коли понял, то помолимся, отобедаем. Потом ты отправишься в путь, князь, обратно к Москве.
Воротынский приехал в полки 20 июня. Он рассказал воеводам о наказах царя и потребовал хранить услышанное в строжайшей тайне.
Потом командующий русскими войсками принял Алексея Ургина, вызванного ранее.
Тот вошел, весь хмурый, и доложил:
– По твоему приказу явился, князь.
– А чего грустишь, Алексей Дмитриевич? – поинтересовался Воротынский.
– Разве есть повод веселиться? Все готовятся к войне, обо мне же словно забыли. Да, я потерял дружину, у меня погибла вся семья. Но тысячи москвичей потеряли своих родных. Боль потери поутихла, пришла жгучая ненависть. Я мстить желаю, а вместо того отстранен от службы.
Воротынский присел рядом с Ургиным.
– Если бы о тебе забыли, то ты сейчас не был бы здесь.
– Что ты хочешь сказать этим, Михаил Иванович?
– Даже не сказать, а приказать!
– Слушаю тебя, князь.
– Алексей, тебе нужно собрать конную дружину, десятка три.
Ургин приободрился.
– Сделаю, князь.
– Люди нужны надежные, готовые за Русь православную головы сложить.
– Ни у меня, ни у покойного отца других никогда не было.
– Знаю. Потому и решил именно тебе поручить очень важное задание. Собрав дружину, ты должен немедля вывести ее к селу Высокое, что недалече от крепости Таруса, где находится полк правой руки. Там стоит пограничная станица, оттуда высылаются в степь сторожевые посты. На Оке, у села хорошее место для переправы. И Девлет-Гирей знает об этом. Он бросит к Высокому часть своих сил, чтобы перелезть через реку и идти далее на Москву. Мы же должны пропустить крымцев.
Князь Ургин удивленно посмотрел на главного воеводу.
– Как это пропустить? Без боя?
– Нет, Алексей Дмитриевич. В том то и дело, что после тяжелого боя! Принимать его придется твоей дружине и пограничникам, подчиняемым тебе.
– Как понимаю, в Высоком людей немного. На Москве я постараюсь набрать не три, а пять десятков. Значит, у меня в лучшем случае может оказаться сотня. Как вести бой с наверняка превосходящими силами противника, пусть даже и потешный?
– Я бы не называл сражение потешным. Драться с татарами тебе придется серьезно. Теперь насчет расстановки сил. Из Калуги к Высокому подойдут два струга судовой рати. Ты определишь место, где им встать, чтобы вести прицельный огонь из судовых пушек и пищалей. Но смысл задания не в этом. Ты, князь, должен заставить крымцев уверовать в то, что переправа у Высокого обороняется крупными силами, но тут можно пройти. Мы с умыслом пропускаем татар здесь и в некоторых других местах, чтобы они шли к Москве по тем дорогам, выбранным нами.
– Теперь я все понял, князь. – Ургин кивнул рано поседевшей головой. – Подчиненный мне сводный отряд должен вступить в бой и драться до последнего человека, стоять насмерть.
– А коли так, то подберешь добровольцев?
– Подберу, – без тени сомнения ответил Алексей. – За станичников и казаков на стругах не скажу, но те, кого найду в Москве, долг свой исполнят до конца. И я вместе с ними. В том, князь, можешь быть уверен.
– Я и уверен, только стоять насмерть не требуется, Алексей. Встретишь передовой отряд татар, продержишь его на переправе, сколько сможешь, и отведешь дружину от реки.
– Что? Ты предлагаешь мне позорное бегство? От тебя, князь, не ожидал того. Ургины и их люди никогда не бегали от врага, спины ему не показывали!
– Ну и горяч ты, Алексей! Прямо как отец.
– Так и должно быть. Ведь я же его сын.
– Твое желание стоять насмерть похвально. Но в этом нет никакой нужды. Я же говорил, у Высокого мы должны заставить татар поверить, что реку обороняют большие силы, такие же, как и везде по Оке, но пройти здесь можно. Надо, чтобы часть сил крымско-турецкого войска переправилась и пошла в сторону Тарусы. Зачем губить людей понапрасну? Они нам еще ой как пригодятся. В общем, приказ мой тебе такой: собрать дружину, выйти к Высокому, там вместе со станицей и сторожами смотреть за полем. При приближении татар узнать их количество. Баб с детишками, стариков и немощных отправить в лес. С остальными же возвести полевые укрепления, определить места стоянок стругов, которые подойдут к тебе в середине июля. Бой с передовым отрядом татар вести ожесточенно, не допуская прорыва басурман на свой берег. Продержаться день, хорошенько потрепать нукеров Девлет-Гирея. Потом твоей дружине отойти к Тарусе. Станичникам и сторожам прикрывать лагерь бабами и детьми, далеко не прятаться, высылать дозорных. После перехода крымцев через реку проводить их до следующей станицы или крепости, вернуться в лес и смотреть за Окой. Дальнейшие действия твоей дружины определит воевода князь Одоевский. Коли это будет невозможно, то иди за татарами, постоянно беспокой их нападениями на тыловые дозоры и обозы. Ты понял приказ, князь Ургин?
– Понял, Михаил Иванович!
– Запомни, Алексей, и ратникам своим передай, будет решаться судьба не только Москвы, но и всей православной Руси. Побьем Девлет-Гирея – сохраним и восславим страну. Потерпим поражение – потеряем родину на долгие лета. Враги наши разорвут Русь на куски, вернется мрачное время рабства.
– Мы победим, Михаил Иванович.
– Это я и хотел услышать от тебя. Собирай дружину. Все, что надо, получишь немедля. Дам и коней, и вооружение, и припасы на поход.
– У меня достаточно своих средств.
– Тогда ступай с Богом, князь Ургин.
На следующий день Алексей прибыл на Москву и поехал на восстановленное подворье Белого. Проезжая мимо какого-то дома, только что поднятого, он услышал истошный крик, увидел старух, мечущихся по двору, и улыбнулся впервые за прошедший год. Рожает баба! Что за народ? Все им нипочем. Ни татары, ни пожары, ни война. Знают свое дело. И это правильно. Кому же жить на Руси, строить, оборонять ее, коли не будет детишек?
Белый устанавливал новую изгородь.
– Алексей Дмитриевич, долгие лета! Давненько не виделись. На службе дел много, или, как и я, новое подворье возводишь?
– На что оно мне одному, Лешка? Избу поставил меньше твоей, да и хватит.
– Не скажи, князь. Ты еще мужик – ого! Любая красавица за тебя с радостью замуж пойдет.
Ургин попросил:
– Не говори об этом, Леша.
– Буду, князь! Потому как род продолжать надо. Погибших не вернешь, о них память хранить следует, не забывать, навещать могилки, молиться. Нам же надо жить. Так Господом заповедано.
– Ладно, Алексей, ты прав.
– Ты ко мне по пути заехал или дело какое есть?
– Теперь у всех одно дело. Надо готовиться к новой войне.
– Понятно. Вот городьбу поставлю да пойду к воеводе, пусть в полк какой определит.
– Не надо никуда ходить. – Ургин спрыгнул с коня, привязал его к столбу и спросил: – Где поговорить серьезно можем?
– Так здесь. В избе беспорядок, да душно в ней. Тут ветерок, и ушей посторонних нет. На бревно присядем и поговорим. Но коли желаешь в дом, то милости прошу.
– Нет, здесь лучше.
Князь и ратник сели на бревно. Ургин рассказал Белому о встрече с Воротынским.
Тот выслушал его и заявил:
– Вот, значит, как, Алексей Дмитриевич! Что ж, я согласен. Хоть завтра в поход, только коня добыть, остальное есть.
– Нам, Лешка, дружину набрать надо. Князь Воротынский говорил, человек в тридцать, я же думаю, что побольше. А то сомнет нас передовой отряд татар!
– Сколько ратников тебе нужно? – спросил Белый.
– Не менее пятидесяти. Но таких, чтобы дрались как следует, надежных. Эх! Сейчас бы наших прежних ребят в строй поставить, да с того света в обрат дороги нет.
– Вечная им память. Ничего, князь, наберем других.
– Кто у тебя есть на примете?
– Считай, все, кого по полкам не расписали. Каждый в бой рвется.
– Нам нужны ратники опытные, в меру отчаянные, знающие воинский порядок, не раз дравшиеся с татарами.
– И таких немало. Думаю, сперва надо определиться с начальниками. Сколько их тебе надо?
– Думаю разбить дружину на пять отрядов по десять человек. Два основных, сторожевой, разведывательный и запасный. Значит, нам надо пять десятских. Нет, четверо. Начальником одного основного отряда будешь ты.
– Благодарю за доверие. Давай-ка поступим так, князь. Ты езжай, занимайся конями, доспехами, оружием да запасами на первое время, а я пройдусь по городу, переговорю с людьми. Вечером, после службы в храме, подъезжай, покажу народ. А ты уж решишь, кого брать в дружину, кого нет. Только вопрос у меня к тебе.
– Спрашивай.
– Что делать, если человек нам пригож будет, а уже записан в полк?
Ургин приказал:
– Ты собирай всех, остальное – мое дело. Князь Воротынский обещал всяческую помощь. Значит, утрясем и вопрос с людьми, уже состоящими на службе. Только, Лешка, мне нужны лучшие. Кого посоветуешь, за того лично в ответе будешь.
– Все мы ответим за наши дела. Начнем на берегу Оки, в сече с татарами.
– И то правда. Договорились. После службы в храме подъеду. Всех людей, которых отберешь, сюда не приводи. Пусть приходят те, кого ты наметишь в начальники отрядов. Погляжу, кого ты подобрал.
Белый кивнул.
– Так и сделаю. Ты же коней добрых подбери, лучше по два на брата.
– Это как получится. Сам знаешь, сейчас с лошадьми трудности, в войсках нехватка. Но посмотрим. Поехал я. До вечера!
– С Богом, князь!
Ургин поскакал к Кремлю. Белый же бросил свою городьбу, переоделся и направился в город.
Вечером князь вернулся. Во дворе Белого на бревнах сидели четверо мужчин, уже не молодых, лет от тридцати и более. Ургин оставил коня у столба, прошел к ним. Те поднялись.
– Здорово, ребята, – поприветствовал их Алексей.
– И тебе здравствовать, князь, – за всех ответил самый старший, с рубцом на правой щеке.
Белый представил мужиков:
– Мартын Байда, Глеб Ларионов, Тарас Павлов, Трофим Андреев. Они могут командовать отрядами.
Старшим по годам оказался Павлов.
Ургин спросил у него:
– Кто это тебе клеймо на щеку поставил, Тарас?
– Знамо кто. Татары. В прошлом году, когда у посада с ними бились.
– А подробней? – попросил Алексей.
– Да что там подробней, – протянул Павлов. – Обыкновенное дело.
Белый подбодрил немногословного товарища:
– Отвечай, Тарас. Князь не просто так спрашивает. Ему тоже пришлось драться с татарами у посадов.
Павлов ответил:
– На второй день это было, когда басурмане вышли поджигать окраины. Поначалу наша дружина схлестнулась с ними в поле. Их было много, пришлось отойти. Мы с товарищем решили идти к ближнему полку, а тут крымцы. Пятеро их было. Дом собаки запаливают! Мы на них.
– Вдвоем на пятерых?
– А чего? Не отпускать же их! И завязалась свара. Товарищ двоих сразу положил. Одного я прибил легко, молодым оказался татарин, с другими повозиться пришлось. Тогда басурмане и угостили меня саблей. Хорошо, увернуться успел, а то слетела бы башка с плеч. Увернулся и порубал татар. С тех пор рубец и остался.
– Ясно. – Ургин повернулся к Белому: – Остальные такие же боевые?
– Да, князь. Семьи все четверо в прошлом году потеряли, рвутся отомстить.
– Это хорошо. А с рядовыми ратниками что?
– Эти десятские сами людей отбирали. Я со своей улицы мужиков позвал.
– Надежные?
– Так головой же за них отвечаю!
– Добро. – Ургин обратился к ратникам: – Белый объяснил вам, что требуется от дружины?
– Объяснил, – ответил все тот же Павлов. – Мы готовы идти куда скажешь, чтобы сразиться с проклятыми басурманами.
– Будете начальниками отрядов, – принял решение Ургин. – С утра улажу дела в приказе, после обеда всем быть за городом. Туда и табун подгонят, и оружие подвезут.
– Да у нас своего полно, – сказал Ларионов.
– Разберемся. Ну а после смотра, ребята, в ночь пойдем на юго-запад.
– На сколько дней харчей взять?
– Их тоже подвезут. Но может статься, запаса будет недостаточно, поэтому, по возможности, возьмите дня на два. Лишними эти харчи в любом случае не станут.
– Это уж точно. – Белый улыбнулся.
– Вопрос, князь, дозволь? – подал голос Мартын Байда.
– Давай!
– Правда, что и у тебя в огне вся семья сгинула?
– Правда.
– Значит, ты пережил то же самое, что и мы.
– И почти вся Москва. Сейчас не время об этом думать. Сделаем дело, тогда и вспомним о родных, погубленных татарами, помянем их. Все! До завтра.
Князь Воротынский принял Ургина утром, 24 июня.
– Здравствуй, Алексей Дмитриевич. Думаю, ты явился ко мне утрясти вопросы по дружине.
– Доброго здравия, князь. Дружина готова. Я решил собрать в нее пятьдесят ратников, разбить их на пять отрядов. Сегодня после обеда запланировал смотр, а в ночь – начало перехода к селу Высокое.
– Однако же! – Воротынский улыбнулся. – Скор ты на дела, Алексей Дмитриевич.
– А чего время тянуть?
– Людей-то стоящих подобрал?
– За каждого в ответе.
– Это хорошо. Что от меня требуется?
– Кони. Лучше по два на брата.
– По два не выйдет, князь. Смогу дать только шестьдесят, но добрых.
– Их надо пригнать на луг за городом у Москвы-реки.
– Я отдам распоряжение. Оружие?
– Надо бы два десятка пищалей, порох да пули.
– Будут, – коротко ответил главный воевода. – Что еще?
– Харчей на неделю. В Высоком, надеюсь, нас будут кормить.
– Подвезут вместе с оружием.
– Еще грамоту. Иначе свои же остановят.
– Ты погоди немного, дьяк напишет. Сегодня же пошлем гонца, сообщим о твоем скором прибытии и о задании.
– Мне заехать в Тарусу?
– На твое усмотрение. Можешь сразу идти в село. Надо будет, то князь Одоевский вызовет тебя к себе или сам в Высокое приедет. Как пропустишь татар, не забудь предупредить о том Никиту Романовича. Это важно.
– Конечно, князь.
– Больше от меня ничего не требуется?
– Нет.
– Да хранит тебя Господь, Алексей Дмитриевич. Знаю, посылаю тебя и твоих людей на опасное дело, только сегодня, князь, иначе нельзя. Драться с татарами придется всем, от обозников до воевод.
– Я все понимаю, Михаил Иванович.
– Ну и хорошо. В названном месте в назначенное время ты получишь все обещанное. А мне в войска ехать надо.
– До встречи, Михаил Иванович.
Князь Ургин получил все необходимое, провел смотр дружины и в ночь с 24 на 25 июня повел ее к селу Высокое.
Переход занял неделю. Дружина могла бы пройти этот путь и быстрее. Она задержалась из-за того, что Алексей не желал попусту тратить время. Уже на марше он начал проводить учения, целью которых являлось налаживание взаимодействия отрядов в тех или иных ситуациях.
Однажды такое занятие чуть было не закончилось трагедией. Дозорные пограничной заставы заметили людей князя, приняли их за разведку татар и решили уничтожить. Сечи между своими едва удалось избежать. Помогла грамота. Князь прекратил учения, и 1 июля дружина подошла к селу Высокое.
Навстречу Ургину выехал станичный голова Ермолай Найденов в сопровождении десяти ратников. Он приветствовал гостя, ознакомился с грамотой Воротынского и доложил, что станица готова перейти в подчинение московского князя. Для размещения дружины был на скорую руку построен большой бревенчатый дом у реки. Князь остановился у станичного головы.
Вечером того же дня Ургин довел до Найденова задание, определенное главным воеводой.
Тот выслушал князя, покачал головой и сказал:
– Понятно, Алексей Дмитриевич. В ставке хотят обмануть Девлет-Гирея. Мы должны участвовать в этом. Вот только сумеем ли уйти от берега?
– Почему так говоришь, Ермолай?
– Татары, как мухи, пристанут – не отгонишь. Они вцепятся в нас крепко, попрут через реку живой волной, не отпустят, пока всех не изрубят.
– Так что ты предлагаешь? – Ургин внимательно посмотрел на станичного голову. – Пропустить татар без боя? Нарушить приказ главного воеводы? Или за свою жизнь печешься больше, чем за судьбу страны? Если так, то забирай-ка ты своих станичников и иди завтра же в лес вместе с бабами, детишками и скарбом. Там отсидитесь, пока другие будут за вас насмерть биться. Мешать не стану. Обойдусь без тебя и твоих людей.
– Зачем говоришь такие обидные слова, князь? – спросил Найденов.
– А разве ты не заслужил их?
– Я, князь, побольше тебя с татарами воюю, так что в трусости обвинять меня не надо! – повысил голос Найденов. – Я размышляю, а не предлагаю. Да, я не хочу, чтобы наши бабы остались вдовами, а дети сиротами. Но разве я сказал, что станица не выполнит приказ? Коли придется, то все поляжем на поле брани. Тебе бы не хаять меня, князь, а подумать, как хотя бы на малое время получить передышку в бою, чтобы успеть отойти. Положить людей – дело не хитрое. А вот чтобы и задание исполнить, и ратников сохранить, тут думать надо.
– Будет передышка, Ермолай. Я не намерен терять здесь дружину, как и твоих людей. А за обидные слова извини.
– И ты прости, князь, что выступил не по чину. О какой передышке ты говоришь?
– К нам из Калуги подойдут два струга с казаками. Я поначалу думал сразу ввести их в бой, а потом поразмыслил и изменил решение. В прямом сражении суда долго не продержатся, да и толку от них будет немного. К тому же река у переправы неширокая. Татары достанут струги горящими стрелами. Поэтому я решил ввести их в бой, когда надо будет отводить от берега наших людей. В подробности вдаваться не стану, ни к чему они тебе, но возможность отойти у нас будет.
– Это другое дело, князь. Скажи, на Москве известно, где сейчас находятся татары и какими путями идут к столице?
– Девлет-Гирей ведет свою стопятидесятитысячную орду сразу по всем тем направлениям, которые использовал и ранее. Он не прибегает к хитростям, идет напрямую, уверенный в том, что с ходу сомнет всю нашу оборону и возьмет Москву.
– Эка куда он хватил, собака шелудивая! – воскликнул Найденов. – Не много ли берет на себя этот Гирей?
– После прошлогоднего успеха он возомнил себя великим полководцем. Льстецы в Бахчисарае называют его вторым Батыем. Хан же хвалится, что он не второй, а единственный татарский царь, который навсегда покорит Русь.
– Ну-ну, поглядим. Как бы ему с голым задом не пришлось бежать в свой Крым, под юбки жен!
Ургин улыбнулся.
– Вот это другой разговор.
– А когда на Москве ждут появления хана?
– Где-то в двадцатых числах орда должна выйти к Оке. Но это если она и дальше будет идти так, как сейчас.
– Сто пятьдесят тысяч татар – это очень много, – задумчиво проговорил Найденов.
– Так то по слухам, Ермолай. Князь Воротынский говорил о ста двадцати тысячах, но опять-таки приблизительно.
– А наши послы в Крыму точно разузнать не могли?
– Они привлекли к этому делу всех знатных крымских вельмож, которые выступают за дружбу с Москвой. Достоверно известно, что войско самого хана насчитывает не более пятидесяти тысяч.
– Откуда же взялось сто пятьдесят или сто двадцать тысяч?
– Турецкий султан прислал в помощь хану отряд в семь тысяч отборных янычаров и еще сколько-то других войск. За Перекопом к татарам и туркам примкнули ногайцы во главе с Теребердеем-мурзой. Они могут выставить десятки тысяч человек.
– А у Москвы в полках, если не секрет, сколько ратников?
– Да какой секрет, Ермолай. Тысяч двадцать, от силы двадцать пять. В полку князя Одоевского, который стоит в Тарусе, около четырех тысяч воинов. В других полках побольше или поменьше. Есть еще пограничные станицы. Опытный князь Воротынский где-то спрятал сильный, крупный отряд. Он же понимает, что двадцать пять тысяч даже самых лучших ратников не выдержат натиска стотысячного войска противника даже за каменными стенами крепостей. Еще у нас есть казаки и служивые татары.
– А Иван Васильевич не собирается переезжать из Новгорода в Москву?
– А вот это, Ермолай, не наше с тобой дело. Царь лучше всех знает, откуда ему управлять ратью.
– Это верно.
– Давай-ка закончим этот разговор и обсудим наши собственные действия на ближайшие дни.
– Давай! А может, медку, чтобы голова посвежела?
– Медку, Ермолай, мы с тобой после победы откушаем. Значит, так, завтра тебе первым делом надо послать в крепость гонца, доложить о прибытии в Высокое моей дружины. Князь Одоевский должен знать об этом. За день твой гонец обернется?
– Куда быстрее, если в Тарусе не задержат.
– Хорошо. Тогда, пока гонец не вернется, с утра посмотрим ближние подходы к селу и к реке, верст на тридцать во все стороны.
Найденов сказал:
– Так далеко уходить не надо, князь. На пятьдесят верст от села вниз и вверх по течению река глубокая, извилистая, широкая. Берега с нашей стороны обрывистые. Вниз смотреть страшно. Омуты, много водоворотов. Только у села, от южного изгиба до северного, Ока сужается, берега пологие, затон весь в высокой осоке. Течение сильное, да, но у села мелководье. Конечно, вброд реку не одолеть, но с лошадьми вплавь да на плотах пройти можно быстро.
Ургин кивнул.
– Ладно! Ты здесь живешь, все знаешь. Посмотрим подходы к селу со стороны поля, место, куда выходили татары в прошлом году, и саму реку у переправы, берега с той и с этой стороны. Позаботься, чтобы лодки были.
– Так этим добром весь берег уставлен. Лодки и плоты держим в постоянной готовности. С них же и рыбу ловим. У нас тут стерляди прорва, лещи огромные, красные, щуки, не говоря уже о чехони и плотве, детском баловстве.
Ургин улыбнулся.
– Места у вас хорошие, слов нет, но мы здесь не рыбачить собрались.
– Все одно завтра мужики на реку пойдут, будут невод тянуть, так что ужинать станем стерлядью.
– Хорошо. А сейчас, Ермолай, время молитвы и отдыха. Устал я с дороги.
– Не мудрено.
– Ты передай, чтобы за нашим табуном смотрели строго.
– Не волнуйся, князь, все сделаем как должно.
Над селом Высокое медленно опустилась ночь, светлая от мириад звезд, мерцающих на небосклоне, иногда срывающихся в бездну.
На следующий день князь Ургин вместе со станичным головой и начальниками своих отрядов осмотрел подходы к селу, переправу, определил места стоянки стругов. Тем временем из крепости вернулся гонец. Он доложил, что князь Одоевский подтвердил задание дружины, а также сообщил, что струги из Калуги надо ожидать недели через две. Воевода полка правой руки просил постоянно докладывать ему обо всем, происходящем в поле.
Оценив обстановку, князь Ургин, станичный голова и начальники отрядов перебрались на другой берег Оки. Там Алексей осмотрел местность и приказал подчиненным готовить полевые укрепления вдоль всей береговой линии, свободной от густого кустарника. Он велел ставить частоколы, присыпать их землей, оставляя бойницы, чтобы иметь возможность обстрела всей переправы. За частоколом вырыть окопы, отсыпать невысокий земляной вал. Для укрытия резерва Алексей решил использовать одинокую рощу в ста метрах от реки, левее переправы.
По окончании основных работ в селе прошел общий сход, на котором было принято решение начать переправу в лес женщин, стариков, детей, оборудовать для них скрытый лагерь с запасом еды. Это делали станичники, свободные от службы.
17 июля Ургин выехал в Тарусу, где встретился с князем Одоевским. От него Алексей узнал, что 7 июля умер король Сигизмунд. Речь Посполитая и Швеция теперь вряд ли вступили бы в войну. В Кракове собрался сейм для избрания нового монарха, а это дело не одного месяца. Потом воеводы обсудили действия заградительной дружины.
Князь Одоевский одобрил план Ургина.
– Ты все сделал как должно, – заявил он. – Мой полк и сам перекрыл бы татарам переправу на наш берег, но у него свое задание.
– Я все понимаю, Никита Романович. Обещаю, что дружина, усиленная станичниками и казаками на стругах, свое дело сделает. А какой ценой? Это уж как Бог даст.
– Езжай в Высокое, князь. Я буду ждать известий от тебя. Из Москвы мне сообщили, что орда Девлет-Гирея сейчас находится в двух дневных переходах от Оки. Так что еще один день на подготовку встречи татар у тебя есть. А потом сеча!
– Быстрее бы.
– Людей береги!
– Конечно, Никита Романович.
Вернувшись к переправе, Ургин увидел два струга, приставших к берегу у села. Их окружали галдящие детишки, пораженные подобным чудом. Один струг был крупнее другого.
Ургин переправился через реку, ступил на берег, и к нему подошел Белый.
– Пришли казацкие струги, князь.
– По-твоему, я слепой? Или суда настолько малы, что их не видать? – Ургин улыбнулся.
– Нет, мое дело доложить.
– Кто старший?
– Атаман Курьян Шалый. Помощник у него Иван Галашин. Он командует стругом поменьше.
– Сколько с ними людей?
– Сто пятьдесят, князь.
– Ого! Немало.
– Так на одних веслах на каждом струге не менее пятидесяти человек. А еще рулевые, пушкари.
– Что сейчас делают казаки?
– Трапезничают. Позвать атамана?
– Позовешь, как отобедает. Помоги Найденову разместить казаков на отдых.
– Уже сделано. Часть судовой рати вернется на струги, остальные у нас устроятся, места хватит.
– Хорошо. Я буду ждать Шалого здесь.
– Сам-то перекусить не желаешь?
– Не голоден.
– Понятно. Воевода, поди, знатный стол накрыл.
– Мы о делах говорили. Татары в двух дневных переходах от нас. Так что завтра можно ждать появления их разведывательных дозоров. Надо перевезти баб и детей на тот берег, отправить в лесной лагерь.
– Это дело Ермолая.
– Теперь, Леша, все, что бы ни происходило, наше общее дело.
– Понятно.
– Отряд Ларионова на выходе?
– Нет, в селе. Объезд сторожевых постов сделали и вернулись.
Ургин приказал:
– Пусть Найденов явится ко мне, после того как поговорю с атаманом.
– Слушаюсь.
Белый поднялся к околице, Алексей повернулся к судам. Струги представляли собой плоскодонные большие лодки, имеющие осадку не более полуметра, потому и подошли вплотную к берегу. По высоким бортам большого струга было шестнадцать весел, малого – восемь. Мачт они не имели. Борта на вид крепкие. На носу большого струга две небольшие пушки, малого – одна. Нос и корма задраны.
Дети шумно обсуждали суда, подходили к ним, плавали вокруг. Вскоре появились женщины и погнали мелюзгу домой.
Алексей и не слышал, как сзади подошел человек.
– Князь Ургин? – раздалось за спиной.
Он резко обернулся:
– Ну и походка у тебя! Прямо как у кота. Атаман Шалый?
– Он самый. Ты звал, я пришел.
– Ну, здравствуй, Курьян. Как тебя по отчеству?
– Называй по имени или просто атаманом. Это вас, князей да бояр, принято называть по чину, имени-отчеству, у нас иначе. Мы люди вольные. Начальство сами избираем, коли что, и прогоняем его.
– Воля – это хорошо, Курьян, но только не в том деле, которое нам предстоит сделать.
– Мне в Калуге дали задание и сказали, что ты уточнишь его.
– А что за задание ты получил?
– Держать переправу до команды, после уйти, куда ты скажешь.
– Все верно. У тебя есть опыт войны с татарами?
– И не только с ними. Мы, князь, и к Астрахани ходили, и к Азову, а один раз и в Черное море. Галеру турецкую потопили!
– Как струги выдержали подобные переходы?
– Нет, эти в море сами, без боя потонули бы. Мы плавали на других, что помощнее, под парусом.
Ургин спросил:
– Как мыслишь здесь держать оборону?
– А чего мыслить-то? – бесшабашно ответил отчаянный атаман. – Встанем у того берега и будем бить татар из пушек да пищалей, кода те в реку влезут.
– С ордой идут турки, у них есть пушки. Да и татары могут достать горящими стрелами.
– От стрел отобьемся, а пушки и у нас есть.
– Три малые? Против пехоты и конницы они вполне пригодны, если бить картечью, а вот с большими вражескими орудиями не справятся. Если турки притащат их с собой, то разнесут твои суда в щепы.
Шалый почесал затылок.
– Что ты предлагаешь, князь?
– Слева изгиб реки видишь?
– Ну?
– Один струг, что побольше, отведешь туда и спрячешь под обрывом. Напротив болотце, там татарские разведчики не пройдут. Они сунутся вниз по течению, им судно не будет видно.
– Ага! Ладно.
– Теперь глянь направо. Заросли высокой осоки видишь?
– Да.
– Там затон небольшой, мелкий. Но плоскодонный струг спрятать можно, подведя к дальнему берегу и забросав осокой. Затон извилистый, татарская разведка его весь увидеть тоже не сможет.
– Лады, князь! Встанем мы, где ты сказал, а дальше что?
Ургин объяснил:
– Моя дружина и станица Найденова вступят в бой с передовым отрядом татар. Нам надо продержаться один день, а потом уйти в лес. Однако татары вряд ли дадут нам такую возможность. Моим людям потребуется передышка. Ее предоставишь ты.
– Как?
– Когда обороняться станет трудно, надо будет уходить, ратники зажгут бересту. Увидишь дым, выводи свой струг на открытую воду и бей по татарам из пушек и пищалей. Как действовать второму судну, определишь сам. Но гляди, долго на виду у басурман оставаться нельзя. Обстреляешь переправу, берег, околицу села, прикроешь проход к себе второго струга и уходи вниз по течению до первой крепости. Помни, ты должен выиграть время, чтобы мои люди успели отойти к лесу. Вы, казаки, народ отчаянный, не прочь подраться с неприятелем. Но не здесь! Поэтому предупреди людей, чтобы не своевольничали. А то ринутся казачки со стругов на берег, на татар, да и сгинут все до единого. Этого допустить нельзя. У царя каждый воин на счету. Понял меня, Курьян?
– Понял, чего не понять! Мы, как обстреляем басурман, дым по реке пустим с большого либо с малого струга, откуда ветер дуть будет. Можем и с берегов. Под защитой дыма подведем малый струг.
– Хорошо придумал.
– Не первый раз в походе. Когда следует занять места стоянок и как будем подвозить на струги еду?
– Думаю, что уже завтра к вечеру здесь объявятся разведывательные дозоры татар. Днем ставь струги на места, прячь их, а припасы возьми с собой. Будет нужда, подвезем, но вряд ли это потребуется. Долго смотреть переправу крымцы не станут. Им на Москву идти надо. Сегодня пусть твои вольные казаки хорошо отдохнут, да не балуются на селе. За такое я строго с тебя спрошу. Это понятно, атаман?
Шалый шмыгнул носом.
– Понятно. Ответ за своих ребят я дам, только усидят ли они на месте? Хотя баб молодых из села вывезли, а с ратниками свару затевать смысла нет, кода впереди драка с ненавистными татарами.
– Вот и договорились.
Ургин отпустил атамана. К нему подошел Найденов.
Князь объяснил станичному голове складывающуюся обстановку и потребовал срочно переправить в лес женщин и детей, которые еще оставались на селе.
– Ермолай, сделай это сегодня же!
– Да, князь.
– Завтра дозор вывести в ближний лес, смотреть за полем.
– Гости дорогие должны объявиться?
– Разведка ближе к вечеру. Поначалу по два-три всадника. Они будут смотреть на село и переправу, на то, как укреплен противоположный берег.
– А мы их перехватим, допросим как следует, да в реке и утопим, так, князь?
– Нет, Ермолай, не так. Напротив, мы не станем им мешать. Завтра всех людей, кроме дозора, переправим на тот берег. Для оставшихся приготовим лодки и спрячем их.
Найденов удивленно взглянул на Ургина.
– Почему мы не тронем татар? Они же все о нас своему мурзе доложат!
– Пусть докладывают. Ты забыл, что наше задание – пропустить татар за Оку именно здесь, у Высокого?
– Татары сожгут село.
– Главное, людей уберечь, выполнить долг. Тогда отстроите новое село, краше прежнего.
– Ладно, князь, я все понял. Струги сегодня уйдут на свои места?
– Завтра. Ты своим делом занимайся и перво-наперво отправь в лес баб с детьми.
– Слушаюсь, князь.
Утром 22 июля в поле вышли усиленные посты и дозор, составленный из станичников и ратников дружины Ургина. Днем струги встали на свои места. Воины переправились на укрепленный берег и заняли позиции по схеме, отработанной князем Алексеем Дмитриевичем. Погода стояла теплая, солнечная, безветренная. Медленно тянулось время.
Только около семи часов вечера разведчики Тараса Павлова доложили, что видят у реки мелкие группы татар. Те осматривали противоположный берег, укрывшись в кустах. К селу они подходить не стали, вскоре ушли.
С наступлением темноты к укрепленному пункту, прикрывавшему переправу, на лодках подошли пограничники и воины дозорного отряда Глеба Ларионова.
Он тут же доложил Ургину:
– Татары выходили к реке. Всего мы насчитали двадцать семь всадников, – доложил он.
– Куда ушли?
– В сторону большого леса, за которым ближе к сумеркам мы отчетливо видели облако пыли. Такое обычно поднимает табун голов в триста. Значит, на лесной дороге или на поляне собралась сотня басурман.
– Сотня? – переспросил Ургин и сам же ответил: – Нет, Глеб, это в прошлом году Девлет-Гирей приказывал своим нукерам иметь по два-три коня, теперь только по одному. В Крыму ни людей, ни лошадей не осталось. Так что к нам идет не сотня, Глеб, а три, если не более. Сегодня в ночь они вышлют серьезную разведку и увидят, что сторожевые посты сняты, село пустое, а переправа прикрыта. Нас посчитать крымцы не смогут. По длине частокола тоже особо ничего не определить. За бревнами может быть сотня стрельцов или вообще никого. Вот пусть их мурзы и ломают головы, какие силы стоят перед ними. Если завтра татары двинутся к селу, то попытаются с ходу переправиться через Оку. Вступать в перестрелку с берега им не выгодно. Потому и пойдут на переправу, если, конечно, не имеют другого приказа. Но все это станет известно по ходу дела. А сейчас ступай отдыхать, да позови ко мне Белого, Байду и Найденова.
– Слушаюсь, князь.
– Погоди. Ты где разместил своих людей?
– Где и было сказано, рядом с укреплениями, по берегу, в кустах.
– Добро. Ступай!
Однако татары подошли к Оке только 26 июля. Отряд в триста всадников миновал безлюдное, брошенное село, подступил к реке и начал переправу. Держась за гривы лошадей, татары быстро приближались к середине реки.
Находясь за частоколом, где закрепились первые два отряда дружины, князь Ургин внимательно следил за переправой крымцев.
Белый заметно нервничал.
– Князь, пора, татары уже у стремнины.
– Погоди, Лешка, пусть все войдут в воду. Из реки стрелять они не смогут.
– Зато на берегу две пушки поставили. Они ударят по нам почти в упор.
– Мелковаты у них пушки. Такие ядрами не заряжают, только если малыми, но и они, и картечь частокол не пробьют.
Донесся голос начальника второго отряда Мирона Барды:
– Князь, поздно будет!
Тогда Ургин отдал приказ:
– Бей их, ребята!
Первый же залп поразил более двадцати татар. Многих потащили за собой убитые кони. Дружинники Ургина быстро перезарядили пищали и дали второй залп. Еще двадцать крымцев нашли свою смерть в водах Оки.
По частоколу ударили татарские пушки. Но, как и предполагал Ургин, особого вреда обороняющимся они не нанесли, лишь в нескольких местах повредили колья, вкопанные в землю.
Боевые отряды дали залп по берегу. Пушкари повалились у орудий, с коней слетело более десятка всадников. Четвертым залпом была выбита остальная часть первой сотни татар. Уцелевшие всадники понеслись к селу, стремясь укрыться за окраинными избами.
Первая попытка крымцев пройти переправу у Высокого потерпела крах. Дружина Ургина не понесла потерь.
Ратники и станичники ликовали, но князь призвал всех к порядку:
– Рано праздновать победу, ребята. Это было только начало. Главное впереди. – Он приказал двум своим отрядам отойти от береговых укреплений в кусты, к людям Ларионова и Павлова.
Найденов отвел станичников в балку у дороги.
Наступила тишина, которую вскоре разорвал грохот выстрелов мощной пушки. Видимо, татары доставили ее из обоза. Ядра разбили частокол и взрыли землю до самого леса. А вот по ближним кустам татарские пушкари стрелять не стали. Наверное, они сочли, что только безумцы будут искать защиты среди осоки.
На это и рассчитывал Алексей, предвидя наличие у противника тяжелой артиллерии. Ратники и станичники по достоинству оценили прозорливость воеводы.
Ургин понаблюдал за действиями противника, потом подозвал к себе Белого и сказал:
– Татары подносят к пушке ядра. Если ударят по кустам, то многих наших положат. А уходить нам отсюда нельзя.
– А почему ударят, князь? Как только вступила в бой их большая пушка, мы ни единого выстрела отсюда не сделали. Никто открыто не отступил.
– Считаешь, татарский мурза подумает, что уничтожил заслон?
– А что? Если бы мы не отошли в кусты, так оно и было бы.
– Значит, крымцы скоро повторят попытку переправы.
– Да, но теперь они станут переправляться не так, как в первый раз. Слышишь стук топоров в селе?
– Да. Татары плоты готовят?
– Не дрова же колют! Разобрал избу, связал бревна меж собой, вот и плот. Ядер у большой пушки немного, но могут еще подвезти. Она одна всех нас здесь положит. Надо вывести ее из строя, но как? Переплыть в стороне через реку, подобраться да подорвать ее? Не получится. Татары не дадут, они смотрят за рекой. Может, прямо сейчас, пока басурмане готовят новую переправу, отойти к лесу?
– Молодец, Лешка! – иронически сказал Ургин. – Мы полпути до леса пройти не успеем, как татары накроют нас пушечным огнем. Да и нельзя нам сейчас уходить. Не время. Держать их надо.
– Ну, не знаю. Ты воевода, вот и принимай решение.
– Сколько потребуется времени, чтобы связать плоты?
– Если делать небольшие, человек на пять, то штук двадцать свяжут быстро, до захода солнца.
– Значит, так! Передай ратникам, ждем повторной переправы татар, отбиваем ее и начинаем отход. Мы выполним главное задание и, даст Бог, сохраним людей.
– А татарские лучники с плотов?
– А струги? – в тон Белому спросил Ургин.
Начальник первого отряда улыбнулся.
– Теперь понял. Казаки со стругов снесут эту чертову пушку. Да и плоты потопят, а мы им с берега поможем. Анисим! – позвал Белый ближнего ратника. – Передай приказ князя!..
Команда Ургина дошла до каждого воина. Дружина и станица приготовились к очередному бою.
С закатом по берегу, занимаемому дружиной князя Ургина и станицей Найденова, вновь ударила большая пушка. На этот раз обстрел захватил и часть кустарника.
Защитники переправы понесли первые потери. Были убиты двое ратников из отряда Белого, по одному у Байды и Найденова, у Ларионова трое получили ранения. Несмотря на это, дружина и станица молчали.
Татары прекратили обстрел. Видимо, с боеприпасами у них действительно было туго. К реке устремились пешие крымчаки, несшие на себе небольшие плоты, спереди прикрытые щитами из досок.
Белый выругался:
– Собаки проклятые! Нашли-таки, как закрыть себя от наших пищалей. – Он повернулся к Ургину: – Что будем делать, князь?
– Драться! – коротко ответил тот.
– Вызывай струги, иначе татары прорвутся на наш берег.
– Рано, – ответил Ургин и приказал: – Проверь, готова ли к поджогу береста.
– Так корзины тут, недалече, рядом с ними Потап из отряда Павлова.
– Тогда ждем!
Татары меж тем спустили на воду плоты, укрылись за щитами и погребли к противоположному берегу. Более всего Ургин опасался, что кто-то из ратников не выдержит и выстрелит из пищали. Но его опасения не оправдались. Опытные воины лишь наблюдали за приближением татар и готовили сабли.
Ургин отдал команду:
– Знак стругам!
Потап поджег бересту. Над берегом поднялся столб дыма, слегка сносимый к югу.
Татары приближались, а стругов не было.
Белый воскликнул:
– Уснули, что ли, казачки, перегревшись на солнце?
– Погоди! Им еще надо выйти на открытую воду, развернуться, миновать изгибы реки. На веслах это не так просто.
– Басурмане уже у стремнины!
Тут почти одновременно появились струги атамана Шалого. Курьян и его помощник быстро сориентировались в обстановке.
Шалый крикнул:
– Ребята! Большая пушка на бугре у села. Это главная цель. Огонь!
Два орудия крупного струга ударили одновременно. Первым же залпом казаки уничтожили прислугу татарской пушки, вторым опрокинули ее и перенесли огонь на плоты.
Иван Галашин, командовавший вторым стругом, приказал поставить его поперек реки. Казаки открыли огонь из пищалей, заставший крымцев врасплох. Две трети плотов были потоплены, но остальные все же достигли берега.
Казаки не могли стрелять по ним, иначе задели бы своих. Шалый обстрелял из пушек село, пустил по реке дым. Он дождался подхода малого струга и пошел от переправы вниз по течению. Казаки выполнили свое задание. К тому же они теперь не могли помочь дружине. Оставаясь на середине реки, даже под дымовой завесой, струги неминуемо попали бы под обстрел. Горящие стрелы подожгли бы их.
Алексей не мог учесть, что татары будут иметь большую пушку. Его ратникам вместо отхода пришлось вступать в рукопашный бой с крымцами, высадившимися на берег. Началась яростная сеча. Татары дрались отчаянно, не уступая русским. Потери и с той, и с другой стороны росли.
От села к реке подтягивалась третья сотня татар. Ее удар решил бы дело в их пользу. Но тут в полной мере сыграл свою роль засадный отряд Трофима Андреева. Ратники врезались в гущу татар, давили их конями, секли саблями. Крымцы дрогнули и бросились к реке, но русские воины не дали им уйти. Третья сотня татар попыталась достать дружинников и станичников из луков, но стрелы падали в воду, не долетая до берега.
Защитники переправы наконец-то получили так нужную им передышку. Ургин объявил общий отход. Дружинники и станичники забрали с собой убитых и раненых и поскакали к лесу.
Татары не успели организовать преследование. Или же мурза, потерявший у Высокого две сотни своих нукеров, испугался возможной засады. Он остановил остатки отряда на берегу, приказал собрать убитых и раненых соплеменников, выставить охранение.
Князь Ургин передал Найденову пятерых убитых и двенадцать раненых воинов. Он пополнил свою дружину добровольцами-пограничниками и повел ее в сторону крепости Таруса.
Алексей не знал, что на переправу у села Высокое Девлет-Гирей и не планировал выводить значительные силы. К селу был послан отряд с небольшим обозом и пушками. Он должен был отвлечь на себя русский полк, стоявший в Тарусе. Этого не случилось.
Да и потери дружины не были напрасными. Восемьдесят русских ратников при поддержке казаков атамана Шалого уничтожили более двухсот захватчиков. Они потеряли убитыми восемь и ранеными двадцать девять человек, внесли свой, пусть и скромный, вклад в общую будущую победу.
Основные силы орды переправились через Оку у Сенькиного брода, что в двадцати верстах от Серпухова, и у села Драгино. Дружина князя Шуйского дала им бой, а потом отошла от реки. Пока события развивались по планам главного русского воеводы.
На 28 июля все татарское войско перешло Оку. Девлет-Гирей повел свою орду на Москву, обходя крепости Тарусу и Серпухов.
Тогда же русская армия нанесла по войску хана первый серьезный удар. В верховьях Нары полк правой руки напал на орду и прикрыл выход передового полка князей Хованского и Хворостинина в тылы татар. Ратники дрались храбро, истребили много врага. Они отошли только по приказу главного воеводы, который вывел большой полк вслед передовому.
Ногайский мурза Теребердей, переправившийся через Оку первым, вышел к реке Пахра. Русские полки не атаковали его двадцатитысячное войско, приберегая силы для генерального сражения у Москвы. Теребердей боялся быть обнаруженным, не понимал, где находится противник. Он не грабил и не жег села, чтобы не навлечь на себя удар. Хитрый мурза ожидал главные силы. Он перекрыл дороги, ведущие к Москве, по которым русские войска и не думали перемещаться.
Во второй половине дня к полку правой руки присоединился передовой. Сводная рать двинулась по следам ногайского мурзы. Гонцы вскоре доложили в ставку, что степняки уперлись в болотистую низину на реке Пахра, а их войска растянулись более чем на пятнадцать верст. Получалось, что передовые отряды Девлет-Гирея и Теребердея подошли к болотам, тогда как их арьергард находился у деревни Молоди.
Воротынский тут же вызвал к себе Хованского и Хворостинина, командовавших передовым полком. Воеводам большого полка он приказал срочно искать подходящее место для возведения крупного и мощного гуляй-города, который в разобранном виде перевозился специальным обозом.
Князь Воротынский объяснил суть своего плана по навязыванию татарам решающего сражения у деревни Молоди.
– Войско Девлет-Гирея растянуто на четырнадцать с лишним верст, – сказал он Хворостинину. – Тебе, Дмитрий Иванович, надобно опричным войском ударить ему в хвост. В то же время мои люди поставят гуляй-город. В нем займет оборону большой полк. Хан пошлет на тебя крупный отряд. Тебе, князь, надо будет выдержать первые наскоки, а потом отойти так, чтобы подвести татар под пушки гуляй-города. Твои действия поддержит конница Хованского. Главное для нас – заставить Девлет-Гирея прекратить наступление на Москву и развернуть всю орду на Молоди.
– А коли хан не пошлет подмогу и продолжит наступление на Москву? – спросил Хованский.
– Тогда мы еще скорее разгромим татар ударами со всех сторон. Хан хочет подвести войска к Москве и подготовить приступ. Поначалу он постарается убрать угрозу с тыла.
– Когда прикажешь начать, князь? – спросил Хворостинин.
– Чтобы не упустить противника, надо нанести удар как можно быстрее. А то их хвост уйдет к основным силам, и наше положение осложнится. Не забывайте, воеводы, у татар сто тысяч! Полки же, выставленные для обороны Москвы, насчитывают около двадцати пяти тысяч ратников. Соберет Девлет-Гирей в кулак свое войско, и тогда не разбить нам его. Только здесь, у Молоди, мы имеем возможность переиграть Девлет-Гирея и разгромить его основные силы. Поэтому, князья, действуйте немедля. После удара в тыл занимайте позиции для отражения нападения тех войск, которые хан вышлет на помощь. Но это касается лишь опричной рати. Коннице вступать в бой только в случае острой необходимости. Мы должны ударить так, чтобы у хана не осталось сомнений в том, что в этом году мы не дадим ему праздновать победу. Да, нас меньше, но мы на своей земле и будем биться до конца, до последней капли крови за православную веру, белого царя и великую Русь.
Опричный князь Хворостинин заявил:
– Мы сделаем все!
– С Богом, воеводы! Я очень надеюсь на вас.
В этот же день по арьергарду врага открыла огонь полковая артиллерия. Следом в тыл татарам зашла конница Хованского и врубилась в их ряды. Одновременно с флангов повели наступление опричники воеводы Хворостинина. Несмотря на отчаянное сопротивление, оборона крымцев трещала по швам.
Татары не ждали, что малочисленные войска русских не станут укрываться в Москве и сами атакуют огромную армию хана. Девлет-Гирей вынужден был отправить на помощь своим тыловым частям отряд в двенадцать тысяч всадников.
В это же время на высоком месте, на холме у деревни Молоди, был поставлен гуляй-город со множеством пушек и бойниц для стрельцов. В него вошел большой полк.
Противник, подошедший на помощь своему арьергарду, вступил в бой с опричным полком князя Хворостинина. Татары имели четырехкратное преимущество, но все же не смогли опрокинуть его. Завязался позиционный бой.
Опричники с трудом, но отбивали атаки неприятеля. Они дрались умело, постоянно наносили контрудары. Хворостинин ждал момента, чтобы провести главный маневр. Он наступил, когда татары собрали в кулак все свои силы и двинулись на полк.
Опричный князь отдал приказ на отход к гуляй-городу. Ратники организованно, не прекращая боя, отступили к передвижной крепости. Потом Хворостинин быстро увел их вправо, подставив татар под убийственный огонь гуляй-города. Залп орудий всех калибров и пищалей нанес татарам существенный ущерб. Управление отрядом полностью расстроилось.
Гуляй-город произвел второй залп. Дым накрыл татарское войско. Когда ветер снес его в сторону, в наступление пошла русская конница, не дав противнику опомниться. Началась сеча. Арьергард хана и отряд, посланный им на помощь, были разгромлены. Крымские царевичи бросили своих людей и с небольшой свитой бежали на берег Пахры к Девлет-Гирею.
Хан получил известие о первом крупном поражении, находясь на отдыхе в семи верстах от деревни Подол. Он впал в ярость, грозил казнить всех нукеров, которые не смогли взять гуляй-город.
Девлет-Гирей спешно созвал совет. Из выступлений мурз было очевидно, что никто из них не ожидал подобных действий. Русские впервые масштабно применили тактику партизанской войны, нарушили традиционный порядок обороны столицы, сумели уничтожить значительные силы татар и сохранить все свои регулярные полки.
Совет принял решение, которого и ждал князь Воротынский, – развернуть орду, разгромить русских у Молодей, после этого беспрепятственно идти на Москву, грабить, жечь все вокруг. Хан допустил роковую ошибку. Он не придал должного значения гуляй-городу, даже после гибели арьергарда считал, что деревянную крепость на колесах уничтожить не сложно, какой бы крупной и мощной она ни была. Татарская орда пошла от Москвы к деревне Молоди, никому дотоле не известной.
Русская разведка вовремя донесла о начале движения орды и намерениях хана. Войска готовились к генеральному сражению, которое должно было решить исход всей войны 1572 года.
Царь из Новгорода внимательно отслеживал обстановку, складывавшуюся у Москвы. 31 июля к нему прибыл гонец князя Воротынского с сообщением о переправе через Оку огромного войска Девлет-Гирея. Иван Васильевич приказал всем полкам, остававшимся в Новгороде, готовиться к быстрому маршу к столице.
За первым гонцом прибыл второй. Князь Воротынский сообщил царю, что русским полкам удалось остановить орду у реки Пахра. Он считал выдвижение крупного резерва к Москве преждевременным. Царь отправил Воротынскому грамоту, в которой приказывал громить собаку Девлет-Гирея.
30 июля орда предприняла попытку мощного штурма гуляй-города. Татары стремились обойти передвижную крепость с тыла и флангов. Однако эти бесчисленные атаки противника были отбиты пушкарями и стрельцами князей Коркодинова и Сугорского, казаками атамана Черкашенина. Русская конница провела контратаку на татар, отступающих под огнем пушек и пищалей, и нанесла им ощутимый урон.
30 июля был убит ногайский мурза Теребердей. Русские ратники взяли в плен троих ширинских князей, астраханского царевича и, что особенно важно, главного военного советника хана Дивей-мурзу. Атаки татар на гуляй-город прекратились.
Хан был потрясен потерей военачальников и тысяч своих нукеров. Он поклялся освободить пленных и приказал на следующий день повторить штурм. Но чуть позже Девлет-Гирей получил доклад об общих потерях, изменил решение и отдал приказ орде отойти за Пахру. Хан рассчитывал привести свое войско в порядок в спокойной обстановке, но и тут просчитался.
Князь Воротынский послал вслед за отступавшим противником отряды, находившиеся в резерве, в том числе и дружину князя Ургина. Алексей пополнил ее за счет станичников села Высокое, а также московских ополченцев. Теперь она имела в своем составе шестьдесят ратников.
Получив приказ главного воеводы, Алексей в ночь на 1 августа двинул своих людей к Пахре. Переход осложнила гроза, но дружина шла вперед.
Рядом с начальником первого отряда Алексеем Белым ехал бывший пограничник Влас Иворин, одним из первых изъявивший желание вступить в дружину Ургина после боя у переправы.
– Ну и ливень! – проговорил он, поеживаясь. – Промок весь до самых до костей.
– Не растаешь! – Белый усмехнулся. – Теперь, Влас, будь уверен, побьем татар, сколько бы их ни осталось. Теперь над войском поставлен князь Воротынский, а он свое дело знает. А еще потому, Влас, что проигрывать нам никак невозможно. Иначе потеряем не только Москву, но и всю Русь.
– Я что? Я хоть сейчас в бой!
Белый улыбнулся.
– Хороший ты малый, Влас. Гляди, князь знак подал. Татары недалече.
– Вот и хорошо. Лучше сеча, чем поход под ливнем, будь он неладен.
– Все, Влас! Молчи!
Девлет-Гирей приказал перенести шатры на высокий берег Пахры, разлившейся из-за сильного дождя. Ургин издалека увидел это. Он действовал быстро. Его ратники нападали на татар, отходили, меняли позицию и вновь атаковали. Они не ввязывались в затяжной бой, имея целью держать врага в напряжении и смятении. Ургин отошел, когда взбешенный хан бросил на дружину большие силы. Она выполнила задание, уничтожила более трех десятков крымцев.
Девлет-Гирей назначил новый приступ гуляй-города на второе августа. Сил у него было еще много. Он отменил конные набеги, не приносящие ничего, кроме больших потерь, и приказал брать крепость пешим порядком. Турецкие янычары выстроились в ровные шеренги, конница хана прикрывала их с флангов. Враг двинулся на гуляй-город.
Князь Воротынский с напряжением следил за организованным продвижением противника. Ему не давал покоя один вопрос. Все ли силы бросил на приступ Девлет-Гирей или где-то все же припрятал резервы? Разведка докладывала, что не видит их, но это ничего не означало. По докладу князя Коркодинова, пушечных зарядов хватало всего на один день ожесточенной битвы. Если татарский резерв ударит потом, то гуляй-город будет не в состоянии отразить его атаку.
Наблюдая за подходом вражеских войск, Воротынский вызвал к себе Ургина и приказал:
– Ты вот что, Алексей Дмитриевич, возьми свою дружину да под прикрытием опричников пройди в лощину, что тянется в сторону Пахры. Посмотри, есть ли там татары, и если так, то сколько.
– Слушаюсь, Михаил Иванович! Дозволь вопрос?
– Спрашивай.
– Как далеко мне следует пройти по лощине?
– До выхода в тыл основным силам татар. Понимаю, что если в лощине окажутся крымчаки, то твоей дружине уже не вернуться. Возможно, посылаю тебя и твоих ратников на смерть, но так, князь, надо!
– Сделаем, Михаил Дмитриевич. Если нам придется принимать смертный бой, так мы знаем, за что погибнем.
– Давай, Алексей Дмитриевич, ступай с Богом! Прошу как можно быстрее оглядеть лощину. Я буду ждать тебя здесь. Не сможешь выйти к гуляй-городу, подай знак дымом. Сам же, если позволит обстановка, атакуй врага.
– Я все понял, Михаил Иванович.
– Ступай.
Дружина Ургина прошла лощину до места, указанного главным воеводой. Алексей не обнаружил татар, оставил в лощине наблюдателей и вернулся к позициям русских войск. В этот момент передовые шеренги янычар подошли к гуляй-городу, и по ним ударил орудийный залп. Пользуясь задымлением местности, Ургин пробрался к воеводе.
Князь Воротынский встретил его вопросом:
– Что в лощине, Алексей?
Ургин доложил:
– Татар не обнаружили. Все войска Девлет-Гирея наступают здесь.
Главный воевода вытер вспотевшее лицо.
– Вот и хорошо, вот и славно. Ступай, князь.
– Слушаюсь! Я оставил в лощине часть своих людей. Коли что, они дадут знать.
– Правильно сделал, Алексей Дмитриевич, но давай к дружине и в бой!
Началось генеральное сражение. Приступ следовал за приступом. Татары сумели подойти вплотную к крепости. Они пытались раскачать щиты, разбить их и ворваться в гуляй-город. Конные полки русских бросались на них, но врага все еще было много. Девлет-Гирей бросил в бой конные отряды, которые до того прикрывали фланги пешего войска, но сломить оборону защитников гуляй-города не удавалось.
Князь же Воротынский и не думал биться в крепости до конца. Он убедился в том, что ярость затмила разум крымского хана. Тот, не считаясь с потерями, бросал к крепости все новые и новые силы. Все его войско собралось у гуляй-города.
Главный воевода призвал к себе князей Хованского, Хворостинина, Шереметева, Одоевского, Шуйского, Репнина, Коркодинова, Сугорского, атамана Черкашенина и сказал им:
– Воеводы, наступил решающий момент битвы! Нам удалось вынудить хана оттянуть к гуляй-городу все свои силы. Для открытого боя в поле нас мало, а посему начинаем действовать по конечной части общего замысла.
Ближе к вечеру 2 августа татары в очередной раз пошли на приступ. Князь Воротынский вывел из гуляй-города большой полк, до этого времени не бывший в бою и сохранивший силы. Он направил его к лощине, в тыл сильно потрепанной орде.
Внезапный удар привел Девлет-Гирея в растерянность. Но он еще управлял войсками, приказал коннице бросить гуляй-город и идти на помощь отрядам, попавшим в засаду.
В это время из крепости прогремел залп. Вслед за ним из нее покатилась лавина пеших русских ратников. Вел их опричный воевода Дмитрий Хворостинин. Татар атаковали со всех сторон войска Шереметева, Шуйского, Репнина. Казаки Черкашенина врубились в самую гущу врага. Ударили по крымцам и полки Хованского и Одоевского.
Татары не выдержали, дрогнули и побежали, бросив знамена, оружие, имущество. Русские войска преследовали их до темноты. Они обошли Молоди и гнали противника до Лопасни.
Враг был полностью разгромлен. Бесславную смерть на русской земле нашли турецкие янычары, ногайцы, царевичи, внук хана, его мурзы. Неудержимые русские полки смели и пятитысячный крымский арьергард, оставленный на охрану переправы. Уцелевшие татары, ногайцы, турки тысячами сдавались в плен.
Всю ночь со 2-го на 3 августа русские воины считали погибших товарищей, помогали раненым. Затем началось всеобщее ликование.
Утром главный воевода отправил в Новгород гонцов с известием о полной победе русского войска. Иван Васильевич принял их 6 августа. Он назвал победу князя Воротынского знаменитой и повелел в честь ее звонить во все колокола.
Девлет-Гирей с позором возвратился в Крым и попытался наладить переговоры, сорванные им же. На этот раз он не требовал, но просил русского царя вернуть ему хотя бы Астрахань. Иван Грозный посмеялся и передал послам наказ вести переговоры лишь об обмене и выкупе пленных.
Московская Русь выстояла в войне с Крымом, сохранила свою независимость в крайне тяжелой, критической ситуации. Граница была отодвинута на юг, заложены новые города и крепости. Началось освоение богатых черноземных земель, заселялось Дикое Поле.
Османская империя была вынуждена отказаться от своих притязаний на земли Среднего и Нижнего Поволжья. Они навеки отошли к России. Султану пришлось пересмотреть свою политику в отношении Европы.
Там тоже произошли значимые события. После смерти Сигизмунда II Августа шляхта впервые избирала короля Речи Посполитой. В мае 1573 года таковым стал Генрих Валуа, но уже на следующий год он взошел на трон Франции. Только в 1576 году вакантную должность занял Стефан Баторий, противник России, сыгравший заметную роль в будущих отношениях Москвы и Кракова.
Крымские татары хорошо запомнили урок, преподанный им войсками Ивана Грозного. Они два десятилетия не смели тревожить русские земли.
Правление белого царя всея Руси Ивана Васильевича Грозного продолжалось.