Глава 8
Крымское нашествие 1571 года

В конце сентября 1570 года от Рождества Христова у одинокого дуба, шелестящего вековой кроной, на кошмах устроились двое мужиков, вооруженных саблями. Это были Мартын Кононов и Влас Иворин из сторожевого отряда.

Влас поежился.

– Холодает, однако!

Кононов, старший по возрасту и должности, усмехнулся.

– Не замерзнешь. Ты коней стреножил?

– Угу. В овраг отвел.

– Правильно. – Мартын достал из сумки сухари, подвинул поближе бурдюк с водой. – Перекусим, Влас, а то живот уже сводит.

– У меня овсяная мука есть. С водой смешаем.

– Сухарями обойдемся.

– Может, огонек разведем?

Кононов строго посмотрел на товарища.

– Какой огонь? Костер будет виден далеко. Ветер разнесет дым по всей округе.

– Так нет же никого в степи. Другие дозоры знаков не подают, даже те, что стоят южнее нас.

– Ты не за других, а за себя отвечай! Зимой татар тоже никто не ждал, а они прошли чрез все заставы да напали на окраины Рязанской земли. Хорошо, войска воеводы Хворостина вовремя подошли да отогнали басурман.

Сторожа перекусили. Ночь вступила в свои права. Над степью нависла чернота, сияющая тысячами звезд. Ветер стих.

– А скажи, Мартын, в этом году пойдут на нас крымцы?

– Хан Девлет-Гирей ко мне послов не присылал, планы свои не открывал. – Мартын улыбнулся. – А если серьезно, то могут. Где основная часть наших полков? В Ливонии, еще у Казани да Астрахани. На Москве войска немного. Гирей о том знает. Вот только пойдет ли он прямиком на столицу или по привычке ударит по приграничным землям? Этого никто не знает, кроме самого Гирея. Ладно, хватит болтать. Подымись на дерево да осмотри округу.

– Чего я сейчас увижу?

– Кто знает, может, и увидишь или услышишь. Исполняй службу, Влас.

Иворин залез на дуб. Кононов прислонился к дереву и задремал. Через два часа он сменил напарника. Влас тут же уснул, но ненадолго. С рассветом Кононов буквально свалился на него.

Иворин вскочил.

– Ты что, Мартын?

– Татары идут по шляху!

– Чего?

– Того! Не проснулся? За лесом облако пыли. Значит, по дороге идет отряд. А кто может приближаться со степи? Только татары!

– А вдруг наши? Опричная дружина, которая уходила в степь два дня назад?

– Она в город еще вчера вернулась. Наших в степи быть не может. Значит, татары. Так, Влас, давай на коня и скачи к Казатулову. Передай, пусть Богдан отправит на село Данилу, предупредит станичного голову, сам же возвращайся. Да держись оврагов.

– Понял!

– А понял, чего медлишь? Одна нога здесь, другая там, пошел!

Иворин скрылся в овраге, и Кононов вскоре услышал топот его коня.

Он вновь взобрался на дерево. Облако пыли, замеченное им под лесом, перемещалось в сторону реки.

Кононов почесал бороду. Чего это вдруг татары двинулись к Оке? Там, куда они шли, не было ни сел, ни деревень, только рощи, холмы, покрытые кустарником, да степь, обрывающаяся у берега реки. Басурмане сошли с Муравского шляха и заблудились? Или хотят по берегу выйти к крепости? Но тогда им надо переправиться через реку.

Иворин вернулся быстро и доложил старшему, спустившемуся с дерева:

– Все сделал, как ты сказал. Богдан отправил Данилу на село. А чего татары?

– К реке идут.

– Зачем? Там берега крутые и сразу глубоко. Для переправы места не лучшие. Сподручней ближе к селу.

– Кто знает, что у басурман на уме? Поживем – увидим.

– Мне на дерево?

– Давай! Солнце уже высоко поднялось, ждать ребят с Ермолаем недолго осталось.

Влас влез на дерево и крикнул:

– Мартын, а облака пыли нет!

– Как это нет?

– А я знаю? Но ничего не видно. Небо чистое.

– Осмотрись как следует!

– Да уж во все стороны глядел.

– Это что ж получается? Встали лагерем татары?

– Зная, что наши дозоры их заметили?

– Да, что-то не то. Но куда же тогда они подевались?

– Погоди, Мартын!.. Ого!

– Чего там? – встревоженно спросил старший.

– На опушке леса вижу пятерых… нет, постой, семерых всадников. Татары.

– И чего они там делают?

– Ничего. Стоят в кустах, на степь смотрят.

– Так они же к реке шли!

– Туда пыль мог снести ветер. Кроме этих семерых, никого не видно. Ага, вот и они ушли.

– Куда?

– В глубь леса.

– Ты вот что, Влас, смотри в оба! Как бы эти басурмане нас по лесу да оврагам не обошли. Я навстречу отряду Ермолая. Если что, покуда меня не будет, поджигай корзину с берестой! Зови на помощь.

– Я знаю, что делать. Ты поспешай!

– Скоро вернусь!

Кононов вывел коня из оврага, проскочил открытое поле и встретил отряд Ермолая Найденова.

– Как дела, Мартын? – тут же спросил тот.

– Влас видел татар.

– Где?

– В лесу, южнее дуба.

– Много?

– Семь человек.

– Чего они тут забыли? Муравский шлях, по которому крымцы обычно идут на разбой, в стороне. Здешняя местность им неизвестна.

Кононов подхватил:

– Вот и я о том же. Не иначе, заблудились татары.

– Облако пыли над лесом большое стояло?

– Как будто стадо коров голов в сто гнали.

– А на опушку вышли семь человек?

– Думаю, татары точно сбились с пути, дошли до Оки, встали лагерем и выслали разведку, чтобы осмотреть округу.

– Думаешь? Если они заблудились, то, подойдя к реке, должны были развернуться и идти назад по своим же следам.

– Устали.

– А ночью что делали?

– Да откуда же мне знать, Ермолай?

– Татары обычно проходят верст двадцать-тридцать, вечером останавливаются и высылают вперед разведку, добыть языка. А эти, получается, ночью шли, а днем устроили лагерь? Что же это за татары?

– Тебе видней, Ермолай. Я заметил облако пыли ранним утром. Поначалу подумал, туча надвигается, потом понял, что эту пыль поднимают лошади. После появились эти семеро татар. Удивительно, как пыль быстро рассеялась. Пойдем к дубу? Может, Влас еще чего углядел?

Но Найденов приказал:

– Ты, Мартын, возвращайся к дубу, мы пойдем к южному лесу. Напротив нашего поля он неширокий. Большой отряд татар там разместиться не мог. Посмотрим, что к чему. Если Влас заметит крупный отряд татар или еще что угрожающее, догоняй нас, чтобы мы под удар не попали. Коли Иворин ничего не увидит, оставайся у дуба, продолжай нести службу. Если придется выйти в поле, я подам тебе знак рукой. Увидишь. Только смотри в оба глаза, а то сдуру отправишь Власа в село, шум подымешь.

– Я, Ермолай, с малолетства знаю, что такое нашествие татар. Зря ты меня за несмышленого младенца считаешь.

– Обиделся? Напрасно. Мы на службе, Мартын. Я сказал, что должен был. Станешь головой, сам приказывать будешь, а покуда без обид делай то, что велено. – Найденов повернулся к девяти ратникам, сопровождавшим его. – Асташ, Борис! Пойдете вперед, до южной опушки леса. Посмотрите, нет ли там проклятых басурман. Я с ребятами за вами. Коли что, подойдем тут же, будем недалече.

Передовой дозор скрылся в высоких колючих кустах, начавших сбрасывать листву.

Выждав немного, Найденов приказал:

– Тронулись! Идти след в след, не растягиваясь, не отставая, в готовности принять бой.

Отряд ушел.

Мартын вернулся к дубу, поднял голову.

– Влас?

Сверху донеслось:

– Чего, Мартын?

– Что видишь?

– А ничего. Татары не появлялись, пыли нет. А где наши?

– Ермолай повел их туда, где ты видел татар.

– Я наших не замечаю.

– Лесом идут.

– Умело! Даже птицы не вспархивают. Над татарами взлетали, кричали.

– Ты гляди лучше. Ермолай говорил, что коли ничего не случится, он к нам пойдет полем, а до того знак из леса даст. Ты не пропусти, а то попутаешь, наших за татар примешь или наоборот.

Около полудня Влас крикнул Кононову, державшему наготове оседланных коней:

– Мартын, вижу Ваську Носа. Рукой машет.

– Это знак Ермолая. Хорошо, что отряд не встретил басурман.

– Наши на конях пошли в балку.

– Все ли возвращаются?

– А сколько было людей?

– Десять.

– Тогда все.

Вскоре к дубу подошел отряд Найденова.

Ермолай подошел к Кононову и сказал:

– За лесом наткнулись на следы многочисленной конницы. Трава прибита на ширину сажен в тридцать, земля взрыта, повсюду свежий навоз. Следы ведут до самой реки. На равнине никакого лагеря. Большой луг вытоптан, видно, стоянку татары делали, а потом пошли на юг. К полю же они высылали разведку. Может, надеялись увидеть деревню да разорить ее. Похоже, татары на самом деле заплутали.

– Тогда чего не пошли назад по своим следам?

– Мурза посчитал это опасным. Наши разъезды могли перекрыть дорогу, поэтому он повел своих басурман вдоль реки. В общем, ушли татары.

– Сколько же их было?

– Табун был примерно голов в сто. Но в походах конный татарин ведет с собой запасную лошадь, а то и двух. Можно сказать, что басурман тут было немного, человек сорок, не больше.

– Похоже на разведывательный отряд.

– Верно, – согласился Найденов. – Непонятно только, чего он тут рыскал.

– Так заплутал же!

– Не будем гадать. Ушли татары, и слава Богу. Но на селе надо усилить охранение, подготовить лодки для переправы за реку баб, детей, стариков. Для себя плоты оставить. Отряд татар в сорок всадников мы отобьем. А вот коли большие силы нагрянут, придется жечь село и уходить к крепости.

– Даст Бог, пронесет!

– На Бога надейся, Мартын, а сам не плошай! Не зря люди так говорят. Я возвращаюсь в Высокое. Ты дождись смены. Потом езжайте с Власом на село, отдыхайте.

– Угу.

– А покуда подойдет смена, смотрите за полем.

– Мог и не говорить.

– Ладно, давай, Мартын. На селе встретимся. Мне еще гонца посылать. В крепости должны знать о появлении татар.

Ермолай свистнул. Его малочисленный отряд вышел из оврага и скрылся в лесу.

Мартын крикнул Иворину:

– Слазь, Влас. Я подменю тебя до прихода смены.

Иворин быстро спустился на землю.

– Кажись, пронесло, Мартын?

– Это только Господу ведомо. Теперь я на дубе посижу, а ты с холма из кустов за полем да лесом смотри, но далеко не уходи.

– Понял.

– Давай.

Скоро начался дождь, мелкий, нудный. Заметно посвежело.

Прибыла смена, Трифон Угримов и Амос Абашев. После короткого разговора с ними Кононов и Иворин направились в село. Трифон с Амосом приняли пост.

Из села Высокое в крепость был послан гонец. Донесение о появлении татар в стороне от Муравского шляха тем же вечером ушло и в Москву.

В Высоком Ермолай организовал подготовку к отражению вполне возможного нападения крымцев.

Тревожные донесения все чаще поступали в Москву. В них говорилось о постоянных стычках русских дозоров с крымцами.

Такие новости встревожили Ивана Грозного. В ноябре месяце он с опричным войском выехал к Оке и трое суток простоял в Серпухове. Оттуда были посланы в степь крупные разведывательные отряды.

Царь собрал военный совет. На нем было решено, что войскам надо возвращаться в Москву.

Как показали последующие события, хан Девлет-Гирей получил сведения о прибытии Ивана Грозного к окской береговой черте. Он не решился открыто выступить против Руси и отдал приказ увести орду в Крым на зимовку.

Иван Васильевич прибыл в Москву.

Вечером того же дня к нему явился Малюта Скуратов.

– Долгих лет тебе, государь!

– И тебе, Малюта. Проходи, садись. Мы были в Серпухове. Наши ертаулы не подтвердили подхода каких-либо значительных сил татар. Думаю, хан мог прознать про наш выход и принять меры, увести басурман в Крым. Что скажешь на это, Малюта?

– Ты прав, государь. Воеводы не стали бы доносить напраслины. Я лично встречался с одним из них. Он выезжал в степь и своими глазами видел следы многочисленного татарского отряда. Мной был отдан приказ проверить правдивость сообщений воевод и в других городах. Результат тот же. Татары были на Руси. Если сложить количество басурман, замеченных сторожами, то выходит, что Девлет посылал на нас немалые силы. Тысяч сорок, мыслю, будет.

– Тогда чего он не пошел на Москву?

– Думаю, хан желал показать нам свою мощь, заодно провести разведку. Поход турок на Астрахань провалился не без участия Девлет-Гирея. Хан упоминал об этом в разговоре с видным крымским мурзой Сулемой, который стоит за мир с Москвой. Мол, он, Девлет-Гирей, истомил турок походом, не дал им подступить к Астрахани. Так он якобы делал ради дружбы с русским царем.

– Потому и потребовал вернуть Астрахань!

– Попросил, государь! А получивши отказ, решил применить силу. В этом году он явно не собирался идти на нас всеми силами, но думаю, следующим летом пойдет на Москву.

– Плохо! У нас сейчас основные силы сосредоточены на западе. Снимать войска оттуда нельзя. Речь Посполитая и Швеция тут же воспользуются этим. Вести войну и на юге и на западе недопустимо. А в Москве сил немного.

– Так и Девлет тоже вряд ли наберет большое войско. Главное, вовремя узнать про его замыслы. Надо поручить это Афанасию Нагому, нашему послу в Крыму.

– А ну-ка, Малюта, пошли-ка человека в Посольский приказ. Пусть ко мне явится думный дьяк Андрей Щелканов, который его возглавляет.

Тот вскоре прибыл.

Иван Васильевич спросил у него:

– Какие новости мы имеем из Крыма?

– Я на завтра готовил отчет о работе приказа.

– А мне он нужен сегодня. Докладывай!

– Слушаюсь! Афанасий Федорович Нагой, исполняя твой, государь, наказ, внимательно следит за обстановкой в Бахчисарае. Неделю назад он прислал донесение, в котором сообщает о переговорах хана Девлет-Гирея с королем Речи Посполитой Сигизмундом Августом, а также с ногайскими мурзами.

Царь приказал:

– Садись и давай подробно.

– Первое, переговоры с Сигизмундом. Хан открыто заявил королю, что собирается в поход против Москвы с целью вынудить тебя вернуть Казань и Астрахань. Он просил короля поддержать его.

– И что Сигизмунд?

– Тот пока осторожничает. План похода на Москву одобряет, однако не обещает никакой помощи.

– Чего именно ждет от короля крымский хан?

– Девлет-Гирей просит его продолжить войну в Ливонии, хотя бы продвинуть свои полки к нашим крепостям, чтобы ты не мог снять оттуда значительные силы.

– Ясно, – проговорил Иван Грозный. – С Сигизмундом у нас перемирие. Одновременно с татарами он свои войска на наши крепости не пошлет, станет ждать, как сложится обстановка на юге. Если король поймет, что дела у крымцев пошли хорошо, то решится на нарушение перемирия. До этого он не будет препятствовать отходу части наших войск из Ливонии к Москве. Ему выгодно иметь пред собой ослабленного противника. С этим понятно. Что по переговорам хана с ногайцами?

– Согласно докладу Афанасия Нагого, Девлет-Гирею удалось заручиться поддержкой отдельных ногайских мурз. В обмен на участие в походе против Москвы хан не скупится на обещания раздать ногаям обширные русские земли.

– В общем, Девлет-Гирей-хан в состоянии собрать против нас немалую стаю, – подвел итог царь.

– К сожалению, это так.

– Союзников в войне против Крыма у нас нет.

Глава Посольского приказа вздохнул.

– Получается, что нет, государь.

– Ладно, Андрей Яковлевич, ступай. С нынешнего дня постоянно сообщай мне обо всех действиях татар и их союзников.

– Слушаюсь, государь.

Проводив думного дьяка, Иван Васильевич перевел взгляд на Скуратова.

– Вот так, Малюта. Хан проводил большую разведку. Как мы в свое время у Казани. Значит, вскорости он пойдет на Москву.

– А если хан хитрит?

– О чем ты?

– Он распускает слухи о том, что пойдет на Москву, для того и переговоры затеял, зная, что на Москве узнают о них. Сам же решил дождаться, когда мы стянем все возможные силы к Москве. Тогда хан ударит по пограничным землям, разграбит мелкие города, села, деревни, возьмет в полон людей и уйдет обратно в Крым, не встретив серьезного сопротивления. После Астрахани даже это будет для него большим успехом.

– Пусть так, но мы не можем отдать хану на разорение ни единого нашего поселения. Вот что, Малюта, вызови-ка ко мне завтра утром Михаила Ивановича Воротынского. Надо укреплять охрану южных рубежей. Князь обладает немалым военным опытом. Помнится, он отличился при взятии Казани, да и под Тулой.

– Но Воротынского обвиняли в измене, государь. Ты сам подверг его опале.

– Однако простил. После этого он отверг предложение Сигизмунда отъехать в Речь Посполитую, тем самым доказав свою преданность. Я верю ему.

Иван Васильевич отпустил Скуратова и присел на лавку пред столом, на котором была разложена большая карта центральной части России. Он просидел за ней до глубокой ночи, что-то отмечая, делая какие-то пометки. Царь думал о том, как уберечь страну от нашествия крымских татар.

Воротынский явился во дворец, как и было приказано, утром следующего дня.

– Долгих лет тебе, государь.

– И тебе, Михайло Иванович. Зла не держишь за то, что я сомневался в твоей преданности?

– Не держу, государь.

– Ну и ладно, слава Богу! Дело у меня к тебе серьезное и сложное, Михайло Иванович.

– Слушаю тебя, государь.

– Нам срочно следует укрепить южные рубежи.

– Ждем крымских татар? – спросил Воротынский.

– Ждем, князь, век бы их не видать! Так вот, для этого надо изменить порядок несения пограничной службы. Ты пригласи в столицу стражников из порубежных городов. Надо расспросить их, как они мыслят оберегать русскую землю, определить, откуда, в каком направлении и как далеко высылать дозоры, где конкретно стоять сторожам, за какой участок отвечать. Где надо находиться пограничным головам для пресечения прохода на наши территории чужих людей. В итоге ты составишь документ, который будет обладать силой закона и прямого царского приказа.

– Я понял тебя, государь. Когда надо приступить к работе?

– Немедля, Михайло Иванович. До весны на границе должен быть наведен порядок. Да так, чтобы не только отряд, вражеский дозор, но и один человек не мог незамеченным пройти на нашу землю. Все, что надо, ты получишь по первому же требованию. Одного не смогу дать. Лишних людей. Так уж сложилось, что мне каждый ратник нужен.

– Я все понимаю, государь, и сделаю, что в моих силах.

– Надеюсь на тебя, князь. Ступай!

Результаты работы Воротынского сказались уже в начале 1571 года. Реализовав самые неотложные меры по управлению сторожевой и станичной службой, он собрал совещание в Москве. В конце января – начале февраля в столицу со всех пограничных городов съехались служивые люди, имевшие немалый опыт в отражении набегов татар и других внешних врагов страны.

16 февраля совещание закончило работу. Был составлен наказ о станичной и сторожевой службе. В нем устанавливались обязанности всех должностных лиц, подробно расписывался порядок их исполнения.

В соответствии с ним, сторожа должны были, не слезая с коней, ездить по урочищам, расположение застав хранить в тайне. Запрещалось делать остановки и устраивать лагеря в лесах. Нельзя было дважды разводить огонь на одном и том же месте. Все это помогало скрыть от противника расположение пограничной охраны и приучало ее к постоянной бдительности.

Заставы должны были нести службу с 1 апреля до наступления зимы. Центрами управления пограничными отрядами становились Путивль и Рыльск. Из них, а также из других пунктов по весне должны были выезжать сторожа. Пограничникам запрещалось покидать свои посты до прибытия смены.

В состав пограничной охраны входили также дозорные подвижные отряды – станицы, срок действия которых на поле определялся в две недели. Если станица подвергалась нападению или попадала в плен, ее место тут же должна была занять другая.

Служебные обязанности сторожам и станичникам предписывалось выполнять в конном строю. Каждый из них должен был иметь по две лошади. Строго воспрещалось нести охрану границы и выезжать в дозоры на больных или старых конях.

При обнаружении противника дозорным следовало сообщить об опасности в ближайший пограничный город. Затем они должны были оставаться в тылу у неприятеля и определять его численность. Все добытые сведения надлежало доставлять в города и села, расположенные рядом, делиться ими с соседними заставами.

Наказ устанавливал и меры наказания за недобросовестное отношение к служебным обязанностям. Среди них фигурировали битье кнутом и денежный штраф.

В начале марта месяца, когда граница не была прикрыта и наполовину, в Москву спешно прибыл доверенный человек русского посла в Крыму. Царь немедля принял его.

Посланник Афанасия Федоровича Нагого сообщил, что крымский хан повелел всем своим подданным в течение трех или четырех недель приготовиться к войне с русскими и запастись провиантом на три-четыре месяца. Каждому воину было приказано иметь при себе по две-три лошади, а также достаточно корма для них на случай переходов по засушливым местам.

Выслушав посланника, царь проговорил:

– Значит, где-то в конце апреля хан начнет поход. Его цели выяснить удалось?

– Нет, государь. Девлет-Гирей держит их в строгой тайне даже от своих приближенных.

– Сколько, по мнению Нагого, людей может выставить против нас Девлет-Гирей?

– По нашим подсчетам, тысяч сорок, не учитывая ногаев, которые дали согласие на союз с Крымом.

– Значит, выходит где-то семьдесят тысяч всадников?

– Того, государь, не ведаю! В Бахчисарае известно лишь о сорока тысячах крымских воинов.

Отпустив посланника Афанасия Нагого, Иван Грозный отдал приказ привести в порядок последний рубеж на пути к Москве – левый берег Оки. Там располагалось укрепление, состоявшее из двух частоколов высотою более метра, засыпанных землей, выброшенной из окопа, расположенного непосредственно за ним. Отсюда стрельцы могли вести эффективный огонь по татарам, переправляющимся через реку.

Другим важным укреплением была Большая Засечная черта. Она проходила по лесной полосе южнее Оки, от города Переяславль-Рязанский через Венев, Тулу, Крапивну, Одоев и Лихвин до верховьев реки Жиздры в Брянских лесах. Засечная черта являлась сложным комплексом, включившим в себя как естественные преграды – речки, болота, леса, так и искусственные – завалы, рвы, валы, частоколы, крепости.

Но на этот раз препятствия не помогли.

14 марта 1571 года на реке Альма близ Бахчисарая хан собрал военный совет, на котором было принято окончательное решение идти на Московию. 5 апреля Девлет-Гирей двинулся к Перекопу, где соединился с ногайцами, кочевавшими в степях. Первые русские пленники рассказали о том, что на Москве мор и засуха. Значительная часть царского войска находится на западе. Эти сведения ускорили действия хана.

Заставы, деятельность которых была реорганизована Михаилом Ивановичем Воротынским, предупредили князя Тюфякина и Ржевского, совершавших объезд южных границ, о приближении сил крымского хана. Русская разведка сработала должным образом. Внезапного нападения у Девлет-Гирея не получилось.

Он действовал осторожно, принял решение идти на Русь, но так и не определился с главными задачами похода. Хан склонялся к тому, чтобы, не вступая в бой с главными силами русского войска, напасть на земли вокруг города Козельска, давно уже не подвергавшиеся набегам. Об этом говорил и маршрут, который выбрал Девлет-Гирей. Орда, как и всегда, шла по Муравскому шляху, выходившему на Оку между Серпуховым и Коломной.

16 мая русское войско выступило к Серпухову. Полки, приведенные в боевую готовность, ждали появления врага.

Вечером 17 мая царь вызвал к себе князя Алексея Дмитриевича Ургина, дружина которого давно уже находилась в этих местах.

Князь явился тут же.

Иван Васильевич предложил ему и Скуратову проехать к Оке и там сказал:

– Ты здесь с апреля месяца, князь. Далеко ли от города вылазки делал?

– До Улы доходили, государь. Который год гоняюсь за Кудеяром, и все напрасно. Мы разгромили немало разбойничьих шаек, положили множество лихих людей, но главаря так и не словили.

– Ты вот что, Алексей, это дело пока оставь. Кудеяр от нас никуда не денется. Малюта считает, что он теперь может прибиться к крымскому хану. Сейчас у нас другая цель – дать отпор орде Девлет-Гирея.

– Так в чем же дело, государь? – воскликнул князь Ургин. – Орда прет по Муравскому шляху. До Москвы Девлет-Гирею надо пройти через две линии нашей обороны, да и столица укреплена хорошо.

– Все это так, князь, но мне не дает покоя вот какая мысль: почему хан открыто идет в сторону Козельска. Не случится ли так, что мы укрепим Москву, а все прочие земли отдадим на разорение татарам?

– Что требуется от меня, государь? – спросил Алексей.

– Надо провести разведку, князь.

– Я и мои ратники готовы.

Иван Васильевич улыбнулся.

– Знаю, но погоди, выслушай до конца!

– Да, государь!

– Тебе придется пройти в курские леса.

– Почему, государь? Ведь татары идут по Муравскому шляху.

– Мы не успели в полной мере организовать там пограничную службу, времени не хватило. Ты посмотришь, что делается на границе леса и степи. Может, что-то важное выведаешь. Коли заметишь татар, постарайся взять языка да допросить как следует. Потом отправь гонца сюда, в Серпухов.

– Я понял тебя, государь!

– Ступай. Да хранит тебя Господь! – Иван Грозный повернулся к Скуратову: – Вот мы и проверим, правда ли, что к хану подались некоторые наши бояре и их люди!

– Так ведь точно установлено, что к Девлет-Гирею бежал Тишенков. Из Азова в ставку хана перешел галицкий боярин Башуй Сумароков. Он уговаривал его идти на Москву.

– На все готовы, собаки, лишь бы вернуть прежние порядки. Плевать им на то, что татары разорят Русь, угонят людей в полон, обложат данью. Думают, что они договорятся с ханом. Лишь бы их не тронули, позволили безгранично править в своих уделах. Пусть страной владеет Девлет-Гирей или король Речи Посполитой. Это не важно. Но ничего, каждому воздастся по делам его.

– Это так, государь, но ты усилил бы опричные войска. У нас всего три полка: сторожевой боярина Яковлева, передовой – Черкасского и государев, где первым воеводой князь Трубецкой.

– Где взять людей?

– Так в Серпухове беженцев полно. Из них можно набрать еще один полк, свести войско в кулак и, прости, самому возглавить его. Тогда мы встретим Девлет-Гирея как положено.

– Легко сказать, полк из беженцев! Оружие, доспехи подвезем из Москвы, а когда людей обучать? Это же в большинстве своем крестьяне, бежавшие из сел, которые могут попасть под татар. Какие из них ратники, Малюта? Теперь о единой рати, которую я сам и возглавлю. Кулак, это хорошо, если хан выведет на нас всю свою орду. А вдруг он разобьет ее на отдельные крупные отряды? Наша рать рассыплется, управлять полками станет очень не просто. А без этого и войска, считай, нет. Пусть все остается так, как есть. Сил у нас достаточно. Действия Девлет-Гирея предсказать нетрудно. Пушек и стрельцов хватает. Хан же ведет войско с малым количеством орудий, да и то мелких. Даст Бог, выстоим, а потом и отгоним татар.

Малюта внимательно посмотрел на царя.

– Да, ты все верно говоришь, государь, а вот огня в очах не вижу. Уж не вернулись ли к тебе прежние недуги?

– Не знаю, Малюта. Но чувствую себя нехорошо. Боль в голову иногда будто обухом бьет.

– Так чего ж ты молчишь, не идешь к доктору Бомелию?

Элизеус Бомелий, прибывший в Москву из Германии в прошлом году, стал личным врачом Ивана Васильевича. Курт Рингер и Федот Борзов были направлены в войска для организации пунктов оказания помощи раненым.

– Покажусь Бомелию, как вернемся. У самого уже нет сил терпеть эту боль.

– Вот и правильно. Поедем в крепость?

– Да.

Иван Грозный вернулся в Серпухов. Двое суток ему пришлось провести в постели. Таков был наказ врача. Грозный царь подчинился ему.

Дружина князя Алексея Ургина не дошла до курских земель. Уже под Тулой передовой дозор неожиданно доложил, что видит небольшой отряд татар. Алексей принимал решения быстро. Он приказал атаковать врага.

Нападение оказалось столь внезапным, что крымцы не успели бежать. Видя, что удрать не удастся, они сбились в кучу, стали готовить луки, но выстрелить не успели. Ратники Ургина врубились в гущу татар, сбивали их с лошадей рассекающими ударами сабель.

Бой длился лишь несколько минут. Опытные воины Алексея полностью разгромили неприятельский отряд. В плен были взяты лишь несколько человек, среди них начальник татарского отряда. Они лежали на земле, с ненавистью и злобой глядя на победителей.

Ургин приказал Прохору Большому поднять татарина, одетого богаче других. Тот одной рукой схватил пленника за шиворот и рывком поставил на ноги. Татарин попытался укусить ратника, но получил увесистый удар в зубы и принялся выплевывать кровь из разбитого рта.

Прохор потер кулак.

– Ишь, собака, кусается.

Ратники рассмеялись.

– Так на то он и пес, чтобы кусаться. Хорошо, что полруки не отхватил.

– Я б ему тогда башку задом наперед повернул.

– Тихо! – приказал Ургин, взглянул на пленного и спросил: – Кто ты?

Татарин отвернулся.

Князь подал знак, и Алексей Белый ударил кнутом по лицу пленного.

Ургин повторил вопрос:

– Кто ты?

– Развяжи мне руки и узнаешь!

– Не хочешь, значит, по-хорошему? Что ж, ты пришел на мою землю грабить, жечь, убивать. Получай то, что заслужил.

Блеснул клинок, и голова татарина упала в траву. Пленные поджали ноги.

Ургин взглянул на Большого.

– Давай второго, Прохор!

Следующий татарин не стал ждать, вскочил сам, несмотря на то, что его руки были связаны за спиной.

Князь усмехнулся.

– Вижу, ты не желаешь сдохнуть, как твой товарищ!

– Нет, господин. Я простой воин, а ты убил начальника дозора.

– И что это за дозор?

– Мы люди мурзы Балая.

– А где весь его отряд?

– Далеко, в деревне, что у реки.

– Вы уже приготовились вести наших людей в Крым на продажу?

– Нет, господин. В деревне никого не было. Жители забрали одежду, еду, иконы и ушли.

– Ладно, а где сейчас рать Девлет-Гирея?

– Далеко, господин. Войска тут нет, только небольшие отряды.

– Я что-то не пойму тебя, воин, – Ургин нахмурился. – Как это здесь нет войска? Где же оно?

– Не знаю. Хан послал нас к Туле, а сам вместе с русскими перебежчиками ушел со шляха.

– С какими перебежчиками?

– Важные люди, бояре. Одежды на них богатые, кони хорошие.

– Кто такие?

– Откуда мне знать? Они в ставку к хану приезжали, там и оставались. А нам приказали идти к Туле.

– Ничего не понимаю. Значит, хан повернул орду с Муравского шляха?

– Туда. – Пленник мотнул головой на запад.

– Девлет-Гирей ушел с Муравского шляха, а вас послал сюда, чтобы мы считали, будто орда продолжает идти по нему?

– Мне это неизвестно, господин.

К Ургину подъехал ратник.

– Князь, вдали видно облако пыли. Сюда идут татары.

Алексей приказал Большому:

– Добей этих и догоняй!

– Безоружных?!

– Ты хочешь, чтобы они рассказали мурзе о нас?

– Если тот захочет, то и без рассказов пойдет за нами. Хотя вряд ли. Пленный же сказал, что хан послал сюда отряды, желая ввести в заблуждение наших воевод. Мол, орда, как и прежде, идет по Муравскому шляху.

– Ладно, бросаем пленных, уходим! За мной!

Дружина Ургина скрылась в лесу.

Русские ратники не тронули крымцев. Их зарубил мурза Балай за то, что позволили пленить себя. Он даже не стал допрашивать своих соотечественников, узнавать, о чем они говорили с воеводой русской дружины. Просто подъехал к ним, радостным, дождавшимся освобождения, и отрубил всем головы. Ни о каком преследовании дружины мурза и не помышлял. Разобравшись с собственным дозором, он приказал отряду спешно возвращаться в брошенную деревню. Туда же должны были подойти на ночевку и другие отряды, продолжавшие отвлекающий маневр.

Алексей же Ургин вел отряд к Москве, желая предупредить царя о смертельной опасности. Но он никак не успевал это сделать. Над Москвой нависла смертельная угроза.

Очередное предательство бояр приносило свои ядовитые плоды. Уверовав в слабость царя, о которой говорили изменники, Девлет-Гирей обходным путем вел свои войска к Москве. Он принял это решение неожиданно не только для Ивана Грозного, но и для себя.

По совету изменников и русских вельмож войско Девлет-Гирея свернуло на шлях, который ответвлялся от Муравского. Оно с востока обошло Курск и оказалось на дороге, тянувшейся от Рыльска. Часть орды хан направил по старому пути. Его небольшие отряды специально выходили на русские дозоры, имитируя тем самым продвижение всего войска по обычной дороге.

Основная рать крымцев миновала Козельск и переправилась через Жиздру под Перемышлем. Потом она форсировала Угру, последнюю водную преграду на пути к русской столице. Девлет-Гирей бросил часть своей конницы во фланг русским полкам, а сам устремился на северо-восток, к Москве.

Иван Грозный не ожидал таких действий от крымского хана. Он приказал опричным полкам приготовиться к сражению. К земскому войску был послан гонец с повелением в поле с татарами не драться, а отойти в Москву, где и держать оборону.

Малюта Скуратов явился к царю и спросил:

– Неужто ты, государь, решил сразиться с татарами у Серпухова?

– А что? Город представляет собой сильную крепость. Свои главные силы Девлет-Гирей направил на Москву. Ты должен выяснить, сколько людей он пришлет сюда.

– По данным нашей разведки, на Серпухов идет сильное войско. У нас же всего три полка. Зачем класть их здесь, когда они были бы кстати в Москве?

– Предлагаешь срочно идти в столицу?

– Тебе и наследнику – нет!

– Как это понимать?

– Ты прости меня, государь. Гневайся, казни, но представь, что будет, если татары разобьют опричные полки! Ты и наследник престола попадете в плен к Девлет-Гирею. Это станет подлинной гибелью всей России. Проклятые изменники, направившие орду по обходной дороге, добиваются именно этого. Я понимаю тебя. Да, люди могут обвинить царя в бегстве, в том, что он оставил Москву в самый ответственный момент. Но только поначалу. Мы отобьем татар и объясним все народу. Он поймет. Ты должен поступить так же, как и прежние московские князья. Если они понимали, что у них не хватает войск для отражения татар, то отправлялись собирать дополнительные силы. Это не трусость, в которой могут обвинить тебя, а необходимость. Что ж теперь поделать, коли наши изменники навели Девлет-Гирея на русскую святыню – Москву! Поэтому, пока не поздно, тебе надо собирать обоз, брать с собой охрану и отходить от Серпухова.

– Куда? – хриплым голосом спросил царь.

– Думаю, через Александровскую слободу в Ростов, а надо будет, то и далее, в Кирилло-Белозерский монастырь, так милый твоему сердцу.

Иван Грозный мрачно посмотрел на Скуратова и спросил:

– Ты уверен, что пять земских и три опричных полка удержат Москву?

– Удержат, государь, а то и разобьют орду Девлет-Гирея. У хана нет пушек, необходимых для осады городов, а у нас они стоят повсюду. Даже в полевых полках имеются свои орудия.

– Мне нужны свежие данные о действиях Девлет-Гирея. Получив их, я приму решение.

– Добро, государь.

Девлет-Гирей появился у Лопасни 22 мая и объявил большой привал. Татарам требовался отдых перед решающим броском на Москву. Русские воеводы поспешили воспользоваться этим и по приказу царя на следующий день отошли в столицу.

Князь Бельский приказал полку правой руки Мстиславского занять оборону на Якиманке, передовому полку Воротынского встать на Таганском лугу. К ним должны были присоединиться полк левой руки и сторожевой, находившиеся за рекой. Войска ускоренными темпами готовились к обороне города. Им помогали все жители столицы от мала до велика.

В Серпухов же тем же днем вернулась разведка, посланная Скуратовым.

Малюта тут же прибыл к царю.

– Плохие вести, государь. Хан прознал, что ты с детьми находишься здесь. Он намерен захватить Москву, но свои отборные войска послал на Серпухов. Он велел главному мурзе пленить тебя и наследников, убить только в исключительном случае, если ты окажешь яростное сопротивление.

– А наши полки не смогут отразить атаку неприятеля?

– Нет, государь. Коли хан прознает, что крепость держится и ты находишься здесь, то вышлет дополнительные силы. Нам не устоять. Сперва мы все помрем, потом собака Девлет возьмет Серпухов.

– Ладно. Я принял решение. Ухожу в Александровскую слободу, далее в Ростов. Постараюсь выслать подкрепление. Пошлю за помощью в Вологду, Новгород, Псков. Населению Серпухова передать наказ. Пусть берут с собой детишек, какой-никакой скарб и уходят в леса. На защиту крепости оставить опричный полк воеводы Волынского. Остальные силы немедля направить в Москву под начало князя Василия Ивановича Темкина. Со мной пойдет охранная дружина. Не забудь выслать ертаулы до самой Александровской слободы. Еще не хватало, чтобы татары напали на меня по пути. Ты все понял, Малюта?

– Да, государь.

– Исполняй приказ! В полдень двинемся.

– Понял. – Скуратов удалился.

Царь остался в смятении. Противоречивые чувства рвали его душу. Он понимал, что должен уйти, и в то же время считал это делом позорным. Нелегко далось ему такое решение.

Опричные полки вышли к Москве. Главный воевода определил им позиции за Неглинной.

23 мая, ближе к ночи татарская конница появилась у Серпухова и у Москвы. Хан остановился в Коломенском, три его сына – в Воробьево. Девлет-Гирей отдал приказ своим войскам начать штурм обеих крепостей.

Татарские всадники ринулись на русские полки. Те приняли бой и дрались отчаянно, так как отступать было некуда. Конные сотни одна за другой выходили с московских улиц и бились с татарами. С крепостных стен по крымцам вела огонь артиллерия. В сражении был ранен главнокомандующий русскими войсками князь Бельский.

Приказ хана в этот день выполнен не был. Орда встретила отчаянное сопротивление, понесла большие потери и отошла от Москвы. Ничего не предвещало трагедии, которая разразилась на следующий день. Москва показала, что в состоянии выдержать штурм крымского войска.

Иначе сложилась судьба Серпухова. Отборные войска Девлет-Гирея, многократно превосходящие по численности защитников города, ворвались в крепость. Опричный полк воеводы Волынского и ополченцы дрались отчаянно и все до последнего полегли на месте сражения.

Крымцы были изрядно потрепаны. Им стало ясно, что Иван Грозный накануне штурма покинул Серпухов и отправился неизвестно куда. Татары пошли к Москве.

Девлет-Гирей ночью появился в Коломенском и собрал военный совет. Он был в ярости, оскорблял своих военачальников. Крымского правителя более всего бесило то обстоятельство, что его нукеры имели возможность пленить царя, но не смогли этого сделать.

Отчаянное сопротивление русских войск рушило и его планы по разорению Москвы. Мурзы признавали, что ее не взять ни прямым штурмом, ни длительной осадой. К тому же Иван Грозный, покинувший Серпухов, вполне мог быстро собрать дружины из больших и малых северных городов. Это вообще грозило татарам поражением.

Не видя иного выхода, хан приказал 24 мая подойти к Москве двадцатитысячному войску. Оно должно было связать русские полки боями и поджечь посады в разных местах. К сожалению, на этот раз его планам было суждено сбыться.

Утром татарские войска вновь пошли на Москву. Русские полки и артиллерия достойно встретили врага, не допускали его проникновения в город. Тогда татары, специально назначенные для этого, начали разбегаться по окраинным домам, поджигать их, уносить то, что можно было. Это бы еще ничего. Пожары для Москвы не являлись чем-то необычным. Москвичи научились бороться с ними. Несомненно, этот пожар тоже был бы погашен под прикрытием вылазок русских дружин.

Но природа 26 мая повернулась против Москвы. Поднялся сильный ветер, разразилась гроза. Молнии били в деревянные дома. Дождя же не было. Люди падали от порывов ветра, молились. Казалось, что земля и небо вот-вот должны были разверзнуться.

Хан Девлет-Гирей сам был настолько поражен данным событием, что приказал своим войскам отойти от Москвы. Крымцы быстро разбили новый лагерь.

Пожар усиливался с каждым мгновением. Горели уже все посады. Буря продолжала с неистовой силой разносить по Москве огонь и едкий дым. Каменные стены Кремля остановили пламя. Но от огня взорвались пороховые склады. Были уничтожены два участка стен, ниже Фроловского моста и против Земского двора.

Хан был буквально шокирован подобной развязкой. На его глазах сгорела крепость, которую он не мог взять силой оружия.

Через несколько часов Москвы как таковой не стало. Среди пепелища возвышался лишь Кремль, уцелевший в пожаре. Много людей сгорело и задохнулось. Москвичи пытались спастись от пламени и жара в реке и рвах, окружавших Кремль, там и тонули. Часть населения погибла в давке у дальних от неприятеля ворот.

Девлет-Гирей отошел в Коломенское и оттуда наблюдал, как гибнет Москва. Ему сообщали, что на улицах сгоревшей Москвы еще достаточно много воинов. Да, полки понесли большие потери, но не были разгромлены. Московская рать пришла в расстройство, но хан понимал, что русские воеводы умеют быстро налаживать управление своими силами.

Перебежчики сообщали, что даже в этих катастрофических условиях против Девлет-Гирея могут выйти три, а то и четыре полка. Ратники рвутся в бой, дабы отомстить татарам за сожженную Москву.

В дополнение к этому крымский хан получил из Ливонии сообщение о том, что царь Иван Грозный решился-таки снять часть войск с западных рубежей и направить их в Дикое Поле, чтобы перерезать орде пути отхода в Крым. Король Речи Посполитой якобы подтвердил готовность и далее соблюдать нейтралитет, не вмешиваться в войну Крыма и России. Девлет-Гирей успел подготовить план опустошения городов и уездов к северу и северо-востоку от Москвы, но отказался от него и объявил поход оконченным.

Крымцы повернули на юг, а за ними двинулся русский передовой полк. Хан видел, что война не окончена, в сгоревшей Москве остались силы, способные продолжать сражение. Он не стал разворачиваться, дабы уничтожить русский полк, приказал орде идти в степь.

Татары полностью разорили Рязаньщину. Сгорели тридцать шесть городов к югу от Оки. Крымские послы на Западе уверяли, что войска Девлет-Гирея захватили на Руси более шестидесяти тысяч пленников и столько людей умертвили. Оставляя за собой выжженную землю, хан с огромной добычей триумфально вернулся в Крым.

Воеводы неделю не решались доложить царю о сожжении Москвы. Все это время он молился в древнем монастыре Ростова.

Но дальше тянуть время было нельзя. В Ростов Великий прибыло московское посольство. Выслушав вельмож, царь не впал в ярость, как того ожидали бояре, не отдал приказ тут же покарать послов, принесших дурную весть. Он недвижимо сидел в кресле и глядел в одну точку. Его правая щека еле заметно дергалась.

Тягостное молчание затянулось.

Скуратов окликнул царя:

– Государь!..

Иван перевел на него глаза, полные боли.

– Что ты можешь сказать, Малюта? Слышал, что случилось? Какой урон понесла столица?

– Сгорело более сорока тысяч строений. Пока не ясно, сколько людей погибло, – ответил один из послов. – Уже похоронили около десяти тысяч. Много трупов в завалах, еще больше в Москве-реке. Устоял лишь Кремль, да и у того стена в двух местах порушена.

– Что на Рязани?

– Дотла сожгли. Татары увели в полон от шестидесяти до ста тысяч человек.

– Значит, погулял хан Девлет-Гирей у нас на славу?

– Да уж, погулял, собака. Но коли бы не пожар, государь, не взяли бы крымцы Москвы.

– Возвращаемся в Москву. Мне надо быть с народом!

На пути в столицу, в селе Братовщина, что на Троицкой дороге, Ивану Грозному передали письмо от хана. Тот возомнил себя великим полководцем, писал царю уже как своему даннику. Девлет-Гирей говорил, что отомстил за Казань и Астрахань, хотел встретиться с Иваном, но тот сбежал. Он требовал вернуть захваченные земли, а если того не случится, обещал вернуться и взять власть на Руси.

Это было обидно, оскорбительно, но Иван Грозный понимал, что ему необходимо время. Он хотел втянуть Девлет-Гирея в долгие переговоры, потому и ответил, что готов отдать Астрахань, хотя не собирался этого делать.

Царь прибыл в Москву. Он шел по спаленному городу в черном одеянии, без шапки. Ветер трепал его длинные поседевшие волосы. Иван слышал вокруг рыдания и стоны.

Неожиданно он заметил князя Алексея Ургина. Тот неподвижно стоял у сгоревшего храма и глядел на мутные воды Москвы-реки.

Царь подошел к нему.

– Здравствуй, князь!

Алексей обернулся.

Больше всего Иван Васильевич опасался услышать из его уст слова упрека, но Ургин поклонился и ответил:

– Долгих лет, государь!

– Что тут делаешь, Алексей?

– Молюсь за упокой души жены, детей, своих ратников, которые сгорели в проклятом огне да потонули в кипящей реке.

– Ты потерял семью, князь?

– Да. Все погибли, государь. Сгорели заживо, когда огонь охватил все подворье.

– Сожалею, Алексей. А что с дружиной?

– От нее остались я да Алексей Белый.

– Ты прости меня, князь, – тихо проговорил Иван Грозный.

– Так разве ты в этом виноват, государь? В тот день против нас был Бог.

– Не говори так, Алексей. Бог с нами! Он лишь решил послать нам новые испытания. Вижу разор небывалый, но клянусь перед тобой, всеми русскими людьми, жизни не пожалею, а отомщу собаке Девлет-Гирею за поруганные земли наши, за сожженную Москву. Веришь ли мне, князь Ургин?

Алексей ответил:

– Верю, государь, и готов идти с тобой до конца. Вот только дозволь мне похоронить жену свою, детей да ратников, которые были со мной в беде и в радости.

– Конечно, князь. Хорони. Вечная им память.

Царь обошел город, не услышал в свой адрес ни единого упрека и немного успокоился. На данный момент главной его заботой было скорейшее восстановление Москвы. Стремясь не допустить повторения страшного бедствия, он приказал уничтожить посады, всех жителей перевел в Кремль. Началось строительство каменной стены, тут же оснащавшейся пушками. Усилилась степная разведка.

Девлет-Гирей прислал в Москву посла. Царь принял его и заявил, что хан еще горько пожалеет о содеянном. Государь велел Малюте Скуратову начать поиск изменников, проведших крымцев обходным, слабо охраняемым маршрутом.

В конце 1571 года Иван Грозный получил от Афанасия Нагого сведения о том, что с Крымом поддерживает контакты князь Мстиславский. Его допрос ничего не дал. Иван Федорович признал себя виновным лишь в том, что не смог защитить город от поджога. Оттого он и не был наказан. Иван Васильевич не только оставил его первым боярином в думе, но и назначил новгородским наместником.

Царь считал себя главным виновником московской трагедии. Он не мог простить себе того, что ушел из Москвы. Следствие затянулось и постепенно было закрыто. По приказу Ивана казнили несколько человек, предательство которых имело неопровержимые доказательства.

Царь занимался восстановлением Москвы, и город возрождался на глазах. Иван Васильевич прекрасно понимал, что Девлет-Гирей, окрыленный нежданной, по сути случайной победой, попытается нанести по России еще один сокрушительный удар. Он готовился к новой войне с Крымом.

Наступил 1572 год от Рождества Христова. Весной Иван Васильевич провел смотр войск в Коломне и был недоволен малым их количеством. Он тут же отдал приказ о дополнительном комплектовании полков во всех центральных областях России и обучении новобранцев ратному делу.

Царь велел начать строительство гуляй-городов. Эти башни на колесах имели на вооружении десятки пушек разных калибров. Они способны были наносить врагу значительный урон как при осаде крепостей, так и при ведении боя в поле.

Засечную линию по настоянию князя Воротынского, назначенного главнокомандующим русским войском, решено было перенести южнее. Она строилась от Алатыря на Новоселки и далее на Орел, до самого Новгорода-Северского. Были усилены крепости Рыльск и Путивль.

Имея точные разведданные о том, что Девлет-Гирей планирует новый разорительный поход на Москву на середину июля, Иван Васильевич в июне удалился в Новгород. Стремясь оттянуть вторжение орды, он послал хану грамоту, предложил передать ему Астрахань и Казань.

Но Девлет-Гирей отказал Ивану Грозному в мирном разрешении конфликта. Он уверовал в собственную непобедимость, необычайный воинский талант и планировал полное покорение России. Казани и Астрахани ему уже было мало. Но крымский хан не учитывал того, что ему противостояли не враждующие между собой отдельные русские княжества, а единое государство с централизованным управлением, регулярным войском, вооруженным по последнему слову техники того времени.

Да, были в России бояре-изменники, не гнушавшиеся никаким средствами для достижения собственных корыстных целей. Да, молодое государство еще не окрепло. Волею случая Девлет-Гирею удалось сжечь Москву. Но ему противостояла мощная страна, объединенная общим горем. Хан получил полную возможность убедиться в этом.

Еще в начале февраля 1572 года в Новгород прибыли отряды с царской казной. Ее поместили в подвалы под круглосуточную охрану стрельцов, по пятьсот человек в смену. Царь оставил в Новгороде семью, а сам вернулся в Москву и занялся подготовкой отражения предстоящего нападения татар.

И вот здесь терпят крах утверждения некоторых историков о том, что во время похода на Новгород два года назад царь чуть ли не полностью истребил мирное новгородское население. Он, мол, тысячами казнил бояр, дворян, служивый люд, велел привязывать младенцев к матерям и бросать их в Волхов, между прочим, скованный толстым льдом.

Царь решил оставить здесь всю казну Руси и уехал из города, где якобы тысячами топил подо льдом женщин с детьми. На это способен только сумасшедший. Русский же царь находился в здравом рассудке.

Он прекрасно знал, что в 1374 году, когда ханов боялись и возили им дань, новгородцы уничтожили ордынских послов и их хорошо вооруженную охрану, насчитывавшую более тысячи человек. Этот свободолюбивый народ, умеющий защищать свои интересы, стерпел бы убийцу, тирана и злодея на своей земле? Нет! Царь и опричная стража были бы уничтожены, а казна перешла бы Новгороду. Иван же спокойно оставил там казну и свою семью.

В Москве царь полностью сосредоточился на подготовке русского войска к схватке с ордой Девлет-Гирея. Он получал из Крыма все более тревожные вести.

Государь понимал, что предстоящее сражение по сути решит судьбу России, во время войны может произойти все, что угодно. В июне месяце 1572 года он вновь выехал в Новгород, где почти два месяца работал над текстом завещания. Тем самым царь показывал, что намерен разделить с народом и страной радость победы и горечь поражения, править и далее во благо православной Руси либо погибнуть, защищая ее. Таково было решение белого царя Ивана Грозного, принятое накануне нашествия крымских татар.