Глава 11. Взятие Казани

Ургин, отозванный из ханства повелением царя, прибыл в Москву вечером 4 июня 1552 года. Время было позднее. Дмитрий попарился с дороги в бане, плотно поужинал и отправился на отдых. Длительный переход давал о себе знать.

На следующий день он прибыл в Кремль, прошел во дворец.

Иван, оповещенный о приезде одного из самых преданных своих вельмож, ждал его, вышел навстречу и сказал:

– Здравствуй, Дмитрий.

Ургин поклонился.

– И тебе здравствовать многие лета, государь. Я рад видеть тебя полным сил.

Царь провел его к лавке.

– Присаживайся, Дмитрий, да не теряя времени рассказывай, что происходит у Казани.

– К войне готовится Казань, государь. Люди хана Едигера повсюду собирают мирный народ и говорят, что русский царь решил дотла разорить их страну, всех казанцев отдать в рабство. Мол, все его обещания – только слова.

– Другого от него и ждать не след. Знает, на что давить, как вызвать страх и недоверие к нам. Ханы долго грабили и унижали Русь. Скольких людей они увели в полон и загубили? Не счесть. Оттого и боятся казанцы мести. Ложь Едигера звучит правдиво. Но что бы ни говорил Едигер, как бы ни храбрился, участь его, как и всего ханства, решена. Ты мне скажи, как татары восприняли возведение крепости Ивангород?

Дмитрий улыбнулся.

– Хан был извещен о твоем намерении поставить крепость, но полагал, что строительство займет не менее года. Этого достаточно, чтобы разрушить ее. Но мы построили Ивангород меньше чем за месяц. Татары получили неприятный подарок. Набег они сделали, да только защитники крепости легко отбили его, как и желание продолжать вылазки. Сыграло свою роль и своевременное накапливание войск в Ивангороде. Три полка – это не шутка. Сейчас в крепости много осадных орудий, продовольствия, пороха.

Иван взглянул на Дмитрия.

– А скажи мне честно, князь, крепость в народе так и называют Ивангородом? Или Свияжском?

– Тебе это важно, государь?

– Ответь на вопрос!

– Чаще Свияжском, государь.

– Пусть она так и зовется. Нечего путаницу вводить. Свияжск так Свияжск. Как там дьяк Выродков?

– Весь в работе. Готовится к взятию Казани. Строит все, что для этого нужно, не покладая рук.

– За то ему награда будет. Что ж, скоро посмотрим, какую крепость мы у Казани возвели. Лично все огляжу.

– Ты будешь доволен.

– Дай Бог, Дмитрий. Дело не в моем довольстве, а в том, чтобы труды многих тысяч людей не пропали даром.

– В этом можешь быть уверен.

– Добро.

Иван прошелся по палате, постоял у окна, затем резко повернулся и спросил:

– Ну а как с твоей основной работой? Что удалось сделать?

– Честно признаюсь, государь, мне сложно оценивать свою работу. Но кое-что важное узнать удалось.

– Что именно, Дмитрий?

– Помнишь, государь, я тебе рассказывал о разведке, в которую ходил под Казанью еще при твоем отце?

– Как же, конечно, помню.

– Татары, которые тогда в дозоре на равнине стояли, возвращались в город подземным ходом.

– Ну?..

– В том походе я не придал этому значения. Есть подземный ход, и пусть, мало ли их может быть у крепости. А недавно выяснил, что этот ход оказался необычным.

– Что же в нем необычного? Большой? Может крупный отряд пройти через него?

– Нет, необычность и важность его в другом. Он проходит под кремлевской стеной у Муралеевых ворот. Рядом другой, но без выхода на поверхность. Там находится родник, из которого казанцы берут воду.

– Воду? – переспросил Иван. – Это действительно очень важно. Откуда ты узнал про это?

– Заслуга Али Кулина. Он свел меня с Камай-мурзой. Тот и сообщил о роднике, указал точное место его расположения.

– Молодец! Если мы лишим казанцев воды, то долго им в осаде не усидеть. Хорошая, важная новость.

– Есть и плохая.

– Говори, Дмитрий! – Царь вернулся на прежнее место.

– Князь Епанча, предводитель степняков, имеющий довольно большие силы, построил Арский острог к востоку от Казани, среди болот и лесов.

– Далеко от Казани этот острог?

– Верст семьдесят. Оттуда Епанча может в самый ответственный момент ударить в тылы наших войск. Более того, Али Кулин узнал, что казанцы должны призвать сельское население. По моим подсчетам, это где-то тысяч двадцать конников-степняков. От князя Юсуфа может подойти отряд ногайцев тысячи в две-три.

– Епанча, степняки!.. – проговорил Иван. – У меня есть план, как противостоять им. А договориться с князем Епанчей нельзя?

– Пробовал, государь. Из Казани посылали к нему знатного человека, которого Епанча хорошо знал. Когда-то они вместе набеги на Русь совершали. Мурза Кулин уговорил его поехать.

– Ну и что?

– Съездил. Вернулся без головы. Из охраны Епанча одного татарина оставил, дабы тот передал, чтобы больше предательства не предлагали. Под русским царем он никогда не будет. Лучше умрет.

– Значит, сдохнет, – жестко сказал Иван и добавил: – Собаке собачья смерть! Замучил я тебя расспросами, Дмитрий?

– Ничего. На то я и оставался в ханстве, чтобы продолжать разведку.

– Тогда ответь, кто еще, кроме Епанчи, Отучева, Явуша и Юсуфа, может против нас выставить крупные отряды степняков?

– Больше, государь, некому.

– Вот и хорошо.

– Позволь спросить, государь.

– Конечно, Дмитрий, спрашивай.

– Когда думаешь поход начать?

Иван улыбнулся с хитрецой в глазах.

– Скоро, князь. Мне надо еще кое-что узнать о намерениях крымского хана.

Дмитрий удивленно посмотрел на молодого правителя.

– Не удивляйся, – заявил тот. – Турецкий султан призвал всех татар объединяться для защиты Казани. Крымский хан прежде заявлял о невозможности вступления в войну, а теперь дал обещание создать единое татарское государство, способное воевать с Москвой. Мы не раз сталкивались с тем, что ханы легко дают обещания и так же запросто от них отрекаются. Но не в этом случае. Против воли султана Бахчисарай не пойдет. Девлет-Гирей двинет свои войска на Русь, дабы помешать нашему походу.

Ургин подумал и проговорил:

– А ведь он в состоянии это сделать. Нападение на беззащитные уделы заставит тебя бросить часть войска на помощь городам и селам, которые подвергнутся варварскому нападению крымцев. Девлет-Гирей успеет многое натворить на нашей земле, покуда мы подведем войска обратно.

– Успел бы, Дмитрий, если бы наши полки ушли далеко от Москвы.

Князь Ургин внимательно посмотрел на царя.

– Прости, государь, или я стал стар, или ты недоговариваешь. Что-то я не пойму тебя.

– Все просто, Дмитрий. Я же говорил, что перед походом мне надо еще кое-что узнать о намерениях крымского хана?

– Говорил! Но и так ясно, раз Девлет-Гирей собрался на Русь, то он придет.

– Да, но куда ударит?

– И как ты собираешься узнать это?

– Чрез надежного человека, которому Девлет-Гирей не сможет не поверить.

– Могу я знать его имя?

– Оно тебе ничего не скажет. Это человек священника Сильвестра.

– Вот как? – еще более удивился Ургин. – Почему крымский хан должен открыть свои замыслы посланцу Сильвестра, приближенного к тебе?

Иван вздохнул, расстегнул ворот шелковой рубахи.

– Дотошен ты! Придется выкладывать все. Но тебе можно. Я решил послать к крымскому хану ложного перебежчика, весьма осведомленного в делах Москвы. Это должно заинтересовать хана.

– Обязательно заинтересует.

– Я думаю так же. О наших общих планах Девлет-Гирей и без перебежчиков знает неплохо, но не ведает главного, как мы планируем осуществить задуманное. Об этом Девлет-Гирей и станет расспрашивать перебежчика. Наш человек должен убедить крымского хана в том, что этот поход ничем не будет отличаться от прежних. Молодой русский царь не имеет своего мнения и слушает воевод. Перебежчик сообщит Девлет-Гирею дату начала похода. Все должно выглядеть так, что я по молодости да неопытности не сделал выводов из неудач прежних походов. Желание прославиться берет во мне верх над здравым смыслом. Это не вызовет у хана подозрений, потому как будет выглядеть правдиво. Молодой человек, по рождению получивший чин великого князя, уступает настоянию бояр и духовенства, принимает титул царя, который не решались носить его предки. По слухам, которые распускаются в Москве, значит, доходят и до Крыма, я – разгульный, властолюбивый человек, в военном деле не умудренный, но возомнивший себя великим правителем. Мне хочется как можно быстрее заполучить венец славы, а где она обретается, как не на полях сражений? Вот и объявляет молодой царь поход. Он поведет войска лично, так же, как это делали его предки. Теми же путями, в том же порядке. Да и как иначе, если воеводы прежние, а у меня будто бы нет своего мнения? В результате Девлет-Гирей выждет определенное время, а потом, как и раньше, без особой подготовки вторгнется на наши земли. Где? Это мы узнаем и тут же нанесем сокрушительный ответный удар. Если Девлет-Гирей не попадет в полон и останется жив, то побежит с позором обратно к себе в Крым. Так мы разрушим намерения турецкого султана и обезопасим себя от нападения с юга во время похода на Казань. Разгром орд крымского хана окажет влияние и на Астрахань, и на ногайцев. Вряд ли они решатся открыто выступить против нас. Что в итоге мы будем иметь перед собой? Только Казань. С ордами князей, подобных Епанче, справимся, а больше Едигеру никто не поможет. На западе ныне спокойно. Король польский о войне и речи не ведет, не готов он к этому. О безопасности юго-восточных пределов мы побеспокоились, поставили две крепости – Михайлов на Проне, Шацк на Цне. С казаками общий язык нашли, они теперь крепко стоят на стороне Москвы. Остается Девлет-Гирей. Его надо так проучить, чтобы надолго забыл о войне. За неудачи пусть с него турецкий султан спрашивает.

– Так ты, государь, специально вытягиваешь войско крымского хана на Русь?

– Пытаюсь!

– А как же войско? Ты намерен держать его у Москвы?

Иван указал пальцем на стол, на котором лежала карта.

– Подойди, князь! Так мне будет проще объяснить тебе мой замысел. Из Путивля гонец принес весть, что крымцы большими силами идут к нашей границе. Девлет-Гирей не посмел противиться воле турецкого султана. Сейчас татары приближаются к Рязани. Их мурзы и князья получат известие о том, что я повел войска на Казань, значит, их ордам путь на Русь открыт. А мы сосредоточим войска у Коломны и Мурома. Коломна на Оке, от нее недалеко Рязань. Это Ногайский шлях, в шестидесяти верстах проходит Крымский. Быстрый переход с одного шляха на другой позволит нам отбить нападение крымских татар под Рязанью, Тулой, Каширой. Смотря куда выйдут орды Девлет-Гирея. Разбив их, обезопасив юго-западные границы, двинемся к Казани. Гляди, Муром на Оке, это уже прямой путь – где-то четыреста верст до Казани. Между Коломной и Муромом верст сто шестьдесят.

Дмитрий спросил:

– Значит, думаешь бить крымцев у Рязани?

– Да, если они туда пойдут, но я больше склоняюсь к мысли, что татары развернут наступление на Тулу. Она к ним ближе. Предводителю орды наверняка уже донесли, что из Тулы ушли служивые люди, влившиеся в основное войско. Там остались только небольшая дружина да население. Женщины, дети, старики – легкая добыча, цель всегдашних набегов татар. Коли считаешь, что я не прав, скажи, у тебя больше боевого опыта.

Ургин улыбнулся.

– Да ты, государь, сейчас любого полководца за пояс заткнешь. Думаю, что нам надо ждать крымцев и у Тулы и у Рязани. Хочу сказать о том, что смущает меня в твоем плане.

Иван оживился.

– Что же? Говори, князь!

– Коли наши войска будут ждать нападения татар, то об этом непременно узнает Девлет-Гирей и остановит свои орды. Тем самым он уже выполнит повеление турецкого султана оказать помощь казанцам. Крымцы встанут на границе, и мы тоже вынуждены будем держать войска у Коломны или Мурома, а также у Москвы. Придется откладывать поход на Казань, покуда не отгоним крымцев. А это сорвет все наши планы.

– Верно, Дмитрий. Но разве я говорил, что мы будем ждать хана? Нет, пойдем на Казань, но не прежними, а новыми путями. Если Девлет-Гирей и получит сообщение об этом, то поздно. Он уже вторгнется в наши земли и получит отпор.

– Ты уверен, что перебежчик сделает свое дело?

– Да, иначе не затевал бы его.

– Что ж, время покажет, насколько ты был прозорлив.

Вскоре не только Дмитрию стало ясно, что царь оказался прав. Он продумал операцию образцово, просчитал практически все варианты развития событий, подтвердил дар мудрого полководца.

На 16 июня 1552 года был назначен большой смотр войск. Утром того же дня Иван уединился с Анастасией, своей любимой супругой. Царица была беременна третьим ребенком.

К несчастью, их дочери Анна и Мария умерли во младенчестве, но супруги достойно перенесли горе. Любовь царя и царицы стала еще крепче. Иван по-прежнему души не чаял в своей жене. Анастасия со всей нежностью отвечала ему любовью. Утром 16 июня, прощаясь с мужем, она плакала в его объятиях.

Иван, как уж мог, утешал супругу:

– Не надо плакать, горлица ты моя. Ведь я исполняю свой долг и смерти за отечество не боюсь. И ты не бойся. Даст Бог, вернусь с победой. Ребеночка береги, милуй и благотвори всех бедных. Царствуй по своему усмотрению, и Господь не обделит своей милостью.

Простившись с женой, Иван направился в храм Успения, где долго молился. Митрополит благословил царя, обнял его. Государь вышел из храма, оседал коня и выехал на смотр.

После него войска выступили из Москвы. Уже на следующий день, 17 июня, Иван получил донесение разведки о перемещениях крымских войск.

Он подозвал к себе Ургина.

– Что, Дмитрий, вот время и показывает, кто прав.

– Да, государь, я преклоняюсь пред твоим талантом.

– Пустое! Главное в том, что Девлет-Гирей, введенный в заблуждение, двинул свои войска на Русь. Дорого же ему обойдется этот набег.

Царь тут же приказал рассредоточить главные силы на участке Кашира – Коломна, приостановить движение войск.

23 июня тульский наместник сообщил, что город осадило многочисленное войско. Далее в ставку царя пришло известие о том, что крымцы предприняли попытку штурма. Царь понимал, что именно у Тулы развернулись основные силы татар, и заранее выслал к городу значительные силы. Узнав об этом, крымский хан приказал отступать. Он не ожидал появления русских войск, с подачи Ивана считал, что царская рать уже сильно продвинулась к Казани.

На реке Шиворонь русские полки разгромили татар. К Туле подошли войска князей Щенятева и Курбского и встали на том месте, где ранее красовались ханские шатры. На следующий день эти полки в пятнадцать тысяч ратников разбили татарские отряды численностью более тридцати тысяч человек. Их начальники не знали о бегстве хана и шли к нему, злодействуя в окрестностях Тулы.

Хан бросил обозы и с позором спешил восвояси. Легкие русские отряды гнали крымцев до самых степей. Так Иван Грозный устранил угрозу с юго-запада, расчистил путь своим войскам, которые теперь могли сосредоточиться на главной цели – столице Казанского ханства.

1 июля 1552 года на военном совете было окончательно решено идти к Казани двумя путями и отдельными ратями. Царь с немалыми силами двигался на Муром, остальные войска – на Рязань и Мещеру. Местом воссоединения ратей было обозначено поле за Алатырем, острогом, основанным за два года до великого похода.

Войско тронулось 3 июля. В Муроме Иван Васильевич получил сообщение из Москвы о том, что супруга его здорова, молится о здравии царя и воинов.

2 августа царская рать переправилась за Алатырь и встретилась с полками князей Мстиславского, Щенятева, Курбского, Хилкова. По ходу движения к русскому войску присоединились дружины касимовских татар и мордва.

13 августа рать пришла в Свияжск. Иван с живейшим интересом осмотрел город, созданный по его велению. 16 августа полки начали переправляться через Волгу под прикрытием сторожевых войск. Шах-Али занял Гостиный остров.

Утром 20 августа за Волгу перебрался русский царь, а с ним и все стопятидесятитысячное войско, артиллерия, осадные сооружения. На военном совете 21 августа было принято решение об осаде Казани, выбрано направление главного удара – с юга и востока.

После военного совета Иван призвал в свой шатер князя Ургина. Дмитрий ранее передал царю просьбу принять его вместе с важным казанским мурзой, перешедшим на службу Москве. И вот они предстали пред самодержцем.

– Государь! Позволь представить тебе мурзу Камая Хусейнова.

Иван посмотрел на татарина и спросил:

– Решил, мурза, служить мне?

– Да, государь.

– А почему? Это сейчас выгодно? Ты понял, что Казани не устоять против русских войск? Лучше уйти на службу к неприятелю, нежели погибнуть, защищая свой город?

Мурза смутился. Он не ожидал подобных слов от русского царя.

На помощь ему пришел князь Ургин.

– Государь, мурза Камай и ранее придерживался Москвы. Он помогал мне здесь через мурзу Кулина.

– Вот как? Это другое дело. Что желаешь сказать мне, мурза?

– Едигер не собирается сдаваться.

– Это мне известно. Что еще?

– Но Едигер – царь формальный. Да, он руководит гарнизоном, обороной, но всеми казанцами заправляет ближайшее окружение хана. В руках этих людей находится реальная власть. Они надеются выдержать осаду.

– Это мы еще посмотрим. Думаю, что надежды их напрасны. Сколько у Епанчи людей?

– Точно не знает никто. Он может собрать тысяч двадцать, а то и тридцать.

– Из населения ближайших улусов?

– В основном да.

– А какое вообще настроение в городе? – неожиданно поинтересовался Иван.

– Разное, государь. Кто-то настроен воинственно, кто-то в растерянности. В целом Казань готова к обороне, но, насколько я помню, при прежних войнах настроение людей было куда более решительным. Сейчас не то. Да и Едигер, как я слышал, совсем не уверен в том, что сумеет отстоять Казань.

Иван взглянул на Ургина и приказал:

– Направь его, князь, к Шах-Али. Тот найдет ему применение и место. Раз мурза желает, то пусть служит, но только верой и правдой, под присягой. – Молодой царь повысил голос. – Иначе голова с плеч. – Иван повернулся к Хусейнову. – Ты хорошо понял меня, мурза?

Камай Хусейнов поклонился.

– Да, государь.

– Ну, гляди! Дмитрий, отправь его на Гостиный остров.

– Слушаюсь, государь.

– Держи свою дружину особо. Она, как и всегда, понадобится мне в самый ответственный момент.

– Да, государь!

Ургин вывел мурзу из шатра, передал его страже и сказал, что царь повелел проводить татарского вельможу к Шах-Али.

Русские войска обступали Казань. Разведывательный отряд в несколько тысяч ратников перешел Булак. Он уже поднимался на высоту, как вдруг ворота крепости отворились. Пятнадцать тысяч татар внезапно ударили по ертаулу и разрезали его надвое. Дружины юных князей Шемякина и Троекурова приняли неравный бой.

Иван получил известие об этом и немедленно приказал стрельцам идти на помощь дворянской коннице. Они подошли вовремя, выбрали подходящее место, открыли по татарам губительный огонь из пищалей и рассеяли их. Этим воспользовались князья Шемякин и Троекуров. Они соединились и бросились преследовать врага. Русские воины одержали первую победу, взяли много пленных и медленно отступили на виду всех наших полков.

23 августа русские полки блокировали Казань. Вечером того же дня неутомимый царь определил воеводам их основные задачи на ближайшее время.

Говорил он отрывисто, четко определял цели полкам и дружинам:

– Первое, что необходимо сделать, так это устроить запруду, отвести реку Казанку от города и тем самым лишить татар основного источника воды. Второе: как можно быстрее уничтожить родник, который находится у Муралеевых ворот. Отсутствие воды в городе значительно ослабит мощь казанского гарнизона. Третье: под стенами Казани под прикрытием осадных башен делать подкопы, в которые закладывать порох. Войска, прибывающие и уже стоящие у города, не пойдут на приступ до тех пор, пока мы не проведем всю необходимую подготовку. Главная забота воевод в настоящее время и до моего отдельного приказа – окружение города окопами, подвод осадных орудий, особенно к Ногайским, Царевым и Арским воротам. Сделать это требую до двадцать седьмого числа. Да, татары будут пытаться мешать нам обстрелом со стен, вылазками. Задача полков – пока только обороняться. В войска передать мое обещание, что вдовы и сироты тех ратников, которые падут на поле боя, будут обеспечены всем необходимым. – Иван выдержал короткую паузу и продолжил: – Двадцать седьмого августа боярину Михаилу Яковлевичу Морозову начать развертывание артиллерии против Казани. Тридцатого числа, если не будет другого моего распоряжения, всем ста пятидесяти осадным орудиям открыть огонь по крепости. Мы покажем свою мощь хану Едигеру и предложим ему сдать город. Мне не нужна кровь ни своих ратников, ни казанских. Но коли получим отказ, то бить татар станем крепко. Всех, кто поднимет оружие. Задачи на приступ, если дойдет до него, я определю вам позже. Кто желает высказать свое мнение?

Поднялся князь Курбский.

– Государь, ты ни слова не сказал о степняках. А князь Епанча меж тем собрал сильную орду и вышел из Арского острога к Казани. Мыслю, недолго ждать нам его кинжальных ударов в спину.

Царь кивнул.

– Верное замечание. Но я не забыл о Епанче, как и о необходимости обеспечения безопасности тыла. Его орды только на подходах к Казани. Сейчас, сию минуту пытаться уничтожить степняков – все равно что гоняться за зайцами по снежному полю. Тяжело, а главное, бесполезно. Будем ждать, когда Епанча проявит себя серьезно, тогда и ответим так же.

Больше на совете не выступил никто. Воеводы разошлись по полкам.

Князю Ургину государь велел остаться. Детская привязанность сохраняется на многие годы. Молодой царь благоволил Ургину в том числе и из-за того, что тот защищал его в тяжкие, смутные годы отрочества. Они вместе поужинали.

Иван дождался, покуда слуги уберут со стола, и сказал:

– Весточку я из Москвы получил, Дмитрий.

– От супруги?

– От нее, родимой. Как прочитал, так легко, покойно на душе стало. В каждой строчке – любовь и нежность. Одно сильно беспокоит, Дмитрий.

– Что же, государь?

– Анастасия беременна третьим ребенком.

– Так радуйся, государь. Твоего рождения страна долго ждала. А тебя Господь милостью не обделяет.

– Да, дарует дитя, но тут же забирает его. Две дочери умерли во младенчестве. Да тебе и без меня это известно. Вот и думаю, если Господь посылает мне испытания, то не слишком ли они жестоки? А Анастасии каково? Матери, молодой, счастливой женщине схоронить двух своих дочерей! У меня слеза наворачивается, как вспомню крошечные, будто игрушечные гробики и младенцев в них.

– Что тебе сказать, государь? – Дмитрий вздохнул. – Господь дает жизнь и забирает ее. Я тоже в одночасье остался без семьи.

– Причиной смерти твоих близких стал несчастный случай.

– Которого можно было избежать. – В глазах Ургина мелькнул нехороший блеск. – Если бы князь Глинский не гнал свой струг по ладьям и лодкам, в панике унося ноги из горящей Москвы. Или кто из его людей помог бы Ульянушке с дочерью. Но нет! Потопили моих родных, глазом не моргнув.

– Князь поплатился за это.

– Да, но жену и дочь не вернуть.

Иван задумался, глядя в одну точку, затем тряхнул длинными волосами и спросил:

– А что, Дмитрий, если причиной смерти моих детей стал злой умысел?

Ургин посмотрел на царя.

– Злой умысел, говоришь? Не думаю, хотя кто знает? Но все одно, государь, согласись, все мы в руках Божьих. Только Господу ведомо, сколько кому отведено прожить на этом свете.

– Ты прав. Оставим этот разговор.

– Мне уйти?

– Нет. Хотел совета твоего просить.

– В чем?

– Ты же ходил к Арскому острогу?

– Да, и докладывал тебе об этом.

– Как считаешь, стоит ли нам гонять по степи орды Епанчи? Не ударить ли сразу по острогу, а следом и по городу Арску?

– Мысль дельная. Можно загнать Епанчу в острог и там покончить с ним. Но до того надо сильно его потрепать, дабы людей на защиту крепости у Епанчи осталось совсем мало. Напомню, Арский острог стоит на горе, вокруг засеки, незаметно не подойти. Приступ – это же потери.

Иван проговорил:

– Напрасные потери мне не нужны. Хорошо, я понял тебя. Будем думать.

– Тебе бы отдохнуть, государь. Считай, от Москвы все время в седле, в войсках.

– На то я и царь, Дмитрий! А ты ступай.

– Если что, моя дружина всегда готова выполнить любой твой приказ.

– Даже умереть ради царя? – Иван улыбнулся впервые за время разговора.

– Даже умереть! – серьезно ответил Дмитрий.

– Этого не потребуется. А вот задание выполнить надо будет. Какое, пока не скажу. Не потому, что недоверие вкралось в мою душу. Просто я пока сам не знаю, как будут развиваться события в Казани.

– Значит, дружине предстоит что-то сделать в самом городе?

– Не обязательно, но не допытывайся, Дмитрий. Ступай.

– Слушаюсь! – Ургин прижал руку к груди, поклонился и покинул царский шатер.

Иван проводил его взглядом, испил студеной воды и склонился над большой картой Казани и прилегающих к ней территорий.

Ночь и день 24 августа прошли спокойно. Полки занимались возведением фортификационных сооружений. Сторожевые отряды отбивали нечастые вылазки казанцев и набеги степняков.

К вечеру погода испортилась. Небосклон заволокли низкие свинцовые тучи, и перед сумерками разразилась сильная буря. Порывы ветра были столь сильны, что рвали шатры, сбивали ратников с ног. Высокая волна опрокинула несколько судов с продовольственными запасами.

Буря, пронесшаяся над Казанью, осложнила положение русских войск. Кое-кто из воевод заговорил об отводе рати и переносе захвата крепости на привычное зимнее время. Но царь был непреклонен в своем стремлении взять город в ближайшие дни. Здесь в полной мере подтвердилась прозорливость русского царя, решившего построить крепость непосредственно у Казани. Необходимые припасы тут же были доставлены в войска из Свияжска.

После бури объявились нукеры Епанчи. Его конница совместно с отрядами, выходящими из крепости, провела ряд набегов на позиции русских войск. Более всего от этих нападений пострадали полки, стоявшие на Арском поле.

В ответ на действия татар Иван 25 августа, ближе к полудню, приказал дружинам отрезать город от той стороны, откуда совершались набеги, и стать ближе к крепостной стене. Татары, видя маневр русских, вновь совершили вылазку. Шемякин был ранен в бою, но войско Дмитрия Хилкова, главы всех передовых отрядов, помогло загнать неприятеля обратно в крепость, нанеся ему существенный ущерб в живой силе.

26 августа из стана вышел большой полк Михаила Воротынского, который катил туры. Его прикрывала конница князя Мстиславского. Казанцы ударили по русским войскам с башен и стен, из города вырвался отряд татарских конников. Но их атака оказалась тщетной. Русские дружины разбили неприятеля и закрепились в нескольких десятках саженей ото рва.

На следующий день, как и приказывал царь, началось рассредоточение артиллерии вокруг крепости. В ней тогда состояли на вооружении два типа орудий. Настильный огонь, с пологой траекторией полета снаряда, вели пушки и пищали. К орудиям навесного огня, с крутой траекторией полета снаряда, относились гафуницы и мортиры.

Пушки и пищали использовались в полевом бою, эффективно пресекали попытки казанцев провести вылазки и наскоки степняков. Гафуницы били картечью или каменной дробью, нанося значительный урон защитникам крепости. Мортиры, стрелявшие каменными ядрами или зажигательными снарядами, являлись осадными орудиями.

Татары не отказались от тактики жалящих набегов. Нукеры напали на передовые дружины большого полка, но сами оказались в засаде и были перебиты, кроме улана Карамыша, захваченного в плен.

28 августа русские войска продолжали осаду, готовые отразить вылазки татар из города, однако противник появился с тыла. Орда князя Епанчи вышла из леса на Арское поле и напала на сторожевые посты передового полка. В бой вступили ратники князя Хилкова и сумели удержать натиск неприятеля. Им на помощь тут же подошли дружины Ивана Пронского, Мстиславского, Юрия Оболенского. Отборный отряд вел сам царь. Татары Епанчи обратились в бегство. Многие из них попали в плен.

Иван лично решил допросить одного из них. Степняка подвели к царю, сидевшему на коне, опустили на колени.

Иван спросил пленника:

– Откуда князь Епанча привел вас к Казани?

Татарин опустил голову. Удар кнутом привел его в чувство.

– Из Арского острога.

– Он сильно укреплен?

– Да, вам не взять его.

– Какую задачу ставил вам князь Епанча перед набегом?

– Нам велено не давать вам покоя, наносить вред где, когда и как только можно.

– Значит, Епанча и не думает утихомириться?

– Нет, русский царь. Наши князья не желают мирных переговоров, а мы готовы умереть, защищая Казань. У тебя сильная армия, но не надейся, что, взяв город, ты покоришь ханство.

Ратник, стоявший рядом с пенником, вытащил саблю.

– Государь, прикажешь казнить этого басурманина?

– Нет, – неожиданно для многих ответил Иван. – Пусть идет в лес, найдет Епанчу и передаст предложение сложить оружие, первое и последнее. Прекратит сопротивление – сам уцелеет и нукерам своим жизнь сбережет. Иначе всех уничтожим.

Пленник воскликнул:

– Князь Епанча никогда не станет служить русским.

Иван усмехнулся.

– Мне служил Едигер, не то что твой Епанча. Но теперь он не нужен, без него хватает татар, принявших власть Москвы. И не только татар. Пусть Епанча выходит из лесу, выводит свои отряды, складывает оружие, клянется прекратить войну и отправляется на все четыре стороны. Пусть табуны пасет, все больше толку будет. – Царь повысил голос. – Если не повинится, то, повторяю, мои войска поголовно истребят орду князя. Ты все понял, пес?

– Да, русский царь, я все понял и передам сказанное тобой князю, даже если он потом лишит меня языка или головы.

– А тебе не мешало бы укоротить язык. Слишком разговорчив. Пошел вон! Я сутки жду ответа на свое предложение.

Ратник вывел пленника за пределы расположения русских войск, дал ему коня и отпустил. Никто не видел больше этого татарина. Как не последовало и ответа мятежного князя Епанчи, на что, впрочем, Иван особенно и не рассчитывал.

Царь подозвал к себе воевод.

– Мной что было велено сделать, князья? Построить вокруг Казани две непрерывные, замкнутые линии укреплений для отражения нападения неприятеля, подходящего на помощь осажденной крепости. Мне доложили, что они возведены. Так почему князь Епанча смог легко пробиться к большому полку через наши внешние укрепления? Или я должен лично проверять исполнение приказов?

Воеводы, умудренные опытом, молчали, признавая справедливость упреков царя.

Иван не стал нагнетать обстановку.

– Завтра же исправить положение, – приказал он и направил коня к своему шатру.

29 августа воеводы полка правой руки Щенятев и Курбский подвели войска к городу. Дружина Шемякина и Троекурова вернулась на Арское поле, силы Мстиславского, Хилкова, Оболенского встали напротив леса, откуда нападали орды Епанчи и где вновь обнаружились татары. К вечеру царю доложили, что город окружен двумя линиями укреплений. Боярин Морозов усилил позиции полевой артиллерии.

Царь собрал совет.

– Наше войско утомилось, – заявил он. – У нас нет времени на отдых. Постоянно нападают отряды собаки Епанчи. Казанцы поддерживают с ним связь. Как только на высокой башне появляется знамя, тут же следуют набеги Епанчи. Такое положение дел недопустимо. Со степняками надобно кончать. Посему повелеваю разделить войско. Одной части оставаться в укреплениях, другой под началом князей Горбатого-Шуйского и Серебряного уничтожить орду Епанчи. Главные силы расположить в засаде, небольшой отряд отправить в лес. Он должен будет выманить ногайцев на засаду. Применим татарский способ.

30 августа по стенам Казани и самому городу ударили сто пятьдесят орудий боярина Морозова. Они нанесли обороняющимся большие потери и значительно ослабили сопротивление.

Около тридцати тысяч конных и пятнадцать тысяч пеших воинов расположились за холмами, в засаде. Князь Горбатый-Шуйский выслал в Арский лес небольшие отряды. Епанче тут же доложили о безрассудстве русских. Самоуверенный ногайский князь не ожидал подвоха, возомнил себя великим полководцем и приказал своим ордам идти в атаку.

Татары двинулись на подставные дружины, которые, завидев противника, обратились в бегство. Епанча всеми силами преследовал их и вышел прямо на засадный полк. Будучи далеко от леса, не имея возможности бежать, татары вынуждены были принять бой.

Битва проходила на пространстве до реки Килари. В результате умело спланированной операции основная часть отряда Епанчи вместе с ним самим была уничтожена, многие попали в плен. Мало кому удалось уйти в лес, к Арскому острогу.

Противник потерпел сокрушительное поражение, но не был полностью уничтожен. Сохранялась опасность возобновления набегов со стороны острога. Иван решил овладеть им и городом Арском, чтобы спокойно провести штурм Казани. Ведь Едигей отклонил предложения о сдаче.

30 же августа русские пушкари под сильным вражеским обстрелом соорудили на Арском поле деревянную башню, высотой превышающую стены Казани. Они поставили на ней пятьдесят крепостных ружей – гаковниц и десять тяжелых орудий. Там же разместились и стрельцы.

Сотни людей за длинные канаты потащили башню к крепостной стене. Русские пушкари открыли с нее огонь в упор, вызвавший панику среди обороняющихся. В это время царские розмыслы, то есть саперы, делали подкопы под стены крепости.

3 сентября царю доложили о готовности к подрыву подземного хода с родником и хранилищем питьевой воды. Следующим утром Иван в окружении воевод, среди которых был и князь Ургин, выехал из стана к укреплениям, возведенным напротив стены и осадной башни. Пушки продолжали обстрел крепости.

Молодой государь смотрел на Казань, и тут земля неожиданно вздрогнула. Кони встали на дыбы. Иван удержался в седле и увидел, как мощный взрыв поднял в воздух часть крепостной стены. Вместе с бревнами и камнями на землю падало множество обезображенных, разорванных в клочья трупов защитников крепости. Погибли и многие жители самого города. Это тоже было видно через образовавшийся пролом.

Подняв знамена, русские дружины устремились к обрушенной стене, но государь остановил их, не велел идти на преждевременный приступ. Он хотел узнать результаты подрыва и не желал, чтобы в крепость входили небольшие дружины, которые наверняка были бы уничтожены. Иван IV оставался верным себе. Он намеревался овладеть столицей Казанского ханства с минимальными потерями.

Князь Ургин, как и другие воеводы, с трудом успокоил коня.

Иван взглянул на него.

– Ну как тебе подарок для Едигера, Дмитрий?

– Отменный! Узнать бы еще, достигли ли мы главной цели, уничтожили ли родник и запасы воды?

– Ты же сам все видел, так что не сомневайся.

Царь повернул коня и направился к стану. Князь Ургин последовал за ним.

Государь пригласил Ургина в шатер, сбросил верхнюю одежду, сел на лавку. Выглядел он довольным.

– Вот так, Дмитрий, наш замысел удался. Посмотрим теперь, насколько хватит собаки Едигера.

– Без воды казанцы долго не продержатся, если, конечно, не нароют еще колодцев. Другого выхода у них и нет.

– Пусть роют. Мы Арский острог разгромим, основательно разрушим стены Казани, снимем ворота, вот тогда и проведем приступ.

– Ты больше не будешь предлагать татарам сдачу?

– Если только перед самым приступом. – Иван поднялся со скамьи, прошелся по шатру, присел рядом с Ургиным. – А вот теперь, Дмитрий, настало время сказать о том задании, которое я хочу поручить тебе и твоим ратникам.

– Я слушаю, государь.

– По моим расчетам, мы сможем провести решающий приступ в начале октября месяца. К тому времени надобно подготовить план захвата города, утвердить его на военном совете. Но тебя я хочу отправить в Казань раньше.

Ургин удивленно посмотрел на царя.

Иван улыбнулся.

– Знал, что ты удивишься. Гадаешь, что еще такого задумал неугомонный правитель? Не ломай голову, не надо. Сам скажу. А задумал я вот что. Когда войска пойдут на приступ, Едигер бросит все свои силы на отражение его.

– Так поступил бы любой военачальник.

– Да. Значит, Едигер бросит основные силы на отражение нападения, какую-то часть оставит на стенах, там, где мы наступать не будем, но продолжим держать войска и обстреливать стены. Едигер наверняка убедит казанцев в том, что русские после взятия города истребят все население. Они будут сражаться стойко. Мы, конечно, сломим их сопротивление, но какой ценой? Я же неоднократно говорил, что неоправданных потерь надо избегать. Как достичь этого? А вот представь, Дмитрий, что во время приступа, когда оборона еще будет держаться, в городе вдруг появится небольшой, но хорошо вооруженный русский конный отряд. Как это подействует на казанцев?

– Вызовет панику. По Казани тут же разлетится весть о том, что русские уже в городе. У страха глаза велики. Но откуда в городе во время штурма возьмется наш небольшой отряд?

– Откуда, спрашиваешь? А из того подземного хода, который ты обнаружил здесь еще в давние времена.

– Ну и память у тебя! Так ты намерен послать в город мою дружину?

– Да! Но только при условии, что ты дашь на то согласие и возьмешь с собой лишь добровольцев. Откажешься, не обижусь, не прогневаюсь. Я же прекрасно понимаю, на что посылаю своего старшего друга. Но эта затея может малой кровью изменить всю обстановку. Узнав о русских в городе, татары непременно дрогнут. Едигер потеряет управление своими войсками. Мы же получим прекрасный шанс прорвать оборону казанцев и войти в крепость. Первыми пойдут не полки, а специально подготовленные отряды из отборных дворян и стрельцов. Нам еще предстоит их собрать и научить, но мы это сделаем быстро. Что скажешь, Дмитрий?

На этот раз улыбнулся князь Ургин.

– А что сказать, государь? Коли надо, то я согласен. Дружину соберу. Человек двадцать хватит?

– Это тебе решать!

– Хватит. Больший отряд через подземный ход провести будет трудно.

Иван подошел к Ургину, обнял его.

– Я знал, Дмитрий, что всегда и во всем могу положиться на тебя.

– Можешь, государь, но не спеши радоваться. Дружину я соберу, заведу в подземный ход мелкую группу, человек пять, никак не боле, но пешими. А потом что? Как выйти? Где коней брать и укрыться до нужного момента?

– А твой мурза Кулин в том не помощник?

– С ним поговорить надо, встретиться в Казани.

– Это невозможно?

– Отчего же? С умом все возможно. Но надобно время.

– Так потому я тебе и сообщил сейчас о задании. У тебя целый месяц на работу.

– Успею. Однако опасаюсь, что главный вопрос с Кулином решить не получится.

– Кони?

– Да.

– Ты получишь их в Казани пред приступом. А с мурзой своим определись, где их продержать сутки, может, больше, и не забудь сообщить мне про это место. А кони будут.

– Коли так, то место найдем. Я могу приступить к подготовке?

– Конечно, Дмитрий. Она должна проводиться втайне. Все вопросы по ней решать только со мной. Ратникам-добровольцам держать язык за зубами. К двадцатому числу твоя дружина должна быть готова выполнить ответственное задание.

Князь Ургин поднялся и заверил Ивана:

– Мы будем готовы к двадцатому сентября. Одно пожелание, государь!..

– Да, Дмитрий?

– Мне необходимо еще раз, а лучше дважды провести разведку подземного хода.

– Я понял тебя. Сообщишь, когда намерен пойти в разведку. Полки пропустят тебя и твоих людей, не задавая ненужных вопросов.

– Позволь идти?

– Иди, князь. Да хранит тебя Господь!

– И тебя!

Князь Ургин покинул шатер царя и направился к стану своей дружины. А вокруг грохотали пушки. Артиллерия беспрерывно вела огонь по Казани. Молодой царь отменно разработал план боевой кампании.

6 сентября Иван поручил князю Горбатому-Шуйскому взять Арский острог, где укрылись остатки разбитого войска Епанчи. С ним в малый поход двинулась дружина Симеона Микулинского. Она шла впереди, ведомая проводниками, горными черемисами.

Острог, укрепленный засеками, выглядел неприступным. Войскам пришлось обойти его по болотам и атаковать с господствующих высот. 8 сентября русские ратники ворвались в укрепленный пункт князя Епанчи и взяли его, разгромили неприятеля.

9 сентября они двинулись к Арску. Жители заблаговременно покинули город и ушли в дальние леса. Он был взят без боя. 20 сентября рать с освобожденными соотечественниками и богатой добычей вернулась к Казани. Царь радушно встретил дружину и наградил ее начальников и многих воинов, участвовавших в походе.

Орды Епанчи перестали существовать. Набеги же луговых черемисов не могли нанести серьезный вред войску, готовившемуся к штурму города.

К тому времени князь Ургин втайне от всех сформировал добровольческую дружину из двадцати человек. Он, как и прежде, разделил ее на четыре пятерки. Их начальниками Дмитрий назначил проверенных людей: Гордея Степанова, который в давние годы обнаружил потайной ход, ведущий в Казань, Афанасия Дубину и Василия Угрюмого. Первый, головной отряд, в который вошли Иван Бурлак, Федор Шляга, Карп Смуглов и Ефим Ушаков, возглавил сам Ургин.

Вечером того же дня Дмитрий явился в стан царя и был сразу же принят Иваном.

– Что скажешь, князь? – спросил государь.

– Дружина для проникновения в Казань собрана и готова к действию.

– Ты отобрал только добровольцев?

– Мне, государь, пришлось выбирать, потому как все ратники дружины изъявили желание идти в город.

– Это хорошо. Ты связывался с мурзой Кулином?

– Дважды. Он готов провести особую дружину к себе в дом, который стоит на юго-восточной окраине города. Я ходил в Казань по подземному ходу и смотрел. У мурзы можно легко укрыть и людей, и коней.

– А что, разве ход не охраняется?

– Нет. Татары подорвали его совсем недавно, но Али нашел надежных людей, которые сделали узкий проход. Кони по нему не протиснутся, а ратники смогут.

– Так, – проговорил Иван. – Значит, особая дружина готова. Когда думаешь начать?

– Хочу сегодня, но решать тебе. С полуночи мурза Кулин будет ждать нас.

– Действуй по своему плану, Дмитрий. Тебе виднее, когда удобнее завести дружину в тыл неприятеля.

– Как я получу коней?

– Их приведет надежный человек. Ты узнаешь его, потому как не раз видел во дворце. Где-то первого числа ночью. Возможно, не всех сразу, но там разберетесь.

– Понятно.

– Ты что-то хотел еще спросить?

– Да. Что послужит знаком для начала действий дружины в центре Казани?

– В начале приступа мы захватим Арскую башню. Когда над ней поднимется наше знамя, начинай действовать. Задачу дружины ты помнишь. Посеять страх в рядах осажденных, стянуть на себя татар со стен, организовать оборону в центре, используя узкие улочки. Держаться тебе, думаю, придется недолго. Все войска, которые ворвутся в город, будут иметь приказ высылать к вам на помощь отдельные отряды. – Иван улыбнулся. – Глядишь, князь Ургин, повезет тебе, самого хана казанского Едигера на цепи ко мне приведешь!

Дмитрий ответил серьезно:

– Как будет угодно Господу. Но коли увижу во время сечи собаку Едигера, не сомневайся, уже не отпущу.

Царь подошел к Ургину, обнял его.

– Не прощаюсь, потому как обязательно свидимся. Я буду молиться за тебя и твоих смельчаков. Удачи тебе, Дмитрий, и Божьей милости. Ступай.

Князь Ургин вышел из шатра и направился к стану своей особой дружины. Она разместилась в устье Казанки, за позицией осадных орудий, денно и нощно обстреливавших город.

Он тут же собрал совет начальников отрядов и заявил:

– В десять часов начинаем выдвижение к лощине, где раньше оставляли лошадей. Дружина пойдет в пешем порядке, имея при себе вооружение и доспехи. Как минует полночь, я поведу головной отряд к стене. На преодоление подземелья уйдет не менее получаса, еще столько же – на выход к дому мурзы. Еще четверть часа кладу на всякий непредвиденный случай. Значит тебе, Гордей, надо подвести свой отряд к стене где-то в половине второго, Афанасию Дубине – в четыре часа, Василию Угрюмому – без четверти пять.

– Запутаемся, князь, – сказал Угрюмый. – Откуда мне знать, когда будет без четверти пять? Если небо звездное, то примерно определиться можно, а вдруг его затянут тучи?

– Ты прав. Тогда следим за стражниками на крепостной стене. В полночь, как только они сменятся, выходит мой отряд. Дальше точно так же. Появляются новые вражеские часовые – идет очередная пятерка в определенном мной порядке. Но при этом из подземелья не выходить до появления мурзы Кулина.

– Это другое дело.

– До рассвета мы должны войти в Казань и укрыться в доме Али. Позже нам подведут коней.

– А кто подведет, князь? – спросил Дубина. – Надежные ли люди? Вопрос не напрасный. Ведь если казанцы узнают о нас, то живыми из дома Кулина не выпустят, смерть приготовят лютую.

– Государь говорил, что коней приведет надежный человек. Это все, что я могу тебе сказать, Афанасий.

– Если сам государь, то ладно. Ему вера полная.

Князь Ургин обошел ратников, сидящих вокруг небольшого костра.

– Дальше по знаку, обговоренному с государем, мы должны прорваться к центру Казани, привлекая к себе как можно больше внимания, и занять оборону недалеко от торговых рядов. Сами знаете, в татарских городах улицы очень узкие, держаться там не сложно. Тем более во время приступа, когда главные силы казанцев будут брошены на стены. Обороняться, как сказал царь, нам тоже придется недолго. Все полки получат приказ при прорыве в город направлять к нам помощь.

– А когда государь назначил штурм Казани? – задал вопрос Ефим Ушатов.

– Точно не знаю. Царь говорил, что скоро, в начале октября.

– Можно было бы и раньше, – проговорил Иван Бурлак. – Пушкари потрудились на славу. Подкопов под стены, говорят, наделали множество и пороха туда заложили несметное количество. Рвануть бы это все, ударить еще разок изо всех орудий по останкам стен да вперед, на приступ. Татар порубили бы быстро. Хана здешнего, собаку Едигера, повесили бы сушиться на воротах его дворца. Вот войне и конец!..

– Ты считаешь, что царь глупее тебя? Он не знает, что надо делать?

– Так я не спорю, просто сказал то, что думал. А государь у нас молодец, каких поискать. Вон какую войну развернул. И ведь продумал все до мелочей.

– Ладно! – заявил Ургин. – Давайте по делу. Кому не ясна задача, поставленная пред нашей дружиной?

– Да понятно все, – ответил Степанов.

– Кто хочет дельное сказать по порядку исполнения приказа царя?

– Обсудили же все, – проговорил Федор Шляга.

– Значит, всем все ясно?

– Ясно, князь, – в несколько голосов ответили ратники.

– Ясно им! А почему никто не заикнется о съестных припасах?

– А у мурзы в доме харчей не найдется? – спросил Степанов.

– А откуда им взяться, когда в Казани голод? И вода в городе поганая, болезни от нее. Нет, не готовы вы еще.

– Так об этом обычно начальный человек думает, – попытался вывернуться хитрый Бурлак.

– Верно, – согласился Ургин. – Но о припасах и воину нельзя забывать. Оружие можно у врага отобрать, коня тоже, а вот харчей и воды ни у кого не взять, коли их и близко нет. Посему всем начальникам пятерок, а от моей – Федору Шляге пройти к обозу, взять, что необходимо и можно нести на себе. Коли там кто-то начнет препятствовать получению продовольствия, то ты, Степанов, скажешь ему, что припасы для князя Ургина, по личному распоряжению царя.

Степанов улыбнулся.

– Хватит твоего имени. В войске все знают нрав князя Ургина, а также весьма благосклонное отношение к тебе самого государя. Возьмем все, что надо, не сомневайся.

– Не забудьте набрать в нужном количестве ключевой воды. Так, чтобы недели на две, не меньше, хватило. Покуда все! Трапезничайте, получайте припасы, в десять часов всем сбор здесь в доспехах, при оружии и снаряжении. Поняли меня, ратники?

– Поняли, князь! – ответил за всех Гордей Степанов.

Часа за два до выхода дружины дозорные неожиданно привели к Ургину малолетнего татарина.

– Что тебе? – спросил он у мальчишки, мявшего в руке легкую шапочку.

– Я от мурзы Али Кулина до русского князя Дмитрия Ургина, – по-татарски ответил тот.

– Как зовут тебя, малец? – на том же языке спросил Ургин.

Парнишка насупился.

– Я не малец, а воин. У меня и оружие есть.

На вид ему было не более десяти-одиннадцати лет.

Ургин улыбнулся.

– Хорошо, как зовут тебя, воин?

– Тимур!

– Известное имя. Я и есть князь Ургин. Так зачем тебя прислал ко мне мурза Кулин?

– Дай сначала воды испить!

– Жажда мучит?

– Как и всех в городе. Мурза дает воды, но плохой, животом от нее потом маюсь.

Ургин позвал слугу:

– Кирьян!

– Да, князь?

– Видишь этого воина?

– Мальца, что ли? Так я сам пускал его в шатер.

– Он не малец, а воин Тимур.

– Во как! Смотри, я и не заметил.

– Напои-ка воина студеной водой да накорми, но чтобы не переел, а то живот скрутит.

– Слушаюсь, князь. – Кирьян повернулся к татарчонку. – Идем, воин Тимур, подкрепимся.

– Воину всегда сила требуется, – проговорил парнишка, а князь и его слуга едва удержались от смеха.

Чрез полчаса Кирьян доставил посланца мурзы обратно.

Дмитрий усадил довольного парнишку напротив себя и начал расспрос:

– Зачем Али Кулин прислал тебя ко мне? Как ты вышел из Казани, да еще и проскочил через сторожевые посты русских войск?

Мальчишка ответил:

– Из Казани вышел через заваленный подземный ход. А сторожевые посты меня сразу же остановили. Я сказал, что мне надо к князю Ургину, ратники проводили сюда. Мурза велел передать, что он сможет встретить только тебя. Остальных провожать к его дому буду я.

– Ты?

– А что? Провожу так, что никто и не заметит. Да и не до того сейчас нукерам царя Едигера. Как солнце село, отряды так и мечутся с места на место.

– Почему сам Кулин не сможет всех нас встретить?

– Не знаю, князь. Что было велено, то я сказал.

– Ладно. Значит, под землей пройти можно?

– Ход местами осыпался от взрывов, но протиснуться через него пока еще можно.

– Почему ты нам помогаешь?

Мальчишка вздохнул.

– Я сирота. Родители жили в Касимове. Умерли в один год. Меня подобрала русская семья, приютила, накормила, обогрела, приняла как своего, а не раба. Да недолго я прожил в той семье. Как-то поехали на ярмарку в Москву, а в лесу на нас налетел отряд татар. Они порезали мужчин, женщин и детей увели в полон. Меня тоже, не глядя, что я татарин. В Казани разобрались, отдали в услужение мурзе Кулину.

– Жил в русской семье, а языка нашего не знаешь?

– Жил-то недолго, может, месяц, не больше, вот и не выучил.

– Понятно. Ты должен сейчас же уйти обратно в Казань?

– Нет. Мурза велел с тобой прийти.

– Татарскую одежду, чтобы доспехи закрыть, он приготовил?

– Да. Все уже в подземелье, на выходе в город.

– Что ж, пойдешь с нами. Сейчас Кирьян устроит тебя отдохнуть часа на два. Потом пойдем.

– Как скажешь, князь. Только ответь, если можешь, на один вопрос.

– Спрашивай.

– Ты взаправду близок русскому царю?

– Правда.

– И часто видишься с ним?

– Часто. С его детства.

– Вот как? В Казани поговаривают, что русский царь решил сровнять город с землей. Это правда?

– Нет, ложь. Русский царь не желает кровопролития. Если бы Едигер сдал город, то осады, обстрела не было бы. Встал бы вместо Едигера русский наместник, как раньше Шах-Али, и жили бы казанцы как прежде, но в подчинении Москвы.

Мальчик понял не все, но ему весьма польстило, что такой важный русский вельможа, приближенный самого царя Ивана, разговаривал с ним как со взрослым.

– Это хорошо, князь.

– Наверное, тебя терзают мысли о том, что ты помогаешь тем, кто желает разорения твоего города?

– Казань не мой город, но мирных жителей жалко, женщин, детей, которых там много.

– Им, Тимур, ничего не грозит. Но все, ступай к Кирьяну.

В 10 часов вечера 20 сентября князь Ургин в сопровождении воина Тимура прошел в стан особой дружины. Все ратники находились на месте.

Гордей Степанов завидел татарчонка и удивленно спросил:

– А это еще что за басурманин?

Мальчишка схватился за саблю.

– Ты смотри, он еще и кусается!

– Оставь его, Гордей! Тимура послал к нам Кулин. Он пойдет с нами и будет вместо мурзы проводить пятерки к дому.

– Чего так, князь?

– Не твоя забота! Скажи лучше, получены ли припасы, набрали ли воды?

– Припасы получил. Обозный начальник ни слова против не сказал, узнав, чьи мы ратники. Воды тоже набрали, на две недели вполне хватит.

– Тогда выходим!

Князь Ургин повел ратников к лощине. На подходе дружину встретил сторожевой пост и пропустил ее без лишних вопросов. Дождавшись полуночной смены охраны на стенах, Дмитрий отправился к крепости с головной пятеркой. Их сопровождал Тимур. Отряд благополучно миновал другие посты и вышел к небольшой трещине, едва видневшейся в полузасыпанной яме, у самого рва.

– Давай, воин, веди в подземелье! – сказал Ургин Тимуру.

– А то вы без меня дороги не знаете!

– Но ты же проводник?

– Да, – гордо ответил мальчишка. – Я проводник.

Ратники по одному протиснулись в щель. За первым завалом ход резко пошел вниз. Он проходил подо рвом. Ближе к стене начался подъем, и тут воинам головного отряда вновь пришлось пробираться с трудом.

Наконец-то изнурительный подъем закончился. Ратники оказались в бревенчатом подвале, в углу которого была сложена одежда татарских нукеров. Воины Ургина прикрылись ими и вышли на пустынную улицу. Дмитрий увидел мурзу Кулина, стоявшего в проломе разрушенного здания.

Тот подошел, озираясь, и сказал:

– Приветствую тебя, князь! Тяжело дался переход?

– Нелегко, но это неважно. Что-то я не вижу казанских воинов.

– Вечером Едигер переместил свои силы. Не знаю, в который раз за последнее время. Он не знает, где русские планируют нанести главный удар, вот и мечется, перебрасывает войска то на юг, то на запад. К ночи все успокоилось. Но сторожевые отряды постоянно осматривают город. Недавно и здесь прошел один такой.

– На стенах смена охраны не намечается?

– Рано еще. Вы быстро прошли подземелье. Но надо идти дальше.

– Так веди.

Кулин подозвал мальчишку, велел ему спрятаться в подвале и повел головной отряд дружины Ургина к своему дому.

Все ратники Дмитрия благополучно прошли в Казань до пяти часов утра. Ургин с помощью хозяина большого дома рассредоточил людей, выставил возле окон-бойниц часовых, расписал порядок несения караульной службы. Остальных он отправил спать.

Дмитрий вместе с мурзой прошел в его комнату и там поинтересовался:

– К тебе, Али, нежданные гости нагрянуть не могут?

– Нет, для всех я уехал из города. Потому и решил выставить проводником Тимура, который легко сойдет за сироту. Меня в городе многие знают.

– Место под табун подготовил?

– Конюшня у меня большая, только овса нет.

– Ничего. Это не твоя забота. Нам главное – остаться не замеченными до начала приступа. Не знаю, когда царь решит провести его, но не сегодня и не завтра. Припасов мы взяли на две недели.

– Это очень хорошо. С моими людьми поделитесь? А то ни им самим, ни их семьям есть и пить нечего. Особенно страдают от жажды дети. У меня есть колодец, недавно вырыли, да вот только вода в нем тухлая.

– Мы дадим твоим людям и их семьям припасов и воды, конечно, в разумных пределах.

– Спасибо! Нукеры Едигера вас здесь не найдут. Отсидитесь до времени, если только ваши же пушки не накроют дом. А бьют они сильно, не переставая.

– Что-то рядом не слышно разрывов.

– Еще услышишь. Русские не бьют по одному месту. Только по стене орудия стреляют постоянно, а по городу выборочно, то в середину, то по северной окраине, то по южной. У меня еще относительно спокойно, стена прикрывает.

– Государь знает, где мы, потому не допустит обстрела этой части города. Не за тем он нас сюда посылал, чтобы положить под ядра своих же пушек.

– Ты бы дал мне сейчас немного провианта и воды. Люди не спят, ждут.

– Сколько человек у тебя здесь?

– С детьми и женами десять, еще я и Тимур.

– Добро.

Князь Ургин велел Гордею Степанову, пятерка которого первой заступила в караул, выдать мурзе припасов и воды.

Тот недовольно проговорил:

– Самим бы хватило.

Дмитрий повысил голос:

– Гордей, ты не понял, что я велел?

– Понял. Давай, мурза, человека. Не буду же я сам разносить припасы по твоим людям!

– Конечно. Сейчас пришлю. – Мурза вышел из комнаты.

Ургин строго посмотрел на Степанова.

– Гордей! Чтобы я от тебя таких речей больше не слышал, понял?

– Я-то понял, князь, а что мы станем делать, когда сами останемся без харчей и воды?

– Не останемся. Но припасы надо беречь и давать понемногу. Только чтобы живы были.

– Само собой, уж лишнего они не получат.

Вскоре вернулся хозяин дома с молодым, но уже больным с виду мужчиной. Тот ушел с Гордеем. Кулин провел князя Ургина в небольшую комнату, где была постелена постель.

Для дружины Дмитрия наступил изнурительный период ожидания.

Кстати, насчет безопасности Ургин оказался прав. За все время до приступа в дом Кулина не ударил ни один снаряд. То ли это произошло случайно, то ли по указу царя. Дмитрий так и не узнал этого.

30 сентября прогремел второй крупный взрыв. Грохнул заряд, заложенный в подкопе у Арских ворот. По замыслу царя, он должен был отвлечь внимание обороняющихся и позволить русским войскам приблизиться к воротам. Неожиданность подрыва, многочисленные потери среди осажденных помогли русским.

Казанцы бросились на войска, пробивающиеся через ворота в город, но были отбиты. Стрельцы успели занять Арскую башню и часть стены. Воевода, князь Воротынский, командовавший ими, решил развить успех и с ходу начать штурм Казани. Он послал гонца к царю.

Но Иван не разрешил войскам продвигаться в глубину города, так как другие полки не могли столь же быстро прорвать оборону противника. Действия стрельцов в городе могли привести к непредсказуемым последствиям.

Государь уже на своем опыте убедился в том, что залогом успеха на войне является четкое выполнение тщательно отработанного плана. В этом походе он ничего не делал, основательно не подготовившись. Потому Иван и запретил войскам князя Воротынского выходить на улицы Казани. Он приказал стрельцам прочнее закрепиться на башне, обеспечить тем самым подход к Арским воротам новым войскам.

На другой день, первого октября, на Покров, осадная артиллерия разрушила стену у Арских ворот. Розмыслы устроили переходы через ров и соорудили десять штурмовых лестниц. На военном совете был составлен точный план действий всего войска. Пушки тем временем не прекращали огня.

Царь после совета объявил, чтобы полки готовились к штурму. К крепости подошли старейшины горной стороны и мурза Камай. Иван обратился к ним с просьбой отправиться в Казань и в последний раз предъявить Едигеру ультиматум: тот сдает город, либо русские войска начинают атаку. Царь обещал прощение всем защитникам крепости, милосердие городу. Но парламентарии вернулись с отказом.

Иван тут же назначил штурм на 9 часов 2 октября. Согласно плану, шесть полков, из которых состояло войско, должны были действовать следующим образом. Полк Михаила Воротынского и Алексея Басманова наступал через пролом от Булака и Поганого озера. Полк Хилкова – через Кабацкие ворота, Троекурова – через Збойливые, Курбского – через Ельбугины, князя Шереметева – через Муралеевы ворота.

Царь отдал приказ подготовиться к утру следующего дня и ждать подрыва подкопов. Таков будет сигнал для начала общего штурма.

Вечером государь уединился в шатре с духовным отцом и молился. Потом князь Воротынский прислал гонца с сообщением, что инженерные работы закончены, но казанцы заметили это, поэтому не следует терять ни минуты. Иван отдал приказ на выдвижение полков. Обе стороны готовились к кровавой сече.

На Покров день татарский вельможа, знакомый Ургину, пригнал во двор мурзы Кулина табун из двадцати коней. Это не привлекло внимания осажденных, так как они видели подготовку русских войск к штурму и были всецело заняты укреплением собственной обороны.

Получив коней, князь Ургин велел снять караул, оставить одного наблюдателя за Арской башней. Гремели взрывы, в щепки разлетались ворота, содрогались стены. Из города казалось, что штурм уже начался, но русское знамя над башней не поднималось.

В тяжком, нервном ожидании прошла ночь. Утро выдалось ясным, чистым. Заря осветила стены крепости, забитые казанскими воинами. Звучали только бубны и трубы, как русские, так и татарские. Артиллерия прекратила огонь. Наступила зловещая тишина, чрез которую пробивалось пение иереев, служивших обедню.

Как только взошло солнце, хрупкую тишину взорвал грохот мощных взрывов. Первый поднял в воздух башню, часть стены у Аталыковых ворот. Второй ахнул в другом конце города. Многие защитники Казани были уничтожены взрывами, падающими бревнами и камнями.

Войска ринулись на штурм. Ратники ворвались в город. Начались уличные бои. Русским воинам пришлось отбивать у казанцев каждое здание. Татары сопротивлялись яростно. Полки продвигались медленно.

Князь Ургин находился рядом с наблюдателем и каждую минуту задавал ему один и тот же вопрос:

– Что на башне?

– Пока ничего. Арские ворота подорваны, разрушены стены, стрельцы ведут огонь из пищалей, знака нет.

– Что же произошло? Может, царь изменил план и решил не использовать нас?

– Нет! Есть стяг, князь, смотри!

Ургин взглянул на башню у Арских ворот. На ней на ветру трепетал русский стяг.

– Ну вот и наше время пришло. Дружина, к бою!

Все его ратники вскочили на коней. Люди мурзы Кулина распахнули ворота, за которыми ветер гнал по улице дым и гарь.

Князь Ургин обнажил саблю и отдал приказ:

– За Русь, за веру, за царя, за мной, вперед!

Малочисленная конница буквально вылетела со двора казанского мурзы и направилась к центру города. За первым же поворотом русские всадники столкнулись с конным отрядом татар. Но тех было меньше, всего десятеро. Они сопровождали какого-то вельможу. Появление русских явилось для татар полной неожиданностью. Воины Ургина налетели на врагов и быстро порубали их. Карп Смуглов пронзил копьем вельможу, прятавшегося за своей охраной.

Дружина пошла дальше. Местные жители замечали ее и с жуткими криками разбегались кто куда. Ургин остановил своих всадников там, где четыре улочки составляли перекресток, небольшой пятачок меж невысоких зданий.

– Занять оборону! – приказал Дмитрий. – Одному ратнику из каждой пятерки спешиться, прочесать близлежащие дома и остаться там для прикрытия. – Он повернулся к Смуглову. – Карп, в дом! Коли что, подай сигнал, поможем.

– Понял, князь!

Смуглов и еще три ратника из других пятерок оставили коней на пятачке и бросились в дома. Они успели осмотреть их и заняли позиции у окон, выходящих на перекресток.

Тут Гордей Степанов крикнул:

– Князь, татары!

Ургин посмотрел на улицу, уходящую куда-то вниз. Оттуда надвигалась пешая вооруженная толпа, состоявшая из служивых людей и посадских.

Дмитрий отдал приказ:

– Гордей, принимай бой!

Тут же слева крикнул Дубина:

– И на нас прет орда казанцев.

Князю стало ясно, что дружину окружают, поэтому он приказал:

– Всем к бою! Ратникам прикрытия ждать дополнительной команды. Подготовить луки и стрелы. Занимаем круговую оборону, перекрывая улицы.

Дружина рассредоточилась и приняла удар первой волны нападавших татар. Те наступали с воплями и криками, отчаянно и бесшабашно, а главное, неорганизованно. Никакого взаимодействия между толпами казанцев не было, и это играло на руку Ургину.

Была отбита и вторая атака. Потом Ургин отдал приказ спешиться и далее обороняться под прикрытием коней. У неприятеля появились лучники. Они могли нанести серьезный урон малому отряду Ургина, легко поразить всадников, сидящих в седлах. А вот ратников, находившихся под прикрытием коней, татары стрелами не доставали. Но и кони долго не могли служить людям защитой. Раненые стрелами, они начали метаться по перекрестку. Часть из них рванулась в улочки, давя татар. Некоторые же все еще прикрывали ратников.

Дружинники оттащили к стенам домов четверых раненых товарищей и одного убитого. Это был молодой парень из пятерки Василия Угрюмого. Татары несли потери, но и дружина князя Ургина тоже поредела.

Сверху раздался крик Карпа Смуглова:

– Князь, по верхней улице приближается конный отряд. Это уже не толпа, а воины!

Ургин взглянул на небо. Солнце находилось довольно высоко. Значит, дружина дралась в центре города около часа, а продержаться по приказу царя следовало где-то два. Много!

К Ургину подбежал Степанов.

– Коли мы так и будем стоять здесь, князь, то татары скоро сомнут нас.

– Что предлагаешь?

– Прорываться к окраинам.

– У нас четверо раненых, один убитый. Мы окружены. Больше половины коней побито. Куда нам прорываться, Карп? Прямиком на небеса? Туда мы еще успеем.

– Тогда командуй, князь!

Ургин приказал усилить первый отряд, который должен был встретить конницу. Всем ратникам, находящимся в домах, он велел приготовиться к обстрелу главных сил противника, остальным держать улицы. Татарская конница приближалась, но не могла развернуться и шла скученно.

Ургин же отвел свой отряд вглубь пятачка. Когда всадники приблизились к перекрестку, по ним ударили лучники особой дружины. Их было мало, но били они без промаха.

Ургин еще глубже отвел отряд. Когда разъяренные татары с воплями вырвались на перекресток, он повел своих ратников в контратаку. Завязался ожесточенный бой. Рядом с князем дрались Иван Бурлак, Федор Шляга и Ефим Ушаков. Они вошли в раж и с остервенением рубили татар, выходивших из улочек.

Но долго держать оборону малочисленная дружина Ургина не могла. Пал Ефим Ушаков, получил ранение Федор Шляга, да и князю юркий татарин рассек щеку. Из раны обильно лилась кровь. Заканчивались стрелы у лучников. Теснили обороняющихся и толпы, собравшиеся на других улицах.

Ургин решил укрыть своих уцелевших людей в доме, откуда стрелял Карп Смуглов. Он уже готов был отдать команду взять раненых на руки и отходить в здание, где можно было обороняться какое-то время.

Тут Дмитрий вдруг услышал боевой клич:

– Бей басурман, ребята! Спасай наших!

Помощь пришла со всех сторон. Татары поняли, что сами попали в засаду, и заметались в узких проходах между домов. Некоторые бросили оружие, подняли руки и отошли к стенам. Рубя татар, к перекрестку вышла конница Головина.

– Жив, князь? – крикнул он, вылетев на перекресток.

– Живой, – ответил Дмитрий.

– Ну и хорошо. Собирай своих, пойдем к ханскому дворцу.

– У меня, Михайло, раненых половина дружины. Коней не осталось.

– Так! Давай-ка твоих раненых положим на татарских коней и пойдем к логову Едигера. Исход всей битвы уже решен. Мы перебили множество татар. Они сдаются в плен. Тех, кто еще сопротивляется, наши на месте рубят. Взяли мы Казань, князь! Меня к тебе государь послал.

– Значит, говоришь, идем к ханскому дворцу?

– Да, князь.

– Тогда ловите коней, чтобы забрать с собой всех раненых и убитых.

– Это мы быстро!

Княжич Головин отдал команду, и вскоре его ратники подвели татарских коней. Ранеными и погибшими занялся Гордей Степанов. Через несколько минут объединенная дружина под командованием Ургина пошла к ханскому дворцу.

Дмитрий выполнил приказ. Появление его ратников в центре города во время штурма потрясло защитников Казани. Никто не мог понять, откуда взялись эти русские. Ханским мурзам пришлось снимать своих людей со стен.

Теперь князь Ургин вел дружину к последнему вражескому оплоту – к ханскому дворцу. Отборные отряды Едигера отчаянно сопротивлялись, даже провели контратаку. Русским войскам не хватало мощи для их разгрома.

Тогда Иван, внимательно наблюдавший за ходом штурма, ввел в бой свой резерв. Царская дружина с ходу врубилась в ряды оборонявшихся казанцев и смяла их.

Едигер вынужден был закрыться во дворце, где защищался еще около часу. Русские полки выбили врага и оттуда. Татары бросились к Ельбугиным воротам, выходившим на Казанку, но там их встретил полк князя Курбского.

После короткого боя неприятельские воины и их командиры сложили оружие. Дальнейшее сопротивление было бессмысленным.

Только Едигер, собравший вокруг себя десяток преданных охранников, продолжал бой. Но он сопротивлялся недолго. Русские ратники истребили всех, кроме Едигера. Тот остался один, бросился на землю и забился в истерике.

Его обезоружили и подняли на ноги. Недавний грозный хан взял себя в руки и теперь держался вполне достойно для полководца, проигравшего решающую битву. Едигера доставили в стан царя. Князь Воротынский доложил Ивану о полной победе.

Государь подошел к Едигеру, стоявшему на коленях.

– Видел, собака, что с Казанью сталось?

– Видел. Твоя взяла, признаю и повинуюсь!

– Не поздно ли виниться? Если бы не твое упрямство, не горела бы Казань, не оплакивали бы жены мужей своих, дети – отцов. Почему ты не принял предложение о сдаче города без боя? Ведь ты же опытный воин, понимал, что на этот раз поражения не избежать. Зачем людей на погибель бросил?

– А ты бы, царь, сдал Москву, подойди я к ней с большими силами? Нет, не сдал бы. Тоже дрался бы до конца, никого не жалея. Так что не стоит тратить слов. Ты победил, я проиграл. Вели казнить меня и правь новыми землями. – Едигер поднял голову к небу, шепча слова молитвы.

Иван ответил:

– Нет, Едигер, ты будешь жить и вспоминать свое поражение. Твою дальнейшую судьбу я решу позже. Уведите его!

Ратники увели последнего казанского хана, который был позднее отправлен в Москву на вечное содержание.

В это время к шатру прибыл гонец и доложил:

– Государь, толпа татар, тысяч не менее шести, перешла Казанку и отходит от города.

– Что за толпа?

– Из тех, кто защищал город. Воеводы просят разрешения догнать татар и уничтожить их.

Царь неожиданно махнул рукой.

– Пусть уходят. Побродят по лесам да степям и вернутся. У них наверняка остались в городе жены, дети. Вернутся и будут заново отстраиваться. Таков мой приказ. Немедля передай его воеводам и сообщи, что скоро я войду в Казань.

Князь Старицкий проговорил:

– Напрасно ты отпускаешь казанцев, государь. Шесть тысяч ратников – сила немалая. Разбойничать станут.

– Вот тогда и уничтожим их. Теперь это наша земля. Безобразничать на ней мы не дадим никому, как и творить произвол. Сражение закончилось. Хватит крови. Ее и так пролито немало. Собирайся, едем в город!

– Так я готов, государь.

Вскоре царь въехал в Казань. Войска радостно приветствовали своего государя. Со всех сторон из развалин выходили бывшие русские пленники. Они плакали, благодарили царя за освобождение. Иван приказал собрать всех полоняников, удерживаемых казанцами, накормить, напоить, подготовить к возвращению на родину.

Потом государь посмотрел на Казань, на ханский дворец, повелел потушить пожары, взять в качестве трофеев знамена и пушки разгромленной армии. Местным вельможам, желавшим служить Москве, он приказал организовать массовые похороны погибших, ибо смрад от трупов был достаточно силен, возобновить подачу воды в город.

Царь покинул Казань и направился в свой стан. На выезде из города его свита встретилась с дружиной Ургина.

Государь издали заметил князя, поспешил к нему и спросил:

– Дмитрий, ты ранен?

Из рассеченной щеки Ургина продолжала сочиться кровь.

– Пустое, государь! Задел-таки татарин своей кривой саблей.

– Рад, что ты живой.

– Ты вовремя прислал подмогу. Еще немного, и полегла бы дружина. Я почти половину людей потерял до подхода Михаила Головина.

– Тяжко пришлось твоим людям. Скорблю по погибшим. Но они смертью своей спасли жизни многих сотен других ратников.

– Да погибших не так и много, государь, трое. Больше раненых.

– Надеюсь, им оказывается вся возможная помощь?

– Я передал их лекарям, а что будет дальше, только Господу известно!

– Все мы в руках Божьих. Едем ко мне, Дмитрий. Там и рану тебе обработают, и победу отметим.

– Прости, государь, устал я. Да и не до веселья мне. Близкие люди погибли. Так что я, с твоего позволения, к себе поеду.

– Ты большое дело сделал, проси любую награду. Ни в чем отказа не будет.

– Победа – главная награда, государь. Я, как и все русские ратники, ее получил, так что и просить у тебя мне нечего.

– А ты все такой же, как и раньше.

– С чего бы мне измениться, государь? Каким был, такой есть, таким и помру.

– Ты погоди помирать-то, у нас еще дел невпроворот. Казань – только начало.

Ургин улыбнулся.

– Слушаюсь, государь.

– Ладно, езжай к себе. Да рану вели обработать, не запускай!

Царь подал сигнал вельможам, и свита направилась в царский стан. Князь Ургин с ратниками, живыми и мертвыми, поехал в свой лагерь.

До 11 октября Иван занимался учреждением власти в городе, после чего начал готовиться к отъезду. 14 числа он направился по Волге домой. Повсюду, куда прибывала флотилия, народ устраивал торжества. Люди благодарили первого русского царя за избавление от ужасных набегов казанцев, славили победителя. Государь собрал в Нижнем Новгороде все войско, далее двинулся сухопутными дорогами. В Судогде он встретил гонца от Анастасии с вестью о рождении сына.

29 октября Иван увидел Москву и бесчисленное множество народа, вышедшего встречать своего государя, победителя и освободителя. Вместе с торжествующим народом царя встретили митрополит и духовенство.

Государь снял с себя воинские доспехи и направился в Кремль. Он посетил все храмы и поспешил во дворец.

Царица лежала на постели, но, увидев Ивана, забыла о слабости и болезни, упала к ногам мужа. Он поднял ее и покрыл лицо поцелуями. Принесли младенца. Царь принял его.

– Наследник, сын, Дмитрий!

Иван вновь вкусил всю полноту человеческого счастья.

Москва и Русь славили царя. Иван же в ознаменование взятия Казани повелел заложить храм Покрова Богоматери у Спасских ворот.

Он посвятил несколько дней семье, а 8 ноября дал торжественный обед в Грановитой палате митрополиту, духовенству, князьям Юрию Васильевичу и Владимиру Андреевичу, боярам и воеводам, которые мужественно сражались под Казанью.

Царь одаривал всех, от митрополита до рядового воина. Три дня он пировал со своими именитыми подданными и раздавал дары. Все это время гулял и весь народ русский, прославлявший своего государя.

Мудрая и решительная политика Ивана IV начинала давать свои плоды. Великое русское государство стремительно расширялось, укреплялось, развивалось во всех отношениях на благо русского народа, святой православной церкви и в устрашение врагов ее. На примере взятия Казани они познали истинную мощь России и силу ее правителя.