Глава 4
Незаметно, в трудах и повседневных заботах, прошла неделя. К выходным ремонтно-восстановительные работы были закончены и в доме Есипова, и, в основном, в клубе. В Доме культуры осталось заменить всю проводку и закончить ремонт сцены, с заменой занавеса и кресел зрительного зала, которые уже были закуплены и ждали монтажа. Монтажа, назначенного на выходные дни. Поэтому и субботу, и воскресенье Николай провел на работе.
Шестнадцатого числа Есипов освободился в 17 часов. Заехав по пути в магазин и закупив продукты, он прибыл домой. У ворот рядом с новой верандой увидел Валеру. Подумал, или опять пригласит играть в шахматы, или с компьютером что-нибудь не получается. Но не угадал.
Валера взглянул на Николая серьезными, невеселыми глазами, тихо и коротко сказал:
– Отец вернулся.
Есипов за делами совсем забыл, что именно сегодня должен был прибыть Герман Шевцов, отсидевший восьмилетний срок за хранение и сбыт наркотиков.
Николай присел перед сыном Ольги на корточки:
– Та-ак. И давно вернулся?
– Нет. Сразу после обеда.
– Ну, что ж, Валера… Да, приехал. А ты из дома почему ушел?
– Они с мамой разговаривают. Отец сказал, чтобы я пока погулял.
– А он не обижает маму?
– Нет. Но я думал, он другой!
– Какой другой?
– Ну не такой, как есть! Глаза у него злые. Компьютер увидел и спрашивает – а это еще откуда? Мама объяснила, что вы подарили, а он вдруг хмурым стал и раскашлялся. Болеет, наверное. Потом все по дому ходил.
– А мама? Что мама делала?
– Плакала! Он ей какие-то бумаги давал читать, она плакала!
– Ясно. Ну, что ж. Сейчас я поставлю машину во двор, и пойдем ко мне. Маме с папой действительно надо о многом поговорить!
– Мы теперь не будем жить, как раньше?
– Ну, чего ты нос повесил, Валерка? Все будет хорошо, вот увидишь. Пойдем ворота открывать.
Загнав машину и закрыв створки ворот, Николай с мальчиком прошли в дом Есипова. Сейчас он уже имел вполне жилой вид. Новая мебель, ковры, красивые шторы придавали жилищу майора уют. Даже Валера оценил это, сказав:
– Как у вас хорошо!
И тяжело, совсем не по-детски вздохнул.
Николай потрепал его по голове:
– Валера! Я же сказал, все будет хорошо! Сейчас я положу продукты в холодильник, и давай сыграем партеечку? Я должен сдержать слово и хоть один раз обыграть тебя.
Мальчик повеселел:
– Вы тоже шахматы купили?
– А как бы я готовился к игре с тобой? Конечно, купил. Возьми доску вон в том ящике и расставь фигуры. Думаю, журнальный столик нам подойдет?
– Подойдет, конечно.
Есипов собрался выйти на кухню, но остановился:
– А ты кушать не хочешь?
Валера вежливо отказался:
– Нет, дядя Коля, я обедал, спасибо.
– Но чая со мной выпьешь?
– Чай можно.
– Хорошо. Занимайся шахматами, я скоро.
Войдя на кухню, Николай бросил на стол пакет с продуктами, сел на стул, закурил.
Вот и дождались. Герман вернулся. Ольга сейчас с ним. Знать бы, о чем они сейчас говорят. Как только Герман появился, то показал ей какие-то бумажки, отчего Ольга вдруг расплакалась. Что же это за документы такие предъявил ей комсорг? Может, письма, которые ранее супруга писала ему, обещая ждать? Может быть. Все может быть. Но скоро ситуация прояснится. Ольга придет за ребенком, и Николай не отпустит их. Пусть является Шевцов. Как его встретить, майор знал. И к встрече был готов давно!
Затушив окурок и быстро разложив продукты по полкам и ячейкам нового холодильника, Николай вышел в гостиную. Валера уже ждал его, сидя в удобном кресле, поджав под себя ноги. Есипов бодрым голосом спросил:
– Ты, как всегда, белыми играть собрался? А может, поменяемся мастью?
– Пожалуйста!
Парень показывал, что ему все равно, какими фигурами сделать майора. Начали игру! Есипов быстро проиграл. Это и понятно, его мысли были далеко от шахмат. Но он изобразил удивление:
– Стой, стой! Это как же ты загнал меня в угол?
Валера рассмеялся:
– Рокировку надо было вовремя провести!
– Да? Ну, ладно. Первая партия не в счет. Будем считать ее разминочной.
Но и вторую игру Есипов проиграл, посетовав:
– Вот непруха. И как я ладью твою проморгал?
Валера внимательно посмотрел на Есипова:
– Дядя Коль, о чем вы думаете?
– Как о чем? Об игре, конечно.
– Нет. Нехорошо говорить неправду. Вы думаете о маме?
– Да, Валера!
– Она тоже часто о вас говорила. В пример ставила. А правда, что вы с ней еще с детства знакомы?
– Правда! В твоем возрасте я ее за косички дергал. У мамы были такие длинные косички, удобно хватались.
Мальчик рассмеялся:
– А она что?
– Ранцем меня по голове! Я пытался увернуться, но не всегда это получалось.
Николай сам улыбнулся, вспомнив детство.
– А однажды был такой случай в школе. Мы с дядей Володей Соболевым сидели прямо за твоей мамой и ее подругой. Через парту. А урок был то ли по истории, то ли по географии, сейчас уже не помню. Но никто не писал, а слушал, поэтому ученики и сидели прямо. У мамы волосы в тот день в косу сплетены были, вот дядя Володя и решил дернуть ее. А мама словно ждала подвоха, положив портфель на свою парту. И получается так, дядя Володя дергает за косичку, а мама с разворота портфелем мне, да прямо под глаз. Потом неделю, наверное, синяк не сходил.
Валера рассмеялся:
– Вот ребята потешались, да?
– Да уж не без этого. Чаю еще будешь?
Мальчик отказался:
– Нет, спасибо! А сколько сейчас время?
Николай посмотрел на часы:
– Почти семь.
– Долго они что-то разговаривают.
– Давно не виделись.
Валера неожиданно спросил:
– А вы знаете, за что папу в тюрьму посадили?
Есипову пришлось солгать. Правда могла сделать очень больно ребенку:
– Нет, меня тогда здесь не было. Да и видел я твоего папу всего один раз, давно.
– А мне говорили, что он наркотики продавал!
– Кто говорил?
– Дед Ермолай! И еще этот… дядя Петя, которого вы прогнали.
– Ну, нашел кому верить. Дед уже старый, не помнит, что вчера сам делал, а дядя Петя злил тебя. Такой уж он плохой человек. Так что ты слухам не верь. Подожди, и сам все узнаешь от мамы. Она лгать не будет. Но что-то они действительно долго беседуют. Могли бы подумать, что сыну ужинать пора.
В голове Николая мелькнула мысль, а не в постели ли они после долгой разлуки? Но тут же отогнал ее. Нет, этого просто не могло быть. Но почему не идет Ольга? За то время можно обо всем переговорить. Особенно если женщина поведала муженьку о своих отношениях с другим мужчиной.
И словно услышав мысли Есипова, в комнату вошла Ольга. Нехорошее предчувствие укусило Николая за сердце, как только он увидел лицо любимой. Оно было заплакано и печально. Наверное, пришлось вдоволь выслушать от Германа разной грозной фени.
Николай подошел к ней, хотел обнять. Но Ольга отстранилась, обратившись к сыну:
– Валера! Иди, пожалуйста, домой, мне с дядей Колей поговорить надо.
Ребенок воспротивился:
– Не пойду!
И добавил:
– Один не пойду! Я боюсь папу!
– Но он же твой отец, сынок?
– Все равно! Один ни за что не пойду!
Ольга вздохнула:
– Ну, хорошо, тогда выйди на кухню.
Николай спросил:
– Почему он должен куда-то идти? И о чем ты таком собираешься поговорить со мной, чего не должен слышать сын?
Но Валера сгладил ситуацию:
– Хорошо. Я выйду. Только, если можно, не на кухню, а в соседнюю комнату? И шахматы с собой возьму, можно?
Мальчик, прихватив доску, вышел из гостиной, плотно притворив за собой двери.
Ольга опустилась в кресло, где раньше во время игры сидел ее сын, и закрыла лицо ладонями.
Николай присел рядом:
– Что с тобой, Оля? Ну, что ты молчишь?
Женщина опустила руки на колени, подняла голову:
– Господи! Дай мне силы пережить все это!
– Что ЭТО? Оля! О чем ты?
Ольга взглянула на Николая. В глазах ее блеснули слезы.
– Коля! Милый, любимый! Прости меня, ради всего святого, прости!
Есипов опустился перед женщиной:
– За что я должен простить тебя?
– За все! Боже, как мне тяжело. Лучше бы я умерла.
Николай взял ее ладонь в свои руки:
– Успокойся! Приди в себя! Хочешь воды? А может, вина?
– Да какого вина, Коля? Я… я… нет, не могу!
– Что не можешь, Оля?
Женщина закрыла глаза, откинулась на спинку кресла и сказала вдруг, как выстрелила. Выстрелила прямо Есипову в сердце:
– Я не могу оставить Германа!
Николая словно током пробило.
– Что ты сказала?
– Я не смогу оставить Шевцова!
– Не сможешь??? А как же?.. как же наша любовь? Наше счастье? Как же все то, что говорила мне?
Огромным усилием воли женщина взяла себя в руки. Кто бы знал, каких усилий ей это стоило. Она заговорила немного подрагивающим голосом, устремив взгляд на черный квадрат приоткрытого окна:
– Выслушай меня, Коля! Я люблю тебя и хотела бы быть твоей! Но… Герман смертельно болен. У него рак легких. Ему некуда идти, и за ним некому ухаживать. У него не осталось ни родных, ни близких, только я. Как я могу оставить его в таком положении? Ну как, Коля?
Внутри Есипова что-то оборвалось, отдавшись тупой болью в сердце. Он медленно поднялся, вышел на кухню. Слегка дрожащими пальцами достал из пачки сигарету. Прикурил. Все, что еще утром являлось его счастьем, рухнуло в один момент. Он услышал, как следом вошла Ольга, но не обернулся. Его вдруг обуяла ярость. Сейчас он хотел, чтобы женщина ушла. Но Ольга не уходила. И Николай не сдержался. Швырнув окурок в раковину и резко развернувшись, он сжал плечи женщины, процедив сквозь зубы:
– Значит, Герман болен, говоришь? Рак у него? Так вот какие бумажки он тебе предъявлял! Он одинок и беспомощен. И ты пожалела его! Как же, ты же жалостливая и он твой законный муж!
Николай уже не контролировал себя.
– А кто пожалеет тех, кого твой Герман посадил на иглу? Тех, кого он обрек на медленную и мучительную смерть? Его не в тюрьму надо было сажать, а к стенке ставить! А ты ради этого мерзавца готова пожертвовать всем. Пожертвовать сыном, мной.
Резкая боль пронзила тело майора, оборвав речь. Цепкие клещи сдавили грудь, нечем стало дышать, стены кухни поплыли, пол наклонился. Николай пошатнулся и, наверное, упал бы, если бы не ухватился за стол. Ольга бросилась к нему:
– Коля, Коленька, что с тобой? Коленька! Сейчас, сейчас, господи, что ж я наделала? Давай, присядь на стул.
Женщина опустила ставшее грузным тело майора на стул, крикнув в комнату:
– Валера! Валера! Скорей сюда!
Мальчик вбежал на кухню, увидел побелевшее лицо Есипова, сам побледнел:
– Мама! Что с ним?
В голосе паренька пробивалась дрожь. Он испугался. Ольга, расстегнув пуговицы на рубашке Николая, крикнула за спину:
– Валерка, быстрей к Соболевым. Скажи, с дядей Колей плохо! Пусть бегут сюда. И аптечку, аптечку захватят!
Последние слова матери мальчик услышал уже на улице. Женщина же, причитая, нагнулась к груди. Сердце билось слабо, неровно, но билось.
– Коленька, милый, давай на пол опустимся. Тебе лечь надо.
Тут на кухню ворвались Соболев с женой. Марина, по образованию медсестра, отстранила Ольгу, нагнувшись над Николаем. Валера прижался к подолу матери, которая, отвернувшись, заплакала. Соболев непонимающе смотрел на все происходящее. Затем взял Ольгу за плечо:
– Что тут произошло, Оля?
Женщина уткнулась в грудь участкового:
– Это я, Вова… я во всем виновата! Если с Колей, если…
Марина прервала ее причитания резким окриком:
– А ну хорош тискать моего мужа! Давай аптечку! И тонометр!
Владимир предложил:
– Может, «Скорую» вызвать? Так я мигом!
– Аптечку с тонометром!
Ольга увидела пакет, принесенный Соболевыми, протянула его Марине. Та обернулась к мужу:
– Помоги рубашку снять! И уведи мальчика в комнату, здесь ему делать нечего, как и тебе тоже. Смотрите телевизор!
Владимир возмутился:
– Какой телевизор? Тут друг того…
– Чего того? Придет в себя твой друг! Делай, что говорят!
Соболев взял за руку Валеру:
– Пойдем отсюда! Не будем мешать!
На кухне остались Николай и Марина с Ольгой. Марина, измерив давление и послушав сердце, повернулась к подруге:
– Что здесь произошло?
– Марин, не спрашивай ни о чем! Скажи лучше, что с Колей?
– Нервный срыв, усиленный какой-то болезнью. Сейчас сделаем укольчик, дадим нашатыря понюхать, оклемается наш майор!
Она достала из аптечки одноразовый шприц и какую-то ампулу. Сделала укол. Затем поднесла к носу Есипова тампон, смоченный нашатырным спиртом. Есипов дернул головой, открыл глаза. Ему стало значительно легче. И грудь больше не сжимал стальной обруч. Покачнулся. Тряхнул головой.
Марина тут же среагировала:
– Ты головой-то не тряси! Сядь лучше!
Есипов подчинился:
– Вот черт! И надо же такому случиться? Грохнулся, как обморочная девица!
Потянулся за сигаретой. Соболева попыталась убрать пачку, но Николай, уже придя в себя, перехватил ее руку:
– Оставь, Марин!
– Ну, смотри! Не надо бы тебе курить!
– Мне много чего не надо. И жить тоже. Так что не мешай. За помощь спасибо. А на грубость не обращай внимания. Я не со зла.
Николай закурил. Тут же закашлял, но сигарету не бросил, пересилил кашель, словно делая это назло. Марина, убрав медицинские инструменты, тоже присела, напротив Есипова. Спросила:
– А теперь скажите, что меж вас произошло?
Ответил Николай:
– Ничего особенного, Марин. Просто мы с Олей решили расстаться.
У Марины широко раскрылись глаза. Вот уж чего она не ожидала услышать.
– Что? Расстаться?
Она посмотрела на Николая, словно определяя, шутит он или нет, затем перевела взгляд на подругу:
– Ольга! Что значит расстаться? И с чего это вдруг? Ведь у вас все было…
Внезапно появившаяся мысль прервала ее речь. Она, догадавшись, тихо произнесла:
– Герман. Ведь сегодня же шестнадцатое число, и он вернулся. Но при чем здесь Шевцов? Ты, Ольга, решила остаться с ним?
Ответа не последовало.
Марина посмотрела на Шевцову:
– Ольга?
На этот раз ее остановил Есипов:
– Не надо рвать ей душу, Марин. Нам, наверное, не понять, КАК далось ей решение остаться с Германом. Но выбор сделан! Она возвращается к мужу, ну а я… я, как и прежде…
Марина покачала головой:
– Да, дела уж. Не знаю, Ольга, чем ты думаешь? Но сердцу, как говорится, не прикажешь! Только зачем ты Кольке голову морочила? Не понимаю.
Ольга вскрикнула:
– Да не морочила я ему голову. Но так получилось. Не по моей воле. Ну почему меня никто понять не хочет?
Она зарыдала, вновь уткнувшись в стену.
На крик и плач появился Владимир:
– Что тут у вас?
Увидев Николая, сидевшего за столом, обрадовался:
– Оклемался? Ну, ты, в натуре, испугал! У меня ноги задрожали, когда увидел тебя на полу. А чего это с Ольгой?
Соболева вздохнула:
– Придется и ею заняться. Давай, Володь, веди-ка свою школьную подругу к столу. Успокаивающий препарат ей введу! И что за денек сегодня?
Владимир обнял Шевцову:
– Прекрати, Оль, идем, Марина сейчас тебя успокоит.
Но женщина вырвалась из объятий:
– Не надо меня успокаивать! Ничего не надо. Теперь мне все равно!
Она взглянула на Николая:
– Прощай, Коля! Прости, если сможешь! А не сможешь, прокляни, я это заслужила.
Ольга вышла в коридор, позвала сына и вместе с ним вышла из дома Есипова. Согнувшись, направилась к своему жилищу.
Владимир, проводив взглядом Ольгу, повернулся к жене и другу, спросил:
– В конце концов, мне кто-нибудь из вас объяснит, что здесь произошло?
Марина вздохнула:
– Здесь, Вова, произошло самое ужасное, что может произойти в этой жизни.
Владимир не въехал:
– Чего? Ты по-русски изъясняться можешь?
– А я тебе по-узбекски, что ли, сказала?
Ответил Николай:
– Не суетись, Володь. На самом деле все просто. Вернулся Герман. Ольга решила остаться с ним.
– Ни хрена себе? А… это… почему она так решила?.. Ведь у вас же все шло к свадьбе!
– Шло, да не дошло! Но хватит об этом! Что было, то прошло.
– Да-а-а! Ну, Ольга? Ну и стерва! А я-то думал, она к тебе с чистым сердцем, а оно вот как?
Николай повысил голос:
– Не смей оскорблять ее, Соболев! Пусть живет, как хочет! И пусть будет счастлива… если сможет!
Есипов встал, открыл холодильник, достал бутылку водки. Поставил на стол.
Марина всплеснула руками:
– Ты с ума сошел, пить в таком состоянии? Ведь подохнуть можешь. И очень даже просто!
– А если я, Марина, и хочу подохнуть? Тогда что?
Женщина обратилась к супругу:
– Ну, хоть ты его останови, Володь!
Соболев проговорил:
– Ты это, Коль, действительно не надо бы, а? Хотя бы сегодня не надо. А завтра видно будет. Она же, водка, не Ольга, никуда не денется?
– Ты опять за свое? Не трогай Ольгу. И вообще, спасибо вам за все, ребята. Идите к себе.
Соболевы покинули опустевший и вновь ставший нежилым дом Есипова.
Николай же, взяв бутылку, прошел в гостиную. Достал из «стенки» рюмку, устроился в кресле за журнальным столом, где они еще недавно играли с Валерой в шахматы. Выпил первую рюмку. За ней вторую, третью… распечатал еще одну бутылку, из бара…
Долго в его окне горел свет.
А в спальне Ольги пьяный Герман пытался овладеть лежащей, как бревно, холодной и безразличной ко всему женой. Он весь взмок, лапая ее тело руками. То сжимая грудь, то опуская руку ниже. Но ничего не добился. Шевцов утерял способность быть мужчиной, и от этого его душила жгучая злоба. Если бы жена помогла ему, если приняла его ласки, то, может, он и смог бы. Но та лежала недвижимо, бездушно и ненавидяще глядя в потолок. Близкая, желанная, но недоступная. С каким бы удовольствием Герман выволок жену во двор и избил до полусмерти за тот холод, каким она встретила его, за то, что жила с другим мужиком. Но об этом не думал Шевцов. Не думал он и о том, как грамотно разыграл карту якобы смертельно больного мужа. А эта дура поверила. Она нужна была Шевцову, и он ее оставил при себе. Не для любви, не во имя сохранения семьи. Нет! Она ему была нужна в роли жертвы. Объекта мести, которая рвала его на зоне. За то, что слала редкие и скудные посылки, за то, что спала с соседом. Он, Герман, уничтожит ее! Превратит в никому не нужную старуху, а сам потом найдет молодую бабу. И потенцию восстановит. Сейчас это возможно. По крайней мере, так говорят! Ну а не восстановит, проживет и без баб. Но Ольгу, эту тварь, он уничтожит!
Вот о чем думал вернувшийся с зоны Герман Шевцов, бывший комсомольский вожак и наркоторговец, когда Ольге надоели его лапания и она, отбросив руки мужа, поднялась с постели, покинув проклятую спальню. Она остановилась в зале, заметив свет в окне Николая. Слезы вновь подступили к горлу, но Ольга сдержалась, не проронив ни слезинки, а только печально смотрела на это окно, за которым была так счастлива. Ольга видела через открытые шторы его силуэт. И ей хотелось кричать, биться о стену, умереть, но… в соседней комнате посапывал сын, и только ради него она обязана жить. Как обязана ухаживать и за больным мужем. Она не могла бросить умирать его в одиночестве, когда некому будет подать ни хлеба, ни воды. Если бы Ольга знала, что болезнь Германа лишь игра. Прихоть эгоистичной и подлой натуры Шевцова. Но она, в силу своей порядочности, даже мысли об обмане со стороны мужа не допускала.
А за окном соседнего дома продолжал сидеть Николай. Он не спал.
Ольга прошла в спальню Валеры, прилегла к нему на софу.
Она так и не смогла уснуть в эту ночь. Как, впрочем, и Николай, которого не свалили даже две бутылки водки. Несмотря на бессонную ночь, Николай нашел в себе силы собраться, чтобы утром отправиться на работу.
В администрации отсидел на планерке, определил план работы подчиненным и собрался в Дом культуры, проверить окончание работ по приведению клуба в более-менее приличный вид накануне празднования 200-летия поселка Ташаево.
Выйдя из «Белого дома», увидел возле своей «Нивы» Соболева:
– Привет, Володь!
– Здорово. Ну, как ты?
– Нормально.
– Это, вообще-то, заметно. Тебе бы домой. Отоспаться, а то видок, честно говоря, не очень.
Николай махнул рукой:
– Плевать! У тебя дело ко мне? Или так вышел, посмотреть, как выглядит сосед?
– Так вышел.
– Тогда я поехал. Надо клуб посетить.
– Давай.
Есипов сел в «Ниву» и тронулся в сторону Дома культуры. Работы в здании были завершены, можно принимать участников торжества. Николай хотел подняться на чердак, посмотреть, как обстоят дела с восстановлением освещения зала и фойе, но раздумал. Посмотрел на потолок. Светильники все вроде на месте, хотя нет, трех не хватало, но пустые дырки на общем фоне не бросались в глаза. В другое время он обязательно бы вызвал электриков устранить недоделки, но сейчас все майору было безразлично. Единственно, что он еще сделал, так это включил рубильники. Свет был и в зале, и в фойе, и в туалетах.
Закрыв центральный вход, он сел в машину.
Куда теперь? В администрацию? К себе в отдел? Под недвусмысленные взгляды и намеки Надежды Петровны Власовой? Та не упустит случая укусить начальника, если, конечно, слухи о его делах на личном фронте успели распространиться по поселку. А они наверняка распространились. Такова здешняя жизнь, ничего утаить невозможно! Прав Владимир, наверное, следует поехать домой, вколоть себе усыпляющий препарат из боевой аптечки и вырубиться до утра. Но прежде надо предупредить Аракевича. Не отпроситься, а предупредить.
Есипов по сотовому телефону набрал прямой номер главы администрации. Тот ответил сразу.
– Слушаю, Аракевич!
– Это Есипов. Считаю необходимым предупредить вас, Андрей Михайлович, что сегодня на работе не появлюсь. По состоянию здоровья.
Глава администрации ответил не сразу. Не привык, чтобы таким образом подчиненные разговаривали с ним. Ничего, пусть привыкает. По-другому Николай с Аракевичем общаться не будет. Выдержав паузу, глава спросил:
– Заболели, Николай Алексеевич?
– Нет. Просто чувствую себя неважно.
– Хорошо. Отлежитесь, хворать нам сейчас, накануне праздников, было бы нежелательно. Один вопрос, вы проверили работу стройбригады за выходные дни?
– Да. Они со своей задачей справились.
– Ясно. Отдыхайте.
Николай отключил телефон. Вспомнил, что Калинин просил его по возможности понаблюдать за особняками главы администрации. Заехать по пути к причалу? Да глянуть оттуда на «запретную зону»? А что это даст? Ничего, но хоть отчитаться, пусть чисто формально, перед генералом он сможет с чистой совестью.
Есипов повел «Ниву» к реке. Оставил машину на улице. Далее прошел пешком. Вот и Ока, лужайка, где они сидели с Ольгой, пока Валера ловил рыбу. Причал, с которого подростка смыло волной от катера-убийцы и с которого он, Николай, прыгнул за мальчиком. На противоположном берегу два высоких дома, и тишина. Он присел на траву, закурил. Вспомнил тот выходной, когда едва не погиб Валера, и Есипов увидел физиономию кавказцев на катере. Это было совсем недавно, и одновременно бесконечно давно. Уже в прошлом. Сзади раздались легкие шаги. Николай сразу определил, что к причалу приближается подросток. Он обернулся и увидел Валеру с ранцем в руке. Есипов посмотрел на часы. Почему Валера не в школе? Мальчик подошел к нему, присел рядом:
– Здравствуйте, дядя Коля.
– Привет. Интересно, что ты делаешь у реки во время занятий?
– Училка по математике заболела, урок отменили.
– А почему сюда пошел, а не остался с ребятами из класса?
– Настроения нет.
– Проблемы?
– А то вы не знаете?
И вдруг зло проговорил:
– А все из-за него!
Есипов спросил:
– Ты об отце?
– О ком же еще? Явился!
– Ну, ты это прекрати! Он твой отец, это во-первых, кроме вас, ему возвращаться было некуда, это во-вторых, и в-третьих, мама его любит. Чувства матери надо уважать, потому как мать для человека самое святое, что есть в жизни.
Валера возразил:
– Нет, дядя Коля, не любит мама его, она вас любит. Я же не маленький уже. Кое-что понимаю.
Николай ничего не сказал. Достал пачку сигарет, закурил.
В это время в кармане специальная рация выдала сигнал вызова. Есипов достал портативную станцию, включил ее, ответив:
– Мещера на связи!
– Это – Центр!
– Понял! Здравствуйте, Александр Иванович!
– Тебе того же! Особняки у себя не наблюдал?
– Ну, как же? Даже сейчас делаю это. Вон они прямо передо мной, правда, через реку.
– Хорошо. У меня новость. Ночью разведывательный спутник засек-таки передвижение по лесу группы лиц. Группы численностью в двенадцать вооруженных человек. Засек примерно в семи километрах от Ташаево на противоположной от поселка стороне. Направление движения вниз по течению. А что у нас ниже по течению?
Дальше разговаривать при мальчике Есипов не мог, поэтому вместо ответа попросил:
– Вы, Александр Иванович, подождете немного?
– Тебе неудобно разговаривать?
– Да.
– Хорошо. Выйди на безопасное место.
Николай поднялся, обратился к Валере:
– Ты извини, мне из города звонят, связь здесь внизу плохая, я поднимусь выше! Потом вернусь, добро?
Мальчик согласно кивнул головой.
Есипов отошел метров на двадцать, возобновив сеанс с генералом Калининым:
– Ответ на ваш вопрос очевиден. Ниже по течению особняки Аракевича!
– Вот именно! Что думаешь по этому поводу?
– Вариантов много! Если принимать за основу подготовку Джабаром какой-нибудь подлянки в Переславле или Москве, то можно сделать вывод, Абдель отправил, сумел каким-то образом отправить основную диверсионную группу на задание. А сам намерен вернуться в усадьбу, откуда ждать результатов запланированной акции!
Калинин ненадолго задумался, затем проговорил:
– Возможно, ты и прав. Неясно, правда, как боевикам удалось преодолеть заслон блокады, но если отряд разделился на мелкие группы, то сделать это, надо признать, мог. Перекрыть все северо-западное направление, даже с привлечением войск и авиации, полностью мы не можем.
Есипов добавил:
– Или основная группа не прорывала заслон!
– Что ты имеешь в виду?
– Боевики главных сил Абделя могли остаться в укрытии, где они скрылись сразу после отхода от Ташаево. Это вполне вероятно, если у них нет ограничений по времени для выполнения своего задания. Другими словами, они будут сидеть в лесу, пока все не успокоится.
– Но тогда за каким хером Абдель вообще уводил их из усадьбы Аракевича?
Николай предположил:
– А может, сам глава администрации настоял на этом?
– Но тогда он связан с бандитами?
– Вы видите в этом что-то необычное? Вспомните Говорова – Босса! Тот сидел вон как высоко, что совершенно не мешало ему весьма активно поддерживать связь с боевиками в Чечне! И не только поддерживать, но и направлять действия бандформирований в нужном русле. Что уж говорить о каком-то районном начальнике?
И вновь Калинин задумался. На этот раз пауза затянулась почти на полминуты. Николай хотел уже обратить на себя внимание, как генерал задал очередной вопрос:
– Но почему он сейчас возвращается в усадьбу?
– Ну, это еще не факт, что Абдель идет к Аракевичу! Но если и так, то, скорее всего, Джабару просто надоело сидеть где-нибудь в землянке! Вот он с охраной и решил вернуться в более комфортабельные условия, наплевав на мнение Аракевича.
Калинин вздохнул:
– Все у тебя слишком просто, Коля, получается. А что, если не Джабар идет к особнякам?
– А кто?
– Не знаю! Мне вообще непонятны движения этого хитро сделанного урода. Мечется туда-сюда, фактически оставаясь на месте. Для чего? Почему?
– А вы не допускаете, что эти движения, как выразились, не прихоть Абделя. Что им, как и ранее Асхановым, руководят вышестоящие хозяева?
– Что, еще один высокопоставленный «крот»? Это было бы уже слишком!
Николай усмехнулся:
– Слишком, не слишком, но я, Александр Иванович, подобному раскладу ничуть не удивился бы. Мало ли у нас чиновников, живущих явно не по средствам? И живущих спокойно? Вот то-то. А насчет Джабара, исходя из последней информации, можно с большой долей вероятности предположить, что Абдель-абу-Джабар еще не вышел на тропу войны, а продолжает подготовку своего отряда, просто меняя ее условия. Отсюда и непонятка в его движениях. Мы же не можем знать план подготовки боевиков. И что в него входит. Ясно одно: Джабар или кто-то, стоящий над ним, что-то замышляют. Но время для исполнения этого чего-то еще не наступило. Так что, считаю, надо сузить кольцо блокады и продолжать наблюдение за Абделем. В конце концов, он раскроется и проявит себя.
– Может быть, ты и прав. Но посмотрим. Ладно. Спасибо тебе, Коль!
– Да мне-то за что?
– За службу! Удачи тебе!
– Вам удачи, товарищ генерал!
Отключив станцию и положив ее в карман, Есипов вернулся к Валере. Тот неожиданно спросил:
– Дядя Коль? Вы можете показать мне свой телефон?
Николай удивился:
– Зачем? Это игрушка не для твоего возраста.
– Да нет, я не из любопытства, просто, по-моему, такой же телефон есть у отца.
Мальчик упрямо и сознательно, возможно в присутствии Есипова, не называл Шевцова папой. Но то, что он сказал, насторожило и одновременно удивило майора. Откуда у бывшего зэка могла оказаться многоцелевая импульсная портативная станция спутниковой связи, используемая только силами спецназа? Нет, наверное, Валера что-то путает, но рацию достал.
Мальчик осмотрел ее:
– Да! Точно такой же телефон! Странный какой-то. Наверное, самой последней модели?
Николай наклонился к парню:
– Ты уверен, что у отца точно такой же аппарат?
– Уверен. Он, когда разбирал свой вещмешок, оставил его на столе, сказав, чтобы я никогда без спросу не брал его вещи. А почему это так взволновало вас?
Есипов взял себя в руки:
– Да нет. С чего ты взял, что я взволнован? Я спокоен. А спрашиваю потому, что этот телефон очень дорогой. И продается не везде. Но, в принципе, твой папа мог его купить!
– Телефон купить смог, а сам у мамы денег на водку просил!
Николай не знал, что сказать Валере.
Тот сменил тему:
– Дядь Коль! А можно я буду приходить к вам?
– Конечно, Валера, что за вопрос?
– А компьютер перенести к вам мы сможем?
– Это еще для чего?
– Боюсь, отец запретит мне пользоваться им. Он и так недоволен тем, что у мамы и у меня есть то, что вы купили нам в городе.
Есипов покачал головой:
– Нет, Валера, переносить мы ничего не будем.
Мальчик погрустнел, но Николай успокоил его:
– Мы с тобой другой купим. И ты, когда будешь приходить, если тебя еще отпустят родители, сможешь сколько угодно заниматься с ним.
– Правда?
– Я когда-нибудь обманывал тебя?
– Нет!
– Тогда вопрос считаю неуместным. Как и продолжение разговора: тебе пора выдвигаться к школе, скоро кончится перемена.
– Ой, я совсем забыл! Ну, я побежал?
– И чем быстрей, тем лучше, не забывая смотреть под ноги! Давай! Успехов в учебе!
Валера направился бегом к школе. Есипов же, вновь закурив, задумался. Откуда у Шевцова секретная станция? Ее и в войсках-то нет! Не мог он достать ее ни за какие деньги! Нет, видимо, Валера все же обознался, приняв муляж рации, который можно приобрести в любом магазине игрушек. Вопрос, для чего взрослому мужику игрушка? Вроде и понтоваться не перед кем, да и возраст не тот! Эх, одни вопросы, вопросы, вопросы, и ни одного точного ответа на них. Плюс проблемы. И что за жизнь? Разве такой представлял он себе «гражданку»?