Полковник Смирнов пригласил к себе командира отряда спецназа КГБ майора Дросова к 10.00.

Дросов прибыл точно в назначенное время.

Смирнов предложил майору место за столом совещаний. Секретарь полковника принесла чай с конфетами. Спецназовец проводил ее восхищенным взглядом:

– Все же хороша у вас помощница, товарищ полковник. Очень похожа на одну мою знакомую.

Полковник удивился:

– Знакомую? У вас и здесь?

– Да нет, не в Афгане! Кстати, у вашей секретарши сестра случайно в Ташкенте не проживает?

– Нет, а что?

– Ничего! Просто знакомая, о которой я упомянул, живет в столице Узбекистана, неподалеку от Белого дома, то есть штаба ТуркВО. Я с ней в ресторане «Соехат» познакомился. Да, было дело в отпуске. Любовь нешуточная закрутилась. Я представился ей обычным армейским офицером, проходящим службу в Мары. Так дело дошло до того, что Марина, так ее зовут, решила уехать из Ташкента со мной в эти самые Мары. Пришлось ретироваться по-тихому. Подленько, конечно, с моей стороны, но не мог же я ей открыться? Сейчас, наверное, думает, какой козел этот майор Андрейченко, так я ей представился. Вскружил бабе голову, да и свалил, получив свое! А я, честное слово, Евгений Дмитриевич, с удовольствием связал бы с ней свою жизнь. Как думаете, если отряд выведут из Афгана и я приеду к Марине, поймет она меня? Простит ли за вынужденные ложь и предательство?

Полковник покачал головой:

– Вряд ли, майор!

Дросов вздохнул:

– Вот и я так думаю! И даже в письме объясниться не могу!

– Не надо было развивать отношения! Насколько я знаю, в «Соехат» постоянно очередь девиц всяких. Без офицеров их в ресторан не пускают. Выбрал бы из тех, у кого поведение полегче, переспал да и забыл.

Дросов вновь вздохнул:

– Не смог! Очаровала меня Марина, с первого взгляда. Есть в ней что-то, что заставляет помнить ее. Хотя прошло немало времени. Почти год! Да, но достаточно лирики. Заговорил я вас с ходу.

– Ничего! Все нормально. Человеку иногда просто необходимо выговориться! Надеюсь, за моей секретаршей не приударишь?

– Нет! Здесь это исключено!

– Ну, хорошо! Перейдем к делу?

– Да, конечно, извините!

– Как чувствуют себя бойцы отряда после переброски? – спросил Смирнов.

– А как они могут себя чувствовать? Все о’кей! Нам не привыкать мотаться по Афганистану. Так же, как и по Анголе, и по Никарагуа в свое время! Отряд готов к выполнению боевой задачи.

– Это хорошо! – согласился полковник и протянул майору карту: – Вот ознакомься, Сергей Иванович, с маршрутом, который разведка отработала специально для твоего отряда.

– Это по переброске к Пакистану?

– Так точно!

Майор взглянул на карту, где красным карандашом была начертана ломаная линия с тремя крестиками на изломах.

– А что означают кресты? – спросил Дросов.

– Они обозначают этапы маршрута!

– И что? Весь этот путь по горам отряду предстоит пройти пехом?

– Где-то пешком, где-то на бронетранспортерах, где-то на «вертушке». Первый этап отряду предлагаю пройти на БТРах, затем посадка на «Ми-8» на площадке, обозначенной вторым крестиком. До места, отмеченного третьим крестом, перелет на «вертушке». Вот только сесть там «Ми-8» вряд ли сможет. Ландшафт местности не позволит. Придется десантироваться по-штурмовому, с помощью тросов.

– По-штурмовому так по-штурмовому, ноу проблем, – согласился майор. – Ну, а дальше пешком, да?

– Да, Сергей Иванович, дальше до выхода непосредственно в квадрат «Z» отряду придется совершить пеший марш по сильнопересеченной, скажем так, местности.

– Хорошо сказали. Сильнопересеченная местность. Действительно, сильнее некуда. Горы и ущелья, да еще перевал у границы.

Полковник добавил:

– С которого, я имею в виду перевал, вы увидите лагерь Фархади и близлежащий к нему кишлак, как на ладони.

– Что ж! Рейд предстоит не сказать чтобы легкий, не прогулка, но и не особо сложный. Пройдем!

– Не сомневаюсь!

– Но, как понял, маршрут отработан для отряда, а как насчет оперативно-тактической войсковой группы поддержки и прикрытия?

– Это мы совместно с генералом Еременко обсудим. Он вот-вот должен вернуться из Пакистана.

– Ясно! Что еще можем обсудить без генерала?

– Состав оперативно-тактической группы!

– Стоящее дело. Что предлагаете?

– Использовать в качестве ОТГ штурмовую роту отдельного десантно-штурмового батальона резерва командующего армией!

– Звучит громко и устрашающе. Интересно узнать, эта рота принимала участие в боевых действиях или все больше так и находилась в резерве командующего при штабе армии?

Полковник поднялся:

– В этой роте, майор, все офицеры, прапорщики и солдаты имеют боевые награды.

– Ну, это совершенно ни о чем не говорит. В самом штабе мало ли офицеров не имеют боевые ордена, хотя дальше дворца Амина, базаров и дуканов Кабула носа не казали?

– Хорошо! Отвечу по-другому. Рота капитана Сергиенко, кстати, Героя Советского Союза, только за последних три месяца восемь раз выходила в рейды. Личным составом роты уничтожено более четырехсот душманов, шесть крупных караванов. Благодаря бойцам роты Сергиенко духи не смогли уничтожить штаб мотострелковой бригады, оказавшийся оторванным от ушедших в горы батальонов.

Майор потер лоб:

– Подождите! Это когда рота ударила в тыл духам у входа в Каншир и отвлекла их от штаба, заманив в ущелье, где и разделала под орех имевшую по численному составу трехкратный перевес банду моджахедов?

– Да, майор! Вы вспомнили как раз тот случай, о котором я и говорил.

Дросов протянул:

– Ну, коли так, то вопрос с оперативно-тактической группой отпадает. С ребятами той роты можно и на штурм Исламабада идти!

– Вот и договорились.

В кабинет вошла секретарь, доложила:

– Товарищ полковник, прибыл вертолет с генералом Еременко, машину за ним я выслала.

– Умница, Лида. Приготовь и генералу чай с дорожки.

– Есть, Евгений Дмитриевич. – Девушка вышла.

Майор спецназа не удержался:

– Нет, определенно, если бы я увидел вашу секретаршу, полковник, в Ташкенте, то принял за Марину. Поразительное сходство. Даже в манерах.

Смирнов улыбнулся:

– Может быть, когда-нибудь и встретитесь в Союзе. Или найдете свою Марину, какие ваши годы, Сергей Иванович?

– Все возможно!

Спустя пять минут в кабинете появился Еременко. Он поздоровался с офицерами, сделал пару глотков из расписной пиалы принесенного Лидой чая, посмотрел на Смирнова, сказал:

– С результатами командировки я ознакомлю вас позже, сейчас же хочу услышать ваш доклад, Евгений Дмитриевич.

Полковник поднялся:

– Первое: отряд спецназа КГБ «Карат-2» прибыл на аэродром, размещен в одном из ангаров. С оперативно-тактической группой вопрос согласован. В роли ОТГ выступит штурмовая рота капитана Сергиенко. Подразделение входит в состав отдельного батальона специального назначения резерва командующего армией. Второе – я связался с командиром отдельного вертолетного полка подполковником Красиным. Он обеспечит воздушное прикрытие операции «Охота за призраками». Секретность при переговорах соблюдена. Ну и третье – на меня выходил генерал Андреев. Он подтвердил ваши, Сергей Дмитриевич, особые полномочия. Замечу, я не проявлял по этому вопросу инициативы.

– Понятно! – произнес Еременко и повернулся к Дросову: – Ваш отряд, Сергей Иванович, готов к выполнению боевой задачи или ему требуется время на отдых?

Майор доложил:

– Я же уже говорил, подчиненный мне отряд «Карат-2» всегда готов немедленно приступить к выполнению любой поставленной перед ним задачи.

– Хорошо!

В разговор вступил Смирнов:

– Мы тут определили с Дросовым маршрут переброски отряда «Карат-2» к границе с Пакистаном. К переброске планируем подключить наземную технику и вертолет «Ми-8».

Генерал потребовал:

– Подробней!

Смирнов доложил о запланированной поэтапной переброске спецназа в район боевого применения, продолжив:

– Вопрос передислокации оперативно-тактической группы остается открытым. Без вас мы не стали его рассматривать!

– Ясно! – сказал генерал. – В принципе, роту перебросим тем же маршрутом и при том же обеспечении, что и подразделение Дросова, сразу после того, как «Карат-2» выйдет на рубеж подготовки штурма. Сергей Иванович, – генерал взглянул на майора, – вам следует по прибытии в квадрат «Z» продумать, где и как разместить ОТГ, дабы она могла эффективно поддержать и прикрыть при необходимости действия вашего отряда.

– Есть, товарищ генерал! – ответил майор.

Еременко закурил и продолжил разговор:

– Так! По предварительному плану применения наших сил в целях реализации задач операции «Охота за призраками» все оговорено. Второстепенные и дополнительные вопросы решим по ходу начала активных действий. Теперь о результатах моей командировки в Пакистан. Под прикрытием нашего посольства в Исламабаде мне удалось побывать и в Чеваре и проехать по дороге, откуда виден особый лагерь. Понятно, что времени даже на частичную рекогносцировку местности расположения интересующего нас объекта у меня не было, но по тому, что я увидел, вполне можно сделать следующий вывод. Штурм лагеря возможен, и он имеет хорошие шансы на успех. Косвенно подтвердилась и информация по объекту, переданная инструктором лагеря, американским сержантом Энди Слейтером нашему агенту. Она успела доложить о результатах беседы с сержантом. Слейтеру передано письмо для вручения плененному на Тургунском перевале старшему лейтенанту Баженову, в котором мы спрашиваем у Баженова, готов ли он и в плену исполнять свой долг офицера.

Майор проговорил:

– Что-то я никак не пойму, для чего вы отрабатываете этого старлея? Выходите на контакт с ним, что-то запрашиваете, открываете интерес к его персоне нашей разведки? Не думаете, что он просто сдаст все эти движения Фархади?

Генерал улыбнулся:

– Я не обязан отчитываться перед тобой, Сергей, что и почему предпринимает разведка в отношении Баженова. Но все же отвечу. В принципе, весь расчет и строится на том, что Баженов сдаст Фархади наш интерес к его персоне. Но что он сдаст? То, что советская разведка пытается завербовать человека из состава пленных, содержащихся в лагере. Баженов для этого самая подходящая фигура. Мы запрашиваем его о готовности продолжать выполнять свой долг в условиях плена и сообщаем, что при согласии он получит конкретные инструкции по каналу, использованному при доставке в лагерь письма. Особо отмечу, получит инструкции в понедельник 24 июня или вторник 25-го числа. Свое согласие или отказ Баженов должен передать через якобы уже внедренного в лагерь агента до полудня субботы, 22 июня. А операцию по захвату объекта мы проведем рано утром в пятницу 21-го числа. Улавливаешь ход мысли, майор?

Дросов проговорил:

– Так, значит, работа по Баженову – всего лишь отвлекающий маневр?

– Да, Сережа! – согласился генерал. – Отвлекающий маневр. Если Баженов раскроет Фархади информацию о том, что с ним пытается установить контакт советская разведка, да еще использует какого-то уже «внедренного» в лагерь агента, то господин Фархади будет вынужден начать контригру против нашей разведки. Он должен узнать цели противника и вычислить мифического агента. Следовательно, дать указание Баженову встретиться с агентом, которого возьмет под контроль, передать согласие старшего лейтенанта на продолжение исполнения своих обязанностей в условиях плена, а главное, заполучить те инструкции, которые и помогут полевому командиру узнать цели, преследуемые нашей разведкой в отношении подчиненного ему особого лагеря. Но… повторюсь, Фархади будет привязан к датам, которые обозначены нами. А операцию мы проведем раньше!

Еременко погасил окурок в пепельнице.

Майор прошелся по кабинету:

– Понятно. Баженов – подстава. А если он не откроется Фархади?

– Что ж! Тем лучше для него. Мы получим доказательство, что Баженов не предатель и в дальнейшем поможем старшему лейтенанту реабилитировать свое честное имя!

– Но деза-то не пройдет?

– Не пройдет через Баженова, запустим ее по другому каналу, у нашей резидентуры в Пакистане есть возможность дезинформировать Фархади. Было бы лучше, для нас, естественно, чтобы сработал вариант с Баженовым. Но, посмотрим. Главное, заставить Фархади все внимание уделить лагерю. И мы заставим его искать черную кошку в темной комнате. Что позволит нам подготовить штурм его гадюшника.

Полковник поинтересовался:

– Вы, помнится, хотели сами выйти на сержанта Слейтера. Удалось?

– Нет! Американец не пошел на контакт! Он себе на уме. Ну, да бог с ним. Свою роль в нашей игре он сыграл, а большего от Слейтера и не требовалось. Конечно, неплохо было бы заполучить сержанта в качестве агента, но мы, в принципе, знали, что на вербовку он не пойдет.

– А инструктор не выдаст Баженова? – спросил Дросов.

– Это было бы нам на руку!

– Но тогда жизнь старшего лейтенанта реально подвергнется смертельной угрозе.

– Думаю, Баженов сумеет выкрутиться. Достаточно уничтожить письмо – и против него не будет никаких улик, а Фархади известно, как американцы, и особенно Слейтер, относятся к предателям из «Призрака». И потом, первую встречу с нашим агентом он не сдал Фархади. А ведь мог!

– Мог! И не сдал! Да, сдавать вторую встречу ему резона нет, даже если очень захочется. Придется давать объяснения по поводу первого контакта с представителем нашей разведки. Да и сдавать Фаруха тоже невыгодно американцу. Где потом он с друзьями будет расслабляться и брать виски? Не пойму, и чего янки нашли в виски? Не пойло, а дерьмо. Другое дело, водочка наша. А виски даже с похмелья страшного нормальный человек пить не станет!

Полковник усмехнулся:

– Кто о чем, а наш легендарный спецназовец о своем. О бабах и водке!

– Что совершенно не мешает мне руководить отрядом спецназа, – заметил майор.

Смирнов поднял руки:

– Да я не в упрек, Сергей Иванович! Напротив, мне симпатично ваше поведение. Впереди сложная задача, боевой выход, а вы… о виски!

– Эх, уважаемый полковник. Если бы я все время думал лишь о боевых заданиях, акциях и операциях, то наверняка уже отдыхал бы в какой-нибудь психиатрической лечебнице. Шутка!

Генерал хлопнул ладонью по столу:

– Шутки в сторону! Как будут развиваться события в лагере, тебя, Сережа, не касается. Твоя задача завтра, в понедельник, 17 июня, в 4 утра начать выдвижение в квадрат «Z». Полковнику Смирнову обеспечить отряд «Карат-2» техникой на тех этапах переброски подразделения, где она запланирована к применению. По предварительному расчету, отряд должен выйти в заданный квадрат во вторник, ближе к обеду. После отдыха установить наблюдение за лагерем и определить участки размещения оперативно-тактической группы. Последнее необходимо сделать до утра среды, чтобы успеть перебросить в район применения штурмовую роту до обеда четверга, 20 июня.

Еременко повернулся к полковнику:

– Роту привести в боевую готовность «полная» завтра же. Это задание на вас, Евгений Дмитриевич. На вас же, полковник, организация выставления постов обеспечения защищенной от перехвата связи по всему маршруту выдвижения штурмовых подразделений. Для этого используйте личный состав и аппаратуру отдельной роты связи. Она, как известно, дислоцируется здесь, на аэродроме, ее командир и местные вертолетчики уже получили соответствующий приказ. Переброску связистов вторым вертолетом следует осуществить также завтра в 15.00. Позывные постов передать Дросову и командиру штурмовой роты Сергиенко непосредственно перед выходом. Утром проводите отряд «Карат-2», Евгений Дмитриевич!

– Есть, товарищ генерал! – ответил полковник.

– Ну, что ж! Задача определена, порядок выдвижения штурмовых подразделений согласован. Приказ на начало активных действий в районе боевого применения отдам лично! Без приказа никакой самодеятельности! Вопросы ко мне, товарищи офицеры?

Вопросов ни у Смирнова, ни у Дросова не было.

Майор пожал плечами:

– Все ясно! Да и смысл сейчас задавать вопросы? Они, если возникнут, то в квадрате «Z». И в ходе штурма, когда обстановка может измениться в любую минуту! Все же, как ни крути, сколько ни виси над картой в штабе, ни согласовывай действия с кем бы то ни было, а работать в данном случае придется почти вслепую, принимая решения непосредственно в ходе боя! А бой, как известно, непредсказуем. Но, ничего, прорвемся! Не в первый раз!

Генерал улыбнулся:

– Правильно, Сережа! Обязательно прорвемся. Потому что ничего другого нам не остается. Так! Вы знаете, чем заниматься, а я в штаб армии! Воспользуюсь вашей машиной, Евгений Дмитриевич?

– Конечно! Что за вопрос?

– Благодарю! Удачи всем!

Еременко пожал руки офицерам и вышел из кабинета.

Проводив генерала, майор сказал:

– Ну что ж, товарищ полковник! Пойду и я готовить своих орлов.

– Так они же у вас всегда готовы, Сергей Иванович?

– Но задачу-то должны знать? И потом, полковник, мы, как правило, обыгрываем все возможные варианты развития событий на выходе, до убытия в район применения! Прямо скажу, занятие не благодарное, ибо, как уже говорил, бой непредсказуем, и просчитать ход его развития удается крайне редко, но штабная игра организует, концентрирует ребят, а это очень важно.

– Что ж, вам видней, Сергей Иванович! Вы будете в ангаре?

– Да!

– Тогда, если что, какие-то вводные поступят, найду вас там!

– Добро! До связи!

– До связи, майор!

Дросов вышел в приемную. Лида сказала:

– Обед и ужин для ваших подчиненных, товарищ майор, будет доставлен в соответствии с распорядком.

Офицер ответил:

– Весьма вам благодарен, очаровательная Лида! Жаль, не могу пригласить вас в хороший ресторан по простой причине – такового, ни хорошего, ни плохого, здесь просто нет. А вот предложить вечернюю прогулку по аллеям гарнизона могу. Как вы смотрите на мое предложение?

Девушка улыбнулась:

– А вы ловелас, товарищ майор! Наверное, каждой женщине предлагаете нечто подобное? Сначала прогулку, потом постель! Я неправа?

Майор вздохнул:

– Где бы еще взять этих женщин? Мы, Лида, все больше проводим время в строгой мужской компании и общаемся с разного рода террористами, повстанцами, моджахедами. Среди них, как правило, женщин нет. А если и есть, то тем дамам прогулку и постель не предложишь! Те почему-то более склонны стрелять в нас. Какая уж тут может быть прогулка? Или постель? Так что вы неправы! И почему, если мужчина обращает внимание на красивую женщину, то он сразу ловелас? Почему вы не допускаете, что просто можете нравиться мужчине?

Лида почувствовала себя неловко:

– Извините, я не хотела вас обидеть!

– А я и не обиделся. Так что не надо никаких извинений! Просто завтра опять в горы. Опять холодный свет луны при ночном переходе, изматывающее нервы ожидание предстоящей схватки. Опять духи, будь они неладны, стрельба, кровь, боль. Смерть на расстоянии вытянутой руки. А так хочется вместо этого кошмара немного женской ласки, нежности. И необязательно в постели. Так не хватает человеческого тепла, что аж выть тянет. Но вам, к сожалению, этого не понять. Хотя, почему к сожалению? К счастью! Да, к вашему счастью! Черт! И с чего это я вдруг разоткровенничался? Нервы, наверное, сдают. Или старею! При нашей работе стареют рано и умирают молодыми. Забудьте все, о чем я говорил. И… прощайте!

Тряхнув головой, Сергей направился к выходу, но девушка остановила его:

– Подождите, майор!

Дросов обернулся.

Она подошла к офицеру:

– Не надо прощаться! Я согласна! Согласна провести с вами вечер!

– Пожалела? Только я, Лида, в жалости не нуждаюсь!

– Я не пожалела. Я поняла, вам сейчас плохо. Скорей всего оттого, что вы устали от войны. И от одиночества. Мне тоже плохо от одиночества, хотя я и не подаю вида. И тоже холодно в этой жаркой стране. Как вы точно заметили – холодный свет луны. Это нечто большее, чем характеристика небесного тела, это определение состояния души.

– А вы лирик, Лида. Стихи, случайно, не пишете?

– Пишу! Вот сегодня вечером, если пожелаете, и оцените мои творения! Когда и где встретимся?

– Да здесь, возле штаба! Часов в восемь! Пойдет?

– Хорошо! В восемь возле штаба! И не надо прощаться. Я боюсь этого слова – прощай! Лучше до свидания, даже если оно никогда не состоится!

Майор не нашел, что ответить девушке. Развернувшись, он покинул штаб.

Но встретиться вечером молодым людям было не суждено.

Полковник отправил Лиду в штаб армии. Дросов воспринял это известие философски. Что бог ни делает, все к лучшему. Да и что дала бы им эта встреча? Ночь любви? Вряд ли девушка сразу же отдалась бы Сергею. А в 4 утра ему уходить в неизвестность. Туда, откуда обратной дороги может и не быть!

Гуля разбудила Слейтера. Сержант открыл глаза, повернулся к девушке:

– Слушай, у меня было много женщин, разных, еще до супруги, да и после развода с ней, но ты – это нечто. Вас что, в разведшколе и искусству любви обучали?

Гульнара улыбнулась:

– Нас, Энди, многому обучают. Но ночью я не играла. Мне действительно было очень хорошо с тобой! Может, оттого, что я просто давно не была близка с мужчиной. Все работа да работа. На личную жизнь времени практически не остается.

Сержант вздохнул:

– Неубедительно! Ты так говоришь для того, чтобы я не изменил решения передать письмо вашему Баженову. Искренность людям твоей профессии противопоказана.

Гуля обняла американца:

– Эх, Энди! Ты такой сильный, умный, а говоришь глупости. Ну, отказался бы сейчас передать письмо в лагерь, ну и что? Я бы доложила руководству об этом, и все! Говоришь, женщин у тебя было много? Почему же ты не научился понимать их сущность? Различать, кто лжет, а кто правдив с тобой. Нет, не верю, чтобы у тебя было много женщин. Проституток, возможно, с которыми ты валился в постель без единого слова, пьяным, используя их тела как средство удовлетворения собственной прихоти. Но не женщин, которые были бы тебе интересны и как собеседницы. Но да ладно! Мне пора покинуть эту комнату, этот дом. Буду ждать тебя в следующую субботу.

– Надеюсь, твоя страсть за эту неделю не ослабеет? Или это будет зависеть от того, что за информацию я тебе солью?

– Глупый ты все же, сержант! Будь аккуратен при передаче письма. Не спались сам. А я, извини, ухожу!

– А деньги? За прекрасную ночь, подаренную тобой?

– Прибереги их для шлюх! Или отдай Фаруху, он не откажется. Мне твои доллары не нужны.

– Конечно! Как я забыл, что ты разведчик? Какое звание, если не секрет, имеешь?

– Офицерское, этого достаточно!

– Значит, старше меня?

– Это как смотреть. Но все!

Гуля поцеловала Слейтера в щеку, поднялась, быстро приняла душ, оделась в белый балахон, замоталась в такой же белый платок, пошевелила миниатюрными пальчиками, прощаясь, и вышла из комнаты свиданий! Слейтер встал, подошел к окну, из которого был виден внутренний двор. Но Гули не увидел. Видимо, она покинула усадьбу Фаруха, воспользовавшись тыловой калиткой, где ее наверняка ждал автомобиль с охраной. И сейчас, возможно, она уже докладывает руководству о результатах встречи с американским морским пехотинцем Энди Слейтером.

Сержант оделся, вышел в гостиную. Там его встретил Фарух:

– Ассолом аллейкум, уважаемый господин сержант, как провели ночь?

– Прекрасно!

Слейтер достал бумажник, вытащил из него три купюры, протянул их хозяину дома:

– Держи!

Взяв деньги, Фарух поклонился:

– Вы, как всегда, щедры, господин сержант! Благодарю.

– Не за что! Думаю, не стоит повторяться, что Гуля, кроме меня, не должна принимать никаких клиентов?

– Конечно, не надо! Для других мужчин у меня есть другие женщины.

– Вот и хорошо! Что-то мои подчиненные задерживаются.

– Сейчас должны выйти. Женщины покинули комнаты минут двадцать назад.

– Тогда пошли кого-нибудь поторопить моих парней.

Фарух поднял вверх руки:

– Как можно, господин сержант? Ваши парни – народ горячий, они не любят, когда кто-то пытается диктовать им свои условия. И у вас всегда при себе весьма веский аргумент против подобных попыток – ваше оружие.

Сержант рявкнул:

– Ты что, не понял меня, старый идиот?

Фарух вздрогнул:

– Понял, понял! Я все понял. Одну минуту, господин сержант!

Посылать никого не пришлось.

Сразу после окрика в помещение вошли Умберг с Паслером. Капрал спросил:

– Ты, Энди, так до смерти Фаруха испугаешь. Что потом без него делать будем в этой стране?

– Так надо вам за временем следить. Разболтались.

Паслер поинтересовался:

– У тебя что, сегодня ночью были проблемы с эрекцией, сержант? Чего ты на нас собак спускаешь?

Слейтер набычился:

– Это у тебя сейчас проблемы возникнут, если ты не заткнешься!

Паслер взглянул на Умберга:

– Нет, капрал, у нашего командира сегодня с проституткой точно облом вышел. Что поделать, годы дают знать о себе!

Сержант прорычал:

– Паслер, ты попал! Как вернемся, пойдешь на тренажер. И будешь крутить педали, пока не свалишься с «велосипеда». Понял?

– Слушаюсь, господин сержант!

Слейтер обернулся к Фаруху:

– Виски в машину загрузили?

Хозяин дома поклонился:

– Конечно, господин сержант! Вот только, как насчет оплаты? В прошлый раз тоже за спиртное не заплатили. А мне оно ой как непросто и дорого достается.

Сержант вновь достал бумажник, отдал Фаруху деньги. Рассчитались с сутенером и подчиненные сержанта.

В 9.00 «Хаммер» вышел с территории усадьбы Фаруха и взял курс в сторону расположения особого лагеря.

Машину американцев на КПП спецобъекта пропустили без досмотра. Выгрузив виски, Умберг повел джип к стоянке. Паслер же игриво вытянулся перед Слейтером:

– Разрешите вопрос, сэр?

– Чего тебе?

– Когда прикажите начать крутить педали тренажера?

– Да пошел ты!

– Извините, сэр, куда?

– Сам не догадываешься?

– Думаю, в комнату, накрыть стол. Или я неправ?

– Прав! Проваливай и не зли меня больше. Что-то сегодня настроение в минусе.

– Так значит, действительно проблемы с этим самым?

– Я сказал, проваливай!

Рядовой козырнул:

– Слушаюсь, сэр. – Четко развернувшись, он вошел в барак.

Мрачно глядя на лагерь, Слейтер закурил. У него на самом деле после ухода Гули резко испортилось настроение. Почему, он и сам объяснить не мог. Наверное, потому, что прошедшей ночью он впервые за долгие годы под ласками женщины забыл о войне, о своей работе, обо всем на свете. Подобное он испытывал только в первые месяцы близости с супругой. Выбросив окурок, сержант проследовал за Паслером.

В коридоре барака, осмотревшись и убедившись, что его никто не видит, открыл дверь комнаты, где был размещен пленный офицер.

Баженов стоял возле окна. Обернулся на шум. Увидев американца, спросил:

– Что вам нужно?

Сержант приказал по-русски:

– Представься!

Баженов пожал плечами:

– Ради бога! Старший лейтенант Советской армии Сергей Баженов! А вот вы, по-моему, старший команды инструкторов?

Слейтер, проигнорировав вопрос пленного, проговорил:

– Старшие лейтенанты Советской армии, господин Баженов, воют против душманов в Афганистане, здесь же, в лагере, содержат лишь тех, кто волей или неволей, что не меняет дела, предал свою родину!

– Я никогда никого не предавал!

– Да что ты говоришь? За какие же тогда заслуги Фархади определил тебя в отдельную благоустроенную комнату?

– Не знаю!

– Все ты знаешь! Но ладно! В принципе, ты меня не интересуешь, как и все твои соотечественники. Гуд бай, старший лейтенант!

– До свидания!

Сержант повернулся и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Сергей с немалым удивлением увидел на полу конверт. Его мог принести только американец. Может, он случайно уронил свое письмо из далекой Америки? Тогда надо вернуть его. Баженов поднял запечатанный конверт и удивился еще больше. На нем были нанесены две буквы С. Б. Его инициалы. Значит… Значит, письмо адресовано ему, Сергею Баженову? Но кто написал его? И почему послание, непонятно откуда и от кого, доставлено американским инструктором? Впрочем, на этот вопрос ответ очевиден. Потому что американцы покидали лагерь. Интересно. И странно! Что это, провокация Фархади? Вполне возможно. Отнести письмо душманам? Или все же сначала прочитать? Нет, надо прочитать. Из текста он поймет – провокация это или… нечто другое. А отнести письмо людям Фархади он всегда успеет. Сергей выглянул в коридор – никого. Открыл окно. За бараком так же пусто. Следовательно, за ним не наблюдают. А если и контролируют, то каким-то уж очень хитрым способом, который не просчитать. Ладно, посмотрим, что в конверте. Лист бумаги с отпечатанными строками. Старший лейтенант начал читать то, что было в послании:

«Баженов!

Нам известна история вашего пленения. Дабы вы не сомневались в том, что письмо составлено не врагом и не является провокацией, считаем необходимым напомнить один эпизод из вашей курсантской жизни, который спецслужбам иностранных государств известен быть не может. На третьем курсе автомобильного училища, в увольнении, вы вместе с однокурсниками, курсантами Метелицей Вадимом, Сорокиным Анатолием, а также с сержантом Никитиным Вячеславом на Аллее Славы у Вечного огня встретились с девушками из музыкального училища. У тех была с собой бутылка шампанского. Перед тем, как отправиться с дамами в их общежитие, вы распили спиртное и попали в поле зрения патруля школы прапорщиков, что по соседству с училищем. Патруль задержал вас и доставил на гарнизонную гауптвахту, начальником которой являлся капитан Салтанов. Утром вас забрал в училище командир батальона, майор Грицаев, и вы были лишены зимнего отпуска. Позже комбат отменил свой приказ. Надеемся, этого достаточно, чтобы вы поняли – письмо не провокация. Если вы по-прежнему считаете себя офицером СА, как это считаем мы, ваши друзья, и готовы продолжать исполнять свой долг, временно находясь в плену, дайте нам знать об этом через ранее внедренного в лагерь нашего агента и передавшего вам это письмо. Он свяжется с вами в субботу, 22-го числа. При получении положительного ответа мы в понедельник, 24 июня, передадим вам по тому же каналу инструкции, которые определят то, что вы должны будете делать. Со своей стороны мы гарантируем вашу полную реабилитацию после освобождения из плена и постараемся свести к минимуму риск вашего вероятного разоблачения людьми Фархади. Мы знаем, что начальником лагеря вам сделано предложение о сотрудничестве с моджахедами и предоставлено время на обдумывание этого предложения до понедельника, 17-го числа. При принятии вами решения продолжать служить Родине соглашайтесь на все условия, дабы закрепиться в лагере. В случае получения нами от вас отрицательного ответа или отсутствия такового мы будем вынуждены принять меры по вашей ликвидации. Ждем ответа. Письмо по прочтении уничтожить!»

Сергей опустил лист. Присел на кровать. Задумался. На провокацию не похоже. Те, кто писал это письмо, знают о его прошлом такие мелочи, которые могли быть известны только комбату и ротному в училище, да еще, пожалуй, начальнику гауптвахты с комендантом гарнизона, не считая однокурсников. Какие тут могут быть спецслужбы иностранных государств? Значит, с ним в контакт пытаются выйти свои. Через внедренного ранее агента. Но тогда получается, американец работает на КГБ? А почему бы и нет? Госбезопасность может очень многое. А раз им интересуется советская разведка, то появляется реальная надежда на освобождение. Более того, на полную реабилитацию. Надо давать согласие и своим, и Фархади. А дальше посмотрим. Хуже не будет.

Приняв решение, Баженов положил письмо с конвертом в пепельницу. Чиркнул зажигалкой. Пламя быстро превратило бумагу в пепел, который старший лейтенант смыл в унитаз, а затем протер пепельницу. Первый приказ неизвестных пока друзей он выполнил.

Весь день Баженов не выходил из комнаты. Ни с кем, кроме афганца, приносившего пищу, не встречался. Никто к нему не заходил, даже Довлатов, чей приход выглядел бы естественно. Но нет, воскресный день 16 июня старший лейтенант провел в одиночестве, размышляя о том, что ожидает его в будущем.