Катя не ушла, пока Сергей был в ванной. Но и не сидела на кухне, покорно ожидая появления своего единственного возлюбленного. Она, как женщина практичная, хозяйственная и чистюля по натуре, сразу перешла в гостиную, где принялась за уборку. Так что когда майор наконец вышел из ванной комнаты, он услышал, чем занимается Катя. И тоже прошел в гостиную. На пороге остановился. Катя снимала шторы и тюль. Будучи невысокого роста, она поднялась на цыпочки, стоя на широком оконном карнизе, отчего полы ее и так не длинного халата поднялись, обнажив стройные красивые ноги, в которые вцепился взглядом Сергей. Катя обернулась:

— Сережа! Не смотри на меня. Прошу! Лучше сходи в хозяйственный магазин, если, конечно, у тебя нет других планов, и купи товары, перечень которых я написала на салфетке, она на столе. Если же ты хотел заняться другими делами, занимайся ими. Только ключ оставь. Я, как закончу уборку, оставлю его у Данилыча. Вечером в относительной чистоте водку пить будете.

Сергей удивился:

— Откуда о предстоящей вечеринке знаешь?

— Так Данилыч сам и сказал. Встретила, как спускалась сюда.

Солоухин планировал построить день иначе. Во-первых, ему следовало посетить военкомат, начать процесс оформления гражданских документов, в частности, паспорта, что грозило затянуться не на один месяц. Пока придет личное дело, пока военный билет выпишут, на воинский учет поставят… Во-вторых, пройти по фирмам, занимающимся ремонтом квартир, а также мебельным магазинам, всевозможным рынкам. Квартиру следовало полностью обновить. В старой хате, а иначе сейчас ее назвать было сложно, нормально жить мог лишь спившийся, опустившийся тип. Ну и, в-третьих, вечер с Данилычем, который уже тяготил Солоухова. И отменить который не мог, он же обещал. Но вечер — черт с ним, хотя если Данилыч разойдется, посиделки могут затянуться до утра. Так что с вечером все остается по плану, а вот посещение военкомата, фирм и рынков можно отложить. Приятнее посвятить день Кате. Поэтому он ответил:

— Ключ на трельяже в коридоре, но я ненадолго, и дверь закрывать не буду. Уборка так уборка. Все остальное подождет. Да и не к спеху оно, это остальное. Так, говоришь, по магазинам пробежаться?

— В хозяйственный сходить. На салфетке все написано.

Сергей взял со стола салфетку и вышел из квартиры, тут же налетев на соседа.

— Привет, Серега!

— Привет, Данилыч!

— Как спалось на новом месте?

— Да какое же оно новое? Это мой дом.

Данилыч согласился:

— Так-то оно так. Но, я смотрю, ты времени даром не теряешь.

— О чем ты?

— О Катьке. С утра у тебя пасется. А может, с вечера вчерашнего?

Старик хитро прищурил глаза, продолжив:

— Ты не подумай, я не осуждаю или еще чего-то там. Напротив, одобряю твои действия. Катька баба в соку, одинокая, не шалавистая. Да и тебе без этого самого нельзя. Сам был молодым, знаю. Но насчет вечера, думаю, все остается в силе?

Сергей кивнул головой:

— В силе! А вот базарить насчет Екатерины не надо. Мне слухи не нужны, а у нас во дворе только дай повод, в момент из мухи слона сделают. Катя пришла помочь мне навести порядок. И все, Данилыч, понял?

— Конечно, как не понять? Так с вечером что?

— А что с вечером? Сказал, посидим, значит, посидим!

— Вот это главное! Ты в магазин, что ли?

— Да. Надо купить какой-то там моющей и чистящей химии.

Дед надел кепку:

— Я с тобой!

Солоухов не возражал:

— Идем, раз делать нечего.

— А чего мне делать? Мое дело пенсионное. Газетки почитывать, телевизор смотреть да с внуками нянчиться.

— Чего-то Петрухи твоего не слышно.

— Увезла Машка к родителям мужа. Она гостила у меня.

— Ясно. Так идем?

— Идем.

— Хозяйственный там же, где и был?

— Стоит и там, но ближе в бывшем клубе. Там тебе все. От хлеба до гондонов, да простит меня господь.

Данилыч перекрестился.

Сергей понял, почему сосед вдруг набился к нему в попутчики, когда они проходили мимо рюмочной. Данилыч кивнул на вывеску и лестницу, ведущую в подвал:

— Разливочная «Чебурашка». Зайдем? А то я вчера самогону перебрал, сейчас колотит всего.

Сергей усмехнулся:

— Чего ж самогоном не похмелился? Как говорится, клин клином вышибают!

Старик досадливо махнул рукой:

— Да выжрал я его вчера весь. Обычно грамм пятьдесят оставляю на утро, а вчера выпил весь. Подчистую. Между прочим, не без твоего влияния.

Солоухов удивился:

— Я-то тут при чем?

— Как при чем? Домой вернулся? Вернулся! Вот для меня и праздник. Поэтому и высадил полбанки до последней капли.

— И денег у тебя, Данилыч, конечно, нет.

— Нет, Серега! На тебя надежа.

Старик таким молящим взглядом посмотрел в глаза майору, что Солоухов повернулся к рюмочной:

— Идем! Опохмелю!

В рюмочной не задержались, благо и народа там почти не было — пара завсегдатаев с опухшими физиономиями да конопатый, безразличный ко всему человек за стойкой, громко именующий себя на визитке «барменом». Данилыч быстро заглотал заказанные майором сто пятьдесят граммов водки, закусив бесплатным сухариком из черного хлеба с солью, и соседи по этажу покинули питейное заведение. Сергей подумал, что после опохмелки старик потеряет интерес к его делам, но Данилыч, поднявшись по лестнице, сказал:

— Нам, Серега, направо.

— Да помню я, где клуб стоял.

— Вот туда и идем. Только заходить с торца будем. Там всякая химия продается.

Вернулся Солоухов домой через полчаса и уже в подъезде услышал звук работающего пылесоса. Звук доносился со второго этажа, а следовательно, из его квартиры. Вот только откуда он взялся, этот пылесос, и почему Катя не на работе? Ведь сегодня пятница.

Вошел в квартиру. Катя пылесосила старую дорожку в коридоре. Она переоделась в спортивный костюм, который удачно подчеркивал ее красивые, немного пышные формы. Волосы были перетянуты косынкой, свернутой жгутом. Она обернулась на приход Солоухова и отключила пылесос:

— Да, пылищи у тебя тут, как песка на пляже. Два раза уже вытряхивала мешок, а пылесос вновь полон! Ну ладно, вытряхнем и в третий раз. Купил, что написала?

Сергей поставил пакет с различными баллонами на трюмо:

— Купил. Все, что ты заказывала.

— Хорошо.

Солоухов спросил:

— Кать? А ты чего сегодня не на работе?

— Выходной. Я в больнице медсестрой работаю. У нас скользящий график: день, ночь, двое суток дома. Завтра идти в день.

— А в какой больнице, если не секрет?

Уманская рассмеялась:

— Да какой может быть секрет? В областной, клинической я тружусь, в хирургическом отделении. Как окончила медицинское училище, так там и работаю. Зарплата, понятно, никакая, да много ли мне одной надо?

— Ясно.

— А ясно, Сереженька, так пройди в гостиную, я там ковры скатала, одеяла с матрасами в кипу сложила. Все это надо вынести на улицу и хорошенько выбить. Как тебе такая перспектива?

Солоухов пожал плечами:

— Нормально!

— Наверное, думаешь, вот влетела баба полоумная и начала командовать. А тебе это, может, и не надо. Так ты, если что, скажи, я уйду. Только порядок в квартире все равно навести надо.

Сергей подошел к женщине, взял ее за плечи, спросил:

— Ответь мне, Катюш. С какой целью ты пришла ко мне? Ведь уборка это лишь предлог.

— Честно?

Екатерина задумалась, видимо стараясь правильнее сформулировать мысль. Наконец взглянула ему в глаза:

— Если честно, то подумала, что, может, сейчас, когда ты один и одинок, обратишь на меня внимание. Эта мысль пришла ко мне внезапно, ночью. Вот утром и явилась к тебе. Хуже все равно не будет, а так… Я устала, Сережа, от одиночества, от холодной постели, от незащищенности, от того, что годы проходят, как в тюрьме! Я пришла, любя тебя, и не важно, что это чувство не взаимно. Тебе нужна женщина, это физиологическая потребность. Так почему ею не стать мне? Пусть ненадолго — на неделю, на сутки, на одну-единственную ночь. На несколько мгновений не почувствовать себя счастливой? Счастливой счастьем, которое останется со мной до конца дней моих! Вот почему я пришла. А уборка, ты прав, лишь повод. Конечно, ты можешь прогнать меня, оскорбить, мне не привыкать…

Сергей закрыл ее рот своей ладонью:

— Прекрати! Я не хочу, чтобы ты ушла. Мне приятно видеть тебя рядом. И я хочу тебя. Можно это назвать любовью? Не знаю! Скорее всего, это чувство мне не дано понять. Ненависть — да, ненависть мне знакома, но не любовь. Но то, что я, увидев тебя утром, почувствовал какое-то волнение и желание обладать тобой, что-то ведь значит?

— Ты просто давно не был близок с женщиной. Я понимаю тебя, потому что тоже соскучилась по мужской ласке.

— Что, после смерти мужа ты не имела мужчин?

Екатерина вздохнула:

— Ну почему же! Имела! Ведь я живой человек, а не бревно бездушное. Но эти связи не приносили мне то, чего я ждала. Они разочаровывали меня, пока я не прекратила их. Наверное, полное удовлетворение и наслаждение можно получить лишь с человеком, которого любишь. Все остальное ерунда.

Солоухов резко прижал к себе бывшую одноклассницу.

— Так чего мы ждем, Катя?

Но женщина воспротивилась:

— Нет, Сережа! Не сейчас и не так! Ночью, когда ничего не сможет помешать, отвлечь. Когда можно будет полностью отдаться друг другу.

Солоухов отпустил Катю:

— Хорошо. Ты права.

В голову вдруг ударила боль. Сергей потер висок. Екатерина заметила на его мужественном лице гримасу боли.

— Что случилось, Сережа? Тебе плохо? Ну, если ты так хочешь… то ладно, идем к тебе в комнату.

Сергей проговорил:

— Нет, нет, Кать. Это не от переизбытка желания. Последствия контузии, еще афганской. Иногда они достают меня даже сейчас.

Он присел на стул.

Катя села рядом. Майор склонил голову ей на колени. Женщина начала нежно гладить его волосы:

— Сережа, Сереженька! Где ж ты был столько лет? Почему не позвал с собой? Я бы поехала куда угодно. Даже на войну! Лишь бы с тобой!

Сергей молчал. И было ему очень хорошо. Так хорошо, как никогда еще не было. А ведь что происходило? Ничего. Женщина гладила его волосы. Действительно, почему он, майор Солоухов, не видел всей красоты и нежности Кати? Почему за все время своей службы ни разу всерьез не подумал о союзе с Катей? Ведь она не была ему совсем безразлична. Даже нравилась. Почему? Не потому ли, что майор знал — Катя замужем? А если бы не знал? Она любит его. Он… чувствует тягу к ней. И оба они одиноки в этом мире! Надо успокоиться, закончить начатые дела, а ночь внесет ясность в его чувства.

Он медленно отстранил ее руку, поднял голову, улыбнулся:

— Все хорошо, Катя. Так, говоришь, в гостиной приготовила для меня работу?

— Да, но если ты чувствуешь себя неважно, приляг, никуда это тряпье не денется. А то и сама потихоньку все сделаю.

Сергей поцеловал ее в щеку, отчего Екатерина дернулась.

— Я, Катюша, сейчас чувствую себя великолепно. А сил столько, что могу горы свернуть. В общем, я выбиваю ковры, матрасы и одеяла.

— А я заканчиваю с остальным. Как придешь, пойдем ко мне, пообедаем! Я вчера борщ такой сварила, пальчики оближешь. А на второе плов. По рецепту. Рис зернышко к зернышку.

…Время до вечера пролетело одним мгновением.

Сергей с Катей закончили уборку к шести часам, оторвавшись от работы всего на полчаса, чтобы пообедать. Солоухов не мог не отметить кулинарное мастерство бывшей одноклассницы.

В шесть Екатерина засобиралась к себе:

— Я пойду, Сергей, а то скоро сосед твой заявится. Прошу, не пей много.

Майор обнял женщину:

— Конечно! Мы с Данилычем недолго посидим. И я помню о том, что ты говорила днем.

— Ну, вот и молодец. А я себя приведу в порядок, столик накрою, свечи достану. И буду ждать тебя.

— Хорошо.

Сергей проводил Екатерину.

Не успели стихнуть ее шаги в подъезде, как в незапертую квартиру майора вошел дед Данилыч, крикнув с порога:

— Серега? Ты дома али как?

— Али как, старый! Заходи, чего встал? Да дверь за собой закрой. Дуй прямо на кухню!

Старик появился на кухне, за столом которой Сергей резал колбасу. Немного запотевшая бутылка «Русской» стояла посередине, рядом два стакана, хлеб, открытые и выложенные на тарелки консервы, вилки.

Майор указал соседу на стул:

— Садись, Данилыч, в ногах правды нет.

Дед вздохнул:

— Это точно.

И присел, выставив поллитровку самогона. Мутного и вонючего. Аромат сивухи пробивался даже сквозь плотно забитую в горло бутылки пробку.

Сергей кивнул на самогон:

— А это зачем? Есть же водка.

В глазах старика мелькнул хитрый блеск:

— Так водки, думаю, для обстоятельного разговора маловато будет?!

Солоухов отрезал:

— Достаточно! Посидим с часок и разойдемся. А для этого «Русской» вполне хватит.

Блеск в глазах соседа не угас:

— Ясно дело! К Катьке лыжи навострил боевой майор наш? Да оно и правильно, одобряю. Что ж, часок посидим, а сивуху сегодня можем и не пить, хотя… ты ключик мне оставь, как наверх пойдешь?

Сергей не понял замысел деда:

— Зачем?

— Э-э, Серега! Самогон я втихаря у бабки стащил, бутылку по-любому у тебя оставлять. Сейчас седьмой час, ну, где-то в восемь разойдемся. Водка, она, конечно, по мозгам вдарит, но к десяти все пройдет. Нужно будет догнаться. Вот я спокойно, будто покурить, в коридор и выйду. А сам к тебе. Заглотну стакан, и порядок! И всем будет хорошо! Понял?

Сергей рассмеялся:

— Понял. Ладно, оставлю ключ, только как ты мне его передашь, если надумаю вернуться?

— Как, как? Обычно! Или сам, или старуха отдаст. Но чую, до утра тебя Катька не выпустит. Да и ты вырываться не будешь. А я в пять на ногах. Каждый шорох в подъезде слышу. Услышу и тебя. К тому же и ей рано вставать. Раз ныне весь день дома, то, значит, завтра до вечера будет работать.

— И все ты, дед, держишь под контролем. Как особист подъезда.

Сергей налил по полстакана:

— Ну что, Данилыч, за встречу?

— За твое, Серега, возвращение в родные, так сказать, пенаты!

Выпили, слегка закусили.

Дед сразу выложил на стол пачку «Беломорканала» со спичками, Сергей предложил ему «Мальборо»:

— Попробуй импортных, дед.

— Пошли они к черту!

Сергей неожиданно спросил деда:

— Ты вот, Данилыч, все о наших жильцах знаешь. Скажи мне: Катерина часто мужиков после смерти Славика меняла?

Дед развел руки:

— Вот чего не знаю, того не знаю. К себе, кроме одного, да и то один раз, никого не водила. А на стороне? Не знаю! Но даже если и были у нее мужики, то что из этого? Баба молодая, видная. Что ей, в монастыре от жизни прятаться, коль семья не сложилась? Ты, Серега, в этом ее не упрекай. Она чистая. Душой чистая. Таких, как Катька, во дворе, да что там во дворе, во всем городе по пальцам пересчитать можно. И если свяжешься с ней, не забижай, не заслужила она этого. А ты лучше мне ответь: чем заниматься дальше думаешь?

Сергей улыбнулся:

— У тебя ко мне выгодное предложение?

— Нет! У меня к тебе предложений нет, просто интересно, ведь не будешь же ты, здоровый бугай, на одну пенсию жить? Кстати, много ли тебе назначили, если не секрет?

— Да какой секрет, Данилыч? Четыре тысячи семьсот рублей.

Дед хмыкнул:

— Неплохо! У меня и трешки не выходит, но, говорят, добавят. И все равно для тебя четырех с половиной тысяч мало. Ты не я.

— Ну, не знаю, Данилыч. Сначала документы оформлю, ремонт в квартире сделаю, обстановку сменю, на это запасов финансовых хватит, а дальше видно будет.

Данилыч согласился:

— И то дело. Ну, давай по последней и иди к Катьке! Вижу, невтерпеж тебе и в напряг со мной здесь базарить. Да я понимаю, дело житейское.

Сергей помог соседу дойти до прихожей. Там Данилыч помощь отверг:

— Сам дойду! Ты про ключ не забудь!

Сергей усмехнулся. Пьян, старик, а о самогоне не забывает.

Закрыв за собой дверь и передав соседу ключ, Сергей пошел вверх по лестнице. У двери № 9 остановился. Что же это он, офицер, не подумал, что дамам вообще-то положено цветы дарить. Пришлось спуститься вниз.

Сергей вышел на улицу и направился в сторону супермаркета, где в магазине «Хозяйственные товары» утром покупал бытовую химию. Еще тогда он заметил с фасада здания ряд современных киосков, вывеска на одном из которых гласила: «Цветы». Но он, как назло, сегодня был закрыт. По техническим причинам. Где еще поблизости торговали цветами, он не знал. Спросил в киоске со спиртным и табаком. Там раскрашенная девица посоветовала отставному майору двинуть в Центр к гостинице «Переславль». Хороший совет. А Катя наверняка из своей квартиры слышала, что Данилыч покинул Солоухова.

И тут Солоухов вспомнил о таксисте, вернее, о визитке, которую на всякий случай оставил ему водитель «Волги». Но Сергей еще не успел обзавестись сотовым телефоном. Что ж, наверняка телефоны есть у продавцов киосков. Он вернулся к раскрашенной девице.

— У тебя, красавица, мобильник есть?

— Есть, а что?

— Разреши позвонить с него?

— Да? У меня на счету меньше двух долларов, а утром несколько звонков надо сделать!

Солоухов достал из кармана 150 рублей, бросил на прилавок:

— Держи! Утром карточку на пять баксов купишь, а звонок у меня короткий, не более минуты займет! Да еще я у тебя бутылочку приличного шампанского возьму. Надеюсь, не только паленой в ночную смену торгуешь?

Девица фыркнула:

— Паленой вообще не торгуем, а насчет телефона… 5 баксов это, конечно, хорошо, но я дам телефон, а вы с ним на улицу, а он у меня дорогой.

Пришлось Сергею доставать удостоверение личности офицера.

— Держи! Если считаешь, что позарюсь на твой телефон, который, кстати, легко и без лишних базаров мог у тебя просто отнять, то документ послужит залогом, недоверчивая ты моя.

Увидев офицерское удостоверение, продавщица протянула:

— Ну, это другое дело.

Она достала из-под прилавка телефон.

Сергей взял его, набрал с визитки номер.

Ему тут же ответил немного грубоватый и усталый голос:

— Слушаю!

— Валера?

— Он самый! Кто говорит?

— Офицер, которого ты утром подвозил от вокзала на Старопрудную.

— Сергей?

— Точно!

— Что надо, майор? Съездить куда?

— Да нет, у меня к тебе просьба иного рода.

— Говори.

— Ты смог бы привезти мне букет роз?

Таксист немного удивленно переспросил:

— Букет роз?

Сергей подтвердил просьбу:

— Ну да!

— Без проблем! Какие цветы предпочитаешь?

— Я же сказал — розы!

— Это я понял. Но розы разные бывают — белые, красные, даже черные.

— А?! Давай красных!

— Сколько?

— Пять штук. Только, Валер, чтобы дня три постояли.

— Не волнуйся, больше простоят.

— Да, и еще. Букет неплохо бы украсить еще чем-нибудь из растительности! Ну, там папоротником, что ли.

— Понял! Куда доставить букет?

— Туда, где высадил меня. Место помнишь?

— Помню! Жди, майор, минут через двадцать подъеду.

Сергей отключил телефон, вернул его хозяйке, перевел взгляд на стеллажи с бутылками.

— Так! И что же нам взять из шампанского?

Девица охотно предложила:

— Вот хорошее, сладкое, французское.

— Сладкое не люблю. Надо полусладкое.

— Тогда наше. Полусладкое только наше. А может, вина вместо шампанского? Есть очень приличные сорта.

— Нет. Давай шампанское.

Продавщица подала Сергею бутылку полусладкого «Советского шампанского». Солоухов рассчитался с ней и, пожелав спокойной ночи и прибыльной ночной торговли, вышел из киоска, направившись к дому.

Таксист подъехал строго через двадцать минут после разговора. Остановился возле Солоухова, стоявшего на тротуаре. Вынес шикарный букет.

— Держи, майор! Дама будет довольна.

Сергей оценил букет:

— Да, хорош. Ничего не скажешь.

— Ты правильно сделал, что мне позвонил. Поехал бы сам, продавцы с тебя по двести рублей за штуку содрали бы, да еще столько же за оформление. Мне же скидку делают, пятьдесят процентов. Я частенько их товар развожу.

— Значит, с меня…

— Пятихатка за все!

— Но ведь не получается пятьсот рублей, Валера. Ты заплатил больше, да и прогон машины.

— Думаешь, я считать разучился? Говорю пятихатка, значит, столько и давай.

Солоухов покачал головой, передав деньги таксисту.

Тот, положив купюру в карман, спросил:

— Ну как, обживаешься?

— Пытаюсь!

Таксист улыбнулся:

— Вижу! Ну ладно, пора домой. Удачи, майор, и звони, не стесняйся. В нашем городе, если кто может все достать, так это мы, таксисты.

— В этом я убедился. До свидания!

Катя опешила, увидев Солоухова с цветами и шампанским:

— Боже, розы! Мне со свадьбы никто и никогда не дарил цветы! Спасибо, Сережа!

— Да ладно. Какой офицер приходит в гости к даме без цветов?

Екатерина была в простеньком, но строгом, очень идущем ей платье, плотно облегающем фигуру, с уложенными в пучок волосами и минимумом косметики на лице. Приняв букет, она сказала:

— Ну что ж мы в коридоре стоим? Идем в зал!

И первой направилась в главную комнату. Сергей не без удовольствия проводил взглядом женщину. Разулся и пошел следом за ней. Вошел в зал и сразу почувствовал разницу между жилищем женщины и своим. У Кати было уютно, хотя ничего особенного из мебели не присутствовало. Стандартный набор: стенка, диван с креслами, журнальный столик, книжный шкаф, телевизор в углу, под ним, внутри тумбочки, видеомагнитофон, музыкальный центр, рядом тумба для кассет. В другом углу торшер. Задернутые золотистые шторы, светлый ковер на полу, люстра. Вот и все. Но все очень уютно. На столике уже стояли бутылка вина, два высоких фужера, хрустальная пепельница и вазочка с дольками апельсина. К ним присоединилось и шампанское. Катя принесла несколько толстых свечей в стеклянном декоративном обрамлении. Сергей зажег их. И в комнате стало еще уютней.

Солоухов спросил:

— Что тебе налить, Катя?

— Шампанского. Я уже забыла вкус его, как и запах цветов. Жаль, букет на столик нельзя поставить, слишком он большой!

Сергей открыл шампанское, налил в фужеры игристое полусладкое вино.

— За встречу, Катя!

— За встречу, Сережа!

Сделали по несколько глотков. Катя пододвинула к Солоухову пепельницу:

— Кури, если хочешь.

— Здесь, в зале?

— Да. Пусть хоть немного комната мужским духом пропитается.

Сергей закурил. Он не знал, как вести себя. Впервые за долгие годы службы не знал, что делать. На помощь пришла Катя:

— Ты, насколько помню, после школы так ни разу не был на ежегодной встрече выпускников?

— Нет, как-то не получалось. Встречу, по-моему, назначали где-то в начале сентября, а курсантский отпуск у меня заканчивался в августе. Потом вообще не совпадал, а затем… затем ты сама все знаешь!

— Но на нынешнюю встречу пойдешь?

— Как-то не думал об этом. А когда она?

Катя ответила, откинувшись на спинку кресла и отчего-то безрадостно вздохнув:

— Как обычно, 14 сентября в 19.00, в нашем классе.

Солоухов понял, почему встреча назначалась на четырнадцатое число каждого года. Дело в том, что к этому времени в 1981 году строители сдали новую школу, и их собрали с разных переполненных старых школ в 8-й «Д» новой 78-й средней школы Переславля.

— Так в прошлом году отмечали двадцатилетие выпуска?

— Да.

— И много ребят приходят на эти вечера?

— Когда как. Я ходила постоянно. Брединский, Дубровцев, Гуагидзе, ну и твоя бывшая жена тоже. Ни одной встречи не упускала. Будет, наверное, и во вторник!

— Приезжает из Москвы покрасоваться?

— Не без этого. Ты ее давно не видел?

— Давно. С 1988 года, когда развод в первом же офицерском отпуске оформили. Я тогда как раз из Афгана прилетел. В Ташкенте первый свой орден получил. Красную Звезду. И домой. А тут… жена, оказывается, полюбила другого. Ну, да черт с ней. Она в прошлом.

Катя тихо проговорила:

— Не вспыхнет ли это прошлое новым огнем во время встречи после стольких лет разлуки?

Сергей успокоил женщину:

— Не вспыхнет, Катя! Так как от той жизни даже тлеющих углей не осталось.

— Ты не видел ее. Красавица. Всегда во всем новом, дорогом, приезжает на иномарке с флагом на номере и охраной.

— В этом нет ничего странного. Пользуется положением мужа-депутата. Но я прошу: давай закроем эту тему. Если хочешь, я вообще не пойду и сейчас. Ребят, кого надо, и так найду, а Людмила меня не интересует!

— Нет, Сережа! Ты обязательно должен пойти на эту встречу. Обязательно!

Солоухов улыбнулся:

— Хочешь убедиться, что Людмила для меня ничего не значит?

— Не в этом дело.

— В этом, Катенька, в этом. Хорошо, ты убедишься. Я пойду на встречу, но… с тобой.

— Что значит «со мной»?

— То и значит. Мы на встречу пойдем вдвоем, вместе! И в классе, или где там еще устраиваются посиделки, будем находиться рядом.

После недолгого молчания Екатерина произнесла: — Ну, если таково твое условие, ладно, я согласна.

— За это и выпьем. За взаимопонимание!

Сергей долил фужеры до краев.

Они просидели так до одиннадцати часов. Вино ударило в голову, обострив обоюдное желание. Включив медленную музыку, Сергей пригласил Катю на танец. Как только он почувствовал ее разгоряченное, вздрагивающее тело, то сразу поднял на руки и понес в спальню, где уже разобранной стояла широкая деревянная кровать. Положив женщину, закрывшую глаза и стонущую от предчувствия долгожданной близости, на постель, начал раздевать. Вскоре их тела слились воедино, и спальню заполнили звуки сладостного соития двух тел. И их не заглушала ни продолжавшая звучать музыка, ни шелест вновь начавшегося за окном осеннего дождя. Они перестали существовать для обычного мира, провалившись в бездонную пропасть наслаждения и страсти.