Глава 6
Тимохин вышел за поворот к утесу и тут же увидел приближавшийся к месту встречи «УАЗ». В нем находился один человек. Александр видел это хорошо, так как тент с машины и стекла были сняты. «УАЗ» встал капотом к северному склону. Из него вышел водитель в традиционной афганской одежде и направился к командиру «Ориона». Подошел, спросил:
– Полковник Тимохин?
– Допустим, – ответил Александр. – Кто вы?
– Разве Крымов не говорил, кто должен прибыть на встречу?
– Крымов много что говорил; я задал вопрос, прошу ответить.
– Для начала попрошу назвать пароль.
– «Волга».
– «Баграм». Майор Службы внешней разведки Сергей Ревунов, или Абдулла Реви, как вам будет угодно.
Говорил агент на чистом русском языке.
– Хорошо, – произнес Тимохин. – Перейдем к делу.
– Может, отойдем в тень? На солнце жарковато, не находите?
– Жарковато? Для вас?
– Давай перейдем на «ты»? Так будет удобнее.
– Хорошо!
Тимохин и Реви отошли в тень от утеса.
Александр спросил:
– Так как мне называть тебя: Сергеем или Абдуллой?
– Абдуллой. Честно говоря, я уже начал отвыкать от своего настоящего имени.
– Долго в Афгане?
– С 1982 года. Но об этом позже… – Абдулла достал из кармана несколько листов бумаги. – Здесь подробные схемы заводов с обозначением постов охранения и всего прочего, что может помочь вам при решении боевой задачи.
Александр забрал документы. Агент внешней разведки продолжил:
– Теперь по обстановке в Кайзабаде и Тари-Пули. Сейчас склады забиты наркотой. Отправка ее в Таджикистан двумя крупными караванами назначена на пятницу, 13-е число. Мои партнеры, – агент улыбнулся, – не знают, что за день 13-е число, пятница, для русских, иначе назначили бы другой день, но это их дело. Караваны, насколько мне известно, для вас интереса не представляют, их встретят другие люди. А вот уничтожение заводов удобнее всего будет провести в воскресенье, 15 августа, когда Агаджи Гауни – он самый крупный совладелец производства – получит сообщение о том, что отправленный наркотик благополучно пересек границу Афганистана и Таджикистана.
– Он что, снимет охрану с постов?
– Нет, но сам понимаешь, охрана и без этого расслабится, потому как охранять ей, по сути, будет нечего, не считая складов с сырцом. Но это не готовый наркотик.
– Скажи, Абдулла, а от кого вообще вы – я имею в виду совладельцев заводов – охраняете свою территорию?
– У нас много конкурентов, полковник, которые спят и видят, как прибрать к рукам выгодный бизнес.
– Ты, наверное, богатый человек?
– Да, по местным меркам, я сказочно богат; вот только счета, на которые я перевожу деньги, контролируются известным тебе ведомством. Они в конце концов пойдут в казну государства. Но что-то и мне остается.
– В казну, говоришь? А не в карманы ли вороватых чиновников?
– Может, и так, от меня это не зависит.
– Да, это ни от кого не зависит…
– Ты бы, полковник, передал своему напарнику, чтобы не маялся в кустах. Пусть выйдет да найдет тень. Здесь нам никто не угрожает.
– После того как ты снимешь своего человека с вершины.
– Заметили-таки?
– Какие же мы были бы спецы, если бы не заметили?
– Тоже верно… – Абдулла извлек из чехла импортную радиостанцию: – Хасан! Следуй к упавшему дереву. Я тебя там заберу. – Отключив станцию, агент взглянул на Тимохина: – А ты почему своего бойца не отзываешь?
– Ему и в кустах неплохо.
– Тебе виднее.
– Так ты говоришь, в Афгане с восемьдесят второго года? Тебя специально внедрили или завербовали после того, как оказался у духов?
– Специально внедрили.
– Ты знал, на что шел?
– Во время войны – да, но вывод войск спутал все планы. И разведки, и мои лично. Уйти я не мог, так что командировка затянулась на десятилетия.
– Жалеешь об этом?
– Нет, привык уже. Иногда только так в родную деревню тянет, что сил нет, а последнее время все чаще во сне вижу себя пацаном. Ловлю с друзьями рыбу на озере. Недалеко от моего дома – вернее, дома родителей – озеро было.
– Родители живы?
– Живы. А я для них еще в восемьдесят втором пропал без вести при выполнении интернационального долга… Хорошо, что начальство похоронку не отправило, хоть какую-то надежду отцу с матерью оставило.
– Во время войны в Пакистане был?
– Нет, у Масуда. Я сам, как и было запланировано куратором КГБ, перешел к моджахедам. Сначала определили в лагерь; разбирались долго, кто, откуда, почему дезертировал… Отвечал на вопросы, как учили: мол, еще в институте слишком много болтал о преимуществах жизни за «бугром», уже тогда желая сбежать из Союза. Ну, мне и предложили заграницу в виде воюющего Афганистана… Воевать я не имел ни малейшего желания, а вот листовочку, что разбрасывали возле частей люди Ахмадшаха Масуда, изучил наизусть и, как выпал случай, бежал. Духи расспрашивали, участвовал ли в боях, где, когда. Отвечал правду, знал, что могут проверить. Проверили, поверили. Сначала вызвал один из помощников Масуда, Керим; спросил, не хочу ли я вернуться к своим. Я ответил, что у меня теперь в Союзе нет своих и я бы хотел уехать куда-нибудь на Запад. Керим усмехнулся и сказал, что это еще заслужить надо. И ушел. Меня же в лагерь не вернули, а поместили в здание типа казармы, где таких, как я, было человек десять. Мы между собой почти не общались. Каждый жил мыслями о своем собственном будущем.
Спустя какое-то время меня вызвал чин в банде, а скорее в войске, так будет правильнее – все же Масуд сформировал вполне боеспособную армию. Этот чин, сейчас не помню его имени, подвел меня к одному из пленных, дал в руки пистолет и приказал расстрелять несчастного. Я отказался, за что был брошен в яму. И только потом у меня состоялась встреча с самим Масудом. Он долго расспрашивал о прежней моей жизни, спросил, почему не расстрелял пленного. Ответил прямо: то, что ушел от своих, не означает, что буду убивать их. Масуд остался доволен ответом, а возможно, мне показалось. Он предложил мне должность инструктора – я учился в радиотехническом институте и неплохо знал современные для того времени средства связи. Обещал, что после года службы он предоставит мне право выбора – служить ему и впредь, но уже за приличное вознаграждение, либо через миссию Красного Креста уехать в любую страну мира. Это было то, что надо, и я согласился.
Через год я изъявил желание остаться у душманов. Принял ислам, получил новое имя, документы, женился на молоденькой красивой афганке. К несчастью, наш брак был недолгим – она заболела и умерла. Женился во второй раз – на сестре Лейлы, Алиме, с которой живу и поныне. У нас трое сыновей. За время службы у Масуда постоянно передавал интересующие разведку данные. Но с выходом войск связь с Москвой оборвалась. В Афганистан пришли талибы, мы воевали с ними. Уже в то время я занимал немалый чин в армии Северного альянса. И… стал совладельцем наркозаводов. Построил в Кайзабаде большой дом, он отмечен на моей схеме. Год назад в Кабуле, куда я с семьей выезжал к родственникам жены, со мной встретился представитель уже российской внешней разведки; объявил о том, что мне присвоено звание майора и я должен продолжить работу на российскую разведку, которую как раз интересовали заводы по переработке опиума-сырца.
И буквально месяц назад мне сообщили, что заводы планируется уничтожить совместным российско-американским отрядом особого назначения. Мне приказали оказать отряду всю возможную помощь, но перед американцами не светиться, а поддерживать связь с полковником Крымовым – военным атташе посольства России в Афганистане, – а позднее непосредственно с командиром российской группы спецназа, то есть с тобой. И вот я здесь. Помогаю, чем могу.
– Да-а, – проговорил Тимохин, – представляю, каково тебе было вжиться в новую жизнь.
– Сложно, полковник, но вжился.
– Ты позаботился о семье?
– Конечно. Она уже в Кабуле.
– Надеюсь, во время штурма и сам уедешь отсюда?
– Нет, останусь в Кайзабаде. Но вы не найдете меня.
– Уверен?
– Да.
– А я не уверен. Мои ребята могут выйти на тебя и завалить. Я же не смогу ничего сказать им о тебе.
– Один твой человек уже видит меня.
– Один – и единственный…
– Ничего, вы делайте свое дело, а о себе я позабочусь сам. Мне еще работать здесь.
– На что бы ты обратил внимание при штурме заводов?
– На посты охранения, что расположены на вершинах. Их необходимо снять в первую очередь, и снять бесшумно. Что даже вам будет сделать непросто.
– Почему?
– На перевалы отправляют самых подготовленных воинов. И они действительно опасны. Они профессионалы.
– Что-нибудь придумаем.
– Думайте. Я тоже подумаю, как помочь вам обезвредить верхние посты.
– Как будем поддерживать связь?
Реви-Ревунов указал на радиостанцию Тимохина:
– У тебя «Блик», у меня «КРС-03». Эти станции работают в одном режиме. Моя частота…
– Моя… Позывной «Орион».
– Мой – «Сержант». Вот через станции малого радиуса действия и будем поддерживать связь. Но я не всегда могу говорить, поэтому чаще будешь получать сигнал отсрочки ответа.
– Это ничего, я подожду. У меня еще такой вопрос: ты знал о том, что совсем рядом с заводами оборудуется база дислокации отряда «Марс»?
– До определенного времени – нет.
– А если точнее?
– До того, как на связь со мной вышел Крымов, я ничего не знал о существовании секретной базы. А значит, о ней не знают ни Агаджи Гауни, ни Сайед Халтани, ни кто-либо другой в Кайзабаде и Тари-Пули.
– Но вы должны были слышать рокот вертолета, на котором мы сюда прилетели.
– Здесь, особенно над старым Тарикарским ущельем, довольно часто, но нерегулярно летают американские вертолеты. Залетают и пакистанцы. Последние зачастую используют советские «Ми-8». Так что пролет вертолета над Тарикаром не вызывает подозрения.
– Но в это ущелье могут наведываться люди с заводов…
– Нет. Место базы выбрано весьма удачно. В 1984 году, по-моему, советские войска применили здесь объемные бомбы. Воспламенившийся газ сжег все, что горит. И если ты пройдешь километров десять восточнее Кандаша, то увидишь, как выглядят оплавленные горы. Тогда-то оттуда ушло население, а сам кишлак был разбит штурмовой авиацией. Это ущелье считается у афганцев плохим местом. Я слышал, что кто сюда придет, отсюда не вернется. Так говорят афганцы. Тем более никто не подумает, что уничтожение наркозаводов готовилось в Тарикарском ущелье. Впрочем, кто будет вас искать?
Тимохин погладил подбородок.
– Что? Никому не будет дела до уничтожения предприятий, приносивших огромную прибыль?
– Будет, конечно, но у тех, кому есть до этого дело, вряд ли даже мысль возникнет, что уничтожение заводов проводили не талибы-конкуренты, а специальный российско-американский боевой отряд.
– Что еще можешь сказать?
– Главное.
– А до этого ты говорил о второстепенном?
– О важном, – ответил Абдулла, – но не главном. Суть не в том, чтобы уничтожить Гауни, Халтани и их верных охранников-шакалов – на их место придут другие. И не в том, чтобы спасти рабов, как ни кощунственно это звучит. Их тоже можно найти довольно легко. Главное – это уничтожить лабораторию на заводе Гауни и взять живым доктора Вольфа Шнейдера.
– Кто такой доктор Вольф Шнейдер?
– Исчадие ада.
– А если конкретнее?
– Австриец, по профессии химик, прекрасный специалист в своем деле. Он не только руководит процессом переработки опиума-сырца в готовый наркотик – Шнейдер проводит эксперименты по созданию более сильного, нежели героин, наркотика. И использует для этих целей рабов – мужчин, женщин, детей. Недавно он запросил у Гауни эфедру, растение, из которого делается эфедрин. Что-то придумал этот Шнейдер. Гауни говорил, что скоро мы станем обладать таким наркотиком, который будет вызывать у человека непреодолимую и неизлечимую зависимость после первой же инъекции. И убивать его за несколько месяцев. И это уже не просто наркотик, а мощное биологическое оружие. Гауни молчит, но думаю, новый наркотик – это не продукт Шнейдера, кто-то через него решил провести настоящую биологическую интервенцию против среднеазиатских республик и России. А Шнейдер – исполнитель заказа под руководством Агаджи Гауни.
– Этот новый наркотик еще не создан?
– Не знаю, но опыты Шнейдера до сего дня на рабах не проводились.
– А эфедру доставили на заводы?
– Да. Она в ангарах складов.
– Чего же ждет Шнейдер?
– Думаю, отправки наркотиков с героином. Ну а потом придет время работы над очередным наркотиком. Для этого ему потребуются новые рабы. Об их приобретении у нас с Гауни и Халтани разговор еще не заходил, и я смогу затянуть время решения вопроса, но ненадолго. Если Гауни получил секретный заказ от официальных представителей какого-либо государства или государств, то отказаться от его исполнения не сможет.
– Ты считаешь, что заказ мог быть сделан на условиях правительства какого-нибудь государства?
– А разве у России мало врагов?
– Интересный расклад… Надо в таком случае брать живым и Гауни.
– Сделать это будет крайне сложно.
– Посмотрим! Прав был Феофанов, встреча с тобой оказалась весьма интересной и полезной. Есть над чем подумать. Кстати, Крымову или своим начальникам ты сбрасывал информацию о новом наркотике?
– Только Крымову.
– Почему ему, а не своему куратору? – удивился Александр.
– Понимаешь, полковник, – вздохнул Реви, – что-то подсказало мне: не следует информировать куратора Службы внешней разведки о новых разработках доктора Шнейдера. Лучше это сделать представителю Главного управления по борьбе с терроризмом. Я даже здесь наслышан о ваших успехах в противодействии террору. Они впечатляют. Я ответил на твой вопрос?
– Да. Я польщен.
– Ты здесь отработаешь так же, как всегда. И на Кайзабад выводи своих ребят – наших, русских. Конечно, я не имею права влиять на тебя, да и ты не тот человек, на которого можно влиять, но… слишком уж высоки ставки. Я против того, что американцы работают вместе с вами, ничего не имею, однако они могут упустить Шнейдера и Гауни, в лучшем случае убить обоих, а хотя бы доктора, который разрабатывает рецепт нового биологического оружия в виде сильнодействующего наркотика, надо брать живым. Дабы успеть создать средство, нейтрализующее или максимально ослабевающее действие нового наркотика, если не удастся закрыть его выход из лаборатории в Кайзабаде.
– Я понял тебя, Сергей! И обязательно воспользуюсь твоим советом.
– Заводы в Кайзабаде будет брать подчиненная мне группа, – прервал Тимохина Шепель.
– Это хорошо, полковник, – улыбнулся Реви– Ревунов, – а я, чем смогу, помогу вам.
– Себя сбереги!
– Об этом не волнуйся… Вот, поговорил с тобой – как дома побывал.
– Ты еще вернешься домой!
– Вряд ли. У меня и жена, и дети родились здесь. Они другой жизни не знают и не примут ее. А бросить их я не смогу. Они – все, что у меня есть.
– А родители?
– Родители… они далеко, привыкли уже без меня. Им останется память о пропавшем без вести сержанте Сергее Ревунове.
– И все равно, Сережа, при желании можно все изменить.
– Кто знает… Настала пора расстаться. Вам еще до базы добираться, а у меня дела в Кайзабаде. Перед штурмом, если больше не возникнет необходимости в общении, сбрось какой-нибудь сигнал. Чтобы действительно под своих не попасть.
– Обязательно. «Камнепад» пойдет?
– Вполне.
– Но я думаю, мы еще поговорим до штурма.
– Вызывай.
– Удачи тебе, Сергей!
– Да что мне? Это вам удачи! До связи!
Тимохин крепко пожал руку разведчику. Реви-Ревунов сел в «УАЗ», развернул внедорожник и повел его на запад. Александр смотрел вслед. К нему подошел Шепель:
– Чего стоим, командир? Кого ждем? Удался разговор?
– Удался. Удивительный человек этот агент. С восемьдесят второго года у духов. Пережил то, что не всякому дано. Работать здесь, сам понимаешь, это не где-нибудь в Европе или Америке. Добился положения, богатства, создал семью… С крушением Союза вполне мог считать себя свободным ото всех обязательств и реально покинуть страну, да так, что и ФСБ не нашла бы. Но остался, ждал, когда вновь будет нужен Родине…
– Вот и дождался.
– Таким, как этот Реви, памятник при жизни ставить надо.
– Где? Здесь или у нас в России?
– Не ерничай.
– И не думаю. Смотрю, ты находишься под сильным впечатлением от разговора с этим Реви. А не просчитал такой вариант, что агент может вести двойную игру? Работать и на нас, и на талибов?
– Заткнись, Миша! Все бы тебе опошлить.
– А что такого я сказал? Разве подобное невозможно?
– Нет! В случае с этим человеком – нет.
– Я не узнаю тебя, Сань. Что-то ты сентиментальный в последнее время стал.
Тимохин сдвинул брови.
– А почему, собственно, вы, майор, вышли ко мне без команды? Я что приказывал? Находиться на удалении прикрытия встречи, а вы?
– Во! Теперь узнаю прежнего Тимохина. Но замечу: приказ был прикрывать встречу, а она закончилась. Запрета же на выход с позиции после завершения беседы не поступало.
– Ладно, идем назад.
Офицеры Главного управления по борьбе с терроризмом направились обратно на восток. Минуты две шли молча, затем Тимохин спросил:
– Ты хорошо запомнил в лицо этого агента?
– Конечно! Через оптику смотрел.
– О нем в группе, тем паче в отряде, после того как прибудет группа «Ирбис», никому ни слова. Никакой встречи не было. А значит, что?
– То, что не было и никакого агента.
– Смотри, Миша, не проговорись.
– Да ты что, первый год меня знаешь?
– Не первый. И все же предупредить обязан.
– Предупредил? Значит, можешь быть спокоен. Мы с тобой просто так по ущелью гуляли, варанов ловили да черепах под пепельницы собирали.
– Мы с тобой, майор, базы не покидали.
– Даже так? Хорошо, мы никуда не отлучались.
– Вот теперь ответ верный!
– А ты определил дату штурма?
– Его определяю не я. Я узнал, когда удобнее всего нанести удар по наркоторговцам.
– И это тебе агент подсказал?
– Какой же ты, Миша, все-таки догадливый… У тебя это от рождения или приобретенное?
– Стареешь, Сань, повторяешься часто.
– Да? Возможно. Ты у нас один с каждым годом все моложе становишься. Для тебя по-прежнему если выезд в город без семьи, то обязательно какое-нибудь приключение. И непременно такое, что надо руководству главка дело заминать… Никак не угомонишься.
– Посмотрел бы я, что бы ты на моем месте стал делать в кафе.
– А что смотреть? То же, что и ты.
– Не понял… Ты издеваешься надо мной, что ли?
Тимохин приобнял подчиненного и друга:
– Ничуть. Сказал правду.
– Да ну тебя! Давай за склонами следить, а то вылезет откуда-нибудь бородатая морда местного моджахеда с «АКСом» да и срежет нас одной очередью.
– Смотри, охраняй своего начальника.
Так за разговорами офицеры в 9.40 вернулись на базу в кишлак Кандаш.
Тимохин спустился в отсек связиста:
– Слава, дай-ка мне связь с Крымовым.
– Минуту, товарищ полковник.
Старший лейтенант Колданов набрал номер начальника отдела спецмероприятий ГУБТ, в настоящее время военного атташе посольства России в Афганистане.
– Да, Саня? – ответил Крымов.
– Докладываю: встреча с агентом состоялась.
– Он сообщил тебе что-нибудь интересное, кроме того, что было известно ранее?
– Скажу так: разговор для меня был полезен. Хотя бы в том, что на духов работает химик-австриец, некто доктор Вольф Шнейдер.
– Его надо взять живым!
– Понятное дело, возьмем, но доставить его следует в Россию! Обсуди этот вопрос с Феофановым.
– Добро.
– Крым, ты поддерживаешь связь с Харсоном?
– Да.
– Решение о переброске «Ирбиса» сюда принимает он?
– Разумеется.
– Передай ему, что может отдать команду на переброску. Тем же порядком, что и нас.
– Что, немедленно?
– Чем быстрее, тем лучше. Основную акцию предпочтительнее всего провести в воскресенье, 15-го числа, и сразу по трем заводам. Сегодня у нас одиннадцатое. Пока ребята «Ирбиса» акклиматизируются, пока отработаем план совместных действий, взаимодействие, разведку объекта, на который пойдут американцы, как раз к воскресенью подготовим штурм.
– Хорошо, я передам ему твои пожелания. Он наверняка захочет сам переговорить с тобой.
– Какие проблемы? Я всегда на связи.
– Что думаешь делать сегодня?
– В ночь с Шепелем и Дрозденко пойду на перевал, сам посмотрю на эти заводы. Заодно проверю несение службы вражескими постами на вершинах – по словам агента, они наиболее опасны для нас, и их надо снимать до начала общей акции.
– Это и так понятно.
– Понятно-то понятно, но агент утверждает, что сделать это будет не так просто. Я склонен доверять ему. Уж кому, как не Абдулле, знать сильные и слабые стороны противника.
– Согласен. У тебя все?
– Пока да.
– Тогда я прямо сейчас свяжусь с Харсоном, а ты не спеши ложиться спать, дождись его вызова.
– Подожду до 11.00, потом будет говорить с заместителем.
– Мне так и передать ему твои условия?
– Да, так и передай.
– Хорошо. Сам-то как?
– Нормально. Могло бы, конечно, быть и лучше, но мы, к сожалению, не в посольстве. Жду, до связи.
– Давай!
Александр поднялся на поверхность. Шепель задумчиво курил, сидя на валуне.
– О чем задумался, детина? – спросил Тимохин.
– О доле своей горькой… А если серьезно, то ни о чем. Какая-то пустота в голове.
– Ну чтобы загрузить ее, ступай-ка ты и найди Соловьева; пусть оставит наблюдателя на вершине северного хребта, а остальных бойцов вернет в лагерь и назначит сменное охранение одним часовым базы. Оставшихся не у дел отправить отдыхать. Ты тоже иди отдохни да предупреди Дрозденко, что он, ты и я ночью пойдем на перевал.
– Смотреть заводы?
– И заводы, и верхние посты духов.
– Ты уже решил, как будем отрабатывать цели?
– План есть; вопрос: утвердит ли его Харсон?
– А куда он денется?
– Посмотрим.
Из подземелья донесся голос Колданова:
– Товарищ полковник, вас Харсон на связь вызывает.
– Шустро! – улыбнулся Тимохин. – Кивнул Шепелю: – Давай, Миша, работай!
Командир «Ориона» вновь спустился в отсек связиста, взял у Колданова трубку спутниковой системы:
– Тимохин на связи!
– Харсон. Мне только что звонил Крымов; сообщил, что вы готовы принять «Ирбис».
– Мы готовы принять ваших людей.
– О’кей, завтра в ночь люди Дака будут на базе. У вас есть план отработки целей?
– Так точно.
– Кратко изложить его можете?
– План таков. Заводы находятся недалеко от базы, за северным перевалом Тарикарского ущелья. Сегодня ночью я проведу разведку перевала, определю порядок снятия верхних постов охранения противника. По прибытии «Ирбиса» мы вместе с Даком еще раз поднимемся на перевал. Провести штурм предлагаю по двум направлениям. Первое – Кайзабад, где расположены два завода, второе – Тари-Пули, в котором соответственно один, но крупный завод с более многочисленной охраной. На Кайзабад пойдет «Орион», на Тари-Пули – «Ирбис».
– Вы решили вывести свою группу сразу на два объекта?
– Да. Они расположены в пятистах метрах друг от друга и, по сути, составляют одно целое. Тари-Пули же в четырех километрах от Кайзабада. Получаются, в принципе, два равнозначных объекта. Вот и будем штурмовать их двумя нашими группами. Но если вас что-то смущает, вы вправе внести свои коррективы: нацелить «Орион» на Тари-Пули, а «Ирбис» – на Кайзабад. Ничего не имею против, хотя считаю данное решение нецелесообразным.
Подумав, Харсон сказал:
– О’кей! Мне понятен ваш план. Но решение, утверждать его или скорректировать, приму после доклада Дака.
– Я вас понял.
– Как считаете, Алекс, мое присутствие на базе необходимо?
– Нет. Мы с полковником Даком сможем сами отработать цели. Первоначальная задача не настолько сложна, чтобы задействовать по объекту единый отряд; а раз не будет задействован отряд, то и его командиру делать здесь нечего, извините за откровенность.
– Ничего. О’кей, я вас понял. Работайте по своему плану, встречайте «Ирбис» в полночь с четверга на пятницу.
– Есть.
Переговорив с Харсоном и сообщив Крымову о сути данных переговоров, Тимохин отправился в подготовленный для него и командира «Ирбиса» отсек одного из подвалов секретной базы временного размещения бойцов интернационального отряда.
Александр проспал до девяти вечера. В подвале было прохладно, и он смог хорошо отдохнуть. Поужинав сухим пайком, Александр покинул подвал. Развалины охранял капитан Ким.
– Как дела, Леня? – спросил у него полковник.
– Да нормально, командир, вокруг все спокойно.
– Я сейчас с Шепелем и Дрозденко пойду на перевал.
– Понял.
Александр по радиостанции вызвал из подземелья Шепеля и Дрозденко.
Затем связался с часовым поста на вершине:
– «Девятый»! «Первый»!
– «Девятый» на связи!
– Что у тебя?
– Все спокойно.
– Я с «Четвертым» и «Седьмым» поднимаюсь к тебе.
– Принял.
Отключив радиостанцию малого радиуса действия, Тимохин отдал команду:
– За мной, по одному, к верхнему посту, марш!
Разведгруппа начала подъем на северный перевал Тарикарского ущелья.
В 23.20 спецназовцы вышли к посту. Он был оборудован на вершине между населенными пунктами Кайзабад и Тари-Пули. С него кишлаки не видны, но хорошо просматривалась дорога между ними.
Тимохин поинтересовался у Шматко:
– По дороге никто не ездил?
– За время моего дежурства – нет, – ответил прапорщик-снайпер, – да я и заступил недавно. А вообще-то дорога накатана; видно, что ею частенько пользуются. Здесь отличная позиция блокирования сообщения между кишлаками, одному можно держать ущелье.
– Вижу… Мы пойдем на запад, вернемся к тебе. Если спустимся в наше ущелье в другом месте, я сообщу.
– Понял!
Тимохин повернулся к Шепелю и Дрозденко.
– До первого от нас поста духов около полутора километров. Но ближе должен находиться пост в ущелье. Он контролирует подъезд к Кайзабаду со стороны Тари-Пули, откуда главарям бандформирования ожидать появления врага не приходится. Но это не означает, что часовой на этом посту не несет службу. Так что идем по вершине, соблюдая интервал на расстоянии прямой видимости без применения приборов ночного видения. Шепель, оборудование обнаружения минных ловушек у тебя?
– У меня, командир. – Майор похлопал по ранцу, висевшему на груди у офицера.
– Включи его, чтобы не попасть под сигналку в самом начале марша. Духи могли раскидать их где угодно.
– Включил!
– Ну и иди первым. Я за тобой, Дрозденко – в замыкании.
Разведгруппа прошла без проблем около восьмисот метров. В 23.40 Шепель, остановившись, поднял правую руку вверх, затем подал сигнал сбора.
Тимохин и Дрозденко подошли к нему.
– Что такое, Миша? – спросил командир «Ориона».
Оборудование «Поиск» подало сигнал опасности.
– Что, мины?
– Черт его знает, сейчас проверим.
Шепель извлек из ранца устройство, напоминающее ноутбук, и включил его, выставив вперед короткий штырь поисковой антенны. И тут же на экране вспыхнули четыре точки, соединенные между собой прямыми линиями красного цвета, пересекавшими по ширине всю вершину.
– Мины с лазерной системой активации. Четыре штуки. Похоже, пластиковые, противопехотные, итальянские. Такие духи еще в восьмидесятых годах применяли. Надо было Кима с собой взять, он все же сапер.
– Без него обойдемся. На каком расстоянии от земли висят лучи лазеров?
– Как у обычных растяжек – в десяти-пятнадцати сантиметрах. Но это только на ближнем участке. Дальше прибор показывает более насыщенное минами поле.
– Духи заминировали всю вершину до поста?
– Возможно, и склон. Проверить?
– Нет! Мы сейчас недалеко от нижнего поста. Часовой с него может увидеть тебя.
– Я аккуратно, так, чтобы не увидел. Нам по-любому до проведения штурма надо выявлять минные поля. Сейчас на это время есть, позже может не быть.
Тимохин, подумав, посоветовал:
– Ты, Миша, осмотри противоположный склон. Если духи выставили на склонах мины, то, значит, и здесь нашпиговали ими спуск. С одной стороны ставить минный заслон не имеет смысла.
– Тоже верно. Посмотрим противоположный склон.
Шепель перевел штырь антенны на северный перевал Шургунского ущелья.
– На той стороне «Поиск» ловушек на склоне не фиксирует, а вот на вершине такая же минная чехарда, что и здесь.
– А глянь на наш склон…
– Тот, что к Тарикару спускается?
– Да.
– Сейчас… Оп-па! Ну и нюх у тебя, командир… Есть мины, гранаты, но без лазеров, противопехотки и растяжки.
– Насыщение?
– Ниже среднего, одна ловушка квадратов на шесть-восемь.
– Так, понятно. Зафиксируем их со дна ущелья.
– Киму тут работы невпроворот.
– Да, придется Лене потрудиться… Но это позже, а сейчас нам нужно сблизиться с постом. Так что давай веди, Миша. Всем предельное внимание.
Шепель пошел вперед. Через двадцать метров остановился, перепрыгнул невидимую условную линию, опять остановился. Его примеру последовали командир «Ориона» и Дрозденко. Так, переходя через лучи, спецназовцы преодолели первое минное поле, за ним второе. Там пришлось попрыгать. В некоторых местах лучи соединяли мины на расстоянии в сорок сантиметров от поверхности вершины. За вторым полем Шепель воскликнул:
– Дальше пусто!
– Что значит пусто? – уточнил Тимохин.
– А то, что прибор не фиксирует никаких взрывчатых или сигнальных средств.
– До поста метров четыреста. И что сие означает? То, что духи выставили заслон на удалении от поста, а непосредственно у пункта наблюдения и обороны объекта посчитали это ненужным?
– Хрен их, духов, знает, командир, но ни сигналок, ни обычных растяжек на расстоянии в пятьсот метров на вершине нет! И только где-то на участке, удаленном от нас на четыреста метров, гранаты, сложенные в одном месте, ближе к спуску в Кайзабад. Но это наверняка пояс с гранатами самого часового. К тому же снятый.
– А что на склоне?
Шепель перевел антенну вниз.
– А на склоне картина интересная. То же, что и раньше, – минное поле с коридором шириной в полтора метра от вершины до дна ущелья, далее та же ерунда на четыреста метров. Насыщение взрывчаткой то же, что и было. Но ты прав, надо точнее зафиксировать ловушки со дна ущелья. Идем дальше?
– Конечно! Прижимаясь к восточному склону. Что там у нас впереди? Валун?
– Типа того…
– Идем туда, оттуда смотрим дальше. Шепель, вперед!
– «Поиск» вырубить?
– Ни в коем случае! А если мины с реле времени?
– Ну это вряд ли. Уже то, что здесь лазеры стоят, удивительно; ну а реле – это явный перебор.
– Оборудование держать включенным!
– Есть!
– Вперед! – повторил команду Тимохин.
Разведгруппа, ведомая майором Шепелем, продолжила движение.
В 00.30 спецназовцы дошли до валуна. Тимохин выглянул из-за него и увидел метрах в ста расчищенный от растительности и камней вершины пост.
– Ну что там? – спросил Шепель.
Тимохин вернулся к подчиненным.
– Что спрашиваешь? Пост.
– Ну это понятно. Что за пост?
– Укрепленная огневая точка.
– Даже так?
– Даже так! Духи действительно неплохо прикрыли подходы с севера и юга. Если внизу обычная позиция для стрелка – чаша с двумя рядами камней, то здесь – бруствер высотой около метра. Часовой, правда, один, но у него «ПК». Да с коробкой в пятьдесят патронов. Не исключено, что у него имеются запасные коробки или набитые ленты. Еще у духа автомат и, как я и говорил, пояс с гранатами.
– Ничего, снайпер отсюда вышибет мозги этому часовому, имей он хоть еще и пару гранатометов.
– Не так-то просто это будет сделать, Миша, даже таким профи, как наши Шматко и Санеев.
– Да ладно… Я взгляну на пост?
– Взгляни.
Шепель минут пять смотрел на позицию афганского часового. Затем, вернувшись, произнес:
– Да, непростая цель. Я не понял, он сидит на чем-то, что ли? Только полчерепа виднеется… Или внутри чаши сделано углубление?
– Скорее сидит, хотя может быть и углубление.
– Чтобы гарантированно срезать часового из «Винтореза», надо его приподнять. Заставить высунуться.
– Как?
– Вот и я думаю, как… Шумнешь отсюда, а он по валуну – очередь из «ПК», и пропадет весь фактор неожиданности к чертовой матери! Из гранатомета спалить духа? Можно, конечно, но пост снимем, а сами засветимся по полной программе…
– Надо заставить часового посмотреть на кишлак, – Тимохин проговорил: – Шум в Тарикаре только насторожит, а вот что-то необычное в Кайзабаде заинтересует.
– И что же мы можем сделать в Кайзабаде, будучи на позициях штурма на перевале?
– Не мы, Миша. Агент!
– Агент? – переспросил Шепель. – А что может он?
– Вот это у него и узнаем. Так! С запада наверняка такая же картина, что и с востока, так что обходить пост по дну Тарикарского ущелья, подниматься на вершину и сближаться с постом с запада не вижу смысла. Идем вниз, и ко второму посту.
– Прямо здесь спускаемся?
– А ты еще не напрыгался на минных полях? Определяй проход и выводи нас на дно ущелья!
– Понял, выполняю. Только давай хотя бы метров на пятьдесят на восток отойдем. От пуль «ПК» ни один бронекостюм не спасет!
– Дух не видит нас и здесь.
– И все же ну его на хрен. Ради чего рисковать? Еще будет возможность рискнуть, когда снимать посты будем.
– Хорошо, – согласился Тимохин, – отходим на пятьдесят метров на восток и спускаемся. Далее идем по дну. Осматриваемся там, ищем тропу, поднимемся западнее второго поста; этот же, что смотрели, по их системе охранения является шестым.
– Да какая разница – второй, шестой, десятый… Пост, он и есть пост, – сказал Дрозденко.
– О! – воскликнул Шепель. – У Андрюши голосок прорезался. А то все молчал, я думал, челюсть поддерживал, чтобы не зевать…
– Ты, Миша, меньше думай, а больше делай, что тебе командир говорит.
– Считай, прогнулся перед Санычем. Он тебя за это по возвращении к майору представит.
– Прекратить разговоры! Работаем! – оборвал подчиненных Тимохин.
Разведгруппа, отойдя на пятьдесят метров на восток, начала спуск на дно Тарикарского ущелья. Осмотр склона за утесом, а также подходы к посту моджахедов, прикрывающему первый наркозавод с запада, показал идентичность минно-взрывных заграждений тем, что были выставлены и к посту прикрытия второго поста. Единственным отличием являлось отсутствие валуна у первого поста, что осложняло снятие часового. Тимохин вывел группу назад в ущелье. У речки офицеры устроили привал. Командир «Ориона» посмотрел на подчиненных.
– Ну и как будем снимать часового первого поста?
– К нему близко не подобраться. Хотя если чем-то отвлечь, то сблизиться с постом на расстояние применения «Винтореза» можно. Или валить его с дальней позиции из «СВД-С», а это ненужный шум.
Дрозденко согласился с Шепелем:
– Да, либо отвлекать, либо бить из «СВД-С», а там уж как получится.
– Нельзя как получится, ребята, – сказал Тимохин. – Надо тихо. И снимать тихо не два поста, а четыре. На противоположном хребте наверняка такой же мутняк с ловушками и подходами. Остается одно – одновременно чем-то отвлечь всех четверых.
– Интересно, чем же? – спросил Шепель.
– Надо думать.
– Да тут думай не думай, а ни хрена не выйдет. На одном перевале заставить высунуться духов еще можно, но на двух… Лично я не вижу, как это можно сделать.
Тимохин, подумав, поднялся, отошел от реки. По станции малого радиуса действия вызвал агента внешней разведки.
– «Сержант»! Ответь «Ориону»!
Несмотря на ночное время, Реви-Ревунов ответил быстро.
– «Сержант» на связи. Что случилось?
– Я провел разведку верхних постов северного перевала Тарикарского ущелья, он же южный перевал Шургуна. В результате определено, что без отвлечения всех четырех на верхних постах снятие их перед штурмом, не поднимая шума, невозможно. Еще мы обнаружили минные поля как на вершине, так и на склоне, причем верхние поля снабжены лазерными взрывателями. Ты мне о них ничего не сказал.
– Я не знал о минных полях. Только сейчас понимаю, что делали на перевалах люди, вызванные Гауни из Кабула недели две назад. Агаджи про заграждения никому ничего не говорил. Проверить что-либо я не мог.
– Понятно. Пройти поля можно – у нас есть спецоборудование, позволяющее преодолевать препятствия подобного рода. Но часовые на постах сидят глубоко, стопроцентной гарантии их нейтрализации нашими снайперами дать не могу, а к часовому первого поста, что над твоим заводом, приблизиться на выстрел «Винтореза» сложно, практически невозможно. Чем в этом вопросе ты можешь нам помочь?
– Надо подумать. Завтра я сообщу тебе свои соображения.
– Завтра, «Сержант», боюсь, будет поздно.
– Прибывают американцы?
– Да. При них я выйти с тобой на связь с базы не смогу. А если ко мне прилипнет их командир, то не смогу и вне базы. О штурме я предупрежу тебя, так как группы разойдутся, а вот большего не сделаю. Так что мне надо максимум до 9 часов утра знать, чем ты сможешь или не сможешь помочь, чтобы до прилета американцев определить план штурма объектов в Кайзабаде.
Неожиданно агент сказал:
– Я знаю, чем вам помочь. Только что пришла в голову мысль.
– Слушаю!
– Я заминирую основной автономный генератор и насосную станцию. В нужный момент, по твоему сигналу, используя дистанционку, произведу подрыв, что, во-первых, вызовет довольно мощные взрывы, а во-вторых, обесточит более половины точек электроснабжения. Это вызовет, в свою очередь, оживление в кишлаке и на заводах. Думаю, часовые также проявят интерес к происходящему внизу и захотят посмотреть на кишлак. Для этого им необходимо подняться над бруствером. Такой вариант тебя устроит?
– Отличный вариант! Вопрос: сможешь ли ты реально заминировать генератор у станции?
– Если б не смог, то не предложил бы.
– Ясно! Я должен знать, что ты провел минирование и готов к подрыву.
– Скажи, как это сделать.
– Вызови меня на связь, как только заминируешь генератор. Не отвечу, повтори вызов три раза, с промежутком в тридцать секунд.
– Понял!
– Я надеюсь на тебя, «Сержант».
– Сделаю, что смогу. У тебя все? Тогда до связи!
Александр выключил станцию, вернулся к подчиненным.
– С Крымом беседовал? – спросил Шепель.
– Угадал!
– Любишь ты доставать его в самый неподходящий момент… Человек спокойно отдыхает в номере люкс посольства, после душа, хорошего ужина, под кондиционером, видит красивые сны – а тут ты с проблемами.
– Ничего! Он сюда не отдыхать прилетел.
– И чем Крымов может нам помочь?
– Пусть думает, на то он и куратор группы… Ладно, посмотрели местность, поговорили, пора на базу. Дрозденко – вперед, Шепель – со мной. Дистанция прежняя – расстояние, обеспечивающее взаимную видимость, но не далее ста метров.
Капитан Дрозденко пошел вперед.
– С агентом я говорил, не с Крымовым, – сказал Шепелю Тимохин.
– Ага… Не хотел, чтобы Дрозд о нем узнал?
– Это лишнее.
– И о чем договорились с агентом?
Тимохин передал Михаилу суть переговоров с Реви.
Шепель, выслушав командира, воскликнул:
– А этот агент – мужик не промах, сразу сообразил что к чему!
– Не забывай, что он у духов почти двадцать лет… Нам надо продумать вопрос, как переправить австрийца-доктора в Россию, минуя американцев. Но в том случае, если Феофанов не договорится по этому поводу с представителями США.
– А что думать? «Вертушкой» и заберем, при условии, что нас вернут домой. А нет, так Родионов переправит его и без нас.
– Вызов «Ми-8» надо будет обосновать. Дотошность Харсона ты уже знаешь. Но ладно, это решим. Думаю, Феофанов найдет доводы для американской стороны, чтобы передать этого доктора нам.
– Все это потом, сначала надо отработать объекты. Мы с постами духов у Кайзабада разобрались, а вот как американцы будут нейрализовывать верхние посты, прикрывающие Тари-Пули? Там наверняка такая же, что и здесь, система минных заграждений, а у американцев бесшумных снайперских винтовок нет, лишь штурмовые «М-16А2».
– Это мы с полковником Даком решим на месте.
– Если он послушает твоего совета.
– А я не буду ничего ему советовать. Принимать решение на штурм своего объекта он будет сам; я лишь обозначу угрозу и, если потребуется, помогу принять решение.
– Ладно, это ваши дела… Завтра что будем делать?
– Встречать американцев. С Ларсеном увидишься…
Разведгруппа вернулась на базу в 4.40. Отпустив Шепеля и Дрозденко, Тимохин прошел в свой отсек. Разделся, вышел к реке, обмылся. На находившейся при нем радиостанции «Блик» неожиданно пропищал сигнал вызова. «Это еще кто?» – подумал Александр.
– «Орион» на связи!
– Это «Сержант».
– «Сержант»? – удивился командир российской группы спецназа. – Что-то случилось?
– Если случилось бы, то ты получил бы сигнал опасности. Впрочем, можно сказать, что случилось.
– Говори, не тяни!
– Я заминировал генератор и насосную станцию.
– Когда? – еще более удивился Тимохин.
– После переговоров с тобой решил: а чего ждать, попробую-ка провести минирование немедленно. Попробовал, получилось. Так что генератор и насосная станция заминированы, и я могу подорвать их в любое время.
– Ты неоправданно рисковал, «Сержант»!
– Я, «Орион», никогда неоправданно не рискую.
– Ну что ж, молодец. Тогда оперативно сработал.
– У меня к тебе такой вопрос. Твои снайперы могут с вершины Тарикара снять часовых на северном перевале Шургунского ущелья?
– Только из «СВД».
– Через какой промежуток времени после обстрела постов северного перевала Тарикарского ущелья?
– Примерно секунд через двадцать. Это по минимуму.
– В таком случае, дабы не рисковать людьми, предлагаю сделать так: я по твоему сигналу сначала подрываю генератор. Снайперы бьют из бесшумного оружия часовых на ближних к вам постах, меняют винтовки и берут на прицел часовых постов противоположного хребта. Ровно через тридцать секунд после подрыва генератора я поднимаю в воздух насосную станцию. В это время под грохот второго взрыва снайперы из дальнобойного оружия уничтожают часовых дальних постов. Ну, а далее по вашему плану. Я укроюсь в тайнике дома, так что можете подорвать его, но не взрывайте подвал. Из развалин дома я позже выберусь, из развалин подвала – нет! И не устраивай тщательной зачистки здания перед подрывом.
– Это обеспечу. Твой вариант принимаю. Ты действительно окажешь нам неоценимую услугу, обеспечив взрывами прикрытие отработки постов.
– Для этого я и сидел в этом проклятом ущелье столько лет.
– Скажи, а в Тари-Пули верхние посты тоже надежно защищены?
– Не могу точно сказать, но Халтани к охранению относится довольно серьезно. Посты вокруг кишлака выставлены, и их, так же как и в Кайзабаде, шесть. Впрочем, на схемах, что я передал тебе, все отмечено. Ты еще не смотрел схемы?
– Извини, нет. Отдохну, обязательно посмотрю. Благодарю за работу, «Сержант»!
– Не за что, «Орион»! Жду от тебя сигнала.
Отключив станцию, Тимохин проговорил:
– Действительно, агент не промах. Работает отменно.
С полотенцем на плече Александр прошел в свой отсек. Расстелил на топчане спальник, прилег. Выкурив сигарету, стал анализировать изменившуюся в результате действий агента внешней разведки обстановку. До прибытия американцев следовало еще согласовать план действий «Ориона» по Кайзабаду с Крымовым; в несколько иной интерпретации, возможно, и с Харсоном, определить задачу каждому бойцу, особенно саперно-снайперской группе; продумать вариант захвата живыми Агаджи Гауни и Вольфа Шнейдера. И еще решить кучу сопутствующих вопросов – тех, что решать при американцах нежелательно, хотя бы при проведении первой совместной боевой операции. Как выстроятся взаимоотношения в отряде «Марс», покажет время. Сейчас же не следует раскрываться в полной мере. Пока работать по принципу «дружба дружбой, а табачок врозь». Дальше видно будет.
Затушив сигарету, Тимохин тут же уснул крепким сном.
