Преследуемые
Оказавшись свидетелями убийства и подслушав планы бандитов, мы с президентом больше не сомневались, что надо как можно скорее уносить ноги.
Тихо и быстро мы поползли по-пластунски в глубь леса. Хазар велел своим людям убрать камеру и свет, так что нас не было слышно за их возней. Когда Хазар достал рацию, чтобы приказать пилоту вертолета разворачиваться, мы поднялись с земли и рванули прочь.
Мы продирались через заросли, желая оказаться как можно дальше от Хазара и его подручных. Тяжело дыша, президент бежал за мной следом с таким шумом, что, казалось, сейчас он разбудит всех животных в лесу. Я боялся, что если он не перестанет так сопеть и пыхтеть, убийцы в два счета найдут нас и пристрелят.
Слезы ручьем потекли из глаз — я не хотел погибнуть, как Пату или тот бандит на поляне. Мне казалось, что все потеряно, что я сгину тут, в горах. Меня охватило отчаяние: я пришел в лес за добычей, но мне предстояло найти здесь свою смерть. Хотелось отмотать все назад и вернуться в долину Черепов сразу после гибели Пату. Я принял неверное решение, и завтра, когда отец отправится на мои поиски, он не обнаружит ни меня, ни даже моих следов. Или хуже — найдет мое мертвое тело среди поваленных деревьев. Папа останется совсем один. Он потерял маму, теперь у него не будет и меня.
Нет! Я притормозил и оглянулся на бегущего за мной президента.
Нет! Я не намерен погибать!
Я должен сделать все, чтобы папа мог мной гордиться. И дело больше не в охоте. Я обязан выжить. Выжить и не бросить папу в одиночестве.
Я не намерен проигрывать!
— Стойте! — крикнул я, выставив вперед руку.
— Что? Нет, нам надо…
— Мы очень громко движемся, — объяснил я. — Оставляем слишком много следов.
Президент остановился и, пытаясь отдышаться, стал вглядываться назад, в темноту. Мы уже почти добрались до того места, где выжженная пылающей глыбой борозда пересекала то, что раньше называлось лесной тропой.
— Ничего не вижу, — тяжело дыша, проговорил президент. — Надо бежать дальше.
— У них есть фонари, — настаивал я. — Прожектор на вертолете.
— И что ты предлагаешь? Нам нельзя оставаться здесь, ты сам видел, что это за люди.
Я оглядел лесной шрам, вдоль которого еще тлело пожарище. Теперь, когда у меня появилась цель, все мысли вдруг стали кристально ясны. Никаких больше фантазий о смерти и охоте. Я думал только о спасении.
— Надо идти по этой борозде, — произнес я. — Здесь сплошное месиво, наши следы потеряются.
Президент посмотрел на меня, и в его глазах отразился огонь. Секунду подумав, он кивнул головой и сказал:
— Молодец. Хорошая идея. — Он собрался идти, но я преградил ему путь.
— Я пойду первым. Идите за мной след в след и не вступайте в грязь.
— Непростая задачка, в такой-то дождь.
— Дождь теперь наш союзник. Он поможет смыть все следы.
Я сделал несколько шагов и остановился, президент чуть не врезался в меня.
— Обходите пепел и папоротник, — добавил я. — Если эти люди умеют выслеживать дичь, они заметят примятые листья. Ступайте по опавшей хвое. Коричневой. Осторожно ступайте.
— Еще советы будут? — С этими словами президент поставил ногу на землю. Что-то затрещало, и зашелестело, и пришло в движение. Он в ужасе отскочил назад, и из кустов вылетела, испуганно хлопая крыльями, куропатка.
— Да не шумите так. — Я многозначительно поднял брови.
Крепко сжав лук, я осторожно пошел к выжженной борозде. Мы пробирались через уцелевшие деревья, старались идти по вытоптанным зверями тропинкам и избегать луж и грязи. Приблизившись к тому, что осталось от дороги, я взобрался на поваленную ель и оглянулся на президента. Мне хотелось помочь ему, ведь в лесу он был явно не в своей тарелке. Уютный кабинет и множество помощников — вот к чему он привык.
— Не останавливайся, — проговорил президент. — Я сам справлюсь.
Но когда он попытался влезть на ствол, ботинок соскользнул, и он едва не свалился на землю, в последний момент ухватившись за ветку дерева.
— Ну же, — сказал я. — У нас мало времени.
Президент ничего не ответил, только посмотрел мне в глаза. Потом снова ухватился за сук, рванулся вверх и взобрался на ель. Он вытянулся во весь рост и посмотрел на меня, всем видом говоря: «Вот видишь, у меня получилось». В этот миг я почувствовал, как мы с ним похожи: нам обоим все время приходится что-то доказывать.
— Хорошо. Не забудьте: нельзя оставлять никаких следов. — Я наклонился и стер с коры ели полосу грязи, оставленную ногой президента.
— Что же здесь произошло? — задыхаясь от ужаса, спросил президент. Качая головой, он оглядывал пропахавший лес шрам: выкорчеванные деревья и тлеющий пожар. — Как так получилось? Я спокойно летел в самолете, а потом…
— Думаю, вас сбили те люди. Я уже пытался вам это объяснить.
— Но как? Это невозможно. Борт номер один практически неуязвим.
— Борт номер один? Так ведь президентский самолет называют? Ваш самолет?
Президент кивнул.
Мы продвигались вперед, и я рассказывал ему про все, что сегодня произошло. Про то, как я первый раз услышал вертолет, про Пату, про гранатометы и белые дымовые следы от снарядов.
— Значит, они водружали эти гранатометы на плечи? — уточнил он. — Наверное, какая-то новая модификация, что-то высокотехнологичное… Постой-ка. Мы же на горе. Это все объясняет. Только так они могли нас подбить. С земли снаряды просто не долетели бы до самолета. Но почему на борту не сработала ни одна защитная система? Только если… — Президент замолчал.
— Вы знаете, кто эти люди? — спросил я, вспомнив, как внимательно президент следил за мужчиной в костюме.
— Террористы?
— А тот, что появился из леса? Тот человек в костюме? Он сказал, что сделал что-то с капсулой, чтобы вы не могли из нее выбраться. Но откуда он мог знать, что вы спрячетесь в спасательной капсуле, а не разобьетесь на самолете? Вы точно его раньше не видели?
Президент замер. Когда я повернулся на него, мне показалось, что он меня даже не видит. Он стоял посреди леса, углубившись в свои мысли. Потом тряхнул головой и снова посмотрел на дорогу.
Мне показалось, что президент чего-то недоговаривает.
— Не могу поверить, что это не сон, — вздохнул он. — Мой самолет сбит, на меня открыта охота, и я карабкаюсь на какую-то гору. Да еще ботинок потерялся, и нога промокла. Идти просто невозможно.
Я посмотрел на его ноги. На одной — когда-то черный, а теперь коричневый от грязи ботинок, на другой — только промокший носок. Я запустил руку в карман и достал из него полиэтиленовый пакет. Опустившись на колени, я раскрыл его и велел президенту вставить в пакет ногу.
— Что? — переспросил он?
— Суйте ногу в пакет.
Он вытер с лица капли дождя, вздохнул и пробормотал:
— Нет, это все-таки происходит не со мной.
Я плотно закрутил пластик вокруг его лодыжки и завязал ручки пакета со словами:
— Готово. Теперь у вас есть ботинок.
— Да, и правда. — Его голос потеплел. — Спасибо, малыш.
— Оскари.
— Что?
— Меня зовут Оскари.
— А, приятно познакомиться, Оскари. Зови меня Уильям, или просто Билл.
— Билл? Почему не Алан?
— Так меня зовут дома. Мама всегда любила имя Билл.
— Билл, — повторил я, прислушиваясь к этому имени, но у меня оно звучало очень неестественно. — Нет, я буду звать вас президент. Так интереснее.
— Пожалуй. — Он подал мне руку: — Рад нашей встрече. Спасибо, что пришел мне на помощь.
Я кивнул головой и протянул свою руку в ответ:
— Добро пожаловать в Финляндию.
Президент властно, но не больно, сжал мою руку, и, когда он ее отпустил, мы еще пару секунд молча смотрели друг на друга сквозь изморось.
— Пойдемте, — прервал я молчание. — Нам нельзя останавливаться.
— Согласен. Иди первым.
Я выставил руки в стороны, чтобы не упасть, и пошел по стволу упавшей ели. Потом перепрыгнул на другую. Так мы и двигались, скача с дерева на дерево, огибая пятна пожарищ и куски дымящегося металла.
Еще моросило, небо над нами только начало проясняться, и гору озарял бледный месяц. Его света хватало, чтобы разглядеть выжженную борозду, но в лесу, впереди нас, была непроглядная тьма. В ней мы решили укрыться от Хазара и его подручных.
— Похоже, там он и приземлился, — сказал президент, догоняя меня. Он говорил с одышкой, будто ему было тяжело дышать. — Мой Борт номер один, или другой самолет.
— А много их у вас было?
— Несколько.
— Теперь нет ни одного.
Президент издал звук, похожий на смешок, и я снова обернулся, чтобы заглянуть ему в лицо. Он тоже остановился и склонился, уперев руки в бедра.
— Да что ж со мной не так? — проворчал президент. — Нет, я, конечно, не самый подтянутый мужчина в Белом доме, но не настолько же все плохо. Теперь, как вернусь, буду чаще наведываться в тренажерный зал.
— Мы высоко в горах. Вы просто не привыкли к разреженному воздуху.
Он покачал головой.
— Не волнуйтесь, я о вас позабочусь. — Это и правда было похоже на сон. Я спасал президента США от сумасшедших охотников. Похоже, лидером сегодня предстояло быть мне. Я добавил:
— Со мной вы в безопасности.
— Да, малыш, должен признать, ты знаешь, что делаешь.
— Оскари, — отрезал я. — Не «малыш».
— Конечно, Оскари.
Мы продолжили свой путь по борозде, стараясь двигаться незаметно, переступая с дерева на дерево. Поломанные при крушении ветки, дождь, пожарища и заросли скрывали все наши следы. Добравшись до конца шрама, мы спрыгнули на землю и скрылись в темном лесу, у которого не было видно ни конца, ни края. Дорогу нам освещал только тусклый свет луны, пробивавшийся сквозь густые ветви.
— Стойте! — Я поднял руку, но президент все равно врезался в меня, толкнув вперед.
— Извини.
— Будьте повнимательнее, — сказал я, совсем как мой папа.
— Почему мы остановились?
— Надо подождать немного, чтобы глаза привыкли к темноте. Постарайтесь расфокусировать зрение.
— Что сделать?
— Расфокусироваться. Попробуйте немного скосить глаза.
— Скосить глаза?
— Тш-ш, просто глубоко дышите. — Я расслабил глаза и постарался ни на чем не задерживать взгляд. Папа говорил, что охотники сотни лет используют этот прием. Он хорошо работает на открытом пространстве, в лесу — похуже. Но если постараться, то боковым зрением можно заметить притаившихся животных. Сейчас мой туманный взор искал не дичь, а кое-что пострашнее: вооруженного человека, поджидающего нас в темноте.
Не увидя никакой опасности, я приложил к уху ладонь рупором и поводил головой из стороны в сторону, прислушиваясь. Заухала сова, что-то закопошилось в траве, а потом я услышал нежданный звук.
— Вертолет возвращается, — выпалил я.
— Я ничего не слышу.
— Сложите вот так руки и станете все слышать чутко, как заяц.
— Серьезно? — Президент повторил мое движение и обернулся в сторону шрама. — С ума сойти!
— Нам нельзя оставаться на месте. — Я набрал пригоршню хвои и сухих листьев, чтобы засыпать оставленные нами на земле отметины.
— И запомните, ставьте свою ногу туда же, куда ступаю я.
— А ты и вправду знаешь, куда идти? — недоверчиво спросил президент, оглядывая лес, который, наверное, для него казался стеной из одинаковых деревьев.
— Знаю.
И мы углубились в бор. Мы шли не меньше часа, все дальше уходя от вертолета, прочесывающего лес в поисках наших следов. Мы направились к вершине, где лежала секретная поляна, отмеченная папой на карте. Больше нам некуда было идти. Я знал, что завтра, когда я не вернусь из лесу, папа и его товарищи отправятся искать меня. И первым делом они пойдут туда. Наши мужчины — настоящие охотники. Они знают эти места, у них есть оружие, и это значит, что победа не обязательно будет за автоматами Хазара.
— Вам надо идти потише, ступайте осторожно, — обратился я к президенту.
— Я стараюсь.
— А топаете, как слон.
— Ну уж не как слон, потише…
— Опирайтесь на всю стопу. Люди думают, что надо ступать с пятки на носок, но так неправильно: получаются две точки соприкосновения. Вы так ходите, вот у вас и хрустит под ногами. А животные касаются земли один раз за шаг, поэтому и двигаются тихо. Попытайтесь ступать, как я объяснил. И не сопите так громко. — Мне казалось странным, что я отдаю приказания самому президенту. С другой стороны, мне было приятно почувствовать себя не ребенком, но взрослым мужчиной.
Позади нас стрекотал вертолет, водя прожектором из стороны в сторону. Я был уверен, что пилот отдает команды людям в лесу, и мне очень хотелось узнать, близко ли Хазар. Рыщет ли он по бору или сидит в вертолете с взведенным ружьем?
Вертолет все время кружил где-то позади, освещая верхушки деревьев, но один раз удары его лопастей стали громче, и он начал быстро приближаться, словно заметил нас. Мы тут же бросились в укрытие.
— Ложитесь!
Мы повалились в грязь у узкой горной речушки.
— Сюда, — прошептал я, ползя к выступающему берегу. — Медленнее. Резкие движения привлекут их внимание.
Мы лежали бок о бок, прижимаясь к каменной стене, низко опустив головы.
— Главное, не смотрите наверх. А то свет отразится от лица.
— Паршивый у меня выдался денек, — пробормотал президент.
— И у меня, — признался я.
Мы спрятали лица, и тут вертолет зашумел прямо над нами, раскачивая вершины сосен. Яркий луч осветил раскидистые ветви, отразился от воды, заскользил по камням и кустам. Стук лопастей отдавался в висках, сотрясал с головы до ног, но мы оставались неподвижны, словно были частью леса.
Наконец вертолет отлетел, но мы решили остаться у речки и не продолжать движение, пока опасность полностью не минует. Мы сидели у воды, слушая мелодичное журчание воды.
— От этих звуков хочется в туалет, — сказал президент.
— Так сходите, — ответил я.
Он встал и направился к растущим невдалеке деревьям. Мне тоже захотелось помочиться, и я пошел следом. Затем мы помыли руки в реке и снова двинулись в путь.
— Нам повезло, что сейчас весна, — начал я разговор. — Через пару недель солнце совсем не будет заходить. Без ночной темноты было бы труднее.
— Полярный день? — уточнил президент.
— Да, слышали о таком?
— Значит, он у вас бывает летом?
— Ага. У нас три лета: раннее лето, просто лето и позднее лето. Мы зовем их Таянье снегов, Полуночное солнце и Сезон урожая.
— Звучит красиво, — заметил президент.
— Правда?
— А ты так не считаешь?
— Никогда не задумывался о названиях. Для меня это просто время, когда невозможно нормально спать.
Мы все время петляли, никогда не шли напрямик. Мы то уходили вперед, то резко в сторону, а иногда даже пробирались назад, ступая по низкорастущим ветвям, чтобы не оставлять отпечатков на размытой почве. Если на дороге попадались камни, я прыгал по ним, а президент всякий раз жаловался, ставя на острый валун обмотанную пакетом ногу, и стонал, когда в кожу врезался обломанный край камня.
Было за полночь, когда мы выбрались из густого леса и стали взбираться на гору, покрытую каменистой твердой землей и редкими деревьями. Здесь, у ее подножия, я бы оставил квадроцикл, если б спокойно пошел охотиться в тайное место, указанное на папиной карте.
— Тут они нас никогда не найдут, — заметил я, взобравшись на скалистый выступ и протянув руку, чтобы помочь президенту. — Им даже на ум не придет, что мы могли сюда направиться.
Президент поднял на меня глаза:
— Имеешь в виду вверх по горе вместо того, чтобы спускаться вниз? Да, ты это хорошо придумал.
— Тут мы, скорее всего, будем в безопасности.
— Скорее всего? — Он отказался от помощи и, хрипя от натуги, попытался подтянуться и влезть на скалу самостоятельно.
— Ну, у них ведь есть вертолет, — объяснил я.
Президент наполовину осилил выступ, но ему удалось закинуть на него только одну ногу, так что я ухватил президента за пиджак и резко потянул. Он откатился на середину выступа и повалился на спину, громко хрипя. Отдышавшись, он ответил:
— Да, вертолет. Я чуть было не забыл о нем.
Когда президент пришел в себя, мы двинулись дальше. Мы шли молча, слишком уставшие, чтобы вести беседы. В голове у меня прокручивались недавние события.
— Что значит «моррис»? — прервал я молчание. — Вы повторяли это слово, когда вышли из капсулы. Это чье-то имя?
— Да, так зовут моего телохранителя. — Президент еще говорил с придыханием, но уже не так тяжело сопел. — Он не раз спасал мне жизнь.
— Наверное, он очень смелый. Он охотник? — Я придержал ветку сухой сосны, чтобы президент мог пройти.
— Не совсем. — Президент с благодарностью кивнул. — Но однажды он заслонил меня от опасности.
— Как это?
Президент остановился, чтобы перевести дух.
— Однажды мы полетели в Сиэтл, и я допустил оплошность: вышел к толпе, чтобы поприветствовать местных жителей. Тогда кто-то выхватил пистолет, но Моррис закрыл меня собой и получил пулю вот сюда. — Президент похлопал себя по груди. — Внутри остался осколок, у самого сердца. — Он сблизил указательный и большой пальцы так, что просвет между ними оказался меньше двух сантиметров. — Врачи сказали, что извлекать его слишком опасно. Но боюсь, рано или поздно этот осколок убьет Морриса.
— Он что, как будто живой труп? — спросил я, обернувшись на президента.
— Получается, так. Я предлагал ему выйти на пенсию, но он и слушать не хотел. И вот сегодня он снова спас меня, уговорив сесть в капсулу перед тем, как… — Он прервался на полуслове и глубоко задумался.
— Что с вами?
Президент поднес руку ко рту и уперся взглядом в землю.
— Президент?
— Что? — отозвался он. Его взор был устремлен вдаль, президент будто смотрел сквозь меня. Таким же взглядом он ответил сегодня на вопрос о человеке в костюме.
— Так, ничего. Ничего. — Он потряс головой и зашагал вперед. Но когда президент снова заговорил, то я понял по голосу, что мысли его блуждают сейчас далеко.
— И все же хорошо быть президентом: наверняка знаешь, что на твои поиски бросят лучшие силы.
— В смысле?
— Меня будет искать очень много людей.
— Но не в том месте.
— Почему?
— Человек в костюме сказал, что он выбросил этот ваш… Как там этот передатчик называется?
— Транспондер.
— Точно. Так что все будут искать вас не там, где нужно.
— Они быстро это поймут и прилетят сюда.
— Но только на рассвете. По крайней мере, так сказал тот человек.
— Я слышал, что он сказал, — раздраженно ответил президент. — Я там тоже был.
— Выходит, вам повезло, что я вас нашел раньше, чем люди Хазара. Даже если бы вы сами выбрались из капсулы, то не выжили бы один, без меня. Я знаю лес, это мой дом. — Меня переполняла гордость. — С этим луком я могу прокормить и защитить вас. Ведь в этих горах есть медведи.
— Здесь водятся медведи? — Президент с опаской посмотрел по сторонам.
— Да, и много.
— И ты бы смог пристрелить медведя из этого лука? — В голосе президента звучало сомнение.
— Конечно. Это очень хороший лук.
— Ты уже пробовал?
— Да. Точнее, нет. Но мой папа убил медведя, когда ему было столько же, сколько мне сейчас. — Я нащупал в кармане папино фото.
— А сколько тебе лет?
— Двенадцать. Завтра тринадцать будет.
— Надо же, моему сыну тоже тринадцать. У меня еще дочка есть, ей одиннадцать.
— А на кого ваш сын любит охотиться?
Президент рассмеялся:
— Ну… вообще-то мы не ходим на охоту.
— Не ходите на охоту? — я недоуменно посмотрел на него.
Он пожал плечами и помотал головой:
— А вы знали, что бурый медведь — священное животное. И когда папа убил его, то устроили большой праздник, чтобы задобрить духа. А голову медведя насадили на самый высокий кол, чтобы его душа могла унестись на небо.
— Твой папа, похоже, смелый малый. Ты хочешь быть таким, как он?
— Папа научил меня всему, что знал сам.
— Это он тебе рассказал о том безопасном месте?
— Да, на папиной секретной поляне Хазар нас точно не найдет.
Но теперь, зная, на что способны те люди с вертолета, я в этом сильно сомневался.
