– Ты оказал мне большую честь и возложил на меня большую ответственность, повелитель.

– Я знаю, что ты покажешь себя с наилучшей стороны, Абуль Фазл. Я хочу, чтобы летопись моего правления стала завещанием будущим поколениям. Ты должен писать правдиво – как о плохом, так и о хорошем. Не стремись просто польстить мне.

– Каждое мое слово будет начертано пером, славящим искренность.

Акбар подавил улыбку, глядя на своего недавно назначенного главного летописца. Хотя у него были и другие писцы, он начал понимать, что нужен человек, способный на большее, чем просто записывать его слова – кто-то, кому он сможет доверять, рассказывая о себе, и кто сможет описать все важные моменты его правления, даже когда он сам будет отсутствовать. Абуль Фазл был кривоногий человек немного моложе Акбара. У него была бычья шея и маленькая темная родинка в углу левого глаза. Его отец шейх Мубарак, ученый богослов, привез свою семью ко двору Моголов несколько лет тому назад. Навыки Абуль Фазла и как военачальника, и как знатока придворной дипломатии уже снискали внимание Акбара, но именно его визирь Джаухар рекомендовал ему на эту должность, заметив, что «лукавый и возмутительный льстец Абуль Фазл все же умен и предан; он блестяще умеет оказываться в центре событий и справится с задачей успешнее, чем более скромный или уходящий в сторону человек». Конечно, сияющая улыбка на чисто выбритом лице летописца сказала Акбару, что он весьма доволен оказанной ему честью.

– Ты должен уделить особое внимание описанию реформ, которые я намереваюсь провести в области управления империей. Эта летопись главным образом должна стать назиданием для моих преемников.

– Безусловно, повелитель.

Абуль Фазл подал слуге знак взмахом руки, унизанной множеством колец. Тот поставил перед ним вырезанную из тутового древа наклонную доску для письма и вручил ему бумагу, перо и чернила.

– Тогда приступим.

Акбар встал и начал прохаживаться взад-вперед по своим покоям. Через арочный проем он видел, как слуги шествуют на верблюдах вдоль залитых солнечным светом берегов Джамны, а по ту сторону воды его придворные – у одного был ястреб на запястье – шли на охоту. Ему очень хотелось сейчас оказаться вместе с ними, но дело всегда должно быть превыше удовольствий.

– Я уже принял несколько важных решений. Во-первых, я хочу ввести единую иерархию для всех своих чиновников. Каждый из них, и не только на военной должности, будет числиться командующим определенным числом воинов. Это тебя удивляет, Абуль Фазл, но в такой большой и разрозненной империи я должен найти способ сделать управление единообразным и последовательным. Даже главный распорядитель дворцовой кухни будет задействован – к нему будут относиться шестьсот воинов. Ты, как мой советник и летописец, получишь в командование четыре тысячи.

Абуль Фазл довольно улыбнулся и снова склонился над своими бумагами, а Акбар тем временем продолжил:

– Далее. Некоторые земли в моей империи будут считаться собственностью падишаха. Мои чиновники будут взимать здесь подлежащие выплате подати и переводить их прямо в мою казну. Остальная часть моего государства будет разделена на джагиры – феодальные наделы – и роздана в качестве поместий знати и военачальникам. Те будут собирать на этих землях подати и осуществлять здесь власть взамен на обязанность предоставить согласованное число воинов для падишаха. Таким образом, если я начну войну, то смогу быстро собрать многочисленную и хорошо обученную армию.

– Смогут ли держатели завещать свой джагир сыновьям, повелитель?

– Нет. С их смертью джагир возвращается падишаху и тот распоряжается им по своему усмотрению. – Акбар помолчал. – Я делаю всю знать слугами империи и оставляю за собой право выгнать непокорного из джагира или отобрать свою собственность после его смерти. Так я могу заручиться их верностью и воспрепятствовать тому, чтобы любой из них составил заговор против меня.

Падишах замолчал, и какое-то время тишину нарушал лишь скрежет длинного пера с наконечником из слоновой кости, которым писал Абуль Фазл.

– Все ли здесь ясно? Ты записал все, что я сказал?

– Да, повелитель. Я записал точно и достаточно подробно для всех, кто прочтет мой документ, чтобы извлечь выгоду из твоей великой мудрости, небывалой прозорливости и государственного гения в даровании порядка вашим новым владениям.

И почему Абуль Фазл всегда так многословен? Акбар иногда не мог взять это в толк. Похоже, летописец думал, что многословная и неустанная лесть – верный способ завоевать расположение Акбара. Наверное, это свойственно персам, хотя Байрам-хан был совсем не такой… Воспоминания о старом наставнике и о том, как он с ним обошелся, все еще болезненно отдавались в душе, и Акбар решительно выкинул эти мысли из головы.

– Давай выйдем на улицу. Далее можно поговорить там.

Акбар повел его из своих покоев во внутренний двор, где играли трое его сыновей. Пятилетний Салим ехал в маленькой повозке, которую тянули Мурад, всего одиннадцатью месяцами младше, и Даниал, которому было три с половиной года. Они пока еще не заметили, что отец вместе с Абуль Фазлом стоит в тени дерева, и продолжали игру. Салим рос быстро. Он унаследовал от Хирабай стройное и гибкое тело, густые темные волосы и глаза, обрамленные длинными густыми ресницами. Мурад почти догонял его по росту, однако имел крепкий стан, больше походя на Акбара, но с чайного цвета глазами, как у его матери, раджпутской принцессы из Джайсалмера. Младший Даниал, по-детски пухлый – сейчас он изо всех сил спешил вслед за Мурадом, – пока еще не напоминал ни Акбара, ни свою мать, красавицу персиянку. Акбар смотрел на детей с удовлетворением, которое всегда чувствовал, глядя на них. Как и предсказывал шейх Салим Чишти, у него три крепких сына.

– Смотри на них, Абуль Фазл. Мог ли я сделать больше, чтобы обеспечить преемственность, чем стать отцом троих таких здоровых мальчишек, и разве есть для моей империи основа надежнее? Всевышний благоволит мне.

– Да, и в самом деле, повелитель. Он пролил на вас свой небесный свет.

Тележка остановилась с другой стороны внутреннего двора, и Мурад стал залезать в нее, заявив, что сейчас его очередь. На мгновение воспоминание о предостережении суфия нарушило ход мыслей Акбара. Следует обратить пристальное внимание на образование сыновей и внимательно следить за малейшими проявлениями соперничества или ревности между ними, думал он, продолжая пристально за ними наблюдать. Но Салим со смехом уступил свое место в тележке Мураду, и у того лицо расплылось в довольной улыбке. Они ведь совсем еще дети… Какой он глупец. Должны пройти годы, прежде чем придет пора волноваться, – если такой день вообще настанет…

Акбар уже собирался было присоединиться к детям, когда пришел горчи.

– Повелитель, зодчие пришли говорить о Сикри.

– Превосходно. Я сейчас приду. Ты идешь со мной, Абуль Фазл. Я хочу, чтобы ты знал все об этом замысле. Я задумал возвести новую столицу в Сикри и тем самым выполнить обещание, которое я дал шейху Салиму Чишти, суфийскому священнику, предсказавшему рождение моих сыновей.

– Ты знаешь толк в архитектуре, повелитель. Могила твоего отца в Дели – самое прекрасное здание во всем Индостане.

Абуль Фазл на этот раз не преувеличивал, думал Акбар, когда они шли обратно в его покои. Восьмиугольное здание мавзолея Хумаюна, возведенное из песчаника и мрамора, действительно было великолепно. Высокий двойной купол, строгие пропорции и изящные линии – все это напоминало могилу Тимура в далеком Самарканде, которую Акбар видел на рисунке. Мавзолей соответствовал месту, достойному упокоить его отца. Конечно, сам Акбар, вероятно, никогда не посетит Самарканд с его синими куполами и высокими Бирюзовыми воротами. Для него этот город останется мечтой или красивой волшебной притчей – издалека прекрасным, но ненастоящим. Он родился в Индостане – в его венах струится здешний сухой краснозем, и здесь его судьба… Эта мысль напомнила ему кое-что важное.

– Запиши это в хроники, Абуль Фазл. Сикри будет полностью отличаться от городов, которые я, или мой отец, или дед когда-либо строили в Индостане. Я решил возвести его в стиле моих индуистских подданных. Вот почему я выбрал зодчих из индусов. Мы уже вели с ними долгие переговоры. Они опираются на древние книги, в которых есть все знания, – от лучшего способа изготовления кирпичей до указаний того, какое расположение зданий принесет удачу их жителям.

Двое зодчих ждали в палате для собраний. Один был рослым человеком средних лет, другой – он держал в руках длинные свитки бумаги – гораздо младше. При виде Акбара они согнулись в поклоне, но падишах жестом приказал им встать и обратился к старшему из них:

– Приветствую тебя, Тухин Дас. Обойдемся без церемоний. Я желаю видеть то, что вы принесли показать мне. Что в бумагах, которые держит ваш сын?

– Кое-какие предварительные наброски, повелитель.

– Раскатайте свиток, я посмотрю.

– Конечно. Мохан, делай, как говорит повелитель.

Акбар подождал, пока сын Тухин Даса – худощавый молодой человек с тонкими чертами лица и индусским тилаком на лбу – разложит листы один за другим на эбеновом столе и прижмет каждый угол несколькими камешками, выудив их из небольшой сумки, подвешенной к поясу его коричневых шерстяных одежд. Кончики пальцев у него были испачканы чернилами, и Акбар заметил, что руки у юноши нервно подрагивают. Не дожидаясь, пока Мохан справится, Акбар нетерпеливо склонился над столом. Листы бумаги были покрыты сеткой небольших квадратов, на которых были отмечены различные здания.

– Повелитель, могу я предложить начать с этого? – Тухин Дас указал на самый большой из рисунков. – Здесь я начертал полное расположение дворцовых строений. Как ты уже постановил, они будут возведены на плато, а под ними расположатся жилые кварталы. Город будет окружен стенами с трех сторон, при этом с северо-западной стороны окажется большое озеро, что удобно не только для обороны Сикри, но и для обеспечения запасов воды.

Акбар кивнул в знак согласия.

– Я предлагаю палаты, мечеть и все другие дворцовые строения возвести вдоль линии этого горного хребта, который пролегает с юго-запада на северо-восток, как показывает мой рисунок. Но прошу понять, повелитель, что, хоть мы и старались изо всех сил учесть твои пожелания, это пока только предварительные наброски.

Когда зодчий указывал на свой рисунок, Акбар заметил, что на указательном пальце у него нет фаланги. Тухин Дас перехватил его взгляд.

– Несчастный случай, повелитель. Когда-то я был каменщиком. Плита, которую я тесал, упала и раздробила мне палец. Но это пошло мне на пользу: пришлось научиться составлять планы зданий.

– Пути судьбы неисповедимы. Продолжай.

– Дворцовые строения будут состоять из ряда взаимосвязанных зданий с внутренними дворами. То, что мы сегодня показали, – это планы расположения основных строений дворца. Если они тебе понравятся, мы можем сделать деревянные образцы, чтобы дать более подробное представление об их облике и расположении.

– А это что здесь? – Акбар указал на рисунке на большой огражденный участок.

– Покои гарема – здесь смогут вольготно разместиться пятьсот наложниц и родственниц падишаха вместе со слугами, как ты и просил. У большинства из них будут свои комнаты в этом дворце, свой панч-махал. – Тухин Дас показал набросок здания в пять ярусов высотой. – Я нарисовал его по образцу зданий, которые видел, путешествуя по Персии. Тамошние мастера разумно продумывают строение зданий и дворцов и устраивают в них специальные отдушины и отверстия, стараясь задержать и направить внутрь любые дуновения прохладного ветра, – что я и попробовал здесь осуществить. Я также постарался сделать это место красивым – видишь, здесь каждый ярус поддерживают тонкие колонны из песчаника. На самом верху будет хава-махал – дворец ветров под куполообразным навесом, где женщины смогут отдыхать.

– Хорошо, – отозвался Акбар.

Его жены и наложницы должны жить в роскоши, подобающей двору Моголов. Наложниц у падишаха с каждым годом все прибавлялось, но он все так же посещал Майялу, хотя уже больше из привязанности, нежели из страсти после стольких лет. Теперь для него были желанны другие женщины. Недавно к нему привезли русскую девушку – он таких раньше никогда не видел. Это был дар богатого могольского купца, который торговал в дальних странах, – большие глаза цвета сапфира, белая кожа и солнечные волосы. Теперь она поглощала бо́льшую часть его внимания.

– Вот рисунки зданий для твоих жен, для ваших матери и тетки, повелитель.

Акбар быстро просмотрел наброски изящных особняков, выполненные Тухин Дасом.

– Который из них, по твоему замыслу, предназначается для госпожи Хирабай?

– Вот этот. Посмотрите, здесь на крыше есть чаттри, куда она может пойти, чтобы наблюдать луну и поклоняться нашим индуистским богам, как ты и пожелал, повелитель.

Акбар внимательно рассмотрел рисунок. Хотя он едва виделся с Хирабай, он все же хотел, чтобы ей оказывали почет как первой из его жен и матери его старшего сына.

– Превосходно. А мой дворец?

– Смежный с гаремом и связанный с ним крытыми галереями и подземными проходами. Перед твоим дворцом, стоящим в большом внутреннем дворе, мы выстроим Ануп Талао, или Несравненное Озеро. Этот водоем двенадцати футов глубиной будет питаться водами озера посредством нескольких акведуков, и тогда ты всегда будешь слышать освежающий легкий плеск волн.

– Ты уверен, что здесь достаточно воды, чтобы обеспечить ею весь город?

– В этом нас уверяют инженеры, повелитель.

– А это что такое? – Акбар озадаченно смотрел на большое прямоугольное пространство необычного вида с одной стороны его предполагаемого дворца.

– Здесь будет терраса для тебя, повелитель. Но вместо того, чтобы покрыть землю простыми каменными плитами, я предлагаю кое-что новое: организовать площадку как крестообразную доску, на которой можно играть в индийскую игру пачиси. Она немного походит на игру в шахматы, которой, как я знаю, ты увлекаешься, повелитель. Ты со своими придворными мог бы отдыхать здесь и играть, используя гигантские фигуры.

– Превосходно. Ты очень изобретателен, Тухин Дас. А здесь?

– Это диван-и-хас, зал, где ты сможешь уединяться для бесед. Снаружи кажется, что он имеет два яруса, но в действительности там только одно помещение… Мохан, покажи повелителю свои рисунки его внутреннего убранства.

Уже гораздо увереннее Мохан снял с плеча кожаный ранец и, вытащив маленький листок бумаги, развернул его и аккуратно положил на стол рядом с большими рисунками. Акбар увидел изображение палаты с высокими потолками, в центре которой высилась изящно вырезанная колонна, тонкая в основании и расширяющаяся кверху, а на ней покоился огороженный балюстрадой круглый постамент, соединенный диагональными мостами с четырьмя углами комнаты. Красиво, но для чего все это?

– Я не понимаю. Для чего этот высокий постамент и эти узкие висячие мосты?

– Постамент – это место, где ты будешь восседать на своем троне, повелитель, принимая посетителя. Мосты показывают, что тебе подвластны четыре стороны света. Тот, кто придет к тебе для беседы, должен будет пройти по одному из мостов. Остальные придворные могут смотреть и слушать, стоя внизу.

Акбар внимательно посмотрел на рисунок. Он ожидал, что Тухин Дас способен создать подобающую падишаху палату для собраний, но здесь мастер превзошел сам себя. Чем больше Акбар изучал его замысел и обдумывал заложенные в нем идеи, тем больше он ему нравился.

– Откуда ты почерпнул эту идею? Ты видел что-то подобное у персидского шаха?

– Ни у какого другого правителя нет такой палаты, повелитель. Я придумал это сам. Тебе нравится?

– Да, думаю, нравится… Но эта центральная колонна… по-видимому, она вырезана из дерева? Это, наверное, сандаловое дерево?

– Нет, повелитель. Она должна быть достаточно прочной, чтобы удерживать мосты, поэтому мы будем использовать песчаник.

– Невозможно. Узор слишком затейлив.

– Прости, но не соглашусь с тобой, повелитель. Я знаю, что это можно сделать. Мастера Индостана так искусны, что могут выреза́ть из песчаника, как из дерева, – им под силу выполнить любой узор.

– Если твои мастера действительно могут сделать так, как ты говоришь, тогда пусть все дворцовые здания – каждая колонна, каждая балюстрада, окно и дверной проем – пусть все будет вырезано из песчаника. Мы создадим красный город, который станет чудом света.

В мыслях Акбар уже видел свою новую столицу, изящную, как шкатулка для драгоценностей, и надежную, как камень, из которого она будет возведена. Город станет достойной данью шейху Салиму Чишти – и увековечит величие Моголов.

На строительство Сикри уже согнали, по словам Тухин Даса, назначенного Акбаром руководить строительством, более тридцати тысяч рабочих, и они всё прибывали. Каждый день под палящим солнцем длинная вереница мужчин, а кое-где и женщин сновала вверх и вниз по специально построенной грунтовой дороге, которая вела к плато. Они несли на вершину инструменты и уносили с собой вниз щебень и обломки в установленных на голове корзинах. Издалека люди напоминали дорожки муравьев, которые терпеливо и неустанно трудятся от первого бледного рассветного луча до багровых красок заката. Они были скудно одеты – мужчины в грязных индусских дхоти, набедренных повязках, и женщины в хлопчатобумажных сари, иногда с младенцем, привязанным за спиной. Лагерь, где они спали на сотканных циновках под навесами в бурых шатрах и готовили свою чечевичную похлебку с овощами и лепешками, раскинулся огнями костров далеко через пыльную равнину, почти сливаясь с землей.

Такой армией Акбару не доводилось командовать никогда – он думал об этом, когда ехал лично смотреть, как ведется строительство, вместе с Тухин Дасом, который был преисполнен удовлетворения.

– Посмотри, повелитель, здесь мы разравниваем землю, чтобы начать строительство; почти все готово. Скоро начинаем рыть первые котлованы.

– А что с добычей песчаника?

– Две тысячи неотесанных плит уже выломаны, и на следующей неделе мы начнем перевозить их сюда на арбах; тогда резчики и приступят к работе.

– У меня есть мысль, благодаря которой работа пойдет еще быстрее. У нас есть подробные рисунки для каждого здания. Не можем ли мы вырезать основные части прямо на карьере, здание за зданием, и затем уже готовыми перевозить их в Сикри и устанавливать на место?

– Превосходная мысль, повелитель. Так мы будем возводить здания быстрее, а также и уменьшим шум и перегруженность на самом месте строительства.

– Я хочу, чтобы каждый рабочий получил хорошую плату за свой труд. Объявите, что я удваиваю ежедневный заработок и что, если дело будет продвигаться быстро, один раз в неделю им будут бесплатно раздавать зерно из государственных житниц. Я хочу, чтобы они трудились в поте лица, и намереваюсь сам подать им пример.

– Каким же образом, повелитель?

– Возьмите меня на карьер. Я буду ломать камень бок о бок со своими подданными, чтобы показать им, что их падишах не чурается тяжелого ручного труда.

Два часа спустя пот заливал голый торс и нахмуренный от сосредоточения лоб Акбара, замахивающегося киркой. Как если бы он бросал боевой топор или копье, кирка попала точно в цель. Острый наконечник, входя в нужную отметку снова и снова, вгрызался в линию, прочерченную древесным углем по плите, и делал борозду, в которую умелые каменщики смогут вбить долота и отколоть ровный край. Это был изнурительный труд – завтра его мышцы будут жесткими и негнущимися, как после жестокой битвы, – но Акбар редко чувствовал себя более счастливым. Судьба уготовила для него великое поприще, но иногда приятно почувствовать себя простым смертным, молодым и полным сил, и не беспокоиться о том, что ждет впереди.