– Повелитель, к тому времени, когда ты вернешься из своего похода в Гуджарат, городские стены будут близиться к завершению, – говорил Тухин Дас Акбару, когда вместе с Абуль Фазлом они объезжали вокруг стен Сикри, которые в настоящее время достигали лишь шести футов в высоту, чтобы проверить, как продвигается строительство.

– Давайте обещания осторожнее, – ответил Акбар. – Эту кампанию я намереваюсь завершить быстро. Ахмед-хан и другие из тех, кто сопровождали моего отца в его походе на Гуджарат почти сорок лет назад, многое мне рассказали. Именно из-за Шер-шаха мы были вынуждены оставить эти земли. На сей раз я хочу сделать так, чтобы Гуджарат остался за Моголами навсегда.

– Святые паломники, которые держат путь от Камбея и Сурата в Аравию, вознесут хвалу тебе, повелитель, если они смогут путешествовать в безопасности. Беззаконие, которое сопровождает междоусобицы в царском роду гуджаратов, омрачает их жизнь, будь то духовные или мирские путешествия, – запел сладкозвучный голос Абуль Фазла. – Как только гуджараты снова усмирятся под властью моголов, транзитные подати обеспечат обильный доход, я уверен.

– Ты прав, Абуль Фазл. Гуджарат остается богатым государством. Я намереваюсь возвратиться с большими богатствами и добычей, чтобы помочь тебе украсить Сикри, Тухин Дас.

– Благодарю, повелитель, и да пребудет с тобою удача в твоем походе, – ответил мастер.

– Я также в это верю. Но, полагаю, мои приготовления не оставят места случайностям.

На этом Акбар повернулся и, оставив Тухин Даса и Абуль Фазла решать, какую запись сделать в хронике, поехал вниз к широкой равнине, где его армия расположилась лагерем ниже горного хребта, на котором возводился его новый город. Подъезжая, он видел струйки дыма, плывущие от длинных мушкетов стрелков, пока командиры учили их стрелять залпами для усиления натиска. Поодаль в стороне артиллеристы трудились на палящем солнце под зорким взглядом таджикского военачальника Али Гюля, обучавшего их скорой стрельбе и быстрой перезарядке новой большой бронзовой пушки и осадных мортир, которые Акбар повелел отлить на своих собственных литейных заводах. Он всегда стремился получить преимущество от новшеств, поэтому решил испытать мортиру таких внушительных размеров, что Ахмед-хан утверждал, что потребуется тысяча волов, чтобы везти ее. Акбар знал, что он преувеличивает, и все же не стал брать это чудовищное орудие в Гуджарат. Если все пойдет согласно его замыслу – а нужно удостовериться, что будет так, – любая осада будет закончена задолго до того, как это орудие доставят и оно будет введено в бой. Прямо перед собой Акбар видел Ахмед-хана и более тучную фигуру Мухаммед-бека, которые стояли возле одного из их палаток командования, увлеченные беседой. Когда эти двое говорили, Ахмед-хан по привычке накручивал на палец прядь своей тонкой бороды, уже большей частью серебристой, в то время как полностью седой Мухаммед-бек взволнованно махал руками. Видя, что идет падишах, два почтенных воина поклонились.

– О чем вы тут спорите?

– Когда у нас будет достаточно поставок, чтобы начать поход, – ответил Ахмед-хан.

– Я предлагал задержаться на месяц, повелитель, – сказал Мухаммед-бек. – Пока еще мы не можем быть уверены, что у нас достаточно зерна.

– Повелитель, я в свою очередь утверждал, что, если мы отправимся быстро и налегке, как ты и намеревался, мы будем меньше нуждаться в провианте. В любом случае, так как мы уже заручились поддержкой недовольных членов разделенного царского рода гуджаратов, среди которых мирза Муким, то можно рассчитывать на некоторые поставки от них. Кроме того, при самом худшем раскладе мы сможем отправиться назад.

– Я на твоей стороне, Ахмед-хан, – ответил Акбар. – Призвав меня вмешаться, принц Муким уже узаконил наше вторжение – даже если предыдущее завоевание моим отцом Гуджарата само по себе не имело благовидного повода, – и я готов рассчитывать на то, что он предоставит нам провизию и войска. Принимая это во внимание, каков самый ранний срок нашего выступления?

– Через неделю, повелитель, – прикинул Мухаммед-бек.

– Тогда так тому и быть.

– Повелитель, ты видишь то облако пыли на горизонте? Это, должно быть, движется большой отряд, – обратился к Акбару Ахмед-хан, когда они ехали во главе авангарда своей армии через поля созревающего зерна недалеко от города гуджаратов Ахмадабада.

Акбар прикрыл глаза рукой в перчатке и вгляделся во вздымающуюся пыль. Это могли быть лишь силы Итимед-хана, самозваного шаха Гуджарата. Казалось, мирза Муким был прав, когда на переговорах утверждал, что если Акбар поскачет во весь опор, то сможет перехватить шаха под Ахмадабадом, когда тот выйдет против войска Моголов.

– Это воины Итимед-хана, я уверен в этом. Если все так, как сказал мирза Муким, то у нас есть преимущество внезапности.

– Мы скоро узнаем это, повелитель. Я приказываю приготовить оружие к бою и развернуться боевым строем?

– Именно так.

Спустя мгновения Акбар уже скакал на своем вороном жеребце во главе плотно идущей фаланги своих воинов по направлению к облаку пыли, сминая золотые хлебные поля на пути. Его голову покрывал остроконечный шлем с павлиньим пером, на груди сияли позолоченные доспехи, а в руке он держал меч Аламгир. Сразу за ним ехали два его горчи, держа большие зеленые знамена Моголов, развевающиеся на ветру. С каждым шагом его лошади силуэты всадников-гуджаратов в облаке пыли становились все более отчетливыми. Акбару было ясно, что они признали, кто именно к ним приближается, и решили встретить врага лицом к лицу, а не отступать для защиты стен Ахмадабада.

– Сколько их, как думаешь, Ахмед-хан? – спросил Акбар, перекрикивая дробь лошадиных копыт.

– Трудно сказать. Возможно, тысяч пять, повелитель.

– Они, должно быть, думают, что достаточно превосходят нас численностью, чтобы быть уверенными в победе, но мы знаем другое, не так ли?

Между двумя шеренгами оставалось менее тысячи ярдов, и это расстояние стремительно сокращалось. По команде Акбара его лучники встали в стременах и выпустили залп стрел в гуджаратов. Еще в полете стрелы моголов встретились с ответным ураганом копий. Перед собой Акбар увидел, как лошадь одного из врагов рухнула на землю, – ее шею пронзили две стрелы. При падении наездник кубарем отлетел в заросли зерна. Одновременно другой наездник выскользнул из седла со стрелой в щеке. Позади себя Акбар услышал треск и отчаянный крик – по крайней мере один из его собственных воинов был ранен. Однако не успел властитель оглянуться, как две шеренги воинов, скачущих верхом, с разгона налетели друг на друга. В последний момент один из гуджаратов – по-видимому, признавший падишаха по его позолоченному нагруднику, – поставил свою гнедую лошадь на пути вороного жеребца Акбара в самоотверженной попытке выбить всадника из седла. Падишах успел заметить опасность. С силой натянув поводья, он развернул жеребца, чтобы ослабить удар, но тот все же сбил вороного с ног вместе с наездником. Фыркая от боли, жеребец пришел в ярость. Акбар наклонился вперед к его холке, держась коленями изо всех сил, чтобы оставаться в седле. Ему это почти удалось, но когда его жеребец стал подниматься на передние ноги, его занесло вбок и он запутался в зеленом знамени Моголов, выпавшем из холодеющих рук одного из горчи Акбара, пронзенного гуджаратским копьем и лежащего теперь в колосьях.

На сей раз Акбар, потерявший стремя в предыдущей схватке, не смог удержать равновесие и соскользнул с седла, но все же сумел одной рукой удержаться за узду. Через мгновение над ним склонился гуджарат, стремясь пронзить его копьем так же, как горчи. Выпустив поводья, Акбар отскочил в сторону, увернувшись от копья наездника и копыт его лошади. Отклонившись, он наотмашь ударил Аламгиром себе за спину. Несмотря на крепкую хватку, почувствовал, как меч сильно задрожал в его руке, когда удар сначала пришелся в бок лошади его противника, а затем хрустнули кость и сухожилие колена наездника. Враг также выпал из седла; он попытался встать, но разрубленная нога, подкосившись, не удержала его, и он рухнул в смятые колосья под копыта одной из могольских лошадей, которая копытом размозжила ему голову.

Наступление моголов откинуло гуджаратов назад, и теперь Акбара окружали его стражники. Вороной жеребец взвивался на дыбы в нескольких ярдах от него. Вкладывая в ножны Аламгир и схватив древко копья упавшего знамени Моголов, падишах подбежал к нему и вскочил в седло.

– Воины, вперед! Сила за нами! – закричал он.

Пришпоренный жеребец пустился в галоп, и Акбар с развевающимся знаменем снова ворвался в гущу всадников-гуджаратов. Захватив уздцы зубами, он обрушил Аламгир на какого-то могучего врага, но меч отскочил от его нагрудника. Новый удар падишаха пришелся другому гуджарату в плечо – меч глубоко рассек плоть, – а затем Акбар уже оказался по другую сторону схватки, и вскоре к нему присоединилась бо́льшая часть его стражников. Вручив одному из них зеленое знамя, Акбар огляделся и перевел дух. Накал битвы был по-прежнему силен, особенно около одного из красных флагов гуджаратов на расстоянии приблизительно в двести ярдов слева от него. Поспешно отерев пот, заливавший глаза, Акбар пришпорил свою лошадь и направился туда. Тогда же он внезапно увидел, что из колосьев непримятого зерна поднимается гуджарат в красном тюрбане. У него в руке был длинный кинжал, и он с размаху метнул его в Акбара. Кинжал летел точно в цель, но падишах успел низко нагнуться к шее лошади, и кинжал, звякнув лезвием по шлему и не причинив никакого вреда, сверкнув, упал на землю. Оставляя своим соратникам расправиться с нападавшим, Акбар направил своего вороного вперед. Вскоре он уже продвигался в толчее вокруг красного знамени, с силой раздавая удары направо и налево. Высокий гуджарат на гнедой кобыле ринулся к нему с копьем наперевес. Заметив его в последний момент, Акбар отклонил копье мечом, вскинув его вверх. С силой дернув поводья, гуджарат развернул лошадь, чтобы снова напасть, но на сей раз Акбар был готов. Уклонившись от удара наездника, он вонзил свой меч глубоко в левый бок этого могучего воина, и тот, выпав из седла, растянулся в пыли.

Тяжело дыша, Акбар обуздал лошадь и увидел, что под натиском превосходящих сил моголов гуджараты отступают и что паника в их рядах все нарастает; разворачивая лошадей, они пытаются бежать назад и укрыться в стенах Ахмадабада. Акбар принялся преследовать бегущее вражеское войско, но его жеребец начал вставать на дыбы и фыркать, отказываясь пускаться в погоню.

И тут вдруг одна из лошадей гуджаратов рухнула в грязь, перепрыгивая одну из оросительных канав, пересекавших поле. Другая лошадь споткнулась об нее, затем еще одна, и еще… Пока всадник изо всех сил пытался подняться на ноги, меч одного из стражников Акбара рассек ему горло; он упал назад в канаву, и хлынувшая из раны алая кровь потекла в зеленую воду, над которой гудели москиты. Сам падишах приблизился к гуджарату, который, как и несколько других воинов, замедлил ход и возвратился, чтобы попытаться спасти тех своих товарищей, кто лишился лошади.

– Битва окончена! Спасай свою жизнь. Ты окружен моими стражниками, и нет ничего постыдного в том, чтобы сдаться, после того как отважно сражался! – закричал Акбар.

После короткого колебания, оглянувшись на оставшихся воинов, гуджарат, у которого из раны по щеке сочилась кровь, бросил оружие. Другие воины последовали его примеру.

Когда моголы связывали своих пленных, к падишаху подвел свое войско Мухаммед-бек. Один из его воинов держал поводья серой лошади, на которой сидел худощавый юноша; под белыми одеждами у него был виден украшенный рубинами нагрудник.

– Это Итимед-хан, повелитель. Он прятался в поле за мертвой лошадью. Его стражники покинули его.

– Ты действительно Итимед-хан? – спросил Акбар.

– Да, это так, и я отдаюсь на твою милость, – спокойно ответил юноша, не поднимая взгляда от земли.

– Ты готов приказать своей армии прекратить сопротивление и отдать Ахмадабад и весь остальной Гуджарат под мою власть? В таком случае я сохраню жизнь тебе и твоим людям и отдам каждому из вас в управление небольшой надел по вашему выбору.

Облегчение разлилось по юному безусому лицу Итимед-хана.

– Я согласен. Освободи кого-нибудь из этих пленников, и они смогут отправиться посыльными.

Акбар кивнул, и его воины подошли к пленникам. Но прежде чем они развязали их и привели к своему вождю, чтобы тот дал им наставления, юноша заговорил снова:

– Повелитель, ты должен знать, что я не командую на побережье и прилегающих к нему землях портов Камбея и Сурата. Там всем заправляет мой мятежный брат Ибрагим Хусейн… – Помолчав, Итимед-хан тихо добавил: – И по правде говоря, я боюсь, что не все мои собственные военачальники повинуются приказу сложить оружие.

– О положении на побережье мне известно; скоро я приведу туда свою армию и заставлю Ибрагима Хусейна подчиниться мне. Что касается твоих командующих, для них будет лучше исполнить твой приказ. Передайте им от меня, что я предлагаю сдаться лишь один раз. Если они не согласятся, их ждет смерть.

Итимед-хан кивнул и снова кротко опустил в землю свои карие глаза. Акбар отвернулся. Презрение к людской слабости всегда соединялось у него с сочувствием. Он знал, что сам, к счастью, обладает достаточной силой характера, чтобы никогда не оказаться в таком же оскорбительном положении. Когда его сыновья, а затем и внуки прочитают о его сражениях в дворцовых летописях Абуль Фазла, они не встретят там свидетельств его позора и неудач, но будут радоваться его победам, как радовался сейчас и он сам.

Океан был тих, его волны мягко омывали светлый желтый песок. Слабый северный ветер колыхал листья высоких пальм, окаймляющих пляж. Меж тем Акбар наблюдал, как на расстоянии приблизительно мили с четвертью силы Ибрагима Хусейна сосредотачивались вокруг небольшой крепости на мысу, возведенной для защиты с земли и моря подходов к Камбею, расположенному в двух-трех милях пути по побережью. Около мыса на якоре стояло много судов. Акбар повернулся к Ахмед-хану.

– Ты бывал в Камбее с моим отцом. Что это за суда там стоят?

– Бо́льшей частью это арабские дау, доставляющие совершающих хадж паломников в Аравию, или же суда торговцев специями и тканями. Я часто видел их раньше в Камбее. Однако никогда не замечал здесь прежде те три судна, что находятся ближе к нам, – темные, с более угловатым корпусом, высокими бортами и двумя мачтами.

– Это не ствол ли орудия виден у одного из них на корме?

– Я не могу разглядеть, повелитель.

При этих словах Ахмед-хана матросы на самом ближнем из трех судов начали поднимать парус. И когда тот расправился под нок-реей, Акбар увидел, что на нем изображен крупный красный крест. Другие матросы вскарабкались в гребную лодку, которая была спущена на воду с судна и оставалась рядом на привязи. Вскоре, с помощью маленькой лодки, где работали веслами матросы, и па́руса они повели за собой главное судно, которое теперь медленно шло вдоль побережья к позициям войск Акбара. Через полтора месяца после усмирения Итимед-хана Акбар сделал мощный и быстрый бросок к океану. Оставив все свое тяжелое вооружение, он разбил и рассеял силы Ибрагима Хусейна везде, где удалось до них добраться. За день до этого войска Акбара сокрушили еще одну небольшую полузаброшенную крепость несколькими милями далее к югу вдоль побережья. Наблюдая приближающееся судно, Акбар был рад, что ранее приказал купить тягловых волов у крестьян из окрестных селений и нашел в захваченной крепости пять маленьких древних орудий, – все это пригодится в бою при захвате Камбея.

– Разверните орудия так, чтобы они могли стрелять в то судно, если понадобится. Стрелкам быть наготове, зарядить орудия, – приказал он.

Полчаса спустя, когда темный корабль с красным крестом на парусе практически поравнялся с армией Акбара и до берега оставалось всего четверть мили, на судне снова опустили якорь. Рослый воин в сверкающем нагруднике спустился по веревочной лестнице в гребную лодку, которая тянула судно вперед; вместе с ним сошел человек в белом тюрбане и струящихся сиреневых одеждах. Когда оба они сели на корме, матросы бросили веревку, привязывающую лодку к более крупному судну, и начали быстро грести в сторону берега. Как только лодка достигла отмели, рослый воин и его сопровождающий в сиреневых одеждах вышли на берег, перешагнув через борт, и по воде пошли в сторону земли. Оба они вытянули руки, по-видимому, чтобы показать, что безоружны. Акбар с интересом наблюдал за ними. С какой целью они пришли к нему, тогда как им должно быть хорошо известно, что сражения не избежать?

– Обыщите их, и если есть оружие, принесите его мне, – приказал он командующему своей стражей.

Тот быстро подбежал к этим двоим. Они позволили себя обыскать. Удостоверившись, что незнакомцы действительно безоружны, командующий привел их к Акбару. Когда они подошли ближе, падишах увидел, что человек в сиреневых одеждах был похож на гуджарата, а второй – более светлокож, с темными округлыми глазами. У него был крупный нос, полные губы и густая кудрявая каштановая борода. Он носил простой стальной нагрудник, а под ним – мешковатые панталоны выше колена в черно-золотую полоску. На ногах у него были красные чулки и изъеденные солью черные ботинки до щиколотки, каких Акбар никогда прежде не видел.

– Кто вы такие? – спросил он, когда эти двое склонились перед ним в низком поклоне.

– Я – Саид Мухаммед, родом из Гуджарата, – ответил человек в сиреневых одеждах, – со мной дон Игнасио Лопес, португальский командующий теми тремя большими судами, которые ты видишь в заливе; я служу у него толмачом.

Получается, этот человек с каштановой бородой был португалец – один из тех приезжих из далекой Европы, что начали несколько лет назад основывать центр торговли в Гоа, на тысячу миль дальше к югу вдоль побережья, думал Акбар, тщательно разглядывая вновь прибывшего. Ему уже доводилось слышать о португальцах. Хорошо известно, что они владеют большими запасами оружия всех видов, а их корабли вместе с командой отличаются высокой боеспособностью. Акбару никогда раньше не приходилось иметь с ними дела.

– Что ты хочешь? – спросил он.

Переводчик быстро сказал что-то португальцу на языке, которого Акбар никогда прежде не слышал, и выслушал его ответ. Тогда он снова поклонился падишаху.

– Дон Игнасио от имени своего короля признает тебя великим военачальником и могущественным падишахом, о храбрых делах которого он наслышан. Даже при том, что три его судна в заливе обладают большой мощностью и хорошо вооружены, и несмотря на предложенные Ибрагимом Хусейном сундуки с драгоценностями и золотом в обмен на военную помощь в сражении против тебя, мой господин хочет уверить тебя в своем нейтралитете в предстоящем сражении между тобой и Ибрагимом Хусейном.

– Я рад слышать это. Что он просит за это?

Еще раз посовещавшись, переводчик ответил.

– Право торговать через Камбей, как только он станет вашим.

– Когда порт будет мой, пусть этот человек снова прибудет ко мне и ожидает благоприятный ответ. А сейчас вам пора уходить. Я больше не могу задерживать свое наступление на Ибрагима Хусейна.

Двое мужчин поклонились, повернулись и тем же путем, по берегу и по воде, через отмель дошли до лодки и сели в нее. Акбар хотел еще о многом их расспросить, но сейчас было время действовать, а не размышлять. Он повернулся к Ахмед-хану.

– Приготовься к атаке. Мы поедем по берегу вдоль ряда деревьев, где песчаная земля более твердая. Ибрагим Хусейн и его люди будут наготове, учитывая то, что им не удалось заручиться помощью португальцев и что раньше мы всегда побеждали их, да и теперь превосходим численностью.

Полчаса спустя Акбар несся вдоль берега, и песок летел из-под копыт его вороного жеребца. Рядом с ним скакали его стражники; четверо из них держали зеленые знамена Моголов, а два других трубили в медные трубы. Когда они приблизились к оборонительным позициям Ибрагима Хусейна, Акбар увидел, что это большей частью траншеи и баррикады, наскоро вырытые в песчаной земле. Кирпичные стены крепости позади них были низкими и полуразрушенными. Однако у Ибрагима Хусейна явно были кое-какие орудия, так как вскоре показались оранжевые вспышки и от двухъярусного здания внутри крепости заклубился белый дым. Первый выстрел обезглавил одного из трубачей; его голова катилась по песку, пока не остановилась возле его упавшего инструмента. Еще несколько всадников упали, сраженные стрелами и мушкетными пулями, но воины Ибрагима Хусейна слишком нерасторопно перезаряжали орудия, и Акбар успел подскакать к первой баррикаде и пересечь одну из траншей. Когда его жеребец перепрыгнул через нее, падишах зарубил сидевшего в ней гуджарата, натягивавшего тугую тетиву своего лука, готовясь выстрелить. Меч Акбара рассек лучнику рот, и враг упал в сторону с выбитыми зубами и лицом, залитым кровью.

Прогремел другой пушечный выстрел, и падишаха обдало волной песка – ядро угодило в баррикады прямо перед ним. Артиллеристы гуджаратов попытались опустить стволы орудий, чтобы стрелять в надвигающегося врага, но тем самым лишь разрушили свои собственные укрепления. С силой натянув поводья, Акбар перескочил образовавшуюся в баррикаде брешь, мимо разорванных тел двух гуджаратов, заливавших песок кровью. Оглядевшись, он увидел, что другие отряды его всадников вслед за ним ворвались в укрепления. Падишах направил своего жеребца туда, где моголы уже спустились с лошадей и пытались по разрушенной кирпичной стене забраться в саму крепость. Когда он подъехал, кому-то из них уже удалось, подтянувшись на верхней части стены, перекинуться внутрь. Акбар спрыгнул с лошади и последовал за ними, схватившись рукой за торчащий из стены кусок железа, чтобы подтянуться. Он бежал со всех ног вслед за своими воинами, мчавшимися к двухъярусному укреплению, которое, как теперь стало видно, было единственным в крепости. Снова сноп пламени – по крайней мере, одно орудие внутри здания оставалось целым. Один из моголов упал, но сумел снова подняться – очевидно, контуженный. Тяжело дыша, Акбар уже почти догнал воинов, бежавших впереди, и они вместе ворвались в укрепление через дверной проем, оставленный открытым бегущими стрелками. Изо всех сил вглядываясь в темноту внутри, они разглядели крутую каменную лестницу в углу и взобрались по ней. Наверху один-единственный гуджарат, более храбрый, чем его товарищи, отчаянно пытался выкатить ядро и заправить его в ствол маленькой бронзовой пушки. Пораженный в спину коротким кинжалом, который метнул один из воинов Акбара, человек рухнул на деревянный лафет.

– Скорее, – закричал Акбар двум стражникам позади него, – водрузите наше зеленое знамя на крышу здания, чтобы все видели, что крепость пала! Найдите Мухаммед-бека. Пусть прикажет остальным войскам ехать вокруг крепости как можно быстрее и перехватить гуджаратов, бегущих на север, в Камбей!

Азарт битвы, смешанный с ликованием от того, что Гуджарат теперь захвачен и станет частью его растущей империи, еще не оставил Акбара, когда тем же вечером он стоял на верху маленькой сторожевой башни из песчаника на конце внутреннего волнореза, защищающего порт Камбей. Зеленое знамя Моголов развевалось над главными зданиями порта, жители которого открыли деревянные ворота, как только гуджараты, бежавшие с поля битвы на побережье, разнесли вести о поражении Ибрагима Хусейна. Последний, раненный в плечо боевым топором, сдался и теперь ждал своей участи в темнице. Как прекрасна была сейчас морская гладь, как волновалась она, словно расплавленное олово, под небом, где под конец дня солнце закрыли наплывающие с запада сизые облака!.. Внезапно Акбар решил, что должен сам пробороздить морские просторы, – он никогда не делал этого прежде.

Час спустя падишах стоял на носу лодки-дау пятидесяти футов длиной, который вздымался и падал вниз, пока судно шло среди все нараставших волн. Капитан дау предупредил Акбара, что темные облака, видимые над горизонтом от пожарной вышки, предвещали шторм, но властитель настоял на морской прогулке. Теперь капитан, низкий кривоногий человек, кричал матросам сворачивать паруса и навалиться на румпель, чтобы держать судно по ветру и позволить ему выстоять в шторм. Возле Акбара одного из молодых горчи отчаянно тошнило; брызги кислой рвоты летели на его одежду и на второго слугу, стоящего рядом с ним. Третий, с бледным лицом, побелевшими пальцами цеплялся за основу мачты, моля Всевышнего о защите и пощаде.

Внезапно особенно высокая волна обрушилась на борта, окатив Акбара и Ахмед-хана теплой водой и пеной. Сам Ахмед-хан, сильно обеспокоенный, повернулся к Акбару:

– Повелитель, давай двинемся обратно в гавань. Так будет только лучше.

Ветер развевал влажные темные волосы Акбара. Расставив ноги и стараясь держать равновесие при неожиданных толчках, он покачал головой.

– Бушующий океан меня завораживает. И потом, капитан говорит, что шторм скоро стихнет. Мощь этой стихии была мне неведома, я хотел испытать себя на ее водах; и теперь, несмотря на опасности и невзгоды, я учусь… Сокрушительные волны и безграничная власть океана – хорошее напоминание мне, чтобы не стать тщеславным и самонадеянным. Хоть мне и доводилось возглавлять великие армии, одерживать большие победы, наполнять казну и править народами больше, чем любому другому правителю, все же я – всего лишь человек, ничтожный и смертный пред ликом вечной природной стихии…