Книга: Киллер на диете
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Тетка Капа была маленькой, подвижной и очень сухощавой в своей верхней части, и очень полной и упитанной в нижней. С годами она почти не менялась. И сейчас, увидев ее, Мариша была немало удивлена и озадачена. Они не виделись лет десять, а тетка Капа, вроде бы, совсем не изменилась. Она была точно такой же, какой запомнила ее Мариша.
– Здравствуй, Маришечка! – сладко пропела тетя Капа, заранее облизывая свои тонкие губы для дружеского, почти родительского поцелуя. – Как ты выросла! И как ты повзрослела! Говорят, ты наконец вышла замуж? Очень за тебя рада! И как муж? Хороший человек?
Мариша подтвердила, что да, она выросла. И что да, муж у нее очень хороший. И тетка Капа мгновенно неодобрительно поджала губы. Она не любила, когда в ее присутствии ктолибо хвалил мужчин. Их она считала виновниками абсолютно всех неприятностей, происходивших в мире, включая тайфуны над американскими штатами и дождливое лето в Подмосковье.
Тем не менее, тетка Капа была личностью оригинальной. Свой большой рот, похожий на лягушачью пасть, тетка Капа красила неизменной ярко-малиновой помадой, которая совершенно не шла к ее выкрашенным хной волосам и алым ногтям. Цвет последних также не менялся за последние четверть века ни разу.
– Маришечка, деточка, какая же ты сладенькая! Какая вкусненькая! Прямо сдобная булочка! Так бы тебя и скушала, моя пышечка! Пухленыш мой!
Маришу слегка перекосило. За последний год она в самом деле прибавила около пяти килограммов. И они, эти килограммы, ей самой казались уже лишними. Конечно, хорошего человека должно быть много, как и хорошего вина, но всему же надо знать меру! И свою меру Мариша уже переступила. И теперь негодовала на тетку Капу, которая это заметила, подчеркнула и подсунула сей факт Марише под нос.
– Живет без детей, вот и полнеет!
Это в комнате появилась Маришина мама, которая несла на блюде огромный мясной пирог. Мариша тяжело вздохнула. А вот нос у тетки Капы немедленно зашевелился. Нос у нее тоже был тонкий и длинный. И Марише иногда казалось, что тетка Капа чует им за версту.
– Это что же ты такое испекла?! – воскликнула она, с интересом глядя на руки Тамары Ильиничны. – Что за изумительный запах? Неужели это твой фирменный мясной рулет?
– Да, Капочка. Знаю, как ты его любишь, вот и испекла.
– И с бульончиком?
– И бульон я сварила. Все, как ты любишь! На свежей говядинке! С чесночком!
Тетка Капа даже громко застонала от удовольствия. А Мариша застонала мысленно. Мамин мясной рулет! Это нечто убийственное по части калорий. В него идут и яйца, и мясо, и жареный лук, и сливочное масло, и еще много разных вкусностей, но ужасно вредных. Знает она, что будет дальше! Сейчас всем положат по огромному куску. И ей тоже положат. И примутся настаивать, чтобы она скушала все до крошечки. А потом начнут удивляться и недоумевать, с чего это она полнеет!
Но отказаться было невозможно. С теткой Капой следовало установить контакт. А тетя Капа считала, что у хороших девочек должен быть хороший аппетит. И сейчас Марише следовало продемонстрировать чудеса ловкости. То есть ей следовало с аппетитом умять огромный кусок рулета, но при этом не поправиться ни на один грамм.
Насколько себя помнила Мариша, тетка Капа всегда пребывала в пространстве гдето поблизости от ее мамы. Они были, что называется, заклятыми подругами. Ссорились, мирились, делали друг другу гадости, по молодости отбивали, как чудилось Марише, друг у друга мужчин, но при этом оставались неразлучны, как два попугайчика.
И всегда Тамара Ильинична прислушивалась к советам подруги. И, как казалось Марише, зачастую – совершенно напрасно. Например, в деле развода Маришиных родителей тетка Капа сыграла далеко не последнюю роль. Упорно настраивая Маришину маму именно на такой финал ее семейной жизни. Так что к тетке Капе у Мариши было двоякое отношение. С одной стороны, эта энергичная старая перечница порою страшно ее раздражала, а с другой… С другой Марише было тетку Капу чуточку жаль.
Вот сидит она тут у них с мамой, наклонилась над тарелкой с рулетом так, что кажется – сейчас она проткнет скатерть своим длинным тонким носом. И явно очень довольна и жизнью, и рулетом. Но много ли у нее таких вечеров, когда она ужинает в компании? Наверное, куда чаще тетка Капа поглощает яйцо всмятку или тот самый раскритикованный Тамарой Ильиничной творожок в гордом одиночестве.
Ведь даже собаки или кошки у тетки Капы нету. Она всегда принципиально выступала и выступает и поныне против домашних животных, считая, что от них в квартире только грязь и блохи. Видимо, своих собственных детей она не завела из тех же соображений – от них слишком много проблем и грязи. Да и замуж не вышла тоже по причине того, как бы муж не добавил ей лишних хлопот и, не дай бог, блох.
– Тетя Капа, а что же всетаки случилось с Прянишкиной? – дождавшись, когда второй кусок рулета оказался на тарелке у приятельницы ее мамы, спросила Мариша.
Тетя Капа уже утолила первый голод. Несмотря на сухощавую конституцию верхней половины ее туловища, она могла кушать, кушать и кушать. Так что один кусок ей был нипочем. Но в предвкушении второго она стала гораздо добрее, чем в начале ужина.
– А с Прянишкиной этой, я тебе скажу, мы были знакомы лично, – отламывая свою любимую корочку и отправляя ее в рот, ответила Марише тетя Капа. – И всегда я была о ней самого высокого мнения.
– Но она же была простая няня!
– Кто тебе такое сказал? То есть да, наверное, в начале своей карьеры она действительно работала нянечкой. Жизнь у нашей Петровны была ох какая непростая! Сирота, осталась без родителей и вообще без семьи во время блокады. Тогда многие умирали от голода и бомбежек. Взрослые умирали, что уж там о детях говорить! Но Прянишкина выжила. Одна выжила, из всей их огромной семьи! Она мне рассказывала, что у нее до войны было то ли пятеро, то ли шестеро братьев и сестер. И это только родных. А еще дяди! Тети! И у всех – тоже дети. Огромная была семья. Она одна занимала целую деревню. Ее так и называли – Прянишкино!
– Вот как!
Мариша в принципе предполагала, что фамилия Петровны и название деревни, откуда она была родом, както связаны между собой. Но теперь она узнала об этом точно. Значит, у Петровны до нашествия фашистов и блокады была огромная семья. На подступах к Ленинграду велись кровопролитные бои. Значит, все родственники Петровны погибли еще во время войны!
– Ну все или не все, этого я тебе не скажу, но многие. И в свою деревню они уже не вернулись. Да и деревни никакой уже после войны там не оказалось. Фашисты разбомбили и сожгли ее дотла.
– Но сама Петровна выжила?
– Да. Она выросла в детском доме, но после совершеннолетия никуда не ушла, а осталась там же, на должности няни. Потом она получила высшее образование, стала воспитателем. А на моей памяти она уже занимала должность старшего воспитателя.
Вот оно как! Выходит, Петровна была не простая няня! Тогда вдвойне интересно, чем она так насолила своей заведующей, Вере Васильевне, что та уволила старейшую сотрудницу с позорной записью в трудовой.
– И чем же таким нехорошим занималась Прянишкина? За что ее в конце концов уволили?
– Ой, это темная история! – покачала головой тетка Капа. И, сделав огромные глаза, она понизила голос и трагическим тоном прошептала: – Говорили, что она детьми торговать стала!
– Что?!
– Да-да! – с азартом закивала головой тетка Капа. – Сиротами торговала! Ну теми, у которых ни отца, ни матери не имелось. Я сама в области образования всю жизнь проработала и могу сказать, что таких детей, круглых сирот, вообще довольнотаки мало на свете. Обязательно у ребенка или отец, или мать, или бабушка, на худой конец, какаянибудь имеется. И они детей навещают. И в любой момент могут подать прошение и забрать дите обратно к себе. Ну это если они, там, не пьяницы горькие или не наркоманы вовсе. Ведь если дите хоть одного опекуна имеет, то государство им уже распоряжаться полноправно не может. А вот те ребятки, у которых ни одного родителя нету, с теми государство, а уж паче – те, кто этим государством за сиротами наблюдать и опекать их поставлен, могут творить, что им вздумается.
– И что? Никаких наблюдающих организаций нету?
– И-и-и… милая! – протянула тетка Капа. – Организации эти… Одним словом, в любом стаде паршивая овца найдется.
– Но почему же Прянишкину не посадили в тюрьму, если она детьми торговала?
– Так по документам у нее все чисто было. Детки эти больными вдруг оказывались, с тяжелыми формами заболеваний. Таких деток наши усыновители берут неохотно. А вот иностранцы могут и больного ребятенка взять к себе. У них уровень медицины выше, чем у нас в те годы был. И их, этих деток, за границу и увозили.
– Так это же хорошо! Детям, можно сказать, повезло.
– Так как сказать. Ведь на самом деле диагнозыто у деток липовые были!
– Да вы что?! Выходит, Петровна помогала вывозить из страны совершенно здоровых детей?! – возмутилась Мариша. – Наш генофонд?
Безобразие! Ладно, сама она рожать пока еще не надумала. Но ведь, оказывается, и других детей из страны элементарно увозили!
– Вот тото и оно, что генофонд, – согласилась с Маришей тетка Капа. – Только все у Петровны чисто оказалось. Не придерешься. Вот в тюрьму ее и не отправили. Но на пенсию Петровну нашу выпроводили. Слух о ней пошел. Ну и чтобы ей неповадно было кудато еще устроиться воспитателем, статью ей на прощание в трудовую накатали. Да и весь персонал интерната, где она работала, от греха подальше расформировали. Директрису одну оставили.
– Почему же ей такое снисхождение вышло?
– Потому что… Потому что… Ну это долгая история. Тебе не интересно будет ее слушать.
Но Мариша была решительно настроена на долгую историю. Она не понимала, как такое может быть – чтобы под носом у заведующей торговали детьми с фальшивыми диагнозами, а она бы ничего не знала! Выходит, заведующая сознательно закрывала на все глаза? И наверняка она тоже имела долю в бизнесе Прянишкиной. Покрывала ее, помогала ей вывозить детей из страны. Но наказания почемуто не понесла. И почему бы это?
Наверняка у заведующей был еще более мощный покровитель. Так что наказание понес стрелочник, в данном случае – Прянишкина.
Мариша так подумала – и оказалась права. Вера Васильевна была у руководства на особом счету. Она всегда была новатором и передовиком. Именно она предложила программу по работе с детьми-инвалидами. В интернате номер пять собирали ребятишек с тяжелыми диагнозами, работали с ними по особым развивающим и укрепляющим методикам. И многие детки выравнивались.
– Конечно, Архимедов или, там, Капиц из них все равно не получалось, но в жизнь они выходили вполне самостоятельными личностями, получали профессии и жили не хуже других.
А если бы этими детьми не занимались в интернате номер пять, то судьба их стала бы очень незавидной. Либо психбольница, либо криминал. И неизвестно еще, что хуже.
– Методика была до того хороша, что Вера Васильевна прославилась на всю страну. Да что там – на всю страну! На весь мир ее имя прогремело! Но пока она по различным симпозиумам да по конференциям по всему миру моталась, все дела в интернате вела Прянишкина. Поняли? Вот тутто она и развернулась. Мировая слава ее очень мало интересовала. Куда больше ее заботило собственное благосостояние. Так что Прянишкина успешно ставила липовые тяжелые диагнозы тем детям, которые были почти здоровы и успешно шли по методикам Веры Васильевны на поправку. И отдавала их, здоровеньких и хорошеньких, иностранным усыновителям.
– За деньги?
– Ну фактов передачи денег от иностранных усыновителей в руки Прянишкиной установить не удалось. Иначе тюрьмы бы ей точно не миновать. Но все же делишки ее на свет белый выползли. Вера Васильевна первой забила тревогу. Да, именно она и подняла шум. Не побоялась, что на нее саму тоже тень упадет. Наверное, это ее и спасло.
– А как же Вера Васильевна догадалась, что к чему?
– Очень уж ее стало смущать, что методики, которые отлично работали по всему миру, в ее собственном интернате почемуто дают сбой. Она заподозрила неладное. И, присмотревшись хорошенько к происходящему, вывела на чистую воду мошенницу. Скандал был страшный! Конечно, за ворота сор постарались не выносить. Ни самой Вере Васильевне, ни комулибо другому шум был не нужен. Знаешь ведь, люди злы. Стоит один раз оступиться или даже оказаться рядом с тем, кто оступился, – и все! Репутации конец!
И, совсем забыв про мясной рулет, тетя Капа продолжала:
– Это ведь как в анекдоте. Пришли к Абраму гости – Яков с женой Сарой. Посидели. Вкусно покушали. Ушли. А Абрам с женой хватились: серебряных ложечекто нету! Искали их, искали… Нашли, наконец! Завалились их ложечки за стол. Ну и звонят они своим друзьям. Вы, говорят, не приходите к нам больше. Те в недоумении – почему, что, как? А Абрам с женой и отвечают: потому не приходите, что, хоть ложечки мы и нашли, но неприятный осадок в душе против вас все равно остался.
– Это вы к чему, тетечка? – не вполне поняла ее Мариша.
– А к тому, что люди охотно верят, что дыма без огня не бывает. Кто там станет разбираться, знала Вера Васильевна о том, что у нее в интернате творилось, или нет? Скорей всего, никто не станет. Скажут, что она все знала и покрывала Прянишкину. Поэтому и дело на тормозах сошло. Открытого криминала там не было. По бумагам все чисто. Но и оставить у себя мошенницу и ее сообщников Вера Васильевна не могла. Она у нас – талант! Живо прежнее предприятие свернула. И открыла новое свое детище – семейный детский дом, где все дети живут вместе по нескольку человек, как бы в семье. Воспитатель круглосуточно находится с ними. И все у них как в самом обычном доме. Кухня. Стиральная машина. Дети сами готовят, сами убирают, никакой казенщины. Обычный дом, только дети там не родные, а всетаки чужие.
Мариша уже давно не слушала тетку Капу, а только машинально кивала головой. Они с Инной и сами побывали в нынешнем интернате номер пять и видели, как отлично там все поставлено. Молодец, Вера Васильевна! Даже такой удар, какой нанесла ей Прянишкина, не сломил эту женщину. Она, словно кошка, извернулась и упала на все четыре лапы, почти не пострадав при падении.
Но все же коекакие выводы Вера Васильевна из произошедшего сделала. Теперь она находилась в своем интернате неотлучно. Никаких заместительниц не признавала. И все, происходящее там, контролировала собственноручно.
Однако все услышанное от тети Капы никак не продвигало Маришу в ее расследовании. Ну продавала Прянишкина детей. И что дальше? Это было давно. И какое это может иметь отношение к похищению Милы? Да и к смерти Аюши, увы, это тоже очень сложно приклеить.
Если Прянишкина помогала иностранным усыновителям за деньги получать детей, то таких детей должно было найтись на свете очень много. И все они получили иностранные фамилии, другое гражданство и так далее. Найти среди них человека, ставшего затем отцом Аюши, просто не представлялось возможным.
Так что, вернувшись домой, Мариша сразу же позвонила Инне:
– Ничего не поделаешь, видно, завтра придется все же нам ехать в поместье Путовых, – кратко отчитавшись о проведенном ею вечере, сказала Мариша.
– Так далеко?
– И совсем не далеко. То место, где прежде находилось поместье, расположено всего лишь в семидесяти километрах от города. Час пути – и мы на месте!
– Ты оптимист, – кисло возразила ей Инна.
– Так ты не едешь?
– Еду, – еще более кислым тоном отозвалась Инна. – Куда же я денусь?
Но не само поместье притягивало внимание Мариши. Она планировала посетить заброшенную каменоломню. И, если ей улыбнется удача, даже познакомиться с привидением погибшего Барина, так и не пожелавшего убраться из своих бывших владений и обрести вечный покой на небесах.
Это же сколько лет прошло, а оно все болтается по округе! Честное слово, некоторые привидения бывают чересчур ух крепко привязаны к своему родному гнезду. Все бродят вокруг него, все ищут чегото… В контакты с живыми вступают редко и неохотно. Ходят себе по округе в гордом одиночестве, стенают, гремят веригами или жонглируют отрубленными головами. Одним словом, выглядят они несчастными и озлобленными. И что именно их привязывает к тому или иному месту, где им при жизни было так плохо, объяснить бывает очень трудно.
На следующий день с утра пораньше подруги выехали из города. Путь им предстоял не такой уж и долгий, но все равно, они решили, что следует выехать как можно раньше.
– Никогда ведь не знаешь, что уготовит тебе судьба, – сказала Мариша и оказалась совершенно права в своих опасениях.
Несмотря на многочисленные указатели, подруги все равно умудрились заблудиться. Им казалось, что они свернули точно там, где и следовало, чтобы добраться до заброшенной каменоломни Путовых, а потом попытаться найти развалины их усадьбы.
Свой маршрут Мариша прорабатывала всю ночь. Ужасно не выспалась. И возможно, именно поэтому свернула не у того указателя, где следовало бы. Да еще и Инна отвлекала ее, треща над самым ухом о разной ерунде.
– Мила так и не нашлась. Родичи ее в трансе. А бабка – наоборот. Она словно бы и не переживает! Наташа вчера подошла к ней, чтобы узнать побольше о поместье предков, так бабка ее так отшила, что Наташа полвечера проревела в подушку.
Инна болтала, а Мариша уже давно поняла, что они заблудились. И поэтому рассказ Инны вызвал у нее приступ справедливого негодования. Противная старуха! Сама поручила им поиски своей внучки, и сама же не хочет им помочь!
К счастью, сын Катерины Семеновны имел на мать хоть какоето влияние. Так что старуха, немного удивившись вдруг вспыхнувшему у потомка интересу к родовому гнезду, все же рассказала ему, как туда добраться. И перечислила приметы, по которым можно будет найти заброшенную каменоломню.
Отец Милы пересказал эти приметы Инне. А та, в свою очередь, передала их Марише. Вот по этим приметам и был проложен маршрут. И сейчас, заблудившись, в душе Мариша полагала, что бабушка Милы чтото напутала, возможно, даже и нарочно. А возможно, что приметы и ориентиры перепутались в процессе передачи их от начального звена к конечному. Это ведь как в игре в «испорченный телефон»: никогда толком не знаешь, что услышишь в конце цепочки.
– Мне кажется, мы заблудились, – внезапно произнесла Инна.
Мариша ударила по тормозам, и «фордик» остановился посреди бескрайних российских лугов. Чудное место! Вдалеке наблюдался лесок. Кругом была ширь необъятная. И в другое время года тут было бы очень славно. М-да… В другое – возможно. Но… Но только не поздней осенью.
Накрапывал мелкий дождик. Сам по себе он даже не был слишком противным, но в сочетании с холодным ветром, под порывами которого качались верхушки дальних деревьев, уже создавал определенную проблему. Во всяком случае, выбравшись ненадолго из машины, девушки поспешили нырнуть обратно в ее теплое нутро.
– Ну что? – стуча зубами, пробормотала Инна, отряхивая с куртки капли дождя. – Поедем назад?
– А там что?
– Там люди.
– Если ты помнишь, именно люди и послали нас в эту дыру! – злобно огрызнулась Мариша.
Она с утра второпях не позавтракала, рассчитывая, что они доберутся до места за пару часов, а там и перекусят. По словам бабушки Милы, возле их бывшего поместья располагался довольнотаки крупный населенный пункт – Жихарево. И вот туда и пытались доехать подруги.
– Ехали бы себе по мурманской трассе, давно бы уже были на месте! – воскликнула Мариша. – И что этой старухе понадобилось описывать нам дорогу, которой еще ее дед пользовался?
– Но эта дорога проходила как раз мимо их поместья. А Жихарево находится далеко в стороне. От него еще добрых семь или даже восемь километров ехать. И не факт, сохранилась ли там дорога.
Мариша еще раз огляделась по сторонам и приняла решение:
– Поедем вперед! Авось найдется хоть какойнибудь населенный пункт, где нам помогут.
«Фордик» послушно взревел мотором и начал пробираться дальше. Как ни странно, обычной распутицы на этой дороге не было. Конечно, намытые дождем лужицы попадались, но в целом дорога была очень хорошая. Вся выложенная дробленым камнем, с которым даже за много лет ничего не случилось.
– Умели же раньше строить, – восхитилась Инна, наблюдая, как под колесами исчезает метр за метром старой дороги. – Молодцы!
Мариша ничего не ответила и только вздохнула. У нее в желудке давно урчало и бурчало так, что только шум мотора заглушал эти звуки. Но внезапно сердце ее дрогнуло. За очередным поворотом она увидела стены домов. Но радость не успела до конца охватить ее, уступив место отчаянию.
Все дома были разрушены и стояли пустыми. И в таком виде они простояли уже не один десяток лет, потому что на тех местах, где полагалось быть крышам, проросли приличного размера березы и клены. Подъезжая к заброшенной деревне, Мариша заметила указатель. Он тоже был старым, покосившимся и проржавевшим почти насквозь. Но все же коекакие буквы еще можно было различить на нем, благодаря тому что они были не только выкрашены краской, но еще и вычеканены на железе.
– Пря…ш…но, – с трудом разбирая уцелевшие буквы, прочитала Инна. – Что это за место такое? Пряшно?
– Нет, – покачала головой Мариша. – Не Пряшно. Тут не хватает нескольких букв. И если их вставить, то получится… получится… Получится Прянишкино!
Инна с изумлением воззрилась на подругу.
– Прянишкино? Но ведь это же деревня, в которой родилась и выросла старуха Петровна!
– Вот именно!
– Не может быть таких совпадений.
– А это и не совпадение!
– Мариша, уверяю тебя, ты ошибаешься!
– Да нет же! Посмотри, все сходится. Буквы вполне подходят. И еще когда я искала это Прянишкино в атласе, а потом прикидывала маршрут до бывшего поместья Путовых, мне показалось странным, как близко эти два объекта находятся друг от друга!
– И все же, мне кажется, что это не оно.
– Оно, оно! – весело воскликнула Мариша. – Все правильно! И сама деревня была разрушена много лет тому назад в пожаре войны. Посмотри, многие дома обожжены огнем. До сих пор видны его следы на камне. Деревня была уничтожена еще во время войны. И в ней до сих пор никто не живет.
Но вот насчет последнего Мариша промахнулась. Внезапно сквозь шелест дождя до подруг донесся женский голос:
– Это кто же вы такие будете, гости дорогие?
Повернувшись в ту сторону, откуда до них донесся этот голос, подруги чуть не вскрикнули от страха. Им показалось, что их вышла поприветствовать сама Баба-яга. Однако, немного подумав, они пришли к выводу, что все это – чушь и ерунда. Просто перед ними – старая женщина, у которой на лице имеется куча бородавок, а также длинный, загнутый книзу нос крючком, и еще она хромает.
Классическая внешность Бабы-яги!
– Чего смотрите? – неожиданно улыбнулась им старуха. – Языки проглотили? Или не ожидали увидеть тут живую душу? – И, опершись на клюку, она спросила: – Ну? И что же вас привело в Прянишкино?
Всетаки Прянишкино! Мариша не удержалась и бросила на Инну взгляд триумфатора. Видишь! Я же тебе говорила!
Но Инна не обращала никакого внимания на подругу. Она была целиком и полностью поглощена новым персонажем, явившимся к ним из развалин деревни.
– Бабушка, – жалобно произнесла она. – Вы на нас не сердитесь, пожалуйста. Мы не хотели тревожить ваш покой. Мы просто заблудились!
– Вижу, что заблудились, – ничуть не сердито произнесла старуха. – В Прянишкино уже с полвека никто по делам не приезжает. Разве что Соловей-разбойник иной раз заглянет, меня, старую, проведать. Да Змей Горыныч, коли по делу куда соберется, тоже ко мне завернет невзначай. А больше – нет, больше сюда никто дорогу не знает.
И, сделав это заявление, старуха вновь уставилась на подруг.
– Похоже, старушка сошла с ума, – вполголоса произнесла Инна.
Ее слова предназначались одной лишь Марише. Но старуха их услышала и страшно обиделась.
– Не глупей тебя, девка, буду! – сказала она. – Вот поживешь с мое в глухомани, еще и не в такие вещи верить начнешь! Это вы, городские, думаете, что весь мир заканчивается за чертой ваших улиц. А на самом деле в мире много такого, о чем вы и понятия не имеете, пока сидите в своих каменных джунглях!
Несмотря на странный былинный вид, выражалась бабка вполне грамотно и культурно. Она явно имела в своем активе и высшее образование, и совсем другую, отличную от прозябания в заброшенной деревне, жизнь.
Кто она такая? Возможно, сельская учительница, отошедшая уже на старости лет от школьных дел, но решившая не возвращаться в столь нелюбимый ею город? Или кто? Беглая преступница, живущая в заброшенной деревне, где, в общемто, не нужны ни паспорт, ни другие документы? Или просто душевнобольная, удравшая из психушки? Так кто же она?
Спросить подруги не посмели. Но старуха сама ответила на этот вопрос.
– Я местная жительница, – совершенно спокойно пояснила она им. – Родилась в этой деревне. Потом война забросила меня далеко за Урал. Жила там. Вышла замуж, родила детей, овдовела. Дети выросли, внуков воспитывают сами. Я им особенно не нужна. Да и тоскливо както у меня на душе вдруг стало. Вот я и подумала – а не вернуться ли мне туда, где я родилась? Надумано – сделано! Собрала я свои пожитки, да и в путь.
– И дети вас не удерживали?
Легкая улыбка скользнула по лицу женщины.
– Видать, таких уж детей я вырастила, что они и без меня способны управиться. Никто меня особо не задерживал. Да я им и не сказала, что навсегда от них уезжаю. Сказала – погляжу, что на моей родине делается, да и обратно подамся.
– И давно вы тут?
– Да уж года три точно прожила.
– И дети до сих пор вас не хватились?
– Как видите, – пробормотала старуха.
Подругам стало жаль старую женщину. Что за дети у нее такие? Сволочи, а не дети! Старая женщина живет среди леса одна-одинешенька! А вдруг ей станет плохо со здоровьем? Кто ей поможет? Вокруг ведь никого, одни березы да ели.
– А как вас зовут?
– Всю жизнь люди Лизаветой кликали. Ну а для вас, молодых, стало быть, получаюсь я Елизавета Ивановна. Отцато моего Иваном звали. Одно только отчество от него мне в память и осталось. Все остальное война вместе с отцом унесла.
– И вы тут живете совсем одна? Без соседей?
– Есть у меня соседи, – отмахнулась старуха. – Лесник, дядя Паша, любит ко мне заглядывать. Да только какой он мне дядя? Наоборот, во внуки мне годится. Молодой еще. Он мне – мучку и дрожжи, а я ему – пирожки с черникой да с грибами. Он у нас большой охотник до выпечки! А жена его у печки возиться не любит. Она у него ученая, за зверями да за птицами следит. Ну куда ей с тестом возиться! Да и то сказать, детей у них нет. Ради кого ей у печки жариться? Наварит мужику своему сосисок с макаронами, кетчупом все это зальет, сверху чеснока или петрушки покрошит – и кушайте, пожалуйста. Спагетти-томато!
Подруги вновь машинально отметили, что старушка совсем не проста и явно знавала лучшие дни, но продолжали слушать ее дальше. Их не оставляла смутная надежда, что жительница этой заброшенной деревни Прянишкино сумеет поведать им чтолибо о судьбе Петровны. Ведь воспитательница тоже была родом из этого места. Во всяком случае, так было записано у нее в паспорте. И подруги не видели повода, чтобы сомневаться в написанном.
Итак, Петровна была родом из Прянишкина. И уж коли тут все жители носили одну фамилию, стало быть, они были родственниками.
– Скажите, – перебила старуху Мариша. – А Ольга Петровна Прянишкина кем вам приходится?
Старушка тут же забыла про лесника Пашу с его пирогами и научной лентяйкой женой. Глаза у нее загорелись, и она забормотала:
– Ольга? Петра дочь? Это какого же Петра дочь? Того, что Федора сын был? Или того, что Павла?
Вот таких подробностей подруги не знали. Но оказалось, что им и не нужно их знать.
– Нет, – продолжала рассуждать вслух сама с собой старушка. – У дяди Федора детей совсем и не было. Все в младенчестве перемерли. Он под старость, овдовев, к брату жить перешел. А вот у дяди Павла, наоборот, детей много было. Но вот Ольги я среди них чтото не припомню. Хотя, погодите! Была! Была такая девчонка! Перед самой войной она у нас в деревне появилась. И звали ее Ольгой, верно. Только она дяде Павлу не родная была.
– Как не родная?
– А так. Он ее к нам в деревню из леса привел.
– Как из леса?! – еще больше поразились подруги.
– Ну заблудилась она. От своих отстала или еще что… Не знаю. В начале лета дело было. Девочка красивая такая была, в городском платье. Нарядная очень. Туфли, бантики, платье все в рюшах… Мы всей деревней сбежались на нее полюбоваться. Только вредная она была очень. В руках целый кулек шоколадных конфет у нее был, а никому ни одной конфетки не дала. Все твердила, что это ей папа с мамой дали и велели все до крошечки самой скушать. В субботу это было. Дядя Павел уже хотел в понедельник в район ехать, о приблудившейся девочке там рассказать. Да в воскресеньето война и началась. Не до нее всем както стало. В каждую семью повестка пришла. А кому и не пришла, так те сами добровольцами на фронт записались.
И рассказ старухи потек помаленьку. Как многие старые люди, она очень хорошо помнила дела давно минувших дней. И поэтому легко и без напряга вспоминала, как потекла жизнь в деревне после того, как все взрослые мужчины ушли на фронт.
– Одни бабы и дети в деревне остались. Дядя Павел перед уходом на войну все же сказал кому следовало про девочку приблудную. Дескать, заберите найденыша или родителей ее найдите. Только к нам за Олей так никто и не приехал. А жене дяди Павла самой в район ехать было недосуг. На ней и хозяйство, и дети, и мужская работа, и женская. Где уж тут о чужачке беспокоиться. Жива, здорова, ну и слава богу. Родители спохватятся – сами прибегут.
Но время шло, а за противной Олей никто не приезжал. Нарядные ее туфельки быстро истерлись на деревенских камнях. Платье порвалось и запачкалось. А кружевные чулочки превратились в лохмотья, и мальчишки утащили их на реку, чтобы сделать парус для своего игрушечного плота. И скоро все както забыли, что Оля им не родная. Живет себе девочка и пусть живет. Тихая, не шумит, вещей не ломает. А много она все равно не съест, так зачем же лишний раз дергаться?
Перед войной Прянишкино было процветающей деревней. Жизнь тут была сытая. В каждом дворе стояла корова, а то и две, смотря сколько в семье было едоков. Свиней, кур, гусей и овечек тут и вовсе держали без счету. Так что прокормить один лишний рот проблем не составляло.
Но затем жизнь стала тяжелей. Из города регулярно приезжали за провиантом. Нужно было постараться, чтобы выполнить возросшие нормы военного времени. Крепких мужиков в деревне не осталось вовсе. Один только дядя Коля, которому еще в германскую войну оторвало ногу. По этой причине на новую войну его не брали ни под каким видом, хотя он и просился. Вместо этого его назначили старостой над всей деревней. И обложили таким продовольственным налогом, что взвыли даже старики, еще помнившие царскую власть.
А потом стало и вовсе худо. К деревне подошел немец. И так уж случилось, что бои за прорыв к Ленинграду шли именно через многострадальное Прянишкино.
– Тут у немцев был штаб. И палили по нас русские так, что душа делалась маленькой-маленькой, сворачивалась до размеров горошины и проваливалась кудато в желудок. Ну а когда уж в деревне занялся пожар, так мы и вовсе разбежались кто куда.
С тех пор Прянишкино опустело. После пожара и немцев возвращаться сюда никто не захотел. Деревня умерла. И только у одной старушки спустя полвека после окончания войны внезапно в груди затеплился огонек, появилось желание увидеть родной дом. Увидеть, попрощаться и, бог даст, умереть там, где она и родилась. Ведь что может быть лучше – на закате долгого-долгого дня возвратиться туда, где ты увидел свой первый в жизни рассвет!
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9