Глава 12
Теперь подругам было, о чем поразмыслить. И чем дольше они размышляли, тем более очевидным им представлялся тот факт, что с Милой случилось ужасное несчастье.
– Мила была в окрестностях рудника. Мы нашли ее шапочку на развалинах усадьбы. А мы видели, какие там глухие и опасные места! Девушка запросто могла провалиться в какуюнибудь дыру, удариться головой о камень, потерять сознание и даже… даже убиться!
– Но почему ее компаньон не позвал на помощь?
– Как знать, возможно, он погиб вместе с ней. А возможно…
Мариша не договорила, но все было ясно и без слов. Без поисковой экспедиции тут не обойтись. Но кто будет финансировать ее? Ведь поиски пропавшей девушки должны охватить очень большую территорию. И стоить они будут немало.
Но деньги нашлись неожиданно быстро. Их дала Катерина Семеновна – из наследства, которое оставил ей генерал. Видимо, он действительно искренне и горячо любил эту женщину. Раз уж, умирая, оставил все свое состояние не сыну или другой родне, а своей первой жене.
– Других родственников у генерала просто и не было, – пояснила Катерина Семеновна. – После нашего развода он так и прожил бобылем все свою жизнь. То ли боялся навлечь на новую жену опасность, то ли, действительно, так уж любил меня… Теперь этого не узнать. Но деньги его и все прочее имущество достались мне. И, конечно, я, не колеблясь, пущу их на поиски своей внучки!
Поиски Милы не заняли много времени. И уже на второй день розысков искалеченное тело молодой девушки было извлечено из одного из провалов, неподалеку от бывшего входа в каменоломню.
– Бедняжка! – шептались местные жители.
– Такая молодая!
– И не пожила еще толком!
– И зачем ее сюда принесло?
– Городская, любопытная! Вот и поплатилась за свое любопытство.
Но говорили и другое. Шепотом, но говорили:
– Снова Барин забрал себе жертву!
– Сколько можно терпеть его выходки?!
– Хоть бы уж успокоилась его ненасытная черная душа!
Об этом рассказала подругам Наташа, которая вместе с родителями тоже участвовала в поисках сестры. И, вернувшись в город вместе с телом Милы, оставив родных, она первым делом поспешила к сыщицам.
– Мила погибла! – задыхаясь от рыданий, воскликнула она. – Все было, как вы и говорили! Но я уверена: она не сама свалилась с того обрыва! Ктото ей в этом помог! Умоляю! Найдите убийцу моей сестры!
Глядя на зареванное лицо Наташи, на ее глаза, превратившиеся от слез в узкие щелочки, подруги ощутили горькое чувство обиды на самих себя. Они были бессильны чтолибо изменить в случившемся. По словам оперативников, участвовавших в поисках пропавшей девушки, тело пролежало на дне обрыва не меньше недели. А значит, когда подруги прочесывали округу в поисках Милы, она уже давно была мертва.
И еще одно странное и пугающее обстоятельство вырисовывалось в этом деле. Катерина Семеновна утверждала, что до последнего момента ей приходили от внучки сообщения самого оптимистического плана.
«Поиски продвигаются успешно. У меня все в полном порядке. Скоро мы все разбогатеем!» – вот что писал некий человек от лица Милы. Сообщения приходили с номера Милы. И было совершенно ясно, что некто воспользовался ее телефоном, чтобы дезинформировать родителей девушки и саму Катерину Семеновну.
– Вот почему старуха не оченьто и волновалась о своей внучке! Она считала, что у нее все в порядке, но почемуто не спешила поделиться этой информацией с невесткой.
Видимо, Катерине Семеновне хотелось сохранить тайну вплоть до того момента, когда можно будет опубликовать для всей семьи результаты поисков Милы. А возможно, ей просто нравилось глядеть на терзания матери Милы. Как знать, чужая душа – потемки. А уж души старых женщин – и вовсе!
– Найдите убийцу! – умоляла подруг Наташа.
– Что мы можем? – развела руками Инна. – Мила погибла во время поисков клада. А мы даже не знаем, с кем именно она их вела! Кто был ее напарником в этом опасном предприятии? Ты знаешь? Вот и мы не знаем!
– Так узнайте!
– Да, тебето легко говорить! А как?
– Не может быть, чтобы не осталось никаких следов! – воскликнула Наташа. – Бабушка слегла с горя. Винит во всем произошедшем саму себя. Говорит, что, если бы она не забивала Миле голову всеми этими сказками, моя сестра осталась бы жива. Я даже не смогла с ней поговорить. Только лежит и бредит о сокровищах Путовых! Дескать, там несметные богатства. Все сплошь старинные драгоценности – кольца, броши, подвески, ку…
Договорить она не успела, потому что Мариша внезапно воскликнула:
– Кольцо!
– Что – кольцо?
– Кольцо Аюши! Помните, у нее на пальце было очень дорогое старинное кольцо!
– Верно, верно! Она им еще хвасталась перед подружками, дескать, это подарок ее жениха, Артура.
– Знаешь, – повернулась Мариша к Наташе. – Я тут подумала: а вдруг это колечко было из вашей семейной коллекции? Ну, то есть не вашей, а старого барина Путова и его гулящей жены? Ты меня понимаешь!
– Кольцо? – заинтересовалась Наташа. – Что за кольцо?
– За несколько дней до своей гибели Аюша получила в подарок от некоего Артура очень красивое старинное кольцо с огромным бриллиантом. Кольцо очень дорогое. В виде букета нежных голубых незабудок. Было у старого барина и его жены такое кольцо?
– Я не знаю, – растерялась Наташа. – Но могу спросить у бабушки.
– Спроси, пожалуйста, у своей бабушки про кольцо. Очень уж все подозрительно совпадает по времени! Аюша ведь дружила с Милой. И она брала на работе отпуск. Значит, она могла воспользоваться им, чтобы отправиться вдвоем с Милой на поиски сокровищ. А потом… Потом забрать кольцо себе. Спросишь?
Наташа кивнула. А потом, помолчав немного, она добавила:
– Но я уверена, бабушка тоже не знает, кого именно Мила выбрала себе в попутчики.
Допустим, старуха и не знала этого. Но вот подруги, кажется, знали, кто был в курсе. Вот только жаль, что эта свидетельница уже мертва. Кто? Да конечно же, та самая хорошенькая индианочка Аюша. Это она звонила комуто и требовала, чтобы тот человек вернул Милу! Кричала, что она отлично знает о его шашнях с Милой. И о том, что они вдвоем участвовали в поисках сокровищ старого барина.
Возможно, кольцо появилось у Аюши как откуп за ее молчание. А когда она не захотела молчать и стала «возникать», преступник заставил ее умолкнуть навсегда. Заставил самым простым, страшным и радикальным способом – просто убил девчонку.
И тут подруг словно громом стукнуло! Да ведь у них же есть номер телефона этого человека! Вернее, у них есть полный список номеров домашнего телефона, того, что стоит в квартире старухи Петровны! И среди этих телефонов наверняка есть номер и того типа, которому звонила Аюша! Номер ее убийцы!
– Разумеется, добрая половина этих номеров принадлежит таким учреждениям, как поликлиника, собес или паспортный стол, – рассуждала Мариша. – Старухи любят звонить по таким местам.
Возможно, там еще значились справочные номера аптек города, где вам в любое время дня или ночи скажут, какое из лекарств есть в наличии в той или иной аптеке. Или телефон парикмахерской, или ближайшей подруги. Но это и все! Остальные телефоны, принадлежащие частным лицам, должны вывести подруг на след убийцы. Среди них был – должен быть! – и его номер. А значит, девушкам теперь требовалось всего лишь отсеять все ненужные номера. И… И тогда они найдут убийцу!
Теперь и гибель Аюши представлялась подругам совсем в ином свете. А что, если Аюшу сбросил с лестницы тот же человек, столкнувший Милу с обрыва. А что? Вполне даже логично получается! Одну столкнуть с обрыва на острые камни, а другую – с крутой лестницы, на железные ступени. В том и в другом случае – практически стопроцентный результат. А если жертва останется жива, всегда можно спуститься самому и хладнокровно добить ее.
– Способ убийства больно уж похож в обоих случаях! – произнесла Инна.
– Да. И Аюша явно должна была знать, с кем отправилась на поиски сокровищ Мила. Вот девушку и убили, чтобы она молчала.
– Но откуда Аюша могла быть в курсе этой истории?
– Да сама Мила ей об этом и рассказала! Они же были подругами. А разве у подруг бывают друг от друга секреты?
Инна с Маришей переглянулись и дружно покачали головами. Нет, у них друг от друга секретов точно никогда не было. Разве что совсем маленьких и невинных, вроде того, кто и что приготовил в подарок на ближайший Новый год. Да и то девушки никогда не могли удержать свои секреты и подарки в тайне. И уже заранее знали, что им предстоит увидеть под праздничной нарядной упаковкой.
Они взялись за просмотр тех телефонных номеров, которые им удалось выкрасть из квартиры противной старухи Петровны, с волнующим ощущением, что вскоре им предстоит наконец узнать личность преступника.
– Потому что не может быть двух таких поразительно схожих несчастных случаев, да еще и произошедших с близкими подругами.
– У девушек была какаято общая тайна. И эта тайна и отправила их на тот свет.
Подруги позвонили по всем номерам, представляясь одинаково:
– Вас беспокоят их райжилконторы. Вы знаете, что на вашем доме будут менять часть кровли? В связи с этим вам надлежит прийти к нам и заполнить договор. Алло! Вы меня слышите? С кем я разговариваю? Куда я попала?
Как правило, люди машинально отвечали. Две трети номеров, как и подозревали подруги, принадлежали заведениям социального плана. В частности, той самой жилконторе, где диспетчер очень удивилась, услышав про замену крыши. Но от нее девушки быстро отвязались, просто повесив трубку.
Вычеркнув и этот номер, они изучили свой значительно поредевший список. Что же у них получилось? Всего в списке последних звонков, сделанных с телефона Петровны, значилось три жилых помещения, попросту говоря, квартиры. Но в какой из них живет убийца? Один номер таинственно молчал. А по двум другим номерам ответили женщины. И, судя по их голосам, ровесницы Петровны. Возможно, ее подруги? Ведь должны же были быть у этой старой ведьмы подруги или, на крайний случай, приятельницы?
Обычно у пожилых людей, которые находятся на пенсии и не работают, бывает уйма свободного времени. Все заполняют его поразному. Но большинство предпочитает проводить свой заслуженный отдых в сплетнях и болтовне. А для этого вида досуга необходим широкий круг приятельниц, чтобы было кого обсуждать и кого осуждать.
Повторно звонить по молчавшим номерам и представляться сотрудниками жилконторы подруги не стали. Оповещенные гражданки должны пойти на контакт и при личной встрече. А никакой телефонный разговор не заменит личного контакта, когда по мимике или выражению глаз можно понять, говорит ли человек правду, утаивает от вас чтото или даже попросту врет!
Так что подруги оделись поплоше, причесались попроще, с содроганием напялили на себя старые Иннины куртки, в которых она в свое время ездила за город на дачу и которые таким образом приобрели должную степень затасканности и застиранности, чтобы сойти за одежду работниц ЖЭКа.
– У них еще есть такие темно-зеленые фирменные куртки, – мечтательно произнесла Мариша, когда они ехали по городу. – Вот раздобыть бы нам таких парочку, нас бы ни одна старушенция не вычислила! Или любую другую униформу.
Вместо ответа Инна кивнула головой в сторону открытого окна. Там на дороге велись какието ремонтные работы. И рабочие – преимущественно жители солнечных восточных республик – были облачены в ярко-оранжевые накидки.
– В таких у нас ходят дворники, – пробормотала Мариша, чувствуя, что сейчас ей надо притормозить.
Дорожные рабочие долго не могли понять, чего хотят от них красивые молодые женщины, выскочившие из дорогой светло-голубой машины и пытающиеся чегото добиться от них. Диалог носил несколько односторонний характер. И инициатива главным образом исходила от девушек.
– Продайте жилетку! Сколько вы за нее хотите? Слышите нас? Продайте жилетки!
– Продайте! – жалобно повторяли за ними рабочие. – Сиколько?
– Куртки, говорю, продайте! Они же все равно казенные! За сколько отдадите?
– Отдадите? За сколько?
Вместо того чтобы вступить в жаркие торги, рабочие испуганно жались к стене дома. Они явно недоумевали. И отказывались понимать, что происходит. Таким образом, подруги совершенно парализовали весь процесс ремонта.
Увидев беспорядок, к ним поспешил прораб или бригадир. Одним словом, старший над рабочими. К счастью, он был русскоязычным и к тому же очень энергичным человеком.
– Что тут происходит? – рявкнул он на замерших подруг и на рабочих.
– Вот, – льстиво произнесла Инна. – Курточки хотели бы приобрести. Рыженькие.
Бригадир – здоровенный русский мужик – оторопел.
– Зачем?! – рыкнул он наконец.
– Для сувениров!
– В подарок друзьям за границей!
И, опасаясь, что бригадир сейчас просто пошлет их куда подальше, Инна быстро добавила:
– Даем за каждую жилетку по две бутылки!
Бригадир закрыл рот, хотя явно собирался изрыгнуть порцию проклятий. И в его глазах загорелся хорошо понятый каждому простому русскому человеку интерес. Появилась возможность коечто вынести с работы! А кто же этого не любит? Любят все, поэтому и несут.
Но бригадир решил поторговаться.
– Три!
– С ума сошел?! Даем пятьсот рублей – и забираем две куртки.
– Тысячу!
– Вы ненормальный? Почему так дорого?!
– Водка нынче подорожала.
– Еще скажи, что и закуску нам придется покупать?!
– Закуску как раз и не надо, – рассудительно ответил им дядька. – Закусывать – это только градус понижать. Закуска нам совершенно не нужна! Банка килек еще с прошлого года стоит. Никто на них не претендует.
– Все равно, тысяча – это слишком дорого.
– Не хотите, как хотите. А только меньше никак нельзя. Ведь я еще завхозу должен чтото наплести, чтобы он жилетки эти какнибудь списал. И таджикам хотя бы сотню кину, чтобы они молчали о том, куда их униформа уплыла.
Одним словом, жилетки перешли к подругам за целую тысячу рублей. Честное слово, на распродаже они могли бы приобрести на эти деньги две вполне симпатичные маечки, а не это ярко-оранжевое «знамя труда». Оставив наконец в покое счастливого бригадира и все так же глазевших на них рабочих, девушки поспешили к своей машине с трофеем.
Дорого или не дорого они заплатили, а только теперь в этом наряде их обязательно примут за работников ЖЭКа! Никакие удостоверения не нужны тем, на ком будет подобный яркий, приметный наряд!
Как подруги и рассчитывали, первая же старушка, в чью квартиру они позвонили, выглянув в глазок и увидев их ярко-оранжевый прикид, тут же доверчиво распахнула перед гостьями дверь.
– А я вас жду не дождусь! – воскликнула она прямо с порога. – Я же вам заявку еще на прошлой неделе оставляла. Что же вы так долго?
Так как девушки понятия не имели, о какой заявке идет речь, то они лишь скромно потупились, чем вызвали у старушки новый всплеск негодования.
– А инструменты ваши где?! – воскликнула она. – Или вы голыми руками чебурашку моего отлавливать будете?!
– Что?! – оторопели подруги. – Какого чебурашку?!
– Повадился ко мне, проклятый! – посетовала старушка. – Роется и роется в мусоре каждую ночь. Все разбрасывает по кухне. Я уж мусор не в ведро, а в мешки стала складывать. Расход, конечно, а что делать? Да только он, проклятый, и целлофан рвет. И еще хуже – уже по всей квартире мусор раскидывает. Никакого с ним сладу нет!
– Погодите, бабушка, – остановила старушку Инна. – Наверное, у вас дома собака живет?
– Или кошка! – подсказала Мариша.
– Нету у меня ни собаки, ни кошки. Собак я не выношу, потому что они лают! А на кошачью шерсть у меня аллергия. Так что домашней живности я отродясь не держала. И завелся у меня чебурашка.
– Бабушка, может быть, тогда уж барабашка?
– У когото, может быть, и барабашка, а у меня – натуральный чебурашка.
– Как в мультике?
– В точности, – кивнула старушка. – Голова, уши, лапки… Сам маленький, а передвигается шустро. Уж я его гоняла, гоняла, а все без толку! Возвращается и снова шкодит!
– Может быть, мышеловку поставить? – брякнула Инна.
Но старушка ее версию отмела как непригодную:
– Ставила уже! И сыр, и колбаску клала. Даже сардельки подкопченные купила, просто разорилась на них. А он все равно не жрет! Вот мусор – да, это он жрет! А из мышеловки еду брать брезгует! Самой доедать приходится, а что делать? Продуктыто нынче ох как дороги!
Уже второй человек за сегодняшнее утро жаловался подругам на повсеместную дороговизну. Сначала бригадир жаловался, что водка стала дороже. Теперь вот старушка жалуется, что она не может купить себе подкопченных сосисок. И что это такое? Всеобщий психоз?
Ведь сытые дяденьки из правительства с экранов телевизоров чуть ли не ежедневно клятвенно заверяют всю страну, что все у нас идет отлично и с каждым днем становится все лучше и лучше. Они со всей ответственностью заявляют, что экономический кризис нами успешно преодолен. И экономическая ситуация в стране стабилизируется с каждым днем, становясь все неуязвимее для какихлибо катаклизмов.
Может быть, все так и есть. Но только возникает другой вопрос: для кого именно эта ситуация становится лучше?
– Я уж и отраву для него приготовила, – продолжала рассуждать старушка. – Как у нас в деревне крыс травили, так и я сделала. Купила сухого гипса целый килограмм, смешала его с мукой и расставила мисочки с этой смесью по всей кухне.
– Гипс с мукой? – с сомнением переспросила Инна. – И это ядовито?
– Само по себе, конечно, нет. Но если наесться этой штуки, то потом обязательно захочется пить. Ну попьет он, а гипс в животе у зверя застынет и… Понимаете, что происходит дальше?
Конечно, они понимали. Животное медленно издыхает, не будучи в состоянии опорожнить кишечник. Ведь у него внутри уже образуется камень!
– Б-р-р! – передернуло подруг.
Теперь они повнимательнее присмотрелись к старушке. Честное слово, человек, выбравший такой садистский способ расправы с домашними грызунами, вряд ли способен вызвать у них симпатию. Но, кажется, старушка ничего такого ужасного в этом способе травли чебурашек не видела.
– У нас в деревне всегда так с грызунами поступали, – авторитетно повторила она. – И никогда у нас в Прянишкине зерно в амбарах не портили крысы и мыши так, как в соседних деревнях!
– Прянишкино?! – хором воскликнули подруги. – Так вы родом из Прянишкино?!
– Перед войной жила там, – кивнула старушка. – Потом на фронт пошла добровольцем. Да и то сказать, правильно сделала. От смерти, можно сказать, спаслась через свой поступок! На фронтето меня не убило. А когда Прянишкино горело, меня там уже не было. Да и что мне в деревне делатьто было? Я молодая тогда была, незамужняя. А так и на фронте пригодилась, и мужа себе там хорошего подыскала. И в Германии с ним долгое время после войны жила. А в Германии жизнь куда как быстро наладилась. Вроде бы и разруха у них была пострашнее нашей, а както они отстроили все, наладили… Через несколько лет уже и не заметно было, что по стране война прокатилась. Конечно, мы в Восточной Германии с мужем были. Но люди говорили, что в ФРГ еще лучше жизнь была.
Болтливая старушка, уже забыв про досаждавшего ей чебурашку, все говорила и говорила, рассуждая сама с собой о делах минувших дней. Подруги ее уже не слушали. Они думали о том, как сказочно им повезло. Первая же знакомая Петровны – и тоже родом из Прянишкина! Впрочем… Впрочем, Петровна ведь и не была вовсе родом из этого Прянишкина. Она была найденышем. И крестьяне поселили приблудную девочку у себя только из жалости и невозможности сдать ее органам опеки, которые во время войны были заняты совсем другими делами.
Значит, девушкам следовало теперь действовать очень осторожно, чтобы не спугнуть эту потенциальную свидетельницу. Возможно, она хорошо помнит Петровну. Да и как иначе, если ее телефон был записан среди других номеров, по которым звонили Аюша или Петровна.
– Скажите, как интересно! – воскликнула Мариша. – Значит, вы на фронте побывали?
– И награды имею. За взятие Берлина. И другие. После войны мне их уже дали.
Ага, значит, старушка воеватьто воевала, но особенно при этом не высовывалась. На передовую не ходила и в битвах не участвовала. Вот Маришин дед вернулся с войны с тремя орденами и пятью медалями. Но эта бабушка, наверное, служила в полку, который всю войну простоял в тылу. Поэтому и сохранились у нее о войне такие теплые ностальгические воспоминания.
Маришин дед, пройдя через весь фронт по самой передовой, о войне вспоминать не любил. И тех, кто его просил об этом, резко обрывал.
– Напрасно думаете, что война – это вам вроде пикника, молодой человек, – суховато говорил он. – Война – это кровь и смерть! Война – это значит ходить, досыта никогда не жравши, спать на сырой земле и вернуться домой с туберкулезом, контузией и нервным расстройством. И это еще если тебе очень повезет! Потому что если тебя даже и не пристрелят и ты не взорвешься на вражеской мине, то спокойно спать ты все равно не сможешь еще очень долго.
А вот эта старушка с удовольствием вспоминала военные и особенно послевоенные дни, когда на территории проигравшей войну Германии, будучи женой советского офицера-победителя, она чувствовала себя настоящей королевой. Наверняка, она не стеснялась оскорблять бедных, ни в чем не повинных мирных немецких горожан самым отвратительным образом, кичась собою и демонстрируя всем свою мелкую деспотичную натуру.
М-да, моральный портрет этой старушки вырисовывался далеко не самым симпатичным образом! Но подругам выбирать было не из чего. И поэтому они засунули подальше просившиеся на язык комментарии и приготовились подружиться со свидетельницей, какой бы неприятной она им ни казалась.
– А как же вы не побоялись уйти на фронт из родного дома?
– А чего там бояться? Немец уже в трех шагах от нашей деревни был. Вот я и подумала – чего мне ждать? Надо дать деру, пока остальные на немца горбатиться будут!
– А ваши родители?
– Померли, должно быть, – равнодушно отозвалась старушка. – Коли в войну их не убило, так теперьто уж точно померли.
– Значит, вы так их больше и не увидели?
– Нет.
– И никого из своих родных не встречали?
– Нет. А зачем? – искренне удивилась старая женщина. – Зачем они мне? Чем они могли бы мне помочь? У меня и у самой все хорошо в жизни сложилось. Муж отличный попался. Прапорщик! Всегда все в дом. Никогда ничего из дому. Хороший человек, мир праху его! Детей у меня есть двое, внуков трое, правнуков – шестеро. Живут все отдельно, я сама так захотела. Но они мне регулярно звонят и вообще помогают.
– Правнуки? Сколько же вам лет?
– К девяносто мне уже катит, – отозвалась старушка, поразив этим заявлением подруг.
Старушка выглядела лет на семьдесят, никак не больше! Видимо, спокойная одинокая жизнь, когда молодежь всегда под рукой, но все же живет отдельно, дает свои плоды. Ну и здоровье тоже. Похоже, у бабки просто отменное деревенское здоровье!
– Но неужели вам никогда не хотелось повидать вашу родную деревню?
– А зачем? – опять пожала плечами старушка. – Мне рассказывали, что ничего там, кроме горелых бревен, и не осталось.
– Рассказывали? Кто?
– Да приходила тут ко мне одна девчонка… Не из наших, должно быть. Признаюсь, я ее даже и не помню. Но наших стариков она всех по именам знала, так что, должно быть, действительно в Прянишкине жила какоето время перед войной. Впрочем, я на мелких ребятишек в те годы внимания не обращала. У меня свои интересы были! А из мелких мне своих собственных братьев и сестер хватало. Мать девятерых после меня родила. Хорошо еще, что четверо в младенчестве померли. Но все равно многие в живых остались. Как вспомню, так вздрогну! За каждый кусок сахара между мелкими начиналась драка. Обувку по очереди всем покупали, платья красивого у батьки и то не допроситься было! То мальчишкам на портки и рубахи деньги шли. То девчонкам на ленты! Всегда – меньшим. А я – вроде как и не у дел совсем!
Сказывалась в ней давняя обида на родителей. И, похоже, Нина Ивановна, вылетев из родного гнезда, выйдя замуж и обретя материальное благополучие, очень боялась, как бы ее младшие братья и сестры не пронюхали об этом. И не свалились бы всей ордой ей на голову. Поэтому и не искала она своих корней. И в Прянишкино никогда больше не совалась. Вдруг что случится… нежелательное? Вдруг там ктото из ее родни остался и теперь нуждается в помощи?
– А кто к вам приходил? Вы сказали, девочка?
– Да какая она теперь девочка! Старуха! Такая же, как и я. Помоложе меня, но ненамного. Ольгой ее звали. Да откуда я ее помню? У нас перед войной в деревне около сотни дворов было. И в каждом – по пять-десять человек в семье. Ну взрослых я еще помнила раньше. А уж малышню…
И Нина Ивановна пренебрежительно махнула рукой.
– А чего же хотела от вас эта женщина?
– Да чушь она какуюто несла. О прежних временах все порывалась со мной поговорить. Да не о том, что я сама помню, а о том, что в Прянишкине перед революцией творилось. Да о карьере нашем, где прежде камень добывали. И еще о привидении Барина.
– О привидении?
– Да чушь это все! – с раздражением произнесла Нина Ивановна. – Досужие выдумки! – И, вспомнив вдруг о том, почему подруги к ней пришли, она воскликнула: – Вот мой чебурашка – это наказанье божье! А тот призрак, что якобы у нас по округе шатался, – это все бабские выдумки! И что мальчишки иной раз в карьере головы свои оставляли, – так на то причина своя имелась. Карьер – место опасное. Закрыли его очень уж внезапно. Потом и слух о призраке Барина пошел, якобы сокровища он свои охраняет. Любопытные туда и потянулись; конечно, погибли многие, без сведений ведь точных они перли, прямо так, напролом. Ну а потом, когда взорвали главный вход, несчастных случаев поменьше стало. Только ребятне ведь не объяснишь, куда можно ходить, а куда нет. Говорили им матери, да все без толку. Как бегали мальчишки на карьер, так и продолжали бегать. Ну и ломали себе там ноги, руки, а иной раз и головы. Ну а те, кто живыми оставались, те на Барина вину сваливали. Дескать, это он их в карьер заманил. Свою вину признать, так это от родителей еще и влетит, пожалуй! А на Барина все свалить – так тебя еще и пожалеют. Да еще и все деревенские сбегутся послушать, как ты про призрак Барина живо брешешь!
– Значит, вы в привидение не верите?
– Я верю в то, что вижу своими глазами. Вот чебурашку своего я видела! И следы от его пакостничества – тоже. А вот призрака Барина, сколько я в Прянишкине жила, ни разу не видывала. Хотя, по рассказам, он до молодых красивых девушек очень охоч был. Их он в первую очередь к себе во владения и заманивал!
– А вам, стало быть, он ни разу не показался?
– Нет! Поэтому я и говорю, что призрак – это чушь и глупые выдумки. Кабы он в самом деле был, так уж мне бы в первую очередь показался!
Ну еще бы! И Нина Ивановна самодовольно погляделась в зеркало и поправила седую прядку, выбившуюся из копны ее кокетливых кудряшек. Волосы у бабушки были уложены в прическу в духе сороковых-пятидесятых годов прошлого столетия. Видимо, именно те годы вызывали у Нины Ивановны наиболее теплые воспоминания. Тогда она была молода и любима. Вертела своим мужем как хотела. Жила в весьма комфортных условиях. И тяготы жизни были успешно оставлены ею далеко позади.
– Так что никакого призрака Барина нет и не было! – решительно закончила Нина Ивановна. – Я так той дуре и сказала. Онато пыталась на своем настаивать, расспрашивала меня о каменоломнях. Но я сразу же сказала ей, что такой ерундой не занималась даже в детстве. С пяти лет на мне было все хозяйство. Мать и отец целыми днями пропадали в поле, на огороде или в коровнике. А я готовила обед на все семейство, мыла полы и следила за младшими.
Подруги слушали и охотно верили этой старой женщине, которой удалось до глубокой старости сохранить бодрость тела и трезвость рассудка. Действительно, деревенские дети, предоставленные по большей части самим себе, сильно отличаются от городских – избалованных и изнеженных отпрысков. Городская девчонка в пять лет редко умеет самостоятельно обращаться с огнем. Да и не дадут ей заботливые родители спичек – побоятся.
А вот деревенские девчушки в свои пять лет – уже вполне рассудительные хозяюшки. Разносолов они, конечно, никаких не сготовят, да этого от них никто и не ждет. Но кашу с салом или с грибами вполне могут сварганить. И молодую картошку в печь поставят. А залитая теплым топленым молоком, запеченная до кремовой корочки в русской печи картошечка – это уже почти деликатес!
Ну и покидать в кастрюлю рубленную капусту на щи – это девочкам тоже под силу. Во всяком случае, в прежние, довоенные, суровые времена именно так и было. Крестьянам некогда было особенно приглядывать за своими многочисленными отпрысками. Взрослые были заняты тяжелой работой. За младшими присматривали старшие дети. Но ведь и они тоже были всего лишь детьми. Поэтому младшие нутром чуяли: либо они быстро повзрослеют и станут помощниками самим себе и своим родителям, либо судьба их окажется крайне незавидной.
– Вот двое моих младших братьев дома сидеть не любили, работать – тоже, а вот пошкодить – это у них всегда запросто было! Ну оба в рудник и провалились, – словно прочитав их мысли, сказала Нина Ивановна. – Правда, живы остались. Но в больницу их тогда забрали. А когда они домой вернулись, батька их еще и ремнем хорошенько отходил. Вот с тех пор они и позабыли про призрак Барина и сказали домашним правду. Что поспорили они с другими мальчишками – слабо им будет в рудник залезть или нет? Ну они и полезли, чтобы отвагу свою доказать. Я к ним эту дуру, гостью мою, и послала. Так ей и сказала: идите, мол, к ним. А она, нет, ну правда, дура – и есть дура! Адреса их начала у меня спрашивать! Я чуть со смеху не померла. Откуда у меня их адреса могут взяться, коли я в отчий дом с войны – ни ногой? Да и сгорел домто!
– А чего же эта женщина от вас хотела?
– Да она все про рудник у меня выведать пыталась, – с досадой отозвалась старуха. – Какие там входы да какие выходы? Сохранились али сровняли их взрывом? Как будто мне это интересно! Много вопросов задавала. У меня даже изза нее голова разболелась. – Помолчав минутку, Нина Ивановна продолжила: – И отчего, спрашивается, на старости лет ей эта глупость в голову полезла? Зачем ей этот рудник сдался? Небось нету в нем ничего, кроме дробленого камня. Уж столько туда лазали, что кабы чтото дельное там бы было, так нашли бы давно! – И, переведя взгляд на подруг, она спросила: – Так что? Будете чебурашку моего ловить? Или вы просто поговорить со мной пришли?
Из чистого любопытства девушки согласились взглянуть на место дислокации таинственного существа, которое старушка называла чебурашкой. Конечно, ни в каких чебурашек, да еще живущих в городских квартирах и роющихся в мусорных ведрах, подруги не верили, но почему бы и не посмотреть!
Однако, к их изумлению, посыпанный мелкой мукой пол возле мойки был буквально усеян чьимито следами. Они напоминали то ли кошачьи, то ли собачьи, то ли и вовсе кроличьи. Следопытами подруги были аховыми. Вся их жизнь прошла в городе. И в каменных дебрях они ориентировались великолепно. Могли выследить любую распродажу, но вот в том, что касалось зверей, тут они явно пасовали.
– Вот он, чебурашка! – сказала старушка. – Его следы!
Но сказатьто чтото было нужно! И Инна сказала:
– Следы. Хм! Надо же, настоящие следы!
– Это он оставил их? – поинтересовалась Мариша. – Ваш чебурашка?
– Тото и оно! Он, паршивец!
– Он не оченьто у вас крупный, – заметила Инна, все еще разглядывая следы.
– Мелкий совсем, поганец! И главное – откуда он приходит, я никак в толк не возьму! Окна у меня всегда закрыты. Я мерзлячка, так что, как осень наступит, я окна запираю и еще заклеиваю бумагой. Двери у меня, ясное дело, тоже всегда закрыты. Я еще из ума не выжила, чтобы двери, по нашемуто времени, открытыми держать! Вот вы и скажите: как он ко мне в квартиру пролезает?
Этого подруги не знали. И поэтому спросили:
– И что? Каждый вечер приходит?
– Каждую ночь уродец колобродит у меня на кухне! И, главное дело, только мои шаги заслышит, как – шмыг прочь! И нету его! Один раз я его только и увидала. Маленький, на задних лапках, и с ушами! А ушито у него! Во!
И старушка показала, какого размера уши были у предполагаемого чебурашки. Размер и в самом деле впечатлял. Если маленькое существо, имеющее вряд ли больше двадцати сантиметров в холке, обладает ушами размером как у африканского слоненка, то это наводит на разные нехорошие мысли.
Версию о том, что старушка любит выпить или сидит на какихто препаратах, вызывающих у нее по ночам галлюцинации, подругам пришлось отбросить. Следы в рассыпанной возле мусорного ведра муке говорили сами за себя.
– Скажите, а в каком мусоре он предпочитает рыться?
– В каком?
– Ну да. Может быть, ему по вкусу куриные косточки? Или он вегетарианец и любит картофельные очистки? Или хлебные корочки?
Но старушка помотала головой:
– Вот это как раз нет. Я и сама не понимаю, что он жрет. А только роется он все больше в бумажках.
– Он питается бумагой?
– Питается или для каких других целей ее тащит, я не знаю. А только очистки у меня всегда в отдельных пакетиках сложены. Такая уж с детства привычка. Отец нам строго наказывал: в корыте если очистки – это для свиней и других животных. Бумагу – отдельно складывать, для растопки пригодится. Дерево – тоже отдельно. А прочий мусор – в особый мешок. Ничего не выбрасывали! Все в хозяйстве могло пригодиться. А что? Пусть лежит. Запас карман не тянет!
Эту поговорку подруги слышали уже в который раз. Похоже, жители давно погибшей деревни Прянишкино и их соседи были необычайно бережливым народом. Ничего не выбрасывали. Все аккуратно складировали у себя в домах, на чердаках или в сараях. И, наверное, еще и радовались, наблюдая, как растет и полнится всякой всячиной день ото дня их хозяйство.