Глава 16
Проснувшись, Смайл пошарил сначала рукой, а потом и взглядом по сторонам. Но ни тактильный, ни визуальный осмотр положительного результата ему не принес. Любимой жены в наличии не имелось. За окном было темно, и Смайл встревожился. Он встал, прошелся по каюте, на что много времени не понадобилось, заглянул в душевую комнату, в шкафы, и тревога его возросла многократно. А вместе с ней возросла и досада на жену, которая все-таки ушла, ослушавшись его прямого приказа каюту не покидать.
– Ну, попадись ты мне только под горячую руку! – рассвирепел Смайл, не желая признавать, что в такой открытой непокорности Мариши есть что-то странное и настораживающее.
Несколько минут он метался по каюте из одного угла в другой, сшибая на пути легкую мебель и отшвыривая предметы одежды. Но затем он немного успокоился, взял себя в руки и присел на краешек кровати, чтобы подумать.
Любимая жена доставляла Смайлу немало забот и проблем. И главной его проблемой с Маришей было то, что жену нужно было постоянно оберегать от различных неприятностей, которые она была мастерицей подцеплять. И все же Смайл всегда знал, на жену можно положиться. Если уж она обещала, что не будет чего-то делать, то она это делать и не будет.
– Но я же четко ей сказал, никуда не уходить без меня! Мариша не дура, она должна понимать, как небезопасно нынче на судне!
И тревога с еще большей силой вцепилась в Смайла. Он буквально подскочил на месте, не в силах сидеть без дела. Раз любимой жены нет в каюте, значит, она где-то на судне! И ее надо найти, чем быстрей, тем лучше.
Смайл резво выбежал из каюты, успев лишь натянуть спортивные штаны на голое тело. Он бы и их не надел, так торопился, но не хотел шокировать своим видом и без того перепуганных пассажиров и членов экипажа. Таким манером Смайл пробежался по всем палубам, теряя по дороге тапочки, но так никого и не нашел. Редкие встречающиеся ему граждане лишь разводили руками. Никто не видел высокой молодой женщины с шикарной гривой белокурых волос и широко расставленными голубыми глазами в обрамлении длинных черных ресниц.
Любимая жена, мать и дочь бесследно растворилась на просторах судна. От нее осталась лишь тапочка, которую Смайл нашел в конце коридора. Тапочка вселила в душу Смайла настоящий ужас. Никогда в жизни Мариша, будь она в порядке, не ушла бы без своей тапочки. И это не говоря уж о том, что даже просто выйти из каюты в тапочках Мариша сочла бы неприемлемым. Как можно разгуливать по теплоходу в домашней обуви, пусть даже и расшитой золотом и с кокетливо загнутыми носами? Нет, Мариша надела бы нормальную обувь, на каблуках.
Ну, а при взгляде на холодные озерные воды, которые расстилались по обе стороны от бортов, Смайла охватывала еще большая тревога. Ведь судно – это просто идеальное место для совершения преступлений. Ночь, никого нет на палубе. Можно выманить жертву наружу, а потом скинуть ее в темные воды. И никто никогда не найдет тела и не докажет, что смерть была вызвана чьей-то злой волей, а не собственной рассеянностью пострадавший.
– Где же она? – почти зарыдал от собственного бессилия Смайл. – Куда мне бежать дальше? Где еще искать? Никогда больше не отправлюсь в круиз по воде. Никогда!
Между тем, в голове у него четко щелкали колесики, отмеривая мысли. Мысли были короткие и дельные, как раз на один щелчок. Ни прибавить, ни отнять. Сбегать к следователю. Но что он может? Пойдет по свидетелям. Значит, надо успеть сделать это первым, не дожидаясь следователя, прямо сейчас!
И Смайл помчался назад к своей каюте. С тапочкой любимой жены, прижатой к груди, он стучал и расспрашивал через дверь всех, чьи каюты выходили в их коридор. Никто из пассажиров не открыл взбудораженному ночному визитеру. И все ответы, которые получил Смайл, в общем-то, были одинаковы. Мы спали (смотрели телевизор, мылись в душе, занимались любовью), и нет, мы ничего не видели.
Даже Виктор Алексеевич, единственный, кто рискнул открыть Смайлу дверь своей каюты, не смог его ничем приободрить.
– Мы с женой не спали, но ничего особенного тоже не слышали.
– Ни шума, ни криков?
– Все было тихо, за исключением одного момента, когда в коридоре послышался какой-то шорох.
– Шорох?
– И вроде бы женский голос.
– Голос принадлежал Марише?
– Трудно сказать. Вроде бы нет.
По мнению Виктора Алексеевича и Марии Сергеевны, этот подозрительный, хотя и слабый шум раздался где-то около получаса или сорока минут назад. Смайл быстро приплюсовал в уме то время, что он потратил, обегая теплоход по периметру, и понял, что он проснулся почти сразу же после того, как в коридоре раздался шум, а Мариша пропала.
– Уверен, она выглянула, чтобы узнать, кто там находится в коридоре. И пропала!
– Надо идти к следователю!
Да, теперь уже ничего другого не оставалось. Все свои ресурсы, которые имелись, Смайл уже израсходовал. Своими силами вернуть Маришу не получилось. Надо было обращаться за помощью.
Но прежде чем уйти, Смайл схватил нетбук Мариши. На нем как раз мигало новое полученное сообщение. Однако времени, чтобы прямо сейчас ознакомиться с ним, у Смайла не было. Он торопился к следователю. А прочесть сообщение можно и позже, когда будет время.
Мариша открыла глаза и убедилась, что случившееся с ней – это не страшный сон, а жестокая правда жизни. Там, где находилась молодая женщина, было темно, сыро и очень страшно. Что-то гудело, чем-то неприятно пахло. И лежать тоже было очень жестко и неудобно.
В спину сыщицы врезалась какая-то хреновина, которая больно давила на хребет и с каждой минутой вроде бы становилась все больше. В голову бессовестно дуло. По босым ногам, с которых упали обе тапочки, тянуло сыростью. К тому же рот у Мариши был заткнут, что лишало ее возможности как выругаться в свое удовольствие, так и позвать на помощь.
Единственное, что хоть немного утешало Маришу, было то, что она все это чувствует, а следовательно, до сих пор жива. Если… если только не находится в аду. Ведь как знать, вполне возможно, именно так и выглядит один из первых, легких кругов ада, куда попадают люди грешные чуть-чуть, но все же еще достойные прощения и спасения, может, и не прямо сейчас, но хотя бы в отдаленном будущем.
Мариша считала себя достойной именно такого места после смерти. Она не была идеальной, и грехов у нее накопилось, надо думать, немало. Но она всегда старалась быть хорошей девочкой, помогать людям по мере своих сил, заботиться о своих близких и вообще не делать ничего дурного.
Другой вопрос, что не всегда у нее все получалось. Но она старалась, в этом надо было ей отдать должное.
– Мы-мы-ммм! – промычала Мариша, вращая глазами.
Руки у нее были стянуты за спиной, что делало изгиб позвоночника еще более крутым и добавляло боли в спине. Ноги были также связаны. А рот, как уже говорилось, заткнут.
– М-м-м… – повторила Мариша и чуть было не заплакала.
Надо же так глупо попасться! А ведь Смайл предупреждал ее, чтобы не открывала дверь никому. Так нет же! Захотелось быть вежливой! Вот и отдувается теперь. Если останусь жива, решила про себя Мариша, никогда больше не буду вежливой против воли. Кто мне не нравится, прямо в лоб об этом и скажу. И пусть обижаются, зато я цела буду!
Но увы, до этого светлого часа, когда Мариша, имея законные основания, могла бы наплевать на правила вежливости, было еще очень далеко. Пока что она находилась в крайне незавидном положении. И положение это с каждой минутой было все хуже и хуже. Ведь боль в безжалостно стянутых конечностях становилась все острей. И Мариша едва сдерживалась, чтобы не кричать.
К тому же она никак не могла понять, кто заставил Свету навредить ей. Или это была самодеятельность самой Светы? Она решила избавиться от соперницы, расчистив под шумок дорогу к Смайлу? Ну, в таком случае, Свету поджидал неприятный сюрприз в лице Маришиной мамы и сына. Эти двое способны довести до ручки кого угодно.
На какое-то время Мариша почувствовала даже нечто вроде удовлетворения при мысли, что ее соперница будет вынуждена терпеть то, что приходилось терпеть Марише. Но потом она вспомнила про маленькие липкие ручки Саньки, которыми он обнимал ее за шею. Взгляд своей мамы, когда та втолковывала дочери, как себя вести в обществе. Вечерние прогулки с мужем и сыном. Купание малыша в ванночке.
И даже завтрак, обед и ужин, за которыми сынок бессовестно капризничал, больше не казались Марише чем-то сверхужасным. Эх! Дали бы ей сейчас тарелку с овсянкой, она бы уж накормила Саньку так, что у того бы щеки раздулись от сытости!
Мариша пошевелилась, верней, попыталась пошевелиться, но только сделала себе еще хуже. Вместо того чтобы избавиться от стягивающих ее руки оков, она добилась того, что они еще глубже врезались в ее плоть. Мариша впилась зубами в кляп, чтобы не орать. И все же из ее груди помимо воли вырвался стон.
Мариша начала шмыгать носом.
– Ревешь? – услышала она внезапно откуда-то из темноты равнодушный голос. – Не реви, не поможет. И притом могу тебя обрадовать. Скоро для тебя все кончится.
В глаза Марише ударил яркий свет фонаря, вынуждая ее зажмуриться. Но постепенно ее глаза привыкли к яркому свету, бьющему ей в лицо, и она смогла разглядеть фигуру, стоящую перед ней. Мариша понимала, что фигура принадлежит женщине. И притом женщине молодой и грациозной.
– М-да, – протянул все тот же голос. – Ну, и заварила ты кашу, девочка.
Девочка! Мариша даже дернулась от этого словечка, которое так любила употреблять Мадлен. Но дернувшись, тут же остыла. Голос-то был другой! Это не могла быть Мадлен, хотя словечко было точно из ее репертуара.
– М-м-м…
– Хочешь поговорить? – тут же откликнулся тот же голос.
И Мариша быстро утвердительно закивала головой.
– Хорошо. Обещаешь мне не кричать и не шуметь?
– Угу!
Мариша почувствовала, как на ее лицо легли чьи-то руки.
– Будешь вести себя благоразумно, умрешь быстро, – предупредил ее голос. – Будешь шуметь, помучаешься.
Мариша промолчала, решив, что возражать в данном случае бессмысленно. Повязка с ее лица соскользнула, кляп выскочил изо рта вроде бы сам собой, и Мариша обрела возможность шевелить языком. Впрочем, сначала у нее это не очень-то получалось. Горло пересохло, а губы обветрились и потрескались.
– Выпей воды.
Мариша сделала глоток живительной влаги, с трудом удерживаясь от желания поблагодарить эту женщину. Кто она такая? Голос знакомый. Но это точно не Мадлен. А кто?
– Гадаешь, кто я такая? – догадливо спросил у нее голос. – А ведь мы знакомы!
И, направив свет фонарика на себя, женщина сказала:
– Ну, смотри!
Луч осветил лицо незнакомки, а также часть стены за ее спиной. И Мариша от изумления ахнула:
– Света!
– Ну, вот мы и определились, ху из ху.
– Зачем ты меня похитила? Где я?
В луче света, которым преступница осветила свое лицо, желая покрасоваться перед пленницей, Мариша заметила часть стены. Это были какие-то подсобные помещения корабля. То ли часть трюма, предназначавшаяся для перевозки груза или почты, то ли часть машинного отделения. Но тут не было никого, кроме них двоих. Не раздавались голоса и не слышались никакие другие звуки.
Глухо, как в танке! Почему-то именно это выражение упорно лезло в голову Марише. И оно по крайней мере верно характеризовало то положение, в котором она очутилась.
– Где я? – повторила она свой вопрос, не очень-то надеясь на то, что ей скажут правду.
Ее и не сказали.
– Верни меня на место!
– Тихо-тихо! – ласково, но в то же время как-то очень нехорошо прошептала Света. – Не надо кричать. Мы же с тобой договаривались, помнишь?
– Ты хочешь меня убить? Чтобы Смайл достался тебе?
Вместо ответа Света подняла голову и внезапно рассмеялась.
– Ха-ха-ха! Ты глупая курица!
– Почему?
– Потому что думаешь, что я тебя похитила из ревности! Да мне твой Смайл даром не нужен! Если хочешь знать, скоро у меня будет столько мужчин, сколько я захочу! С этим телом и с этим лицом я получу всякого, кто мне понравится!
И только тут в голове у Мариши что-то щелкнуло, и кусочки головоломки, прежде разрозненные, внезапно сложились так, что стал виден рисунок. Конечно, кое-каких фрагментов не хватало, но в целом Мариша поняла, кто перед ней.
– Р…Роза? – произнесла она, глядя на веселящуюся женщину. – Это… это вы?
– Догадалась все-таки, – без тени удовлетворения произнесла преступница. – Так уж и быть, беру свои слова обратно. Ты не такая глупая курица, как я думала. Но все равно ты очень и очень глупа! Впрочем, красивые женщины все такие. Тренировать свой ум вам без надобности. Вы всего привыкли добиваться другим органом.
Роза совершенно явно оскорбляла Маришу, но та решила не поддаваться на провокацию. Скандал может принести ей минутное удовлетворение, но сейчас разумней выяснить, чего добивается преступница.
– Роза… Но что вы затеяли? Что за безумие происходит на теплоходе?
– Тебе понравилось? Мне тоже. Оказалось, что это очень весело, папа был прав!
– Папа? В чем был прав ваш папа?
– Он всегда говорил, что я многое теряю, отказываясь от карт и других азартных игр. Азарт, говорил он, будоражит кровь почище любого вина или даже наркотика. Удовольствие от самых изысканных яств не идет ни в какое сравнение с тем, что дает игра. Я ему не верила, но теперь понимаю, что он говорил чистую правду!
– Уверена, ваш папа не одобрил бы то, что вы убиваете людей.
Мариша сказала это и сама испугалась. Лицо преступницы неузнаваемо изменилось, и из-под маски красавицы Светы внезапно проглянула страшная уродина Роза – папина любимица, гордость учителей и надежда всей российской науки.
– Да что ты знаешь про моего отца, глупая ты кукушка? Ты была с ним знакома?
– Только заочно.
– А я прожила с отцом много лет! Если кто и знал папу, то именно я! И он не был слезливым добрячком. Он умел быть очень жестким и приносить жертвы, если того требовала игра! Я всегда думала, что пошла в маму. Вот она была очень хорошей и папиных идей не одобряла. Я всегда полагала, что я такая же, как она. Но оказалось, во мне течет и кровь отца тоже. И она дает о себе знать с каждым днем все сильнее!
И, уставившись на Маришу воспаленным взглядом, Роза поинтересовалась:
– Рассказать тебе, как я жила прежде?
– Пожалуйста.
Не то чтобы Марише было очень уж интересно это слушать, но она надеялась, что пока Роза говорит, она ее убивать не станет. Мариша просто потянет время, слушая рассказ дочери Семена Моисеевича. А там, как знать, возможно, ее и найдут. Хотя особой надежды у Мариши на это не было.
А Роза явно обрадовалась возможности поговорить с кем-то. Похоже, много лет подряд она держала в себе свои чувства. Подавляла их и изо всех сил старалась быть хорошей. Но теперь гены ее отца взяла в ней верх. К чему это могло привести, оставалось только гадать.
– Всю свою жизнь после тринадцати лет я росла с ощущением полнейшего счастья от того, что рядом со мной был самый замечательный на свете человек – мой отец! Я его любила так сильно, что иной раз мне казалось, еще немного, и эта любовь просто раздавит меня. Для меня никогда не было никакого другого мужчины. Отец затмевал всех, с кем я знакомилась. Папа был самым лучшим!
Жизнь Розы резко делилась на несколько частей. Первую из них – счастливую и безмятежную пору младенчества, когда страшненькая девочка тем не менее наслаждалась обоюдной любовью и заботой своих родителей, она не помнила. Зато хорошо помнила те черные дни, которые последовали после того, как исчез папа.
– Мама недаром так убивалась по папе, когда его арестовали. Она плакала не только по своей загубленной жизни, она оплакивала и его тоже. Она просто не смогла жить без папы. Мне даже кажется, она была рада умереть.
Мать Розы была уверена, что с ее мужем покончено. Вердикт суда не оставлял ей надежды. Десять лет казались целой вечностью. Ждать столько, терпя бедность и людские укоры, которые сыпались на нее со всех сторон, женщина не стала. Она свела счеты с жизнью, предоставив свою маленькую девочку милости родни.
– Тетка, которая меня взяла к себе, не шла ни в какое сравнение ни с папой, ни с мамой. Она была не очень-то умной, попросту говоря, глупой. И очень крикливой. Она вечно была чем-то озабочена. И я ни разу не видела на ее лице улыбки. Тем не менее я ей искренне благодарна за то, что она не отправила меня в детский дом, а растила, пока отец не вернулся домой.
После этого в жизни Розы наступила светлая полоса. Ее обожаемый папа был снова рядом. Он очень быстро увез девочку из города, где все напоминало им о перенесенном несчастье.
– На новом месте нам улыбнется новая удача!
Так говорил Семен Моисеевич, и он не ошибся. Удача улыбнулась отцу с дочкой. Впрочем, дело тут было не только в удаче. Видимо, у Семена Моисеевича от прежних дней осталась припрятанной тугая кубышка, которую он и распечатал, оказавшись на свободе. Для всех любопытных у Семена Моисеевича была готова версия о продаже дома в Одессе. Одна лишь Роза знала, что дом продан за символическое вознаграждение, а фактически он подарен все той же тетке, которая не оставила Розу одну в трудное время.
Семен Моисеевич умел быть справедливым и благодарным. Тетка не отвернулась от малышки Розы, не испугалась ни дурной молвы, ни уродства ребенка. Растила, поила и воспитывала, как умела. За это она заслуживала награды. И Семен Моисеевич наградил ее по-царски. Теперь собственная семья тетки могла окончательно навсегда перебраться из жалкой квартирки в отдельный дом. Что они и сделали, зажив там вполне счастливо.
– Но правду знали лишь сам папа и я. Он устроился на какую-то работу, гонясь не за деньгами, а за спокойствием. Снова нашел друзей и единомышленников. У нас дома снова стали собираться люди, которые играли весь вечер, а часто и всю ночь напролет.
Квартира, которую Семен Моисеевич приобрел в Питере, состояла из четырех комнат. В первой было что-то вроде приемной, во второй велась игра, там стоял карточный стол. А в двух других жили отец с дочерью.
Умница Роза всегда хорошо училась в школе. Те задачки, которые другим детям казались сложными, ей были просто смешны. Знания, казалось, не просто сами укладываются у нее в голове у Розы было такое ощущение, что все ею изучаемое, она знала и раньше, а теперь просто получает подтверждение своим мыслям и идеям.
Не удивительно, что Роза закончила школу экстерном и сразу же поступила в университет. Она училась с упоением, сознавая, что если природа не оделила ее красотой, то она дала ей кое-что, куда более важное.
Роза не особенно печалилась из-за отсутствия у нее больших глаз, нежной кожи и шелковистых локонов. Не расстраивала ее и собственная фигура, которая была вроде бочонка. Кривые и волосатые ноги – тоже ерунда. Ведь рядом с ней неизменно находился лучший в мире мужчина. И этому мужчине Роза нравилась такой, какая она есть. Между отцом и дочерью царила полнейшая любовь и гармония, которую не могло омрачить ничто на свете.
Девушка училась, обретала все новые знания. И она была счастлива. Она занималась любимым делом, а рядом с ней находился любимый мужчина. Больше Роза ничего не хотела от этой жизни.
Но пока дочь получала один диплом за другим, ее отец тоже не терял времени даром. Он обзавелся новыми знакомыми, которые позволяли ему вести безбедную жизнь. А потом в стране случилась перестройка. Вся прежняя система рухнула. А Семен Моисеевич понял, что его час пробил!
– Отец обзавелся достаточным количеством знакомств во всех сферах жизни. У нас в стране до сих пор многое делается по знакомству. Так что моему папе не составило особенного труда открыть свое первое казино. Он очень гордился им. И было за что! Казино стало приносить прибыль. С прежними доходами это не шло ни в какое сравнение. И папа стал частенько поговаривать о том, что теперь мы снова богаты и надо быть особенно осторожными.
Отец Розы словно в воду смотрел. А возможно, он просто был старым и умным человеком, к тому же впитавшим в кровь знания всего своего древнего и загадочного народа. Сами клетки мужчины, хранящие в себе память предков, подсказывали Семену Моисеевичу быть осторожным.
– Стоит другим увидеть, что мы богаты, как они захотят, чтобы мы с ними поделились!
Трое коротко стриженных молодых людей с крепкими шеями и толстыми золотыми цепями на них явились к Семену Моисеевичу как раз с этим предложением. И самое неприятное, что следом за ними пришел еще один господин с тем же предложением. Господина также сопровождала охрана, и сам он был облачен в элегантный малиновый пиджак, вот только жаль, что такой красивый пиджак был ему велик на пару размеров.
– Дядя, – развязно сказал он Семену Моисеевичу. – Господь велел делиться. Ты о таком что-нибудь слышал?
Семен Моисеевич, конечно же, слышал. Протестовать он не стал, да это было и глупо. Семен Моисеевич поступил разумно. Он не стал против силы выставлять силу, он положился на свой ум. И тот его не подвел. Очень скоро Семен Моисеевич понял, что если сам он платит в два разных общака и ему это не нравится, то и те, кому он платит, также не в восторге от такого разделения.
Враждующие группировки никак не могли поделить казино Семена Моисеевича. И он был бы не он, если бы не воспользовался этой ситуацией себе во благо.
– Тогда отец и объявил о начале Большой игры. Это было в его жизни чем-то новым. И хотя он понимал, как сильно рискует, все равно пошел на это с радостью.
Организатор Большой игры должен участвовать в ней наравне с остальными. Проигравшему придется заплатить дорогую цену – свою жизнь или жизнь близкого. Выигравший получает все.
– Отец не был до конца уверен в своей победе. Он позвал меня к себе и предупредил, что ставит на кон свою жизнь. Катерину отец тогда еще не знал. А рисковать моей жизнью он не захотел, хотя я его и просила об этом. Но папа сказал, что ни за что так не поступит со мной. Вместо этого он оставил мне указания, как поступать в том случае, если он проиграет.
Розе рекомендовалось уехать из России, эмигрировать в Израиль. Туда уже давно уехала та самая одесская тетка. Но девушка очень сомневалась, что чужая далекая и жаркая страна сможет стать ей когда-то родной. Да и воспоминания о тетке и ее горластой семье как-то не грели душу Розы.
– Отец и бандиты играли месяц. И к концу этого месяца оказалось, что отец остался один.
Семен Моисеевич не мухлевал. Ему помогала его феноменальная память и математические способности. Он просчитывал все карты, оставшиеся в колоде. И поэтому знал, что и в какой момент находится на руках у других игроков.
– Отец не допускал меня к столу вместе с игроками. Но когда мы оставались с ним вдвоем, то часто играли просто так, для тренировки. Папа всегда говорил, что в этой жизни никакой навык лишним не будет. Все в копилку, все пригодится.
Взгляд Розы затуманился, она явно унеслась мыслями к тем далеким и счастливым дням, когда ее обожаемый папа еще был с ней. А сама она была его любимой девочкой – единственной и неповторимой. Мариша видела, что то время для Розы было поистине счастливым. Но после смерти Семена Моисеевича все изменилось. И теперь Роза уже не та любимая папина девочка, она готовится занять его место и действует целеустремленно и жестко.
