Глава тринадцатая
Однако, подойдя к старому, сложенному из уже потрескавшейся древесины крыльцу, Мариша резко затормозила. Кажется, что-то в знакомой картине изменилось. Батюшки святы! Да ведь входная дверь была закрыта! А теперь стоит настежь! И еще дымом тянет! Точно тянет. Из самого дома!
Мариша открыла рот пошире и завопила изо всех сил:
— Пожар! Спасите! Караул!
Конкурировать с пожаром не могла бы даже совершенно голая Инка. Во всяком случае не в России. Может быть, где-нибудь в нищем районе Египта, где голые женщины редкость, а дома — не слишком большая фанерная ценность, она бы и удержала кавалеров возле себя. Но русский мужик любит во всем основательность. И дом для него, пусть и чужой и заброшенный, все равно ценность великая.
Мариша и глазом не успела моргнуть, как возле нее оказались оба мужчины.
— Вован! — закричал Митя. — Гляди! В самом деле пожар!
И с этими словами ребята кинулись в дом.
— Воды! — донеслось оттуда. — Девчонки, скорей!
Подруги заметались по участку.
— Где тут колонка?
— Какая колонка! Нам хотя бы колодец найти!
— И ведра!
В конце концов старенький колодец нашелся за домом. Над ним имелся навесик, а под ним аккуратно перевернутые днищем вверх стояли два алюминиевых ведра. На дне колодца, когда подруги перевесились туда, поблескивала вода. И цепь оказалась надежной. Одним махом вытащив по ведру, подруги помчались к дому. Но оказалось, что этого мало.
— Еще давайте!
Девушки побежали снова к колодцу, а потом еще и еще! Часть воды проливалась на дорогу. Подруги поскальзывались в лужах, расплескивая еще больше воды, падая, поднимаясь и, словно в безумном сне, снова бежали от колодца до дома. И когда они уже чувствовали, что сил больше нет и они взаправду умрут, если принесут хотя бы еще одно ведро, Вова крикнул:
— Хорош! Кажись, потушили!
Услышав это, подруги упали прямо там, где стояли.
— Мариша, что это было? — едва слышно прошептала Инна, когда сумела отдышаться.
— Кто-то залез в дом, пока мы у Домны Михайловны перевязывали твои раны, и поджег его.
Инна удивилась.
— Но это же заняло у нас от силы час или полтора? Выходит, мы с поджигателем разминулись всего-то ничего во времени?
Мариша угрюмо кивнула. Ей тоже не давала покоя мысль о том, что они, крутясь возле дома Юлиана Ивановича, могли встретиться с преступником. Ну да, с преступником. А как иначе назвать человека, запалившего чужой дом?
Немного отдышавшись, подруги побрели обратно к дому, чтобы осмотреть ущерб. Оказалось, что пожар выел часть кухни, и обгорелые лохмотья занавесок полоскались на ветру. Мужчины открыли окна, чтобы из дома хоть немного выветрился запах гари.
— Пожар с кухни начался, — деловито говорил Митя, расхаживая по дому. — Счастье, что мы огонь успели остановить. Иначе тут бы все вмиг сгорело. Дом нежилой, дождей нет, соседей тоже. Сгорело бы все дотла.
Подруги приступили к поискам, ради которых они и затеяли эту поездку. Но ни дневника, ни писем, ни вообще каких-либо записей они не нашли. Только Марише повезло наткнуться на школьную тетрадку в косую линеечку. Она была подложена под ящик в столе. Должно быть, чтобы тот не перекашивался. И наружу высовывался лишь один уголок, который и увидела глазастая Мариша.
Заглянув в тетрадь, Мариша обнаружила, что ее страницы исписаны корявым детским почерком. Это были упражнения по русскому языку. И сама не зная зачем, Мариша сунула зелененькую тетрадку в выцветшей обложке себе в сумку. При этом она испытала нечто вроде удовлетворения, словно поступила совершенно верно и к тому же сделала большое и важное дело.
Вова в это время копошился на обгорелой кухне.
— Похоже, бомжи тут были, — сказал он. — На плите воду кипятили. Да так и ушли, огонь не выключив. Вода выкипела, кастрюля расплавилась, ну и пожар случился.
Митя недоверчиво покачал головой.
— Странные бомжи, не взяли ничего.
И в самом деле, в комнате стоял телевизор. Старенький, с еще выпуклым экраном, но «Самсунг» и цветной. Для еще очень многих людей совсем не плохая техника.
— Да ладно телевизор, — произнес Митя. — Он тяжеленный. Его просто так на себе не утащишь. Могли оставить, чтобы поздней вернуться. Но они же вообще ничего не взяли. Вилки и ложки тут какие красивые! Все новые, в упаковке. Да за них на любом рынке можно поллитровку взять.
— Не заметили, наверное.
— Хорошо, ложки в ящике лежали. Но часы же на самом виду!
И Митя указал на симпатичные часы, висящие на стене.
— Опять же, зачем воду на плите кипятить, если есть чайник?
И он ткнул пальцем в электрический чайник, тоже стоящий в большой комнате, которая служила чем-то вроде гостиной. Огонь сюда не добрался. И все уцелело. Митя бродил по комнате и ворчал:
— Все вещи на местах! Ничего не пропало! Ничего не украдено. Не понимаю!
Услышав, что в дом вернулись подруги, он развернулся к ним и бодро предложил:
— Ну, теперь я должен буду допросить вас.
Девушки струхнули.
— А мы ничего такого! — пролепетала Инна. — Мы замок не взламывали.
Добавлять, что просто их опередили, она благоразумно не стала. Но оказалось, что Митя совсем и не подозревал подруг ни в чем дурном.
— Да вы не бойтесь! — ласково сказал он им. — Просто я тут бродил по дому и вспомнил, что вы говорили, будто бы видели воришку. Приметы его описать возьметесь? Очень бы нам это пригодилось.
Обрадованные подруги дружно кивнули головами и хором выпалили:
— Маленький, толстый и рыжий!
— Тощий, длинный, а волосы черные!
Митя изумился.
— Что же, выходит, вы сразу двух человек возле дома видели?
Подруги сердито посмотрели друг на друга. Прикуси язык, говорили их взгляды.
— Я видела именно такого, — сказала Мариша. — Маленького и рыжего.
— А я длинного и брюнета.
Митя кивнул.
— Ладно, так и запишем. Да вы не переживайте, это даже лучше, что их двое было.
— Почему?
— Такую приметную пару легче обнаружить будет. Мы их найдем, а вам только опознать их придется. Опознать-то вы их сможете?
Наученная предыдущим опытом, Мариша осторожно ответила:
— Не уверена!
— Ну, сначала их поймать нужно, — не стал спорить с ней Митя. — А потом уж решим, как там быть с опознанием. Может быть, они и сами в содеянном признаются. Но лично я думаю, что дом они поджигать не собирались. Хотели, верно, машину раздобыть. Да разом все добро из дома и вывезти. Вот ведь повезло бы нам!
— А что если тут засаду устроить? — сунулся в комнату Вовик. — Митяй, как думаешь? Они вернутся, а мы их тут и сцапаем. С поличным!
Мите эта идея понравилась. И они принялись бурно обсуждать, какую награду получат за поимку банды преступников, обчистивших, как оказалось, за последние два года уже не один дом с одинокими обитателями в округе.
Подруги не стали участвовать в обсуждении этого плана. У них появилась другая идея. Они-то отлично знали, что ни рыжего, ни брюнета тут не было. Но как только Митя упомянул о машине, на которой предполагаемые преступники должны были вывезти добычу из дома Юлиана Ивановича, в головах у подруг что-то щелкнуло. Никаких воров они не видели, это правда. Но ведь кто-то же был в доме. И вряд ли он пятнадцать километров шагал пешком от ближайшего поселка. Наверняка он был на машине. И этим фактом следовало воспользоваться.
Выйдя за ограду, подруги принялись рассматривать следы в дорожной пыли. Почва тут была глинистая. Но не так давно прошел дождь. И сейчас глина еще не совсем превратилась в крошащуюся твердую массу. Основная трудность заключалась в том, чтобы определить, где тут следы от их «Мерседеса», где следы от покрышек служебной машины и есть ли на дороге вообще еще какие-нибудь следы.
— Вот это мы с тобой первый раз приехали, — рассматривая неровную колею, заехавшую на обочину, произнесла Мариша. — Помню, я еще испугалась, что мы в канаву свалимся.
— Да. А рядом чьи следы?
Почти параллельно следам «Мерседеса» проходила еще одна колея. Подруги придирчиво сравнили ее со следами, оставленными их колесами, и пришли к выводу, что следы точно другие.
— У ребят резина уже почти стертая, — сказала Инна. — И следы глубже. Значит, их машина тяжелей.
Да, у третьей машины покрышки были совсем новые, с красивым рисунком протектора.
— Специально против дождя и мокрой дороги, — произнесла Инна. — Видишь, желобки, чтобы вода сразу выдавливалась. У меня почти такой же рисунок на колесах.
— Такой же, да не такой! Отличия есть.
— Но следы отпечатались почти на такую же глубину. Значит, чужая машина, если и была больше моей, то совсем ненамного.
Осмотрев дорогу и рисунок протектора на ней, Мариша извлекла из своей сумочки карандаш для губ и какой-то старый счет. На его оборотной стороне она и попыталась повторить рисунок протектора неизвестной машины. От усердия Мариша сопела и даже высунула кончик языка. Инна ей не мешала. Она прохаживалась вдоль дороги, надеясь найти еще какую-нибудь улику.
И внезапно она остановилась. Возле дороги в траве валялся маленький сигаретный окурок. Инна нагнулась над ним и замерла. Окурок был совсем свеженьким. С тонкой золотой полоской, опоясывающей сигарету. Фильтр был белый. И Инна без труда прочитала марку «Парламент Лайт».
— Очень интересно, — пробормотала Инна и понеслась со своей находкой к подруге.
Та все еще рисовала. И не замечала протянутой руки Инны.
— Вот удачно получилось, — удовлетворенно произнесла наконец Мариша. — Для губ этот карандаш — полный отстой. Сухой слишком. А вот рисовать им на бумаге — одно сплошное удовольствие.
Она аккуратно сложила рисунок и заметила наконец Инну.
— Что у тебя такое?
— Окурок!
— Да? — заинтересовалась Мариша. — Где взяла?
— В траве валялся. Как думаешь, его мог выбросить тот человек? Поджигатель?
— Легко.
Она присоединила окурок к своему рисунку и сказала:
— Теперь мы знаем, что этот тип ездит на машине с дорогими дисками и покрышками, предположительно, на иномарке.
— Почему ты так решила?
— А какой смысл ставить дорогую резину на старую «копейку»?
— Да, верно.
— И к тому же он курит «Парламент». А это тоже сигареты не из дешевых.
— Согласна. Только почему ты все время говоришь он?
— А что?
— Может быть, она. Вот и Стелла курила «Парламент». Многие женщины его курят.
Мариша пожала плечами.
— На фильтре окурка нет следов помады.
— Я сейчас тоже не накрашена. И потом преступник мог быть и не один. Женщина прошла в дом, а мужчина развернулся, но остался сидеть и ждать ее в машине. И чтобы скоротать время, он курил.
— Хорошо, предположительно поджигатель — мужчина на иномарке и курящий «Парламент». Так тебя устроит?
В этот момент из дома появились Митя с Вовиком. Оба они выглядели озабоченными. Оказалось, что они уже сообщили о случившемся тому самому Митиному приятелю, который уже почти два года пытался выйти на след банды, грабящей дома в округе. Тот страшно заинтересовался новым эпизодом. И обещал примчаться так быстро, как только сумеет.
— А потом мы решили организовать в доме засаду, — сказал Митя. — Уверен, преступники еще вернутся в облюбованный ими дом.
— Только вам, девочки, сейчас лучше уехать, — добавил Вовик. — Сами понимаете, засада — дело опасное.
Подруги совсем и не думали возражать. По опыту они знали, что засада — дело не столько опасное, сколько нудное. А у них было полно и других дел. Поважней, чем дожидаться воображаемых рыжего толстяка и долговязого брюнета…
— Но телефоны вы оставьте, — попросил у них Митя. — Как только мы их поймаем, сразу же вам сообщим!
— Можете звонить, если даже и не поймаете, — добавила Инна, в глубине души совершенно уверенная, что так оно и будет.
Даже неловко перед хорошими ребятами. Они так по-доброму отнеслись к подругам. А те просто обманули их доверие.
— Но не признаваться же нам, что мы все выдумали, чтобы проникнуть в дом? — прошептала Мариша.
Инна только вздохнула. Оставалось надеяться, что ребята на станут слишком уж усердствовать. И сидеть в засаде очень долго.
Прибыв в город, подруги первым делом отправились с визитом к матери Герасима. Очень уж им хотелось посмотреть на женщину, которая сначала позволила государству воспитать ее ребенка за свой счет, а потом явилась на все готовенькое. И теперь претендует на то, что ее сын сумел заработать исключительно благодаря своей деловой хватке и полученному воспитанию. То есть тем вещам, которые от матери ему достаться уж точно не могли.
К их удивлению, едва они заикнулись, что хотят поговорить с ней о покойном сыне, женщина тут же согласилась их принять.
— Мне так нужна помощь! — призналась она, трогательно всхлипывая в телефонную трубку. — Ах, я совершенно растеряна! Полина — эта невозможная девчонка, отказалась меня понять. Я буду только рада, если вы приедете ко мне.
— Так мы едем!
— И чем скорей, тем лучше, — заверила мать Геры.
Звали ее Елизаветой Петровной. И от своей знаменитой тезки она унаследовала лишь склонность лениться, любовь ко всякого рода потехам и развлечениям, а также умение привлекать к себе мужские сердца и руки, способные провернуть за нее всю трудную работу. А что? Стоило только вспомнить, как дочь Петра и бывшая принцесса взошла в свое время на престол. Да ее буквально посадили туда обожавшие ее солдаты Преображенского полка. Тоже, кстати говоря, весьма неоднозначная ситуация для юной принцессы.
Этой Елизавете Петровне до размаха ее тезки было далеко. Но и она старалась по мере своих скромных сил и возможностей. Едва подруги перешагнули порог ее небольшой квартирки, как сразу же поняли: любезность хозяйки была вызвана одной единственной причиной. Ей позарез была нужна помощь с устройством поминального стола.
— Завтра мы хороним моего Герочку, поминки предстоит организовать и все такое прочее, — всхлипывала женщина в белый кружевной платочек, сидя в углу кухни на удобном мягком кресле и при этом даже не делая попытки к этим самым поминкам подготовиться. — А я совсем без сил! Прямо и не знаю, за что взяться сначала!
Но насколько могли видеть подруги, браться она ни за что еще и не пыталась. Овощи для салатов лежали в раковине. Их даже еще и не помыли. И самое главное, никаких продуктов в холодильнике не было.
— Ах, в магазин пошел Леонтий Владимирович, — прощебетала дама. — Он такой благородный человек! Единственный, кто понял, как мне тяжело!
— Елизавета Петровна, а где же ваша дочь? У вас ведь есть дочь?
— Сестра Геры, — уточнила Инна. — Почему она не пришла вам помочь?
— Ах, Людочка не родная сестра Гере! Они от разных отцов.
— Но ведь она могла бы войти в ваше положение.
— У Людочки занятия в институте! Ее нельзя отрывать! Нет, нет, я должна сама.
И притвора сделала вид, что пытается подняться из кресла. Круглое упитанное тело вроде бы приняло вертикальное положение. Но только на мгновение. Тут же ноги у Елизаветы Петровны подкосились, и она со стоном упала назад, театральным жестом обмахиваясь своим платочком.
— Я так ослабела за эти дни, — принялась она жаловаться подругам, наблюдающим этот спектакль с видимым интересом. — Так ослабела! Мне кажется, что я сама не выдержу посланного мне испытания и умру!
При этом цвету лица Елизаветы Петровны позавидовала бы и Мисс Вселенная. Под глазами не было и намека на синяки, а ее показная слабость имела целью производить впечатление жуткого страдания на окружающих. Вызывать в них сочувствие и желание немедленно кинуться на помощь бедной матери.
Подруги переглянулись. Было ясно, что просто так эта особа ничего им не расскажет. Что же, им не привыкать к работе. Могут и помочь дамочке. Разумеется, при том условии, что пока они трудятся, она будет рассказывать им о своем сыне.
— Мы пока помоем и поставим отвариваться овощи, — сказала Мариша.
— И разморозим мясо, — добавила Инна, обнаружившая в морозилке порядочный кусок окорока. — Получится отличное жаркое.
— Да, да, — шептала женщина, бодро закуривая сигаретку.
Подруги насторожились. Но нет, дамочка курила хоть и облегченные сигареты, но всего лишь «Винстон». Похоже, в доме с деньгами и в самом деле было не густо. Обстановка кухни намекала именно на это. Так что наследство Герасима должно было прийтись особенно кстати.
— Мы знаем, что у вас с сыном были непростые отношения, — сказала Мариша, чтобы начать разговор. — Должно быть, в детстве он вас не радовал?
— Хулиганил? Двойки приносил? Вы его ругали, оттуда и неприязнь?
— Нет, — совершенно спокойно отозвалась Елизавета Петровна. — В детстве на Геру мне ни разу не жаловались.
— В школе?
Елизавета Петровна выдохнула струйку дыма. Кажется, она размышляла. Какая роль более привлекательна? Надрывающейся в трудах матери двоих детей? Или более трагичная — роль матери только что обретшей сына и вновь потерявшей его? Елизавета Петровна выбрала второе.
— Признаюсь вам честно, я не воспитывала Геру, — сказала она.
— Да? — сделали удивленные лица подруги.
Не одна мать Герасима умела мастерски притворяться.
— Понимаете ли, я была в таком положении, что вынуждена была отречься от сына.
Это уже было интересно.
— Так-таки и отречься? Совсем отказаться? — уточнила Мариша.
— Да, целиком и полностью. Тот человек, за которым я в то время была замужем, не понял бы появления в семье внебрачного ребенка. Ах, он был такой деспот! Из-за него я вынуждена была расстаться с родным малюткой! Подбросить его к порогу приюта! А что мне было делать? Я вынуждена была скрывать. Иначе он бы меня убил! И дитя тоже!
— Ваш муж не понял, что вы родили ребенка? — удивилась Инна.
— А он что не видел, что вы… простите, беременны?
— Нет, он был капитаном дальнего плаванья. А в тот раз рейс затянулся. Я рассчитывала, что он вернется уже через два месяца. А он вернулся только через десять месяцев!
— Другими словами, ребенка вы родили от другого мужчины. И не было никаких шансов, чтобы выдать его за родного?
— Никаких! К тому же Герасим родился беленьким, в своего отца по крови.
— Беленьким? — с сомнением в голосе произнесла Мариша. — В каком смысле?
— Волосы у него были совсем белые. А мой муж был брюнет. Да и у меня волосы темные.
Сейчас волосы дамочки полыхали всеми оттенками багрянца. Но подруги охотно ей поверили. Их больше интересовал цвет волос ее сына. Почему она говорит, что Гера был светленьким? Они его видели. Не был он светленьким.
— Вы уверены, что ваш сын был блондином?
— Конечно!
— Но мы его видели и…
— Гера любил выглядеть броско. И постоянно производил над своей головой настоящие эксперименты. В последнее время он делал себе на волосах цветное мелирование. Кажется, это так называется.
Вот как! Ну, конечно. Когда подруги познакомились с Герой, его прическа выглядела тоже в высшей степени оригинально. Темные у корней волосы все светлели и светлели и на концах были светло-серебристыми, подобно меху черно-бурого лиса.
— Я уже устала считать, сколько денег он выбросил на эту свою дурь! А ведь мог бы потратить их на меня — свою мать. Или помочь сестре.
— А кто был настоящим отцом Герасима? Почему он не пожелал взять вас к себе?
— Он не пожелал? Еще как бы пожелал! Да только кто бы ему это предложил?
— А почему нет?
Елизавета Петровна выглядела возмущенной.
— Но что он мог дать мне и сыну? Он был бедным студентом с литовскими корнями. Жил на стипендию. И даже таких родителей, которые бы помогли ему впоследствии устроиться в жизни, не имел. Так что мне было делать? Я вынуждена была оставить ребенка на воспитание государству. Ему там было лучше!
Конечно! Если так рассуждать, то любому ребенку уж точно в детском доме лучше, чем в семье с проблемами. И Елизавета Петровна поступила так, как сочла нужным. Обеспечила себе безбедное существование с доверчивым капитаном дальнего плаванья, наверняка имевшим заработок побольше, чем у бедного прибалтийского студента.
— А настоящий отец Герасима? Как он отреагировал на ваше решение?
— Он не знал.
— Вы не поставили его в известность, что ждете от него ребенка?
— К чему? — пожала плечами женщина. — Он бы захотел на мне жениться. А мне это было совсем не нужно!
Вот так, сначала завела ребенка, потом избавилась от него, а теперь считает, что сын был ей чем-то обязан.
— И когда вы признались Герасиму, что вы его мать?
— Вы его искали?
Елизавета Петровна подбоченилась.
— Это он сам меня нашел! Сказал, что для этого ему пришлось подкупить какую-то старушку — работницу архива того детского дома, где он воспитывался. Потом врачей в роддоме. Одним словом, проделал большую поисковую работу и потратил много денег. Но он ничуть не жалеет. Ради удовольствия взглянуть на меня он бы потратил и не такую сумму.
Подруги молчали. Отчасти они понимали Герасима. Но трудно себе представить, что он почувствовал, когда понял, что поступок его матери, предавшей его, был продиктован лишь эгоизмом.
— Самое странное, что хотя я в глубине души никогда не отказывалась от сына, но по документам он проходил как отказной ребенок — круглый сирота. Без отца и матери.
— Но разве вы не подписывали соответствующих бумаг в роддоме?
— Ну да. Кажется, подписывала. Но разве так важна какая-то бумажка? Важно то, что у человека вот тут!
И Елизавета Петровна положила руку себе на грудь, где у нее предположительно находилось сердце. Интересно, эта дамочка сама верила в тот бред, который несла? Или просто обладала даром убеждать саму себя в том, что поступила совершенно правильно?
— Но разве на отказ от ребенка не требовалось согласие вашего официального мужа?
— Я рожала не в городе, — призналась Елизавета Петровна.
— А где?
— В маленькой больнице неподалеку от Пушкина. И завотделением там была моя хорошая подруга. Она и помогла мне. И пообещала, что будет молчать.
— Но слова своего не сдержала? Когда Гера пришел к ней, она проговорилась?
— Да, — вздохнула Елизавета Петровна. — Впрочем, возможно, так и лучше. И все равно я ей очень благодарна. Она обещала, что мой сын попадет в очень хороший детский дом, где пост директора занимает очень чуткий и внимательный педагог. И в этом она мне не солгала. Гера мне рассказывал, что этот мужчина и его жена решили сделать…
Но тут раздался звонок в дверь. И Елизавета Петровна встрепенулась.
— Ах, это вернулся Леонтий Владимирович. Девочки, кто-нибудь из вас, откройте ему.
Инна отправилась в прихожую открывать дверь. Но это не помешало Елизавете Петровне просеменить следом за ней. Леонтий Владимирович оказался сухощавым, невысоким и не слишком интересным дядечкой лет пятидесяти пяти. У него была небольшая лысина и взгляд окончательно затравленного кролика. Елизавета Петровна действовала на него словно удав на бедного зверька, то есть совершенно гипнотически.
— Лизочка! Зачем ты встала?
Он кинулся к женщине, едва не опрокинув все принесенные им сумки. Он явно ни на миг не усомнился, что Елизавета Петровна держится из последних сил. И встала со смертного одра исключительно ради него. Впрочем, и Елизавета Петровна покачивалась и пошатывалась, весьма натурально цепляясь руками за любую поддержку. Лучше всего тут годилось плечо появившегося мужчины.
— Девочки! — прошептала она. — Отнесите пакеты на кухню. И разберите покупки.
— Да, да, — тут же откликнулся Леонтий Владимирович. — Разберите покупки, девочки. Девочки? Лизочка, откуда тут взялись эти юные особы?
— Это подруги моего сына. Ты же знаешь, что у Геры было много поклонниц. Ах, мой сын был такой красавец!
— Весь в тебя, Лизочка!
Подруги только презрительно фыркнули, удаляясь на кухню. Черт принес этого дурака с плешкой! Мало того, что он помешал их чудной, становившейся все откровеннее, беседе с матерью Геры, так он еще и сходство между ней и Герой сумел отыскать.
— Да они вообще не похожи друг на друга были!
— Ага, похоже, Гера внешность взял целиком от отца — литовца.
— Круглый колобок на кривых ножках и высокий широкоплечий красавец Гера! — продолжала возмущаться Мариша. — Где тут может быть сходство?
Подруги запихнули продукты в холодильник и принялись думать, как им выжить Леонтия Владимировича из квартиры. При нем все внимание матери Геры было посвящено ему, что решительно не устраивало подруг.
— Майонеза нет! — с этими словами Мариша направилась из кухни. — А свекла почти готова. И картошка. И селедку мы почистили. Пора салат готовить. А заправить нечем!
— Леонтий! Ты забыл майонез!
— Лизочек, я покупал!
— Его нет! — твердо заявила Мариша. — Вы его в магазине забыли!
— Наверное, на кассе оставил! — засуетился этот бедный кролик. — Ах, голова моя дырявая! Вечно что-то забуду!
Оказывается, внушать что угодно ему мог кто угодно. Мариша победоносно хмыкнула. Понятно теперь, почему Елизавета Петровна старается ни на миг не выпустить свою жертву из цепких лапок. Такого отпустишь, а в него мигом другая соискательница вцепится и ну, давай внушать, что это ей он теперь должен майонез авоськами таскать. И ведь внушит, и без особого труда. Вот в чем главная опасность.
