Глава 9
Вдохновленная разговором с дедом, Мариша на следующий же день сообщила Вике новости о ее дедушке.
– Не скажу, чтобы ты меня порадовала, – вздохнула в ответ Вика. – Ведь всегда мечтаешь о деде-герое. А вовсе не о фанате, который занимался темными делами.
– Твой дед считал, что выполняет приказ партии и лично товарища Сталина! – горячо заступилась за него Мариша. – И вообще, если бы он не стал выполнять эти приказы, то и тебя бы на свете не было!
– Почему это?
– Да потому что! Сгинул бы твой дед за непослушание в лагерях или на лесоповале! И не встретился бы он с твоей бабушкой! Кстати, а когда он с ней встретился?
– Первое письмо датировано сорок первым годом.
– Ага. А из письма ясно, долго они были знакомы перед этим?
– Да. Он упоминает их внезапную встречу как раз накануне пожара, охватившего всю страну.
– Значит, это была страсть, которая вспыхнула между ними в одну минуту. И протянулась через всю их жизнь.
– Учитывая род занятий моего дедушки, бабушка могла его откровенно опасаться.
– А где жила твоя бабушка?
– До войны?
– Да.
– В Камышине.
– Это где такой?
– Рядом с Волгоградом.
– На Волге?
– Ну да. А что тебя удивляет?
– Как – меня? А тебя разве ничего не удивляет? Твоя бабушка тоже жила на Волге! Лев Илларионович переселял немцев с Поволожья в Казахстан. А Поволжье где? На Волге!
– А что тут такого? – недоумевала Вика. – Там они и познакомились. На Волге-матушке. Где же еще?
Мариша умерила свои восторги. В самом деле, где же еще было познакомиться будущему сотруднику НКВД и молодой девушке, как не на Волге, в ее родном городке.
– А твоя бабушка ничего не рассказывала об этом периоде ее жизни?
– Нет. Просто говорила, что перед войной они жили на Волге. А потом их эвакуировали, они долго скитались по стране, бабушкина мама погибла, их дом и все хозяйство было разрушено, так что возвращаться на Волгу самой бабушке смысла не имело. И она осела в Ленинграде.
– Интересно. Но в Ленинград так просто не приедешь. Особенно тогда.
– Почему?
– Даже ленинградцам, чтобы вернуться в город из эвакуации, нужно было получить приглашение от кого-то из оставшихся в Ленинграде родственников. Или как-то иначе подтвердить, что они и до войны жили в Ленинграде.
– Как это – иначе?
– Ну, по домовым книгам, по сохранившимся там записям. Но, учитывая, что в войну Ленинград бомбили каждую ночь, много ли архивов в городе уцелело? Так что это просто удивительно, что твоей бабушке удалось просочиться в Ленинград.
– Но она приехала и поселилась тут.
– Да, только как ей это удалось? Наверное, не обошлось без помощи Льва Илларионовича.
После войны он мог быть влиятельным человеком. И имел возможность помочь своей любимой, а также ее семье.
– А замуж твоя бабушка вышла уже в Ленинграде?
– Да. В пятьдесят первом году. Тогда же родилась и моя мама.
– Очень мило, – пробормотала Мариша.
Выходит, до пятьдесят первого года Викина бабушка жила сама по себе, работала в детской музыкальной школе и получала письма от любимого мужчины, который был к этому времени уже женат на Майе. Интересно, почему Викина бабушка не послала изменника, который женился не на ней, а совсем на другой женщине, далеко и по известному адресу? Почему вместо этого она решилась родить от него ребенка, а потом всю свою жизнь прятала от этого ребенка горькую правду?
Ответа на этот вопрос ни Мариша, ни Вика не находили. Наверное, не было его и у Викиной бабушки. Она поступала так, как велело ей сердце. И поделать с собой не могла ровным счетом ничего.
Но кроме двух подруг еще кое-кто неистово интересовался личной жизнью Викиных бабушки и дедушки. И этот кто-то уже вовсю трезвонил в дверь, стоя на пороге Викиной квартиры.
Слава пришел не один, а в обнимку с огромным букетом. И хотя на улице было лето, цветов было море, должно быть, парню было не так-то просто собрать такой пышный букет.
– Ты обобрал всех бабулек у метро? – вспыхнула Вика, когда в дверь протиснулся сначала огромный букет, а потом уже и сам даритель.
– Почти, – весело согласился Слава. – И почему обобрал? Видела бы ты, какая за меня разгорелась конкурентная борьба! Бабульки чуть ли не в драку лезли, стремясь уговорить купить цветы именно у них.
Букет получился пышным и ярким, хотя и чуточку странным. Ромашки соседствовали в нем с садовыми колокольчиками и люпином. Ранние лилии наполняли комнату чудесным ароматом, но не были одиноки. С ними в букете соседствовали еще какие-то желтые, красные, оранжевые и крапчатые цветы, названия которых подруги даже и не знали.
– Правда, красота?
– У меня нет подходящей тары для всех этих цветов, – растерянно произнесла Вика. – Их слишком много.
– Но обычные вазы у тебя есть?
– Да. Несколько.
– Тащи их все!
И, разложив цветы на столе, Слава принялся ловко составлять из них цветочные композиции, отбирая цветы по размеру и оттенкам. Так к коричневато-красным он клал желтые и разбавлял оранжевыми или песочно-кремовыми. К алым шли белые и синие. И так далее. Всего получилось четыре большие вазы, одна поменьше и одна совсем маленькая вазочка, куда поместились отломившиеся бутоны и тонкие веточки.
Расставленные по всей квартире, эти цветочные композиции сразу же придали ей живописный вид.
– Люблю, когда в доме стоят живые цветы, – удовлетворенно кивнув, произнес Слава. – Неплохо получилось, да?
Девушки молча кивнули. А Слава, уже снова приобретя деловой вид, огляделся по сторонам.
– Ну, и где твоя бабушка могла устроить тайники? – поинтересовался он таким тоном, словно был дизайнером и выяснял, где хозяйка планирует повесить свои шкафчики и полочки.
Вика пожала плечами. В принципе, их квартира для тайников мало подходила. Обычная типовая квартира из трех комнат. Не слишком большая, но благодаря удачной перепланировке каждому обитателю нашлось в ней место. Родители Вики занимали самую большую комнату. Вика обосновалась в комнате поменьше, но солнечной и светлой. А бабушка, которой всегда было жарко и которая мучилась от приступов гипертонии, предпочла комнату с окнами на север.
– Бабушкина комната была вон та, – произнесла Вика, указывая на дверь. – После бабушкиной смерти мама кое-что там прибрала, но сомневаюсь, чтобы она затронула глубинные недра шкафов. Моя мама не по этой части. Ее вполне устраивает, когда чисто только снаружи.
– Не слишком-то правильная позиция.
– Что?
– Разумеется, только с точки зрения восточной философии, – пояснил Слава. – Восточные мудрецы считают, что у человека в жилище все должно быть чисто и ничто не должно препятствовать свободному течению жизненной энергии. Всякий старый хлам, который мы так любим хранить у себя в доме, не что иное, как проявление опасения за свой завтрашний день, вопиющее недоверие к щедротам огромной Вселенной.
– А-а-а... – протянула Вика. – Ну, это ты объяснил бы моей маме. А мои слова она всегда воспринимает в штыки.
– Похоже, у тебя не слишком дружеские отношения с матерью.
– Обычные. Мы безумно любим друг друга. И так же безумно раздражаем. Нам бы лучше жить порознь.
– Что же мешает?
– Мои родители считают, что я еще не готова к этому шагу, – призналась Вика.
Втихомолку она опасалась, что родители никогда и не сочтут ее готовой. Хоть бери и беги из дома. Было бы только к кому убегать и ради кого протестовать.
Тем временем Слава очутился в бывшей комнате Викиной бабушки. Тут было тихо и свежо. Казалось, что хозяйка этой комнаты ушла отсюда совсем недавно. На стенах еще висели фотографии маленькой Вики в школьной форме с трогательными белыми бантиками на косичках. А также фотографии самой бабушки. Был среди них один портрет, который особенно заинтересовал Славу. Он так и застыл перед ним, не сводя глаз с изображения.
Портрет относился годам к семидесятым. Бабушка была еще не старой. Ее густые волосы, расчесанные на прямой пробор, были гладко убраны назад. Серьезные глаза смотрели строго и бескомпромиссно. Руки сложены на коленях. Одета бабушка была в коричневое платье со скромным кружевным воротничком. И меньше всего эта женщина была похожа на человека, скрывающего от окружающих некую интимную тайну своей личной жизни. Может быть, достойную осуждения.
Впрочем, кто осудил бы женщину, решившую родить ребенка от любимого мужчины? Уж скорей стыдиться и огорчаться надо тем, кто заводит детей от нелюбимых, а потом всю жизнь кичится своей порядочностью, которая не позволила им быть по-настоящему счастливыми.
– Как иной раз причудливо играет людьми жизнь, – внезапно произнес Слава.
Он все еще стоял перед портретом Викиной бабушки, не в силах оторвать от нее взгляда.
– Вот эта женщина всю свою жизнь была безумно любима, нужна и желанна сильному и мужественному человеку. Могла быть ему верной подругой и просто любимой женщиной. Однако прожила всю свою жизнь не с любимым человеком, а с нелюбимым дураком, который не мог понять и десятой части ее мыслей, чувств и стремлений.
Вика прямо опешила. О ком это говорит Слава? Какое ему дело до того, что чувствовала ее бабушка? Это была ее бабушка, а не его! Он сюда пришел искать тайник с бумагами Льва Илларионовича? Вот и пусть ищет!
Но Слава и сам уже опомнился.
– Что-то я разболтался, – усмехнулся он. – Наверное, к дождю.
При чем тут дождь? Что он мелет?
Но Слава уже задал новый вопрос:
– Где будем искать в первую очередь?
Вика пожала плечами:
– Понятия не имею!
– Ты была особенно близка со своей бабушкой. Подумай, куда бы ты спрятала ценную для тебя вещь.
– Это зависело от того, насколько эта вещь была бы крупной.
– Достаточно крупной, – заверил ее Слава. – Бумаг хватило бы на маленький сундучок или «дипломат».
Дьявол, откуда этот парень так хорошо осведомлен? Ведь, к примеру, сами подруги даже понятия не имели, что ищут. А Слава был в курсе даже формата бумаги, которую использовал Лев Илларионович. И ее примерного количества.
– Ну-у-у... – протянула Вика. – «Дипломат» – это довольно много. Сразу даже и не придумаешь, где у нас в квартире есть такой тайник.
– Я не говорю, что все спрятано в одном месте. Возможно, твоя бабушка разделила доверенную ей рукопись на несколько частей.
– Одно время у нас в прихожей висела такая специальная штучка для газет, – задумчиво сказала Вика. – Плотное вышитое бабушкой полотно, продетое на двух гладко обструганных палочках. Сверху была приделана веревочная петля, на которой держалась вся конструкция. Туда полагалось совать все газеты, которые приходили к нам.
– И где она, эта газетница?
– После смерти бабушки мама от нее избавилась. Сказала, что времена изменились, газету «Правда» больше никто ежедневно не изучает, и вообще это ужасная глупость – хранить в доме бесплатные газеты с рекламными объявлениями.
– Значит, копилки для газет больше нет?
– Нет.
– Жаль, – огорчился Слава. – Идея-то была плодотворной. Устроить тайник у всех на виду – это оригинально!
И тут Мариша почувствовала, что пришла пора ей вмешаться.
– Послушай, Слава! С чего ты вообще взял, что тайник сделан где-то в этой квартире?
Казалось, Слава был удивлен вопросом.
– Ну как же? Викина бабушка была Льву Илларионовичу самым близким человеком!
– Да с чего ты это взял?
– А разве нет?
Слава посмотрел на Вику, но та пожала плечами.
– Хорошо, сколько раз в месяц твоя бабушка отправлялась на свидания? Один раз? Два раза? Три?
– Сейчас трудно вспомнить. Но мне кажется, что не меньше двух раз в неделю, бабуля красилась, красиво одевалась и исчезала из дома на весь день или вечер.
– Вот видишь!
– Что?
– Лев Илларионович встречался с твоей бабушкой много раз в месяц. А со своим сыном он виделся от силы раз в полгода. А уж дочь так и вовсе годами не видел.
– Но у Льва Илларионовича была еще и жена. Эта Майя.
– Ну и что? К моменту завершения работы над мемуарами эта женщина уже умерла!
И тут Мариша снова не выдержала и вмешалась:
– Слушай, Слава, откуда это ты так хорошо осведомлен?
Но Слава предпочел не услышать ее вопроса.
– Поэтому я и считаю, что тайник должен быть где-то тут, – произнес он. – Будем искать?
Вика кивнула. Слава моментально оживился и кинулся в прихожую, чтобы осмотреть место, где прежде висела газетница.
– А вы пока подумайте, где еще может быть тайник!
Едва он скрылся, Вика повернулась к Марише:
– Тебе не кажется, что этот Слава какой-то странный!
– Я тебе еще вчера это сказала!
– Так много знает про мою семью! Когда он успел выяснить все подробности?
– Вот именно. Когда?
Вернулся Слава, и подругам пришлось прерваться.
– Ну? Надумали?
– Может быть, поискать на антресолях?
Слава поморщился. Судя по всему, идея с антресолями казалась ему слишком простенькой и абсолютно не совпадающей с тем значением, которое могли иметь мемуары дедушки.
– Антресоли – это примитивно! – заявил он.
– Тогда шкаф!
И Вика показала рукой на необъятных размеров старинный шкаф, который был слишком велик, чтобы его вытащить из дома. Поэтому его просто оставили в покое, не решаясь демонтировать. Надо сказать, что шкаф понравился Славе гораздо больше.
– Отлично! – оживился он. – Отличная идея, и отличный шкаф!
В шкафу оказалась масса вещей, которые живописными горками украсила всю комнату. Слава вошел в раж. И совершенно не нуждался в помощи подруг. Он все вытаскивал и вытаскивал с полок какие-то вещи, сердито хмурясь.
– Это все вещи твоей бабушки? – наконец спросил он.
– Нет, конечно. Мамины, мои и папины.
Слава замер.
– Значит, после смерти твоей бабушки вы разбирали ее шкаф?
– Ну да. Не целиком, но частично разбирали.
– Частично... Хм... Ладно, посмотрим, может быть, чего и найдем.
Но в результате длительного обыска красный, запыхавшийся и начавший чихать Слава нашел лишь несколько бумажек, очень мало похожих на листки мемуаров. Но все же это было лучше, чем совсем ничего. Слава нашел их в кармане синего бархатного халата, который Викина бабушка очень любила и который Викина мама почему-то не выбросила.
– Так, посмотрим, – сказал Слава, расчистив на полу свободный уголок и разложив там свои находки. – Вот это бланк рецепта. Их тут несколько. Г-хм! Интересно, очень интересно.
– Что?
– Вика, а твоя бабушка употребляла морфий?
– Морфий? – ахнула Вика. – Но ведь это же наркотик? Разве не так?
– Да. И его прописывают тяжело больным людям, когда никакой надежды уже нет, чтобы облегчить их последние минуты.
– Моя бабушка была здорова до последней минуты!
– Ты уверена?
– Да!
– Тем не менее тут лежит не меньше десятка бланков рецептов.
Вика взяла один из листков, на котором сверху была пришлепнута большая красная печать. И постаралась вчитаться в размашистые буквы, которыми был исписан рецепт.
– Тут указана другая фамилия! – воскликнула она. – Бабушка была Ершовой по мужу, а тут какая-то Зальцман.
– Или какой-то.
– Что?
– Я говорю, что Зальцман – это может быть и он, и она. По одной фамилии не понять.
– В любом случае этот рецепт выписан не моей бабушке! – решительно заявила Вика.
– Но рецепты лежали в кармане ее халата.
– Мало ли, как они могли туда попасть!
– И как же? Кто их мог туда положить? Твоя мама? Твой папа? Кто-то из них подворовывает морфий у старушки или старичка Зальцман?
– Мои родители никогда в жизни не стали бы связываться с криминалом!
– Вот и я того же мнения, – кивнул головой Слава. – А относительно бабушки я бы не стал зарекаться.
– Что?! – вспылила Вика.
– Что ты так на меня смотришь? Уже одно то, что она прожила всю свою жизнь во лжи, характеризует ее как личность незаурядную и чуждую условностям.
Пассаж про незаурядную личность Вике понравился. Но все равно она не спешила сдаваться:
– Моя бабушка не принимала наркотики!
– Значит, она приобретала их для кого-то другого. Интересно. Эта ниточка может нас кое-куда вывести.
И Слава бережно отложил бланки рецептов на морфий в сторону. Кроме них у него была еще одна находка. Очень потрепанная книжечка. Даже не книжечка, а брошюрка. Отпечатана она была на дешевой бумаге и была явно религиозного содержания.
– Какая-то секта, – просмотрев брошюру, заметил Слава, и подруги с ним согласились.
Брошюра предвещала скорый конец света и гибель для всех, кто не присоединится к Братству святого Иоанна. Дескать, только он сможет вывести свою немногочисленную паству к спасению. И только ему одному ведом путь, которым нужно двигаться, чтобы попасть в царствие небесное.
– Другими словами, товарищи, поторопитесь, – усмехнулся Слава. – Количество мест в ковчеге ограничено. Твоя бабушка была сектанткой?
Вика снова возмутилась:
– Что ты ее оскорбляешь! То наркоманка, теперь сектантка! Не была моя бабушка ни в какой секте!
– Ты уверена? А вдруг она ходила не на свидания со Львом Илларионовичем, как ты подумала, а на собрания этой секты Братства святого Иоанна?
– Моя бабушка обязательно проговорилась бы об этом маме или папе! Или мне!
– Как она проговорилась тебе о том, что твой дед вовсе не твой дед, а совершенно чужой тебе человек? – поддел Слава девушку.
Некоторое время Вика пыхтела, не зная, что и сказать. Слишком много странного открылось за последние дни в ее тихой, домашней бабушке, которая любила печь пироги с капустой, а по праздникам готовила утку с яблоками и потрясающе вкусные булочки с заварным кремом.
– Про дедушку история слишком давняя, – наконец произнесла Вика. – А про секту свежая. Мы бы догадались, если бы бабушка попалась в лапы сектантов.
Слава еще раз внимательно изучил брошюрку. Но никакого упоминания о том, где же искать это Братство святого Иоанна, он не нашел. И отложил книжечку в сторону со словами:
– Обязательно узнаю побольше об этой секте. Уверен, твоя бабушка наведывалась туда, и не раз.
– Брошюра могла оказаться у бабушки случайно! Мало ли, какую дрянь иногда суют на улице!
– Верно, – поддержала подругу Мариша. – Мне самой несколько раз предлагали вступить в различные религиозные или теософские организации. Прямо так на улице подходили и начинали про близкий конец света, про избранных и про всякую разную чушь!
– И ты брала у них брошюрки?
– Иной раз и брала. Просто чтобы отвязаться.
Но вдохновленный интересными находками Слава уже помчался к отвергнутым ранее антресолям. Подругам он предоставил почетное право складывать обратно все те вещи, которые он совсем недавно и с таким энтузиазмом выгреб из шкафа.
Девушки как раз заканчивали складывать вещички, как вдруг со стороны кухни, где находились единственные в квартире антресоли, раздался жуткий грохот и шум падения чего-то тяжелого.
– Господи! – ахнула Вика. – Убился!
Мариша неторопливо сложила светлые рукава последнего свитера, который еще оставался неубранным, положила его на полку, закрыла шкаф на ключ и только после этого поспешила к месту катастрофы.
Слава лежал на полу и слабо стонал. Собственно говоря, самого Славы было даже и не видно под огромной деревянной столешницей из цельного дуба, которая накрыла парня. Так что теперь Слава больше напоминал гигантского жука с плоской спинкой, из-под которой торчали тонкие конечности.
Возле Славы хлопотала Вика, пытаясь облегчить участь страдальца.
– Зачем ты туда полез один? Подождал бы меня!
– Я хотел поскорей!
– Где у тебя болит? – допытывалась Вика. – Чем ты ударился? Что болит? Голова? Руки? Ноги?
– Все! – простонал Слава. – Все болит! Задыхаюсь!
– Ой, Славка! Тебя же придавило! – ахнула Мариша, стоя в дверях и узрев оттуда всю картину.
– А то я не знаю! Как же мне плохо!
Теперь девушки засуетились возле бедолаги уже вдвоем. А он лежал, придавленный столешницей, и тяжко стонал:
– Кошмар! Помираю! Дышать нечем! Мне кажется, у меня во всем теле нет ни единой целой косточки.
– Бедный! Чем же мне тебе помочь?
– Снимите вы с меня эту штуковину, – взмолился Слава. – Ради всего святого!
Девушки попытались это сделать и стали тянуть столешницу со Славки. Но тут Слава взвыл дурным голосом.
– Что? Что еще?
– Зацепилось!
– Где?
Славка отчего-то покраснел словно рак и буркнул:
– На животе!
– И что же теперь нам делать?
– Не знаю. Не тяните.
– А как же?
– Поднимайте вверх!
Легко ему было говорить! Между прочим, столешница весила не меньше двадцати килограммов. Да еще была такая неудобная. Руки девушек соскальзывали с гладкой поверхности. И подруги два раза снова уронили столешницу на Славку. Тот уже не вопил. А, сжав зубы, покорился своей участи. Наконец все было кончено. Столешница стояла на безопасном расстоянии от Славы, прислоненная к стене.
Рубашка на пузе у Славки задралась и оголила покрасневший кусок кожи.
– Ширинка зацепилась за вашу чертову столешницу, – пояснил Слава. – Все мне там разодрала.
– Бедненький!
– Не надо меня жалеть. Помогите лучше встать.
Подруги так и сделали. Но приблизившись, обнаружили на животе у парня еще кое-что интересное.
– Что это у тебя? – изумилась Мариша, обнаружив, что под краснотой прячется то ли змея, то ли дракон.
– Не обращайте внимания! Детские шалости!
И Слава поспешно запахнул рубашку, словно стесняясь. Что же, мог и стесняться. Учитывая то деликатное положение, из которого его только что вызволили подруги.
– Не понимаю, как тебя угораздило, – причитала Вика, волоча пострадавшего до ближайшего дивана.
– Ох, и сам не понимаю. Вроде бы стоял на стремянке, копался на ваших антресолях. Все было очень даже спокойно. И вдруг трах, бах и я уже лежу на полу, придавленный и беспомощный!
Картина произошедшего нарисовалась уже после, когда девушки принесли пострадавшему ледяной минералки и оставили его одного приходить в себя. Сами они пошли к месту аварии, чтобы посмотреть, что же там все-таки случилось.
– Сама упала, когда разбирала чуланчик бабушки, – призналась Вика. – Чемодан меня вниз утянул.
– И что?
– Меня чемодан, его столешница. Как же мы похожи со Славкой!
Мариша в ответ только фыркнула:
– Слава грохнулся, потому что стремянка старая, одна ступенька сломалась.
Видимо, как раз на этой ступеньке и стоял несчастный Славка. При этом он пытался вытащить с антресолей тяжелую столешницу, которую положили туда в незапамятные времена еще прежние жильцы этой квартиры. А положили они ее туда, чтобы укрепить дно антресолей. Славка об этом не знал. И, полагая, что столешница скрывает под собой нечто интересное, истово тянул ее на себя. И когда стремянка под ним треснула, то полетел вниз, а столешница следом.
– Еще хорошо, что она на него плашмя упала, – заметила Мариша. – Если бы ребром, не обошлось бы без переломов и внутренних травм.
– И по голове не попало. Вся тяжесть пришлась на ребра.
– Наверное, ему их помяло.
– Полежит, сам скажет.
Чтобы немного освежиться после перенесенного стресса, девушки пошли на кухню. А оказавшись на кухне, первым делом кинулись к холодильнику. Ну да, а куда же еще идти? Именно в холодильнике прячутся самые важные стратегические запасы на случай непредвиденных ударов судьбы. Например, если вас бросил любовник, а в холодильнике стоит ведерко клубничного, ванильного или шоколадного мороженого, то с помощью этого десерта можно легко пережить первый приступ горя. Хорошо также помогает тортик с кремом. А вот колбаса, копченое мясо или маринованные огурчики лучше подходят, когда вы только что пережили жуткий страх. Еще в это время хорошо идут свежие помидоры и зелень со свежим лавашем.
К счастью, в холодильнике у Вики нашлось все необходимое. Подруги составили на поднос тарелочку с кусочками сыра, покрытого голубоватой плесенью, блюдечко с сырокопченой колбаской, приличный кусок малинового рулета и банку шпрот, которая нашлась в самом дальнем углу холодильника и которая явно ждала именно сегодняшнего случая. И еще черные большущие маслины, которые плавали в рассоле, словно острова неведомого, но очень загадочного и притягательного для морских путешественников архипелага.
Поставив на поднос всю эту роскошь, подруги захватили с собой горку булочек с хрустящими корочками, бутылку вина, бутылку коньяка и отправились обратно к Славе. Тот все еще лежал на диване в позе мученика, но при виде подноса с едой заметно оживился. И выразился в том смысле, что если попробовать проглотить несколько кусочков еды, то неизбежный конец можно несколько оттянуть.
