Глава 9
Марии Филимоновне потребовалось десять минут и два больших стакана холодной воды, чтобы снова прийти в себя и начать говорить. И, по мере того как она говорила, у подруг глаза делались все больше и больше. До чего обманчив бывает внешний вид людей. Никогда нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Зачастую оно бывает в корне неверным.
Вот и под благополучной респектабельной внешностью Марии Филимоновны бушевали шекспировские страсти и одновременно с ними уживалось нежное и трепетное чувство к человеку, давно оставившему ее. А в своей большой груди все эти годы женщина хранила страшную тайну.
– Мой сын родился в браке. Но при этом мой муж не его отец. Настоящий отец Валюши… это… это…
– Это Борис Аркадьевич! Он отец вашего ребенка.
– Вы знали! – снова побледнела женщина.
– Как же так получилось?
– О, я не знала! Я не хотела! Поймите, я была совершенно невинна в ту пору. О том, как заводятся дети, имела самое туманное представление. Мне казалось, что из нашего с Борисом огромного чувства не может получиться ничего физического. Это было настолько духовно, настолько возвышенно! И вдруг я узнаю, что беременна!
Получилось это совершенно случайно. Обеспокоенная внешним видом дочери, которая теперь постоянно рыдала, худела и чахла на глазах, мать повела ее по врачам. Не обошлось и без гинеколога. И вот он и сообщил потрясенным женщинам немыслимую новость.
– Ваша дочь беременна. Срок пока что небольшой, но делать аборт я бы не советовал. Никогда не знаешь, к каким последствиям это приведет в таком юном возрасте. Послушайте меня, старика. Не губите девочке жизнь, выдайте ее замуж, и дело с концом. Пусть живет себе счастливо.
Но легко сказать, выдайте замуж! Борис переехал в другой дом, адреса не оставил. И все попытки родителей Марии Филимоновны его разыскать не привели к успеху.
– Впрочем, уже много лет спустя, сама находясь на одре болезни, которая и унесла ее в могилу, мама призналась мне, что они с папой все-таки нашли мерзавца. И что папа имел с бывшим соседом серьезный разговор, закончившийся полным провалом. Борис отказался признать себя отцом будущего ребенка. И мало того, он откровенно заявил, что не нуждается в жене. А тем более не собирается брать в жены девушку, которая сама вешалась ему на шею.
– Отвратительно!
– Папа едва не набил Борису морду! Маме пришлось разнимать мужчин. Но ни о каком браке с Борисом речи не шло. И родители, посовещавшись между собой, решили сказать мне, что Борис пропал. И что я выйду замуж за Толю.
Толя был аспирантом на кафедре папы Марии Филимоновны. И брак с дочерью профессора открывал для него многие двери.
– Толя всегда относился к Валюше, как к родному сыну. Записал его на свою фамилию, возился с ним. В садик водил. Сидел возле него, когда тот болел. Возможно, со временем он стал искренне считать Валюшу своим сыном!
– Это говорит о том, что ваш муж очень хороший человек.
– Да, но и папа много сделал для Толи. Тот регулярно получал повышения и прочую протекцию, которую оказывал ему мой отец. Самостоятельно Толя никогда не смог бы достичь в ученом мире тех высот, которые он занимает поныне.
– Но вы что-нибудь можете сказать про Бориса?
– Увы, у меня осталась на память о нем лишь одна фотография. И она находится у меня дома.
– Вот как. Только фотография?
Подруги были разочарованы. Зачем им старая фотография? Ритка и так видела Никиткиного дядю. Живьем. А Мариша видела его фото в квартире у тети Люси. Но Марии Филимоновне, чей покой растревожили подруги, явно очень хотелось похвастаться своим бывшим возлюбленным. Пройдя в квартиру, она довольно резво метнулась к шкафу с застекленными дверцами и извлекла из него пухлый том «Войны и мира».
Между страниц этого эпохального произведения и была спрятана фотография Бориса Аркадьевича. Должно быть, он до сих пор занимал в сердце своей возлюбленной немалое место, раз уж она выбрала для его фотографии такое почетное место.
– Вот он! – с гордостью произнесла Мария Филимоновна. – Видите, какой красавец! А рядом с ним – я!
Подруги уставились на старый снимок с немалым изумлением. Марию Филимоновну они узнали без труда. Женщина за двадцать с лишним лет не слишком-то изменилась. Она и в юности была девушкой крупной и монументальной. Но вот Борис Аркадьевич… Тут подруг поджидало настоящее открытие.
– Это же не он! – решительно произнесла Рита, отодвигая от себя фотографию. – Это не Борис Аркадьевич!
– Да как же? Именно он!
– Нет. Наш Борис Аркадьевич другой.
– Как это другой? – изумилась Мария Филимоновна. – Впрочем, наверное, вы имеете в виду, что за эти годы он сильно изменился?
– И это тоже, но не только. Это просто другой человек!
– Что вы имеете в виду?
– Мы знали другого Бориса Аркадьевича, – произнесла Ритка, явно пребывая и сама в растерянности. – Совсем другого.
– Другого? Но другого у меня никого не было.
– Не понимаю, в чем тут дело, – бормотала Ритка. – Это не он! Это не его лицо!
И она вопросительно взглянула на Маришу. В ответ Мариша кивнула. Ей тоже казалось, что как бы ни потрудилось время над человеком, оно не в состоянии превратить горбоносого красавца с яркими карими глазами в человека среднерусской внешности. По-своему привлекательного, но отнюдь не яркого и не брюнета.
– Что же это такое? – растерянно шептала Ритка. – Выходит, их двое? Два Бориса Аркадьевича? И какой же из них Никиткин дядя?
Но Мариша считала, что с этим как раз все понятно. Мать Никиты точно указала им адрес Никитиного дяди, который не захотел иметь ничего общего ни с ней, ни с племянником. Но вот тот человек, который впоследствии назвался дядей Никиты и стал давать молодому человеку деньги, этим самым дядей, похоже, никогда не был.
Одновременно девушки припомнили загадочные слова Надежды – первой жены Никитки – о том, что Борис Аркадьевич никакой Никите не дядя. А также слова работников казино, которые твердили то же самое.
– Самозванец! – ахнула Ритка. – Никита брал деньги у самозванца! Но зачем? Зачем этому человеку было нужно называться Борисом Аркадьевичем и изображать из себя Никиткиного дядю?
Мариша тоже недоумевала. Добро бы Никитка был богатым наследником. Тогда возле него могли начать плодиться самозванцы на роль его дядюшек. Но Никита был гол как сокол. И Мариша считала, что появление богатого дядюшки у бедного племянника – это вещь весьма подозрительная и опасная. Хотя бы вспомнить злого колдуна, представившегося дядей бедного Аладдина. Не просто же так появился этот человек. Ему была нужна от Аладдина услуга. И за эту услугу он планировал расплатиться с бедным юношей его жизнью.
Но все-таки сказки сказками, а что же было нужно лже-Борису Аркадьевичу от Никиты?
– Скажите, – обратилась Мариша к Марии Филимоновне. – А ваши родители еще живы?
– Нет. А зачем вам?
– Мы бы могли уточнить у них адрес вашего Бориса Аркадьевича. Потому что и в этом вопросе у нас нету ясности. Кто-то назвался его именем. Но зачем? И по какой причине? Возможно, настоящий Борис Аркадьевич может ответить на эти вопросы. Мы хотим выяснить, где он живет сейчас.
Некоторое время Мария Филимоновна задумчиво покачивалась, сидя за столиком, а потом внезапно произнесла:
– А вы знаете, ведь я и сама неоднократно думала о том, чтобы найти своего Бориса. Но только сейчас я сообразила, что хотя мои родители и умерли, но на свете есть еще один человек, кто может знать адрес Бориса.
– Да? И кто же он?
– Шофер. Шофер Василий. Он всегда возил папу. И я уверена, что моих родителей к Борису возил тоже именно он.
Но у подруг уже возникла другая идея. Зачем им шофер, который вряд ли помнит точный адрес, куда возил хозяев на разборки с женихом их дочери. Этот адрес можно найти гораздо проще, стоит обратиться к городской базе данных. И никуда ездить не надо.
Впрочем, поехать подругам все же пришлось. Домой к Марише, где в компьютере уютно устроилась база данных, полученная от Артема.
– И как это мы сразу не догадались проверить, что за человек наш убитый, – громко посетовала Ритка.
– И не говори!
– Поверили Никите, что это его дядя.
– А Никита – такой врун! Верить ему на слово было никак нельзя!
И подруги впились глазами в базу данных. Так и есть! Кривко Борис Аркадьевич проживал вовсе не на набережной Мойки. Он проживал в городе Пушкине Ленинградской области. Судя по тому, что номера квартиры в адресной базе напротив его фамилии не значилось, а только номер дома, жил он наособицу, в отдельном доме.
– Ни фига себе! Отдельный домик в Пушкине! Да там цены еще выше, чем в самом Питере!
– Нет, ты мне скажи лучше! Кто же тогда жил в доме рядом с тетей Люсей? Что за человек называл себя дядей Никиты? Кто он такой?
Подруги проверили и это. Оказалось, что проживал там тоже Борис. Но не Аркадьевич, а Анатольевич. И фамилия у него была совсем другая – Цыплаков.
– И что это за Цыплаков такой? Какое он имеет отношение к Никите?
– Не знаю. Но это точно не дядя моего Никиты. У того фамилия была Кривко!
– Ну, хоть что-то мы теперь знаем точно. Убитый не был родным дядей Никиты. Это какой-то аферист, назвавшийся им!
– Хорош аферист! Каждый месяц выплачивал Никитке огромные суммы! За что?
– Да, странно. Но возможно, он надеялся со временем получить с Никиты нечто гораздо большее.
– Как же! С Никитки фиг что получишь. Уж это-то я тебе официально заявляю, как его законная жена, много лет промучившаяся с ним бок о бок!
И, заметив, что Мариша снова куда-то собирается, Рита спросила:
– А ты куда это собралась?
– Как это куда? Нужно навестить этого Кривко.
– В Пушкин поедем?
– Да.
– Прямо сейчас?
– А что тебя не устраивает?
– Посмотри за окно. Там уже темным-темно. Вечер.
– Не преувеличивай. Всего лишь четыре часа дня. Мы еще вполне успеем навестить вашего дядю.
– Когда доедем, уже стемнеет.
– Слушай, ты так упираешься, что у меня начинают зарождаться нехорошие подозрения. Ты знала лично этого Кривко из Пушкина?
– Нет. Откуда?
– Тогда почему ты так не хочешь к нему ехать?
– Просто не вижу причины, зачем нам это делать.
– Ну ты даешь! Мы должны поехать хотя бы для того, чтобы убедиться, что такой человек вообще существует. В этом деле и без того слишком много неясностей, чтобы мы оставили еще и такое огромное белое пятно.
Рита поворчала, но в конце концов согласилась с доводами подруги.
– Только сначала перекусим, – сказала она. – А то у меня уже в животе бурлит. Эта жирная Офелия ничего нам не предложила. Показала фотку своего старого любовника, и нет чтобы к ней еще и чаю с пирожными сообразить.
– Перекусить – это было бы неплохо. Только это уже придется сделать по дороге. Потому что у меня, если честно, в холодильнике мышь повесилась. Брать там решительно нечего.
Так как Мариша очень торопилась, то поели подруги прямо на ходу. Купили в ларечке теплые, завернутые в красивые красные бумажки блинчики с ветчиной и с сыром, а потом, в душе тоскуя по сытной, горячей и такой экзотичной шаурме, съели безвкусный кусок теста.
И кто сказал, что русский человек должен питаться исключительно блинами, а шаурмой – нет? Чем лепешка с мелко порубленной начинкой хуже?
Тем не менее блинчики несколько поумерили чувство голода. А клюквенный морс, который продавался в комплекте с блинчиками, был хотя и кислым и противно пах чем угодно, но только не натуральной клюквой, наверное, был не вредней колы. И все равно подруги чувствовали себя обманутыми. Чувство сытости не могло само по себе заменить чувство удовлетворения от вкусной еды.
– Как резину какую-то жую, – тоскливо произнесла Ритка, разглядывая бесцветный кусок теста. – Снаружи пресно, внутри какая-то тянучка. И это еще мы едим с пылу с жару. А представь себе, что с этим блином станет, когда он остынет.
– Ты хотела есть? Вот и ешь. Или если хочешь, то там же, но в соседнем ларьке, еще есть пирожки с кашей.
– С кашей? Нет уж, спасибо! Каши мне точно не хочется. Я уже вышла из ясельного возраста.
– Тогда с кислой капустой.
– От нее в животе бурлит.
– С мясом.
– Оно у них сухое и с жилками. И тесто тоже сухое. Почему они не жарят пирожки, как раньше? Зачем они их запекают до каменной корки. Я такие не люблю!
– Ну, на тебя не угодишь!
– Почему? Я человек простой, и еда мне нравится тоже простая. Трескала себе шаурму, когда ее продавали на всех углах, и превосходно себя чувствовала. И еще кока-колой запивала, и тоже все было прекрасно. Все вокруг говорили, что это яд и есть это нельзя. А я ела! Ела и отлично себя чувствовала! А теперь вот не ем, и знаешь, здоровье мое сильно с тех пор ухудшилось.
С этими словами Рита безжалостно скомкала обертку от блинчика и решительно выбросила ее в урну. Туда же последовала и бутылка с остатками клюквенного морса.
– Гадость!
В Пушкин подруги приехали, как предсказывала Рита, уже под вечер. Но дом Кривко нашли быстро. Это был не очень большой, но красивый и ухоженный дом. И стоял он в окружении старых лип.
– Красивое место.
– Красивое-то красивое, но как нам попасть внутрь?
На звонки в ворота никто не реагировал. Хотя люди в доме были. Об этом говорили освещенные окна на первом и втором этажах.
– Жаль, что в адресной базе данных не было телефона этого Кривко. Позвонили бы ему, он бы и вышел.
– Если на звонки в дверь не выходит, почему ты думаешь, что он захочет разговаривать с нами по телефону?
Но Ритка вместо ответа закричала во весь голос:
– Эй, вы, там! Господин Кривко! Как вас там? Выгляните на минуточку! Речь пойдет о вашем родном и единственном племяннике Никите! Его обвиняют в вашем убийстве! Покажитесь, коли вы живы!
– Ну ты даешь! – ахнула пораженная Мариша. – Разве так можно?
– А чего стесняться? И потом… Я правду говорю.
Некоторое время ничего не происходило. А потом свет в одном из окон первого этажа мигнул. Видимо, кто-то в доме отдернул занавеску. И подруги услышали голос мужчины.
– Кто вы такие?
– Мы хотим поговорить с вами про вашего племянника Никиту!
– Не видел его много лет. И знать не знаю, что с ним!
– Но его обвиняют в убийстве человека, который назвался вашим именем!
– Мне все равно! Отстаньте!
– Но разве вам не интересно, кем был этот человек?
– Уходите!
– Мы не уйдем!
– Тогда я вызову милицию!
– Очень хорошо. Уверены, у милиции найдется к вам несколько вопросов относительно того, почему ваш племянник общался с человеком, который назывался вашим именем, а потом убил его!
Некоторое время было тихо. Видимо, Кривко размышлял, что менее опасно для него – позвать в дом каких-то подозрительных проходимок или позволить ментам наводнить свой дом. Последнее все же пересилило. И он крикнул:
– Входите.
– А ворота?
– Сейчас открою.
Вскоре к воротам подошел высокий мужчина, в котором подруги сразу же узнали мужчину с фотографии, хранящейся у Марии Филимоновны в томике «Войны и мира». Да, он постарел, подурнел, но по-прежнему выглядел этаким гоголем.
– Это все-таки вы! – удовлетворенно выдохнула Рита. – Значит, Никитка в самом деле убил самозванца!
– Не совсем понимаю, о чем речь?
– О человеке, которого Никита всем представлял своим дядей.
Борис покачал головой:
– Я не видел своего племянника много лет. Последний раз он был у меня в гостях, когда ему исполнилось пять. Я подарил ребенку огромную электрическую железную дорогу, а его мать потребовала у меня чек от нее. Представляете себе мой шок? В общем, с тех пор я старался избегать контактов с этой меркантильной особой. Уверен, она собиралась сдать подаренную мной ребенку игрушку обратно в магазин. И что же это за мать такая? Хотела лишить собственного мальчика его законного подарка!
Подруги переглянулись. Борис так искренне возмущался поведением матери Никиты, а ведь должен был понимать, что пара теплых ботинок или зимнее пальто для мальчика-сироты были куда важнее, чем игрушечная железная дорога. Только такой самовлюбленный и эгоистичный тип не мог понимать этого!
– Наверное, ваш племянник жил в крайне стесненных условиях.
– Ну да. Мой брат не обладал предпринимательской жилкой. Он содержал семью в бедности.
– А вы, значит, были предпринимателем?
– Был и есть, – с достоинством кивнул Борис Аркадьевич. – А что? Разве то, что я в состоянии жить в отдельном доме, не является проявлением моей предприимчивости?
– Возможно, вам дом достался в наследство.
– Ну нет! Наш с Владимиром отец был честным работягой. Вкалывал на заводе с шести утра по восемь часов в день. И так всю жизнь! Тяжелый физический труд рано его состарил. На пенсию он вышел, будучи уже полной развалиной. Так что умер он тоже рано.
– А вы так не хотели?
– Я? Нет! И Владимир тоже не хотел. Только мы с ним пошли разными путями. Владимир упорно учился, получал высшее техническое образование, вернулся на тот же завод, где трудился наш отец, дипломированным специалистом и…
– И что?
– И через пару лет умер! А даже если бы и не умер! Что бы из него получилось? В лучшем случае руководитель среднего звена, получающий зарплату в триста, от силы четыреста рублей в месяц. Конечно, по советским временам и это было неплохо, но… Но мне такой путь казался слишком долгим, утомительным и трудным.
– И что же за путь выбрали вы?
– Я стал предпринимателем. Я вам это уже говорил.
– Однако вы уже немолоды.
– Причем тут это? – слегка оскорбился Борис Аркадьевич.
– Притом, что ваша молодость должна была прийтись на времена советской власти.
– И что?
– А советская власть к таким вот людям, как вы говорите, с предпринимательской жилкой, относилась очень настороженно. И величала их не иначе как спекулянтами. Даже статья в Уголовном кодексе соответствующая имелась – спекуляция. Срок от трех до тринадцати.
– Не напоминайте мне о тех страшных временах, – поморщился Борис Аркадьевич. – Не хочу даже вспоминать! Сколько моих друзей и коллег пострадали из-за этой статьи. Какие жизни были сломаны! Какие карьеры пошли коту под хвост! Удручающие времена.
– А вы, значит, оказались в числе счастливчиков? Всю жизнь спекулировали, но ОБХСС ни разу на вас не вышло?
– Да. Смею признаться, мне везло. Но не только в везении дело. Я тщательно просчитывал все варианты, отбирал контакты. И никогда не имел дела со случайными людьми. Нет, как минимум двое из моих хороших клиентов должны были поручиться за третьего, чтобы я стал иметь с ним дело.
– И чем же таким крупным вы занимались? Антиквариатом? Вы же по образованию искусствовед?
– Да, я занимался разным. Картинами, предметами искусства, старинными книгами. Одно время даже иконами. Словом, всем! Всем прекрасным, за чем охотятся коллекционеры и за что они готовы платить бешеные деньги.
– И вы хорошо на этом зарабатывали?
– Более чем.
– Но тем не менее не пожелали взять на себя заботу о маленьком племяннике?
– Мне была неприятна его мать.
– А впоследствии, когда племянник вырос, вы не пытались встретиться с ним?
– Зачем? – удивился Борис Аркадьевич.
И удивился он так искренне, что подругам сразу же стало ясно – этот человек не врет. Он действительно такой и есть. Холодный и черствый. Ему судьба Никитки, как маленького мальчика, так и почти что зрелого мужчины, глубоко не интересна. Наплевать ему и на Никиту, и даже на своего собственного брата. И на его вдову тоже плевать.
И не было у Бориса Аркадьевича никакой жены, которая бы запрещала мужчине общаться с родственниками. Жену он придумал специально, чтобы не общаться с ними.
– Значит, вы всю жизнь спекулировали антиквариатом и старинной мебелью, потихоньку приворовывали из музеев, в которых работали, и знать не знали, как там живет ваш племянник?
– Ну да. В общем и целом верно. Мне только не нравится термин «приворовывали». У кого же я воровал? Все эти картины и старинная мебель были уже украдены у людей большевистской властью. Я просто возвращал людям их законные ценности.
– Но не безвозмездно, надо полагать?
– За любую работу положено вознаграждение. Цены я назначал сам. И они были немаленькие.
– Однако матери вашей любовницы вы уступили кое-какую мебель за гроши.
– Кто это?
– Мать Марии Филимоновны.
– Машенька? – задумчиво повторил Борис Аркадьевич. – Это кто же такая? Да еще с папашей Филимоном? А-а-а! Вспомнил! Да, правда, была у меня в жизни такая история. Признаюсь, я тогда заработал совсем немного. Но очень уж мне хотелось посмотреть на эту надутую клушу – мамашу моей Машеньки. Воображала, что она крутая птица, а сама не умела отличить рококо от ренессанса. А уж о том, чтобы отличить хорошую подделку от подлинника, и речи не шло. Ей и в голову не пришло, что она покупает новодел.
– Вы продали ей фальшивку?
– Ну да, я продал ей мебель почти что по ее реальной цене. Да что тут такого? Эту мебель изготовляла бригада резчиков. Получалось у них весьма неплохо. Только очень опытный специалист, вооруженный спектроскопом, мог бы обнаружить, что это всего лишь подделка под старину. А зачем я это сделал… Мне просто понравилось, как вытянулась морда у этой дуры. А когда оказалось, что я еще и обрюхатил их кобылу дочурку… Восторгу моему вообще не было предела. Вот это называется уделал соседей!
Борис Аркадьевич радовался очень живо. Похоже, его натуре в самом деле все произошедшее представлялось отличной шуткой. А наивная Мария Филимоновна до сих пор хранит фотографию этого мерзавца в своем тайнике, в томике «Войны и мира».
Тем не менее подруги прошли в дом к этому человеку. Мерзавец он или нет, а им предстояло еще очень о многом расспросить его. В частности о тех людях, с которыми он пересекался в своей жизни. Возможно, там мелькнет и личность второго Никиткиного «дяди» – Бориса Анатольевича.
В доме у Кривко было богато. Комнаты были обставлены с большим вкусом. Никакого смешения стилей, которые современные люди, прикрывая некоторую несостоятельность вкусов и кошельков, гордо именуют эклектикой. Нет, в доме у Кривко в каждой комнате жил свой век. Были комнаты, обставленные в стиле Людовика Двенадцатого или Четырнадцатого, а были те, где жил Калиф аль-Рашид.
– И встречаются же такие мерзавцы на свете! – шипела Ритка во время небольшой экскурсии по дому Бориса Аркадьевича. – Только эти старинные цацки в голове и есть, а на близких людей ему плевать!
– Но быть мерзавцем – это еще не преступление.
– А что преступление?
– Убить человека. Позволь напомнить тебе, что мы ищем убийцу некоего Бориса Анатольевича, который по неизвестным нам с тобой причинам предпочитал представляться другим людям Борисом Аркадьевичем.
– Как ты думаешь, зачем он это делал?
– Не знаю.
Кривко услышал их шепот и обернулся.
– Вам не интересно? – ядовито осведомился он. – Произведения мирового искусства оставляют вас равнодушными? Могу вас уверить, тут все подлинное. Подделки я оставляю для своих клиентов и для музеев.
– Почему же? Все очень интересно. Но вы не боитесь показывать нам все эти богатства? Ведь мы с вами практически не знакомы. Вдруг мы воровки или наводчицы?
– Не переживайте, – усмехнулся Кривко. – В моем доме круглосуточно проживает охрана. Кроме того, все наиболее ценные предметы моей обстановки находятся под сигнализацией. Так что я целиком и полностью уверен в своей безопасности. Теперь я человек с большим именем и большими связями. Мне нет нужды больше прятать свое богатство. Слава богу, у нас в стране теперь модно быть богатым и преуспевающим. Но давайте все же перейдем к сути вашего визита. И что там случилось с моим племянником? Кого он убил?
– Вас.
– Меня?
Впервые с начала разговора Кривко потерял лицо. Он побледнел. Отступил на шаг назад. И суеверно скрестил пальцы за спиной.
– Меня? – прошептал он. – Извольте объясниться! Как это меня?
– Очень просто. Он убил человека, который проживал под вашим именем.
– Вот как. А кто он был такой?
– Борис Анатольевич.
– А фамилия?
– Цыплаков.
Кривко прищурился и задумчиво покачал головой:
– Не помню такого. Цыплаков? А кто он был по профессии?
– Игрок! Профессиональный игрок, открывший целую сеть спортивных тотализаторов и даже несколько казино в разных районах города.
– А! Цыпа! – почти радостно воскликнул Кривко. – А я-то думаю, что за Цыплаков такой! Ну да. Знаю такого.
– И кто он вам?
– Клиент.
– Кто, простите?
– Клиент, – снисходительно пояснил Кривко. – То есть человек, который так же интересуется искусством и желает жить, окруженный красивыми антикварными вещами.
– Цыплаков тоже искусствовед?
– Я получал второе высшее образование, тогда это было модно. И Цыплаков какое-то время учился вместе со мной. Мы оба отличались от основной массы студентов хотя бы уже тем, что нам обоим было под тридцать. И немного сошлись друг с другом. Да, я продавал кое-какие вещички Цыпе. И, говорите, мой племянник убил этого человека?
– Милиция именно так и думает. Цыплаков представлялся Никите вами. Вы не знаете, зачем ему могло такое понадобиться?
– Откровенно сказать, я не понимаю, зачем Цыпе представляться мною, – растерянно произнес Кривко. – Да еще разыгрывать перед Никитой меня самого. Впрочем, Цыпа всегда был человеком со странностями. И эта его тяга к розыгрышам… Признаюсь, меня она нервировала. Я люблю риск, но в разумных пределах. Риск должен лишь слегка пьянить, а не сносить голову целиком и полностью.
Казалось бы, подруги могли ликовать. Они нашли человека, кто хорошо знал Цыплакова Бориса Анатольевича. Но что с того? Кривко был явно не расположен говорить об этом человеке.
– Ничего не знаю, ни с кем не общался уже много лет. Ни с моим племянником, ни с Цыпой. Вы ищете не там и не у того.
Произнося эти фразы, Кривко ничуть не скрывал своего стремления избавиться от подруг. Он буквально выпроваживал их из своего дома, мигом растеряв всю свою напускную любезность. Девушкам даже показалось, что если они еще немного задержатся в этом доме, то Кривко крикнет своим охранникам, чтобы те выпроводили непрошеных гостий вон.
А ведь Ритка была пока что законной женой его родного племянника! И пришла к нему за помощью. Уж на этот раз никакой ошибки быть не могло. Кривко был дядей Никиты. Тем самым жестокосердным и черствым человеком, который без всякой жалости изгнал и из своего дома, и из своей жизни маленького мальчика, так нуждающегося в отцовском тепле и ласке.
А теперь Кривко, ничуть не изменившись за эти годы, прогонял и подруг, не желая им помочь в их нелегком расследовании.
