Глава 12
У памятника Владимиру Ильичу Ленину подруги стояли ровно в восемь. Минута в минуту. Их точности могли бы позавидовать главные часы всей страны на Спасской башне. Но они были далеко. А вот на часах на башне Финляндского вокзала было уже две минуты девятого.
– А ее, прошу заметить, нет!
Летним вечером возле памятника было много народу. Но ни одной высокой и пышной блондинки Мариша что-то пока не заметила. Были шатенки. Были рыжие. Были русоволосые. Была даже одна бритая девчонка вся в пирсинге и татуировках. И была одна с длинными зелеными лохмами и в бесформенном балахоне. А вот блондинок не было.
Правда, была одна – кривоногая каракатица с короткой стрижкой. Но ее очень быстро забрал курсант из Военно-медицинской академии. Кстати сказать, мальчик был ничего себе. Рослый, статный и с веселыми карими глазами. И чего он нашел в такой страхолюдине? Неужели думает, что никакая другая с ним в гарнизон ехать не согласится? Так зря! Маришу так и подмывало крикнуть: выбери другую! Красивую! Рослую! Чтобы жизнь была тебе с ней в радость, а не в тягость!
Но, разумеется, она ничего не крикнула. Куда ей других учить, когда ее собственная личная жизнь рушилась, словно карточный домик.
Прошло десять минут. Четверть часа. Полчаса.
– Слушай, ее нету!
– Сама вижу.
– Ты точно уверена, что она должна быть похожа на тебя?
– Она так сказала!
Внезапно при этих словах стоящая рядом с подругами худощавая брюнетка с тонкими чертами стервозного лица сильно вздрогнула и отпрянула в сторону.
– Что? – повернулась в ее сторону Мариша. – Что вы дергаетесь? Я вас задела?
Мариша была зла на Смайла, на себя, на весь свет. И особенно она была зла на не пришедшую на встречу соперницу. Столько приготовлений, и все коту под хвост? Поэтому сейчас Мариша была опасней гремучей змеи. И такой же кусачей.
Но брюнетка не стала вступать в схватку. Она быстро повернулась и поспешила прочь.
– Сколько одиноких женщин развелось, – с сожалением глядя ей вслед, произнесла Мариша. – И все такие нервные, заметь.
Инну волновал другой вопрос.
– Ждать, я так понимаю, больше смысла нет. Она не придет.
– Наверное, не смогла вырваться из объятий моего мужа.
– Мне уже няня пять раз на мобильный звонила. Говорит, что не может оторвать детей от компьютера.
– Пусть вырубит электричество во всей квартире.
– Я ей тоже так посоветовала.
– Ну так?! А она что?
– Она не знает, что там нужно повернуть и чем щелкнуть. Поехали домой, а?
И, так как ждать у памятника дедушке Ленину дальше было просто глупо, подруги поехали домой к Инне. Там Мариша отключила ток. Бодро соврала своим разревевшимся племянникам, что до завтра электричества точно не будет. И увезла подопечных домой. А Инна осталась разбираться с ушлым не по годам Степкой, который устроил матери форменный допрос, вовремя ли она оплатила счета за электричество, Интернет и прочие коммунальные услуги. Ведь тогда их квартиру могли обесточить в качестве меры предупреждения.
– Тетя Мариша, ты такая красивая сегодня! – в восхищении повторяла маленькая Галочка всю дорогу. – И машина у тебя сегодня другая. Ты купила себе новую машину?
– Нет. Просто помыла старую.
– А себя? Себя ты тоже помыла?
– Ага. А еще приодела.
Дома их уже поджидала Маришина тетя Надя, которая при появлении племянницы быстро сунула сотовый телефон в карман и слегка покраснела. Она тоже оценила платье племянницы. И, поджав губы, процедила:
– Дорогое, небось?
– Не дороже денег, тетечка.
– Вот так! – скорбно вздохнула тетя Надя. – Одни медные копейки на хлеб себе набрать не могут. А другие все в обновках щеголяют.
Мариша оставила ее слова без внимания. В конце концов, ей лучше других было известно, что ни тетя Надя, ни ее муж, ни Светка далеко не бедствуют. Эти люди всегда были бережливыми. Умели считать деньги. И никогда не выбрасывали денег на ветер. Верно, они не шиковали. Но жили вполне и вполне достойно. И Мариша решительно не понимала, в чем причина их зависти к ней.
– Удалось тебе что-то еще узнать у Людмилы Ильиничны?
Но тетя Надя, выбитая из колеи новым Маришиным платьем, была не в настроении обсуждать свои сыщицкие подвиги. Она молча забрала детей и увела их спать.
– Тетя, а Света тебе звонила?
– Нет!
Что же это такое? Мариша ощутила непонятную тревогу. Светка разговаривала с ней вчера вечером. Да и разговором это трудно было назвать. Неужели ее не волнует, как тут ее дети? Ведь она же мать! И еще больше это чувство обострилось, когда Мариша набрала номер сестрицы. Светкин телефон был выключен.
Но тетя Надя, к которой Мариша пришла за поддержкой, даже не стала ее слушать:
– А чего ты хотела? У Светки сейчас медовый месяц. Ей не до детей. Она свое личное счастье строит. Чего ты суетишься? Не звони и успокойся!
Получив втык, Мариша заткнулась и ушла к себе в спальню. И вправду, не нужно лезть в жизнь других людей. Ведь практика показала, что Мариша даже в своей собственной жизни не способна разобраться. Где уж ей учить других!
И с этими невеселыми мыслями Мариша и заснула.
Утром ее разбудил телефонный звонок. Глянув на экран, она ахнула и схватила трубку.
– Почему ты вчера не пришла? – спросил у нее знакомый голос.
Соперница! Опять! Звонит! И еще упрекает! Бывают же такие люди бессовестные!
– Я? Это я-то не пришла? Думай, что говоришь! Я пришла!
– Не ври! Я простояла возле памятника почти полчаса, но тебя там не было!
– Я была там!
– Не было!
– Была!
– Нет!
– Скажи сразу, что струсила, да и все!
– Нет не все! И я не струсила! Чего мне бояться? Тебя, что ли? Это ты сама струсила, а теперь на меня сваливаешь!
Осознав, что они ругаются, как две базарные торговки, Мариша не стала продолжать диалог, а просто глубоко вздохнула, взяла себя в руки и уже гораздо спокойнее предложила:
– Если хочешь, попробуем еще раз.
– Хорошо. На том же месте!
– В тот же час!
Повесив трубку, Мариша начала собираться. Так, вчерашней ошибки она не повторит. Не станет она снова мотаться по магазинам в поисках недоступной мечты. А возьмет нужный туалет и обувь к нему из дома. Раз белое с серебром платье не оправдало себя, в шкаф его! На плечики! Потом можно будет отдать Светке, раз уж тетя Надя на него глаз положила и считает, что оно стоит офигительных бабок. Кстати, а это неплохая идея!
Мариша прокралась на кухню, где тетя Надя с надутой физиономией жарила оладушки к завтраку. Видно, еще не оправилась от покупки Маришей нарядного платья. Ловко переворачивая румяные оладушки с боку на бок, она еще умудрялась и разговаривать при этом с кем-то по телефону.
Все-таки женщины – это высшие существа, восхитилась Мариша. Попробовали бы вы заставить мужчину сделать одновременно сразу два дела! Он бы запорол их оба, да еще накричал бы на вас, что вы требуете от него невозможного. А вот любая женщина с легкостью фокусника жонглирует тремя детьми, двумя работами, стиркой, глажкой и макияжем в придачу. И при этом еще успевает пообщаться с подругами, сообщая им, какой козел достался ей в мужья.
Но при виде Мариши тетка тут же закончила разговор и воровато спрятала телефон в карман своего цветастого халата.
– Тетечка, – ласково улыбаясь, подошла к ней Мариша. – Ты помнишь мое вчерашнее платье?
– Ну?
– Как ты думаешь, Свете оно будет впору?
По лицу тети Нади мелькнул лучик света.
– Оно же стрейч, – произнесла она. – Утянется по любой фигуре. Если уж ты, жопастая, влезла, так Светка и подавно влезет.
Мариша молча проглотила «комплимент», хотя если говорить откровенно, то у Светки корма еще больше, чем у нее. А всего остального-то и нету! Одна жопа, и все. Но Мариша не стала говорить об этом тете Наде.
– Мне оно действительно тесновато. Света не обидится, если я ей его отдам?
– Ты его вчера купила? – уточнила тетя Надя. – Один раз надевала всего? Ну так мы ей и не скажем, что оно надеванное. Конечно, возьмет!
– Может быть, прямо сейчас и отдать? – коварно предложила Мариша, отлично зная, что тетя Надя до чужого добра страсть какая жадная.
Конечно, тетя Надя тут же побежала звонить своей дочери. А как же? А вдруг Мариша потом передумает? И шикарное платье останется у нее? Или еще чего хуже, уплывет в другие руки? Но даже упорство тети Нади не возымело результата. Светка оставалась недоступной.
– Не могу дозвониться, – виновато произнесла тетя Надя. – Мариша, давай сделаем так. Ты платье пока мне отдай. А я, когда Светку увижу, уже ей его передам.
Обрадованная, что дешево отделалась, Мариша принесла платье. И, вручая его тете Наде, спросила:
– А ты сегодня к Людмиле поедешь?
– Что же делать, – проворчала тетя, выхватывая платье из рук Мариши. – Надо, значит, надо. Помнится, к платью еще и сумочка прилагалась?
Проворству тети Нади можно было бы только позавидовать. Вот это цепкость! Что плохо лежит, все ее будет! Надо, не надо, главное, схватить, притащить к себе в норку и запрятать поглубже! Про запас! Мариша такое поведение не одобряла. Но сейчас оно было ей на руку. Тетя Надя, получив очередной презент от племянницы, заметно повеселела и принялась делиться с ней последними слухами.
– Людмила сама не своя от счастья. К адвокату они с дочерью ходили. Тот им сказал, что наследство точно их теперь будет. Так Людмила до того радостная ходит, смотреть прямо тошно. Всем своим знакомым звонит и хвастается.
– Адвокат? – машинально повторила Мариша.
Родители Кирилла тоже что-то говорили про адвоката, который навестил их сына и сообщил о грядущем наследстве. Интересно, это один и тот же адвокат, занимающийся делом о наследстве дяди Бори? Тогда надо бы наведаться к нему и выяснить, давал он Кириллу денег наличными, или это было вранье и деньги Кирилл раздобыл где-то в другом месте?
– А Катерина появлялась? – спросила Мариша вслух.
– Нет. С какими-то мужиками все тусуется. В квартиру, что ей муж еще в браке подарил, чужих кобелей водит. Мать с ней уже ругалась по этому поводу. Людмила-то правильно рассуждает. Ту квартиру сдавать можно. А самим у нее в квартирке жить. Все лишняя копейка.
– Зачем им копейка, если они миллионы получат?
– Это ты неправильно рассуждаешь! Миллионы-то, они еще когда будут! А эти деньги вот они, тут рядом, только руку протяни.
И тетя Надя горестно вздохнула. Ей-то никто квартир не дарил. Но тут же она вспомнила, что ее Светка в данный момент, можно сказать, вовсю кует их общее будущее благосостояние, и слегка оттаяла.
– Кушай оладушки-то, – велела она Марише. – Со сметанкой. А я пойду своих разбойников будить.
Оладушки Мариша есть не стала. Хотя они выглядели очень аппетитно. Но если лопать все, что аппетитно выглядит, то через годик, увидев случайно в зеркале, можно себя не узнать. Мариша просто выпила кофе. И ушла к себе, пока не встали племянники. У нее было еще одно чрезвычайно важное дело. Ей нужно было вторично подобрать платье для встречи с соперницей.
Распахнув дверцы шкафа, Мариша изучила его содержимое, стараясь не останавливаться взглядом на вещах Смайла. Нет его больше в ее жизни! А эти вещи просто пока что лежат здесь. Но об этом потом. А что же ей сейчас надеть? На чем остановить свой выбор? В каком платье она будет совершенно неотразима и убьет свою соперницу одним только своим видом?
Красное? Черное? Золотое? Нет, все не то. Красное очень красиво, сшито из тяжелого жатого шелка. Но это настоящее вечернее платье, с четко оформленным декольте и длинным подолом. Вечером на улице в таком платье Мариша будет напоминать клоунессу. Черное? Но оно просто черное. Маленькое черное платье. В ресторане или в театре с брильянтами и крохотной сумочкой оно смотрелось бы эффектно, но для улицы опять же не подходило. Золотое? Но оно вышито китайскими драконами.
Тогда что же? Сливочно-медовое? Или просто подобрать из юбок, брючек, топиков и кофточек с пиджачками какой-нибудь сносный ансамбль? Нет, это будет не слишком нарядно. А Марише хотелось выглядеть именно нарядно. Значит, остается сливочно-медовое. Платье было трикотажное. И по сливочному фону шли медовые разводы. Очень красивые. И каким-то непостижимым образом зрительно увеличивало фигуру там, где это было нужно. И уменьшало там, где нужно было именно уменьшить.
Надевая это платье, Мариша становилась как бы стройней и вроде бы даже выше. Да, решено! Она точно наденет его. И плевать, что у него по бокам идут разрезы чуть ли не до подмышек. В конце концов, стесняться своих ног ей нечего. Ноги у Мариши уже успели покрыться ровным золотистым загаром.
Особенно если Смайл будет находиться где-нибудь поблизости и увидит свою жену. Пусть он осознает, что потерял!
Покрутившись перед зеркалом, Мариша аккуратно уложила платье в сумку. Туда же отправились туфли и сумочка. Вот теперь она готова. Соперница увидит и умрет! Она будет раздавлена. Уничтожена! Убита! Лишь бы не подвела погода! И Мариша с тревогой посмотрела на небо, по которому ползли довольно внушительные тучки.
– Будем надеяться, что разгуляется.
Тетя Надя уже ждала Маришу в прихожей. Уже одетые Галочка и Алешка прыгали и дурачились.
– Если Света вам позвонит, то попросите у нее хотя бы адрес этого ее кавалера, – попросила Мариша у тетки. – А то, случись чего, мы даже не знаем, где ее искать.
– Тьфу-тьфу! Типун тебе на язык, Мариша! Ничего не случится! Все будет в полном порядке!
Оптимизм тетки умилял. Особенно учитывая первый неудавшийся брак ее дочери. Тогда тетя Надя тоже уверяла, что все у Светочки и Игорька будет расчудесно. Пить он бросит. За другими юбками волочиться перестанет. Научится быть настоящим семьянином и рачительным хозяином. Три раза ха-ха!
Инна была дома. И тоже вся извелась от нетерпения.
– Где ты болтаешься? – накинулась она на подругу. – Привет, Галочка! Привет, Алешка! Идите к Степке. Он там уже приготовил для всех вас новую игру! А няня напекла плюшек с клубничным вареньем.
И, дождавшись, когда дети убегут, сказала:
– Наш Лев Зосимович приземлился в Домодедово вчера в девять вечера. Самолета до Питера не было. И старик полетел с пересадкой.
– И что?
– Он приехал в Питер на фирменном поезде. В восемь утра. И сейчас он дома и ждет нас к себе в гости! Поехали!
Лев Зосимович жил в добротном сталинском доме на проспекте Энгельса. Дом был старым, ведомственным. И в нем регулярно проводились все плановые ремонты. Так что кровля, трубы и прочее коммунальное хозяйство тут было в безукоризненном состоянии. И дом поэтому производил хорошее впечатление. Даже стершиеся от времени ступени были аккуратно закрыты новыми кусками искусственного камня. Долго ли он прослужит, это еще был вопрос. Но выглядело все прекрасно.
Сам Лев Зосимович тоже производил благоприятное впечатление. Этакий добродушный великан, с военной выправкой, подтянутый и гладко выбритый. Совсем еще не старый. От силы лет сорок пять – пятьдесят. Было видно, что этот человек умеет держать в руках и самого себя, и окружающих.
– Не скрою, для меня это страшный удар, – произнес он, едва поприветствовав подруг. – Когда Гуля позвонила моей жене и рассказала о том, что случилось с Петром, я думал, меня хватит удар. Петр был младше меня на пять лет! И, если не считать случившегося с ним помутнения рассудка, совершенно здоров. Я был уверен, что он протянет еще как минимум лет десять-пятнадцать.
– Но мы знаем, что в последнее время он не очень хорошо понимал, где находится и что вообще происходит вокруг.
– Так это у него была операбельная опухоль. Мы узнавали, это лечится! Если хотите знать, я специально летал в Канаду, чтобы выяснить там, возьмутся ли они за лечение Петра. И во сколько мне это обойдется.
Мариша насторожилась.
– Вы сказали: «мне»? – переспросила она. – Другими словами, вы намеревались взять на себя часть расходов по лечению Петра Николаевича?
– Часть? Я собирался оплатить их полностью! Наши врачи мне уже сказали, что помочь Петру может только операция. Нужно было удалить опухоль из мозга, она перестала бы давить на определенные его участки, и к Петру вернулся рассудок. У нас она стоит дорого. Или можно ждать своей очереди на бесплатную операцию. Но сколько ждать? Может быть, год. А может быть, и все десять. А у нас с Петром уже нет этих десяти лет. Операция была нужна срочно! Опухоль росла. И ему становилось хуже с каждым днем.
– Но почему вы планировали провести операцию в Канаде?
– У них дешевле.
– Дешевле?
– Да, как это ни парадоксально, у них это стоило дешевле. К тому же мой сын уже давно живет там. Получил и гражданство, и медицинскую страховку. Был шанс, что нам удастся договориться с врачами и вообще вылечить Петра практически даром.
– Как это?
– По страховке моего сына.
– Но… Но это же противозаконно. Где бы вы нашли такого врача?
– Представьте себе, нашел, – грустно хмыкнул Лев Зосимович. – Тоже русский эмигрант. Мы с ним быстро нашли общий язык. Пять тысяч канадских долларов – и Петр лег бы в его клинику под именем моего сына.
– Это же мошенничество!
– Это жизнь, – философски произнес Лев Зосимович. – Увы, я не так богат, чтобы оплатить операцию за ее истинную стоимость. А пять тысяч для меня вполне приемлемая цена. Только какая теперь разница? Петра уже не вернуть. И все мои хлопоты были напрасны.
Вот они и подошли к заветной теме!
– Скажите, а у вас есть подозрения, кто мог убить вашего старого друга?
Лев Зосимович покачал головой:
– Ума не приложу, кто мог это сделать. Какой-нибудь отморозок! Увидел бедного старика и решил, что перед ним легкая добыча! Но ведь Петр был одет очень просто, если не сказать – бедно. Тот человек убил просто так, из кровожадности!
– Скажите, а Петр Николаевич был вашим близким другом?
– Больше чем другом. Мы были с ним почти братьями. Нет! Что там братья! Братья – это даже не то слово.
И, помолчав, словно собираясь с мыслями, Лев Зосимович произнес:
– Он жизнь мне спас!
– Как это?
– На войне, – коротко ответил Лев Зосимович. – В Афгане. Помните эту войну? Впрочем, нет, откуда вам помнить. Вы обе еще слишком молоды.
– Нет, мы помним.
– Мы с Петром тогда были младшими офицерами. И если бы не Петр, то я бы тут не сидел и с вами не разговаривал. Он тащил меня на себе целых тридцать километров. По жаре! По горам! По скалам. И за каждой скалой нас мог поджидать моджахед с автоматом. Петр и сам был ранен в ногу. Но все же он мог идти. И я вам сразу скажу, что один он бы путь до наших постов одолел за день. А со мной он тащился почти четыре дня. Представляете? Четыре дня в аду!
– А почему он не оставил вас и не пошел за помощью к своим?
Лев Зосимович усмехнулся:
– Сразу видно, что вы не знаете, что такое война. И особенно война в Афгане. Там нет места для жалости или милосердия. Мы с Петром были на территории, которую контролировали моджахеды. Если бы Петру посчастливилось выбраться одному, никто бы не послал за мной одним вертолет. Это было бы просто бесполезно. Так что мы с Петром могли рассчитывать только на самих себя.
– Как жестоко!
– Война – это совсем не то, что показывают по телевизору. Война – это голод. Война – это каждодневная потеря друзей и близких.
– И Петр Николаевич вас спас?
– Четыре дня по горам, где за каждым камнем прячется смерть! Уже на третий день у нас с ним кончилась вода. Последний глоток он отдал мне. И если бы в горах не появился наш патруль, который проверял нейтральную зону, мы бы погибли. Сто процентов, что погибли. Но Петр все равно меня не оставлял. Хотя, повторяю вам, один он мог бы еще уйти и спастись.
И, помолчав еще немного, Лев Зосимович сказал:
– Нет, вы как хотите, а такое не забывается. И еще в госпитале, где мы с ним лежали на соседних койках, я поклялся самому себе, что когда-нибудь отплачу Петру тем же.
Подруги переглянулись. Значит, погибший был для Льва Зосимовича очень и очень дорог. И кто-то, зная об этом, убил этого человека. Убил на первый взгляд без всякой причины, положив труп в клетку со львом. И что это такое, развве не попытка привлечь внимание? Показать, кому предназначался подарок. Труп для Льва в клетке со львом. Вот в чем все дело!
– Тело вашего друга было найдено в клетке со львом, – произнесла Мариша.
– Да, знаю. Гуля мне рассказала. Понятия не имею, кому могло прийти в голову сделать такое! Уверен, тут орудовал психопат! Извращенец! Маньяк!
– В зоопарке были найдены еще два тела, – сказала Мариша. – Второй убитый был найден в клетке с шакалом. А третий… третий в клетке с удавом.
– И что? Что вы хотите этим сказать? Петр стал жертвой серийного маньяка?
– Вам самому это ничего не напоминает?
– Что именно?
– Лев, Шакал, Удав… Никаких мыслей не навевает?
Лев Зосимович хотел было покачать головой, но внезапно замер.
– Что? Что такое?
– Подождите, девочки, – отмахнулся мужчина. – Дайте мне сосредоточиться. Что-то в уме крутится, а вспомнить никак не могу что.
Подруги послушно замолчали, буквально сжирая собеседника взглядами. Когда мужчина думает, ему лучше не мешать. Обязательно собьется, потеряет мысль и разозлится. Поэтому подруги молчали. А Инна даже стала шептать про себя нечто вроде заклинания:
– Вспомните! Вспомните, Лев Зосимович!
Но и это не помогло. Глубоко вздохнув, он потер переносицу и покачал головой:
– Не помню.
– Но хоть из какой области? – взмолились подруги.
– Не помню. Мелькнуло что-то, когда вы про удава и шакала сказали. Но не пойму что.
– Это важно!
– Понимаю. Не дурак. Но пока что ничем не могу помочь.
– А люди с такими кличками Удав и Шакал вам не встречались?
– Стоп!
Лев Зосимович воскликнул и даже вскочил на ноги.
– Вспомнил! Вспомнил, почему эти клички показались мне знакомыми.
– Вы знали этих людей?
– Да. Знал. Но это… Слушайте, это все чертовски странно.
– Почему? – закричали подруги наперебой.
– Что вы вспомнили?
– Расскажите нам.
– Скорее!
– Нет-нет, – забормотал мужчина, он стал лихорадочно собираться.
Он схватил шляпу, потом смял и бросил ее. Побежал в прихожую. Схватился за ботинки, побежал за зонтиком, уронил ботинки и рванул за дверь прямо так, в тапочках, с зонтом и без шляпы.
– Куда вы собрались? – схватила его уже в дверях Инна. – В таком виде?
– В милицию. Мне нужно в милицию… А вид! Что вид?!
– Вы без шляпы.
– Тут человека убили, какая шляпа! Пустите меня! Скорее!
Но внезапно Лев Зосимович побледнел, на его лбу выступили капли пота, а сам он зашатался.
– Лев Зосимович! Что с вами? – кинулись к нему подруги.
– Плохо мне. Плохо… Там лекарство… Позовите…
Подруги с криками кинулись в глубь квартиры. На поднятый ими шум прибежала супруга Льва Зосимовича. И ахнула:
– Что же ты творишь! С утра ведь тебе нездоровилось! Где твое лекарство?
– Там, там…
Губы у Льва Зосимовича уже посинели, когда жена принесла воды и буквально влила в рот мужа какую-то пахучую жидкость.
– Сердечные капли, – пояснила она подругам. – Мотор уже который год барахлит!
– Он поправится?
– Не в первый раз. Выдюжит.
– Может быть, врача?
– Обойдемся. Вы вот что, девочки, вы лучше мне помогите его до кровати дотащить. А там посмотрим. Может, и врача позовем.
Совместными усилиями женщины перенесли больного на кровать. Уложив, сели рядышком. Лучше Льву Зосимовичу не становилось. И супруга, озабоченно нахмурившись, пошла вызывать врачей. Подруги остались возле кровати Льва Зосимовича.
– Девочки, – внезапно услышали они его шепот. – Похоже, я приплыл! В больницу мне следователя никто не позовет. Придется уж вам самим… сходить… к следователю.
– Конечно!
– Мы сходим!
– Вы нам только скажите, что ему передать!
– Что вам удалось вспомнить?
Лев Зосимович сделал попытку приподняться на кровати. Но сморщился от боли и остался в полулежачем положении.
– Проклятая рана. До сих пор дает о себе знать.
– Что вам удалось вспомнить?
– Давно это было, – прошептал он. – Лет пять уже, наверное, прошло. Не меньше. Я после Афгана ушел из армии и перевелся во внутренние войска. Один мой старый армейский друг, не Петр, а совсем другой человек, похлопотал за меня. И меня начальником на зону определили.
– На какую зону?
– На обычную. Строгого режима у нас не было.
Подруги разинули рты. Импозантный Лев Зосимович – герой афганской войны пошел служить на зону? Что на него нашло? Ведь это хуже не придумаешь! И он так спокойно об этом говорит!
