Глава 12
Мариша застала пожилую актрису дома. Та сразу же узнала сыщицу, но радости не проявила. И сразу же набросилась на нее с упреками.
– Сказала же уже, я не могу с вами разговаривать! Имейте сочувствие! Что вам от меня надо? Я должна похоронить родного брата! Приходите завтра!
Но Мариша примерно чего-то в этом духе и ожидала, так что не растерялась.
– Завтра я уже не смогу! И у меня время не казенное! К тому же я знаю, что похоронами занимается сын покойного – ваш племянник. Так что не увиливайте от разговора!
– У меня нет для вас времени!
– Время у вас есть, – отрезала Мариша и, предвосхищая следующую реплику актрисы, быстро выпалила: – И силы тоже! Вы не умираете, не больны, ничего с вами такого не происходит. Вам просто не хочется разговаривать про смерть Воронцовых, потому что вы справедливо опасаетесь, как бы вас не обвинили в убийстве старика!
– Что?! – ахнула актриса. – Да как вы смеете? Я вообще не была знакома с Иваном Алексеевичем!
– Напрасно вы так глупо врете, – укорила ее Мариша. – Вы хорошо его знали. А ваш брат так и вовсе был дружен со старшим сыном коллекционера. Вы даже хотели позвать Воронцовых на похороны Фила! Посторонних людей вы бы не позвали!
– Ну, возможно, когда-то они и общались. Фил и Саша Воронцов. Но при чем тут я?
Актриса явно не собиралась раскрываться перед сыщицей. Ну да ладно, и не такие орешки кололи. Тем более что Марише была известна вся нелицеприятная «подкладка» Маниолы.
– Думаю, что нам с вами надо поговорить о той вещи, которую вы в свое время продали Ивану Алексеевичу, – произнесла Мариша.
Актриса молчала, но разлившаяся по ее лицу бледность лучше всяких слов говорила о том, что женщина прекрасно понимает, о чем пойдет речь.
– Что вы так на меня смотрите? Неужели забыли? Вам были нужны деньги на операцию для вашей бабушки. Вы с Филом уехали в Питер. А старушка осталась одна в Самаре. Она переходила дорогу в неположенном месте, попала под машину. В аварии оказался поврежден позвоночник. Вашей бабушке грозило остаться инвалидом, до самого конца передвигаться в инвалидной коляске. Вы прекрасно понимали, что для вашей бабушки такая жизнь была бы хуже смерти. Ей могла помочь только операция. Один гениальный хирург брался помочь вашей бабушке. Правда, он запросил с вас очень большую сумму. Нереально большую. Но вы обожали свою бабушку, которая вырастила вас и Фила, заменив вам и мать, и отца. И вы разыскали деньги старушке на операцию.
Теперь Маниола смотрела на Маришу с настоящим страхом.
– Кто вы такая, черт вас раздери! – прошептала она. – Откуда вы это все узнали? Как раскопали?
– Остались еще люди, которые помнят эту историю.
– Хамис! – схватилась за голову актриса. – Ну, конечно! И как я сразу не поняла! Это он вам разболтал. Ах он старый дурак! Это он рассказал вам! Больше некому!
– Так что? Вы признаетесь в содеянном?
Но актриса не спешила унывать.
– В чем? – яростно воскликнула она. – В чем мне признаваться?
– В совершенном вами преступлении.
– Никакого дела, как мне помнится, против меня заведено не было. И даже если бы и было, то срок давности по нему давно истек!
– И вы считаете, что теперь вы в полной безопасности?
– А кому мне мстить?
– А разве вы сами не желали отомстить обманувшему вас Воронцову-старшему?
Актриса промолчала, хотя на ее лице теперь проступила краска. Похоже, Мариша угадала верно. Даже спустя многие годы актриса не смогла простить жулика, обманувшего ее с деньгами.
Но вслух она лишь спросила:
– При чем тут я?
– И вы не думаете, что если вы ненавидели в душе Воронцова, то кто-то еще тоже никак не мог успокоиться. Сжигаемый жаждой мести, этот человек начал планомерно убирать свидетелей и исполнителей того преступления. Сначала коллекционера, потом вашего брата. А там… Как знать, возможно, очередь дойдет и до вас самой.
Актриса воззрилась на Маришу с нескрываемым изумлением. А затем внезапно весело фыркнула:
– Какая чушь! Вы что, думаете, что тот человек, которого мы с братом обокрали, задумал нам мстить?
– Вам, Филимону и проходимцу Воронцову, купившему у вас краденую вещь.
– Да столько лет прошло! Все уже давно забылось!
– Возможно, вы и забыли. Хотя я в этом что-то сомневаюсь. Но все равно вы свои деньги хоть отчасти, но все же получили. Операцию вашей бабушке в итоге сделали, поставили старушку на ноги, дали ей возможность до самой смерти вести активный образ жизни. Таким образом, вы вернули ей свой долг и могли спать спокойно. А вот тот человек, которого вы обокрали, не желал успокаиваться. Он долгое время искал вора. И когда наконец понял, что его обокрали приглашенные на праздник актеры, начал действовать.
– Вы что? Сумасшедшая?
– Разве вы сами не понимаете, что я могу быть права! – горячо произнесла Мариша. – Вы украли нечто весьма ценное. Ведь даже той малости, что Воронцов заплатил вам, хватило на оплату лечения вашей бабушки. Что вы украли?
Актриса потупилась. Марише явно удалось вывести ее из равновесия. И теперь Маниола колебалась, не зная, что ей предпринять. Покаяться или по-прежнему все начисто отрицать? Мариша очень надеялась на благоразумие женщины. И чтобы подвигнуть ее к правильному выбору, она сказала:
– Я ведь веду неофициальное расследование. Значит, опасной я вам быть не могу. А вот помочь смогу здорово. Если тот человек, которого вы с братом обокрали много лет назад, действительно решил вам мстить, он в милицию не побежит. Там ему ничем не помогут. Он это понимает. И будет действовать своими силами. Вы же не хотите, чтобы с вами случилось нечто такое, что случилось со старым Воронцовым?
– Я наводила справки, в убийстве подозревают его племянника, – слабым голосом произнесла актриса.
– Этот мальчик никого не убивал.
– Откуда вы знаете?
– Я общалась с ним. Этот доходяга способен стянуть какую-нибудь безделушку у деда. Но убить… Да у него кишка тонка!
– Не знаю, чему уже и верить, – прошептала Маниола. – Конечно, возможно, вы и правы. С тех пор как мы с Филом украли ту вещь, я ни одного дня не провела спокойно. Сначала я боялась, что ко мне придут из милиции. Потом я стала думать о том, почему же они не пришли? А затем меня стали посещать навязчивые мысли о том, что надо пойти и покаяться. Представляете? Я даже в церковь хотела пойти.
– Почему же не пошли?
– Да ну, – смутилась актриса. – Никогда в жизни не ходила, а тут вдруг пойду? Да и не крещеная я. И самое главное, грехов у меня больно много, если подсчитать. Так вот живешь изо дня в день, вроде бы ни о чем таком и не думаешь. А как начнешь подсчитывать, что да когда не так сделала, да кого обманула, да кому подлость сделала, так страшно становится, сколько же этих грехов за всю-то жизнь накопилось.
Теперь тетя Маниола разговаривала с Маришей нормально и вроде как даже доверительно.
– В общем, если хочешь, расскажу я тебе про ту историю, – внезапно сказала она ей, переходя на ты. – Никому другому не стала бы рассказывать, а тебе, так и быть, расскажу. Только ты мне пообещай, что никто больше этой правды от тебя не узнает.
– И даже ваш племянник?
– Он в первую очередь, – строго сказала актриса. – Ну что? Обещаешь?
– Да. Обещаю.
– Клянись!
– Клянусь!
– Нет, не так! Чем-то серьезным клянись! Скажи, чтобы мне замуж никогда не выйти, если я разболтаю!
– Чтобы мне замуж никогда не выйти! – выпалила Мариша, мысленно поздравляя себя с тем, что она уже давно замужем и даже вроде как счастливо.
Но актриса этого не знала и вполне удовлетворилась принесенной Маришей клятвой.
– Ну, хорошо. Для девки выйти замуж – это первое дело. Своим счастьем рискнуть – это никто из женщин не решится. Слушай тогда.
Начало истории не слишком отличалось от того, что уже слышала Мариша. Но она все равно внимательно и не перебивая выслушала вступление про дружную семейную жизнь Маниолы с Хамисом, про их уютную и гостеприимную квартиру, про большие планы на будущее и про то, как все это в один миг было перечеркнуто случившейся с бабушкой Маниолы трагедией.
– Когда бабушка попала в больницу и врачи мне сказали, что надежды никакой нет, нижняя часть останется парализованной, я чуть не разрыдалась. Вы себе не представляете, каким энергичным человеком была наша бабушка! Она бы просто умерла, узнай, какой сюрприз приготовила ей злая судьба напоследок. Бабушка одна вырастила меня и Фила. Наши отец и мать спились и умерли, когда мы были еще маленькими. Все, чего я достигла, я достигла благодаря бабушке. Все, что я имею, я имею благодаря ей! Я должна была выкупить ее жизнь! Должна, и все тут!
Маниола не сомневалась, что у нее все получится. Казалось, сама жизнь ворожит ей. Обстоятельства складывались так удачно, что нечего было и опасаться провала.
– Я была уверена, что у меня все получится. Воронцов назвал мне несколько имен тех людей, экспонаты из чьих коллекций он хотел бы иметь у себя. И я стала прорабатывать их все подряд.
Маниола прикидывала, как ей подобраться к тому или иному объекту. В конце концов она остановила свой выбор на симпатичном кругленьком толстячке, который легко пошел с ней на контакт. Видимо, рослая и дородная Маниола, напоминающая своей статью казачек из модных в советские годы фильмов про Дон, пришлась по душе лысому карлику.
Вот только сам толстячок был Маниоле глубоко противен. От него дурно пахло. У него были противные водянистые глазки. И он отвратительно трясся всем своим жирным телом. Да еще при виде Маниолы на его лице проступало такое откровенно плотоядное выражение, что Маниола даже не сомневалась, толстячок захочет сделать ее своей любовницей.
– И все же я должна была отправиться к нему в гости на следующий день, как вдруг случилось чудо! Нашу труппу молодых актеров пригласили на выступление в один дом.
К тому времени Маниола уже закончила учебу и была молодой актрисой, которую наперебой звали к себе маститые режиссеры. Когда Маниола узнала фамилию человека, к которому они должны ехать выступать, у нее в голове зашумело, а ноги подкосились.
– И я сразу поняла, что это судьба!
– А что вы должны были у него украсть?
– Крошечный серебряный образок! Воронцов мне даже сказал, где висит этот образок. В детской комнате, рядом с кроваткой малыша.
У хозяина дома недавно родился младший мальчик. Старшие уже учились, кто в институте, кто в школе. А этот ребенок был последышем – слабеньким и хиленьким. Но отец с матерью в нем души не чаяли. Старшие дети воспитывались ими скромно, без излишеств. Их учили помалкивать о благосостоянии отца и ни в коем случае его не выпячивать. Жить тихо, вести себя еще тише.
В советские времена миллионеры держались куда скромней, чем сейчас. Им приходилось таиться, чтобы случайно не выдать неположенного простому советскому человеку богатства. Так что даже деревянная дача на заливе была своего рода излишеством и вызовом всему тогдашнему обществу.
– Но на своем младшем ребенке родители не экономили. То ли они устали таиться, то ли чувствовали, что скоро придут другие времена, только они заваливали ребенка самыми дорогими подарками. И так как мальчик родился слабеньким и часто болел, то родители ударились в религию. Окрестили ребенка. И завешали целый угол в его комнате старинными иконами, надеясь на их помощь в исцелении ребенка.
Трудно сказать, то ли древние иконы, которые отец малыша скупал в разных местах, помогли, то ли новомодные иностранные лекарственные препараты сделали свое дело, то ли молодому организму помогла жизнь на чистом воздухе. А возможно, что все, вместе взятое, помогло. Но так или иначе, а ребенок, которому врачи при рождении давали не больше месяца жизни, благополучно протянул целых два с лишним года.
И хотя особо крепким здоровьем даже к своему третьему дню рождения он все равно похвастаться не мог, но все же и умирать пока что явно не собирался.
– Мне мальчонка сразу показался очень славным. Глазастый такой. Ручки и ножки худенькие, сам тощенький, а на лице одни лишь глаза видны! Хотя я тогда-то по большому счету к маленьким детям была равнодушна. Да оно и понятно, своих не имела, а потому и чужие меня не умиляли. Но этот ребенок меня чем-то зацепил. Глаза у него были необычные. Большие такие, но совсем не детские. И взгляд как у маленького старичка.
Мальчика звали Васяткой, и он сразу же подружился с Маниолой, моментально выделив ее из всей остальной артистической братии. Увидев Маниолу, он сразу же схватил ее за руку и доверчиво прошептал:
– А ты красивая!
– Как прилип ко мне, так и не отлипал. И когда я со сцены ушмыгнула, да в его детскую комнату пробралась, он тоже там был.
Это стало для Маниолы неприятным открытием. В присутствии ребенка она не могла снять со стены нужный Воронцову образок. Да еще Васятка ни на минуту не оставлял ее в покое. Лип к ней, звал играться. А Маниоле было некогда. В любой момент могла вернуться нянька малыша. И как тогда Маниоле объяснить свое присутствие в детской?
С огромным трудом Маниоле удалось услать Васятку на кухню. Добрый мальчик с радостью помчался за сдобным пирожком для понравившейся ему гостьи. А Маниола шагнула в «красный» угол. И тут глаза у нее разбежались. Отовсюду на нее с икон смотрели строгие лица. И хотя Маниола не была верующей, у нее по телу пробежал неприятный озноб.
– Простите меня! – прошептала она, торопливо и неумело крестясь перед взирающими на нее иконами. – Не для себя стараюсь. Бабушку на ноги ставить надо. Простите!
И протянув руку, замерла. Описанного Воронцовым серебряного образка тут не было! Маниола торопливо обшарила взглядом «красный» угол. Нет! Ничего похожего тут нету. Одни лишь деревянные иконы, зачастую в дорогих окладах. Но ничего похожего на фотографию, которую показывал ей Воронцов, она не увидела.
От разочарования у молодой девушки даже свело судорогой горло. Она отступила назад и вдруг услышала позади себя тихий голос:
– Тетя! Тетя, это вам!
Сзади стоял Васятка, протягивающий ей пирожок в салфеточке. Маниола машинально взяла его. Но оказалось, что в другой руке Васятка держит что-то еще.
– Петушок, – сказал Васятка, протягивая Маниоле серебряного петушка на палочке.
Это была погремушка. И как без труда поняла Маниола, она была куплена ребенку в числе других дорогих подарков, которыми его заваливали любящие родители.
– Красивый! – одобрила она.
Услышав это, Васятка неожиданно обрадовался.
– Правда?! – радостно воскликнул он. – Вам нравится?
– Очень!
– Тогда возьмите!
– Что?
– Возьмите!
– Но он же твой.
– Да. И я его очень люблю! Он – хороший! Но я все равно отдам его вам!
– Как это отдашь? Посмотри, какой он красивый!
– Знаю, что красивый, – серьезно кивнул мальчик. – И папа говорит, что он красивый и очень редкий. А мама говорит, что он один стоит столько денег, сколько весь наш дом. Только я его все равно не хочу у себя держать. Мне теперь больше та машина нравится.
И Васятка кивнул головой на огромного железного радиоуправляемого монстра, который один занимал весь угол в комнате. По тем временам это действительно была неслыханная роскошь. И Маниола отчасти понимала Васятку. Но петушка брать не захотела и попыталась вернуть.
– Возьми, это же твое!
– Был мой, а теперь он ваш!
Для трех лет Васятка удивительно хорошо разговаривал. А соображал, похоже, еще лучше. К тому же Маниоле надо было убегать, потому она быстро сунула петушка в карман и сказала:
– Папа тебя заругает.
– Не заругает. Он не узнает.
– Разве ты ему не скажешь?
– Нет, – серьезно покачал головой Васятка. – Иначе он у тебя петушка отнимет и мне его назад принесет. А я не хочу! Возьми петушка, тетя. Мне матушка Мария сказала, что тебе он нужнее.
Маниола пошла к выходу, но неожиданно остановилась на полдороге.
– А кто это такая твоя матушка Мария? – с любопытством спросила она.
– Вон она, – кивнул головой Васятка в сторону темного угла своей детской комнаты, в котором перед многочисленными иконами теплился красный огонек лампадки.
– Что?
Васятка серьезно посмотрел на Маниолу и повторил:
– Матушка Мария – Матерь Божья. Это она мне сказала петушка тебе отдать.
– А… Э… Ну, спасибо!
Маниола не нашлась, что сказать в ответ. А про себя подумала, что, похоже, младший отпрыск хозяина совсем с головой не дружит. И еще она подумала, что не дело окружать младенца таким количеством игрушек, одновременно ограничивая его общение со сверстниками и завешивая детскую комнату большим количеством старинных икон. От такой обстановки поедет крыша и у взрослого человека, что уж там говорить про крохотного малыша.
Да и некогда Маниоле было думать о Васятке и его странностях. Все ее мысли были заняты тем, что она позорно провалила свою сегодняшнюю миссию. Требуемый образок так и не стащила. И значит, завтра ей все же придется принять приглашение лысого толстячка. И как знать, возможно, даже терпеть его приста-вания.
Конечно, Маниола и в голову не брала, чтобы уступить и отдать лысому толстячку свое молодое тело на растерзание. К тому же она чувствовала, что как ни понравилась старичку, но у того имеется собственная шкала ценностей. И в этой шкале даже самая молодая и красивая женщина будет цениться гораздо ниже самого дешевого экспоната в его коллекции.
Так что нечего было и рассчитывать на чью-то доброту. Раз не получилось в этом месте, завтра Маниола попробует в другом. Но бабушку она спасет. А дальше будь что будет!
– Но когда я приехала домой, меня вдруг такая тоска охватила. Ну, не хотелось мне снова с этим лысым уродом встречаться. Меня от одного его запаха мутило. Что уж там говорить о том, чтобы остаться с ним наедине. Да еще Фил рядом крутился, все расспрашивал, как прошло. Ну, я ему и сунула петушка. Сказала, чтобы отнес его Воронцову.
Результат похода брата к коллекционеру ошеломил Маниолу. Воронцов дал за петушка почти всю требуемую ей сумму. Конечно, меньше, чем обещал. Но почему-то Маниоле показалось, что за образок Воронцов отсыпал бы ей еще меньше. Она и сама не знала, почему у нее было такое ощущение. И почти не слушала Фила, который передал петушка Воронцову и теперь рассказывал сестре, как все прошло.
До ее слуха лишь донеслись отдельные фразы брата:
– Он как петушка этого увидел, прямо затрясся весь. У меня из рук его вырвал и давай под лупой крутить. А потом еще в книги свои полез. А потом мне настоящий допрос устроил. Что да откуда. Ну а что я? Сказал, что знал.
Но Маниола не слушала брата. У нее в руках шелестели деньги. Самые настоящие деньги, за которые она могла купить жизнь своей бабушке. Потому что Маниола не сомневалась: оставшись без ног, бабушка никогда не оправится. И просто сойдет в могилу, не сумев приспособиться к вынужденной неподвижности.
– В общем, я уехала к бабушке. Лечить ее и ставить на ноги. А когда вернулась, Хамис уже был совсем чужим. Он сказал мне, что все знает. И что отныне никогда не сможет относиться ко мне по-прежнему.
– И вы не спорили с ним?
– Нет, я чувствовала свою вину перед ним. Хамис никогда не пошел бы на воровство! И меня он осудил совершенно правильно. Какой бы благородной ни была моя цель, она не оправдывала средства.
И актриса понурила свою большую голову. Вспоминать о том давнем разговоре с мужем ей явно не хотелось. И хотя Гаврош утверждал, что в жизни его тетки было много мужчин, в том числе влиятельных, богатых и знаменитых, Марише почему-то показалось, что именно седой и старый Хамис был единственной настоящей любовью, которая до сих пор была жива в сердце пожилой женщины.
Молчание затянулось. За окном уже давно сгустились сумерки. И внезапно Маниола сама прервала затянувшуюся паузу. Резко поднявшись с места, она зажгла свет, моментально прогнав набившихся в комнату призраков.
– Терпеть не могу сумерки! – сказала она. – Уж на мой вкус, лучше либо темная ночь, либо белый день! Сумерки или рассвет самое тяжелое для меня время суток! Мысли всякие к голове подступают. Иной раз самой тошно, а деваться от них никуда не могу.
Мариша в ответ лишь покивала головой. Она понимала, к чему ведет актриса. Время откровений и воспоминаний прошло. Теперь они снова были по разную сторону баррикад. Марише предстояло найти преступника, убившего Воронцова. А Маниола не хотела иметь к этому ни малейшего отношения.
Все, что пожилая актриса знала, она уже сказала. Ею был украден тот самый хорошо знакомый Марише серебряный петушок на палочке. Собственно говоря, тот самый, с которого и началась вся эта история.
И теперь Марише, похоже, предстояло вновь заняться поисками пропавшей игрушки. При этом то, как она попала в руки к Маниоле, а через нее и к Воронцову, дела почти совсем не облегчало. И Мариша, как и два часа назад, совершенно не представляла, где ей искать преступника.
Кому мог потребоваться этот серебряный петушок? Насколько велика была его стоимость? Что за хозяин был у него до того, как петушок попал в жадные руки старого Воронцова?
Теперь Мариша знала лишь имя маленького Васятки. Фамилию хозяина дома Маниола ей не назвала. То ли действительно забыла, как пожаловалась, то ли просто не хотела выкладывать все карты на стол. Но так или иначе, а Марише нужны были ответы на все эти вопросы.
И к кому она могла отправиться за ними? Да все к тому же Артему – своему давнему, еще школьному, другу и палочке-выручалочке во всех сложных ситуациях, требующих анализа большого объема информации.
