Книга: Клад Царя Гороха
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

На какое-то время в доме стало совсем тихо. Мужчины все еще хлопотали возле упавшей в глубокий обморок старушки хозяйки. И таким образом, обе подруги и Полина оказались предоставлены самим себе.
— Сколько тут всюду крови! — в страхе шептала Полина. — Мне страшно! Кто же это ее так?
— Да! — воскликнула Кира, выходя из ступора. — В самом деле, кто? В доме есть кто-нибудь еще, кроме нас самих и хозяйки?
— Надо тут все осмотреть!
Но Лесю остановил Эдик, отвлекшийся наконец от старушки.
— Спокойно, девочки. Предоставьте эту работу нам!
— А вы побудьте рядом с бабушкой. Так будет лучше и вам, и нам, и ей.
Старушка, уже пришедшая в себя, все еще лежала на заправленной кружевным покрывалом кровати и слабо шевелила губами. Она явно хотела что-то сказать. И Лесе, которая первой подошла к старушке, удалось разобрать несколько слов.
— Жилец мой… — шептала старушка. — Мальчик молоденький… Имя смешное… Ноем его зовут. Где он?
— Ной? Он был тут?
— Да, в доме оставался. Больше никого не было.
— А вы где были?
— К сестре ходила. За пахтой.
Так вот что за мутная желтоватая жидкость была в банке, которую старушка принесла с собой. Пахта или сыворотка, продукт, получаемый при изготовлении домашнего творога. Эту жидкость охотно используют опытные хозяйки для приготовления теста. Ученые утверждают, что по своей полезности сыворотка превосходит даже творог, хотя и является всего лишь побочным продуктом его приготовления.
— Блинчиков мальчик захотел, — слабо шептала старушка. — Вот я и пошла.
— Дома только один жилец и был?
— Да.
Значит, это с Израком ссорилась Людка. И значит, это Израк и ударил ее табуретом по голове. Узнавать такое о человеке, которого хорошо знаешь, всегда неприятно. И Полина побледнела как беленое полотно, которым была заправлена кровать старушки. Но затем пальцы ее сжались в кулаки. И девушка гневно сверкнула глазами.
— Не может этого быть! — возмутилась она. — Израк — не убийца! Он и мухи не обидит!
И тут неожиданно подал голос Ваник.
— Ну, это как сказать, — заявил он. — Одному-то типу он рыло точно начистил. В кровь морду гаду разбил.
— Ты это про кого?
— Да повадился к нам один общественный деятель таскаться. Дескать, мы уродуем исторический памятник, уничтожаем культурное достояние России. Мы ему бумаги показываем, что усадьба никакой ценности для культуры России не имеет, вполне заурядная усадьба, да еще находящаяся на момент ее передачи в руки нового хозяина практически в состоянии руин. Я сам фотографии видел, там ничего, кроме стен и оконных проемов, и не было.
— А что этот деятель хотел?
— Требовал, чтобы мы работы приостановили, а лучше, так и вовсе из усадьбы вымелись. Сначала один приходил, потом местных мужиков подговорил, они к нам вроде как с пикетом явились. Шумели, работать мешали, камнями даже кидаться начали, мусор разный в дом полетел. Ругались словами всякими непотребными, а больше всех этот… деятель выступал. Вот Израк и вскипел. Не выдержал, подскочил, в бороду ему вцепился, а свободной рукой ему такую оплеуху всадил, что мужик тот опрокинулся и часть бороды в руках у Ноя осталась.
Полина слушала эту сагу, посвященную героическому подвигу ее любимого мужчины, открыв рот.
— Какой он смелый! — шептала она восхищенно. — Какой отважный!
Больше подошло бы определение «хулиган».
— Не знаю, как там насчет отваги, — продолжал говорить Ваник, — но в тот раз в нашего тихоню Израка словно сам дьявол вселился. Мужики те свои плакаты побросали да прочь разбежались. А этот с половиной бороды тоже убрался. Больше мы его и не видели.
— И в полицию не пошел?
— Мы бы все в один голос на сторону Ноя встали. А чего? Тот мужик сам на неприятности напрашивался.
Точно так же, как и Людка Стекольщица. Неужели это был фирменный стиль Израка? Его, так сказать, излюбленный способ избавляться от дурно воспитанных или просто чем-то не угодивших ему людей? Нападать на них, бить, а возможно, что даже и убивать.
Но пока что судить было рано. Нужно было сначала найти Израка. А его, к удивлению всех собравшихся, в доме не оказалось.
И больше всех изумлялась сама старушка, которая, несмотря на слабость, велела всем называть ее по имени и отчеству Марья Степановна:
— Как же так? Куда же он деться мог?
Сыщикам это тоже было крайне интересно. Все окна первого этажа были закрыты изнутри, если даже тощий Израк каким-то образом смог бы просочиться через решетку, то закрыть за собой окошко таким образом он бы точно не сумел.
— Дверь все время находилась под нашим наблюдением. У вас ведь одна дверь?
Вопрос был адресован Марье Степановне, которая рассеянно отозвалась:
— Что? Дверь? А, да, одна у меня дверь.
Подпол, чердак и второй этаж друзья уже обыскали. Всюду оказался минимум вещей и мебели, как бывает в доме, куда переехали сравнительно недавно. На чердаке так и вовсе не наблюдалось почти никакого хлама. Так что спрятаться там Израку было решительно негде.
— Может быть, какие-то потайные ниши? Тайники? — допытывался у хозяйки Лисица. — Запасные выходы?
— Нет, ниш нету. Ход, правда, имеется. Только сейчас сообразила. В сарайчик он ведет.
— Какой сарайчик?
— Когда въезжала, думала, что курочек-козочек заведу, — призналась старушка. — Ну а чего в хлев и курятник по морозу улицей шастать? Вот и упросила строителей, чтобы рядом с туалетом мне сени сделали, а оттуда прямо в хлев бы я проходила. А потом не до того стало. Но ход из дома в сарай до сих пор имеется, хотя я сама им и не пользуюсь никогда.
— Короче, скажите, как нам попасть в этот ваш сарайчик?
— Туда идите, — махнула рукой старушка. — Там он.
Подруги остались рядом со старушкой, а мужчины поспешили в указанном ею направлении. Впрочем, их отсутствие длилось совсем недолго. Но мужчины вернулись назад с такими хмурыми лицами, что подругам без всяких лишних объяснений стало ясно: в сарайчике они никого уже не застали.
— Он был там, — в ответ на взгляд Леси произнес Лисица. — Мы нашли вот это.
И он показал пару довольно потрепанных, но еще годных для носки кроссовок. На каждой из них красовалась «птичка» известной и очень недешевой фирмы. Было ясно, что кроссовки эти дороги их обладателю и в прямом и в переносном смысле.
— Это обувка Ноя, — произнес Ваник. — Кто хочешь из наших подтвердит вам это. Его обувь.
Друзья уставились на кроссовки с таким заинтересованным видом, словно те были по меньшей мере отлиты из золота.
— И как же он без обуви дальше-то побежал?
— А фиг его знает! Когда мы в сарайчик этот зашли, там уже никого не было. Только дверь на ветру хлопала. Через нее он ушел.
— Что же вы за ним не погнались? Босиком он бы далеко не убежал.
— Да что толку? Кто его знает, куда он в лесу пойдет. А он за то время, пока мы его по всему дому разыскивали, мог уже далеко уйти.
При этих словах на морщинистом личике хозяйки дома появилась легкая улыбка. Кажется, она была рада тому, что ее жилец сумел скрыться. А вот друзья, напротив, очень сожалели о том, что преступник ушел от них. Хоть он им и друг, вернее, друг Полине, а еще вернее, ей бы очень хотелось, чтобы он им стал, но истина все равно дороже. Если Израк совершил преступление, ему предстоит за него ответить.
А пока что друзья вновь позвонили начальнику местного отделения полиции — нелюбезному господину Жукову Александру Кузьмичу — и попросили его приехать на опушку к синенькому домику старушки Марьи Степановны. Нетрудно предположить, что Жуков отнюдь не обрадовался перспективам новой встречи с друзьями. И на сей раз не постеснялся высказать в их адрес закономерные подозрения.
— Где вы, там покойники! Это совпадение или как?
— Совпадение, разумеется!
— Не знаю, не знаю. На сей раз убийство, сомнений нет, вы говорите? И вы были рядом с местом преступления. Практически находились на нем!
— В доме были не мы, тут был кто-то другой.
Упоминать о том, что этот кто-то другой также был из их компании, Ваник не стал. Это вызвало бы лишние подозрения со стороны Жукова, отношения с которым и без того складывались у друзей непросто. Покончив с этим неприятным, но, увы, необходимым разговором с местным начальником полиции, мужчины вернулись к Марье Степановне.
— Скажите, а как давно живет у вас этот молодой человек?
— Да уж три дня, я думаю. Точно, три дня.
— И как же вы его приняли? Не побоялись?
— Уж и сама не знаю, ребятки. Больной он был, лихорадка его сильная колотила. На рассвете явился, стоит на пороге, трясется. Жаль мне его стало. Губы у самого синие, разрешите, говорит, у вас побыть немного. Я в этих краях чужой, в больницу не хочу. А вам заплачу, как только на ноги встану.
— И вы его пригласили у вас пожить?
— Не из-за денег, конечно. Понравился он мне. Тихий такой мальчик, интеллигентный. Пальцы длинные, лицо одухотворенное, я еще подумала, что он либо музыкант, либо художник.
— Верно, художник он. Студент академии. Старший курс.
— Вот видите, как я угадала? — обрадовалась старушка. — Жалко мне его стало. Он стоял такой потерянный у меня на пороге. И бормотал что-то о том, что потерялся, что ему надо где-то пожить некоторое время, поправиться, и чтобы его никто не трогал, подумать ему надо в тишине и покое. Бред у него был уже, не иначе. Ну я его и пустила. А куда бы я его прогнала, коли у него температура за сорок, а в наших больницах от многих докторов толку никакого. Решила, что сама его выхожу. И выходила. Уже на третьи сутки жар совсем спал. Но есть он, конечно, еще толком не мог. Лежал, слабенький такой. Блинчиков просил. Нет, я никак не ожидала, что этот мальчик способен на такое страшное и кровавое зверство.
И все ее сухонькое тельце вновь содрогнулось.
— Вы не волнуйтесь, — погладила ее по руке Леся. — Может быть, вам лекарство принести? Вы только мне скажите, где оно, я мигом!
— Не пью я, девонька, лекарств аптечных, — улыбнулась старушка. — Мне солнце и свежий воздух с водой — лучшие друзья. Они меня и от хворей всех лечат, и от дурного настроения, и от всего на свете.
— Говорят, тут лучше молитва помогает.
— И молитва, конечно, тоже, — согласилась Марья Степановна. — Как же без молитвы-то?
— Говорите, молитесь, а икон у вас в доме не имеется.
— И что? Мне и без икон сподручно с Богом разговаривать. Посредники в этом деле новичкам нужны, а не мне. Я и попа дом святить не звала. Своими силами обошлась.
— Выходит, что не обошлись. Убийство у вас в доме случилось.
Марья Степановна на мгновение растерялась, но потом нашлась и ответила:
— И сестры мои точно так же поступили. Но у них же все в порядке! Это все энергии. Если знать, как с ними обращаться, то никакие попы не нужны будут.
В это время возле дома затормозила полицейская машина. Из нее вышел крайне недовольный и заранее сердитый начальник Жуков, а за ним и фотограф с экспертом. Впрочем, недовольство на лице Жукова мигом сменилось чем-то похожим на раскаяние, когда он увидел труп Людки Стекольщицы, все еще лежащий там, где его и нашли друзья.
Жуков плюхнулся на подставленный ему фотографом табурет и вытер вспотевший загривок.
— Елки-моталки, — пробормотал он. — А я ведь вам, ребята, сперва не поверил. Решил даже, что арестую вас за дачу ложных показаний и обман полиции. Это кто же нашу мадам Стекольщицу так основательно приложил?
Но услышав, что тут снова не обошлось дело без студента-художника, о котором ему уже говорили, полицейский вновь насупился:
— Что вы мне тут чушь-то городите? Даже мне понятно, что тощий и щуплый паренек не мог нанести такой раны убитой!
— На Израка, говорят, иной раз находило, он становился сильным, дерзким и… и опасным. Он убил Людку Стекольщицу, ударил ее по голове, а потом сбежал через запасной выход в лес.
— Только обувь свою оставил.
— Обувь?
— Да, кроссовки.
— Где они? — оживился Жуков. — Вы их трогали?
— Да.
— Плохо, — посуровел Жуков. — Разве вы не знаете, что на месте преступления нельзя ничего трогать, перемещать и так далее?
— В первый раз в лесу, когда мы вам показали медальон Ноя, вы ничего такого нам не сказали!
Жуков на мгновение онемел, а потом нашелся что ответить:
— Так там не было состава преступления. А мало ли какие безделки на месте трагедии могут оказаться. Медальоном этим нельзя было нанести таких увечий Боцману, чтобы он скончался. А значит, медальон в несчастном случае роли не играл. Вот я вам и не сказал ничего. А тут вы напортачили, работе следственных органов помешали.
И решив, что и так достаточно сказал, Жуков грозно нахмурился и прикрикнул на друзей:
— Давайте-ка эти кроссовки сюда! Или нет, лучше сходи-ка ты сам, — повернулся он к эксперту. — Посмотри, может, они их еще не совсем залапали своими руками. Посмотришь и мне скажешь, можно ли будет Аслана вызвать?
— Я выясню, — кивнул эксперт.
Пока он и Ваник ходили за оставленными в соседней комнате кроссовками, в дверь дома Марьи Степановны неожиданно постучали.
— Марьюшка! — раздался женский голос, высокий и чистый, очень похожий на голос самой Марьи Степановны. — Ты дома? У тебя все в порядке?
— Смотрим, машина полицейская стоит, — раздался и второй голос, пониже, но мелодичный и приятный. Ты там как?
Марья Степановна всколыхнулась:
— Это мои сестры! Волнуются! Надо им открыть.
— Открывайте! — буркнул Жуков, крайне недовольный тем, что его отвлекают от дела, но не осмелившийся перечить. — Пусть зайдут старушки.
Такая уступчивость пожеланиям хозяйки дома приятно удивила подруг. Они даже подумали, что были к Жукову несправедливы. Но оказалось, что у того есть мотив быть добрым и великодушным с пожилыми дамами.
Двери открыли, старушки вошли в дом.
— Добрый день, Шурик, — кивнула одна из старушек Жукову. — Как твоя язва? Болит?
— Спасибо вам, Елена Степановна, совсем отпустило после ваших настоек, — смиренно отозвался Жуков.
— А спину больше не ломит? — спросила вторая.
— И вам спасибо, Татьяна Степановна, совсем перестало болеть. Прямо как мальчик летаю.
Подруги поняли, что эти три старушки Степановны и есть те три сестры, что приехали в Торфяное пару лет назад и приняли после смерти фельдшера всю его бывшую клиентуру. Ну а так как лечение их действительно помогало, то ехали к ним теперь и из соседних поселков и деревень, также лишенных нормальной медицинской помощи.
И так как тащиться в город самому господину Жукову было элементарно лень, да и жалко тратить время, силы и деньги, он также обращался за помощью к этим трем лекаркам.
— Ну-ну, мальчик, — усмехнулись старушки в ответ на шутку Жукова. — А сюда к сестре-то ты чего пожаловал?
— К ней пришел, а к нам и не заходишь.
— Или случилось чего?
— Случилось, дамы, — вежливо ответил им Жуков. — Убийство в доме у вашей сестры случилось. Постоялец ее — мальчишка-студент — взял и свою знакомую в дом пригласил, да после поссорился и забил ее тут насмерть табуретом.
— Убил?
— Насмерть!
— Господи помилуй! — ахнули старушки хором и тут же кинулись к своей сестре с утешениями: — Марусечка, как ты, дорогая?!
— Да так, в себя прийти не могу, — слабым голосом пожаловалась им Марья Степановна. — Таким милым молодой человек мне показался. Или старею я? В людях разбираться перестала?
— Не перестала, не перестала! — хором заверили ее сестры. — Мы видели этого мальчика, не мог он никого убить!
Жуков посмотрел на старушек и крякнул:
— Вот ведь оно как… А мне и самому тоже кажется, что не мальчишка убивал.
Старушки дружно взглянули на Жукова. Да и друзья вытаращились на полицейского во все глаза:
— Как же так? Тут только Израк и Людка и были! Кто еще на нее напасть мог, если в доме только они вдвоем находились? У Израка случались приступы бешенства и раньше.
— Да будь он хоть трижды не в своем уме, психи ведь тоже бывают очень сильными в момент приступа, но не мог мелкий паренек такого удара Людке по голове нанести. Стекольщица ведь высокая баба была. Да еще эти каблучищи на ней. Если они ругались стоя, то вашему Израку, чтобы ее по башке стукнуть, надо было в прыжке это сделать.
— Может, он и прыгнул.
— Или Людка сидела в этот момент.
— Ну, не знаю, — продолжал сомневаться Жуков. — Тут силища немереная нужна, чтобы здоровую бабу так табуреткой с одного удара убрать. Да вы сами посмотрите, табуретка от удара на куски разлетелась. А крепко сколочена была. Я вот, к примеру, на точно такой же табуретке сижу, вешу я немало, а она подо мной даже не скрипнет.
И в знак подтверждения правоты своих слов Жуков подвигал массивным задом, прочно угнездившимся на сиденье табуретки. Почему-то видеть это было неприятно. Родная сестра этой табуретки только недавно проломила голову вполне даже неплохой женщине. Ну, немножко крикливой, немножко вульгарной, но в целом вполне обычной земной грешнице, каких большинство в нашей жизни. Ангелы, как известно, только в раю обитают. За каждым человеком на земле водятся какие-либо грешки, не бывает жизнь человеческая без этого.
Наблюдая за тем, как Жуков елозит на табурете, старушка Марья Степановна закрыла глаза. И подруги поняли, что от этого последнего табурета она тоже избавится в самое ближайшее время. Видеть вещь, которая была символом осквернения ее дома, старушка не могла.
Но Жукова подобные высокие материи не затрагивали. И закончив свои эксперименты с табуреткой, он озабоченно закончил:
— Но решать, конечно, в данном случае экспертам. За ними будет последнее слово. Я тут могу нафантазировать вам черт-те чего, а потом окажется, что все и не так совсем было.
И тут ушлый Жуков умудрился уйти от какой-либо ответственности. Мол, свое мнение имею, но не выпячиваю. Всегда готов прислушаться к словам коллег, а при случае спихнуть на них всю вину.
— Приступайте к делу, ребята, — кивнул Жуков своим сотрудникам. — Все тут тщательнейшим образом осмотрите. Шуточное ли дело, Людка Стекольщица убита. Да она у нас на всех плакатах по области красуется, любимица губернатора, можно сказать, наша собственная торфяновская звезда, и ее убили! Тут могут и журналюги пожаловать. А где журналюги, там всегда шумиха и нездоровая ажиотация в прессе. Тут уж могут и товарищи сверху приехать.
Жуков оказался куда умней, чем подумали о нем подруги в первый раз. Тогда они решили, что перед ними обыкновенный лентяй, который от любой работы норовит отвертеться. Но оказалось, что дело гораздо хуже. Жуков работать мог и умел, вот только делал это исключительно для особ повышенной значимости. К таким он относил и Людку Стекольщицу, которой довелось поручкаться с губернатором, которому была нужна колоритная дама для его плакатов. Да еще и убийство ее случилось в доме одной из старушек-целительниц, ссориться с которыми Жукову совсем не хотелось.
Поняв, что на сей раз отвертеться от выполнения работы ему не удастся, Жуков стал неожиданно собран, активен, деловит и очень дотошен. Он лично отдавал распоряжения, проверял их исполнение и не успокоился, пока не были сняты показания не только с хозяйки дома, но и со всех присутствующих при обнаружении тела молодых людей.
На все это ушло довольно много времени. И наверное, друзья бы попадали от голода, ведь они ничего не ели со вчерашнего вечера. Все прихваченные с собой запасы они уничтожили еще до наступления полной темноты. И потом горько кляли себя за то, что не взяли побольше всякой снеди. В Торфяном им не удалось закупиться в магазинчике, потому что там был переучет. И сколько друзья ни стучали, им даже не открыли изнутри дверь.
Но всех спасла добрая Марья Степановна, которая предложила гостям чаю. Татьяна Степановна принесла из своего дома пирог с капустой, который лично испекла и который был еще даже теплым. И оказалось, что сладкий чай с пирогом — это лучшее средство от всех неприятностей. Даже Марья Степановна, которая все еще лежала в постели, выпила чашку свежего чая, правда, от пирога отказалась.
— Не могу, пока не лезет еда в рот. Потом поем, когда отойду маленько.
Но оголодавшие друзья не смогли удержаться и не без некоторой вины, но зато с превеликим аппетитом съели целиком почти весь принесенный пирог. Три лучших куска из серединки они оставили сестрам, потому что не хотели быть совсем уж невежливыми. И Ваник с Лисицей и Эдиком жадно поглядывали на них до тех пор, пока Татьяна Степановна не сказала им:
— Ешьте, ребятки, я же вижу, что вы голодные. Ешьте спокойно, у меня дома еще есть что покушать.
И друзья тут же за милую душу умяли остатки пирога. Татьяна Степановна наблюдала за ними с материнской снисходительностью. И так как она больше других общалась с друзьями, то к ней они и обратились с вопросом:
— Скажите, а как получилось, что вы все трое поселились тут?
— Знаете, в таких случаях говорят, Господь сподобил. Лучше выражения и не подберешь. Мы с сестрами давно намеревались куда-нибудь поближе к природе перебраться. Хотя бы на теплое время года из города уезжать. Ну а тут нам всем троим неожиданно наследство привалило. Участок в тридцать соток. Ну и как здесь поступить? Продать — деньги небольшие получатся, да и не нуждались мы в деньгах. Вот и решили, что разделим наследство на троих, каждой как раз по десять соток придется, да и начнем строиться. Зять Машин нам с большой скидкой эти три дома помог приобрести. Собственно, мы только два купили за полную цену, а третий нам в подарок достался. Пустой, без отделки, но зять опять же нас по акции пропихнул, как постоянных клиентов, да еще третью покупку совершающих у них в фирме, нам снова скидка, на этот раз уже на ремонтные работы и доделку дома. Тоже недорого заплатили. Ну так и получилось, что мы тут все втроем по соседству друг с другом жить остались.
— И круглый год живете?
— Сначала-то на зиму уезжали. А потом, когда пациентами обросли, куда же от них денешься? Иной раз на недельку к своим в город прокатишься, а тут уже целая вереница страждущих набьется. Поодиночке только и уезжаем, а чтобы всем троим одновременно сняться, это мы больше чем на пару дней и не можем себе позволить. Да нам и без того тут общения друг с другом хватает, чтобы еще куда-то на отдых ехать. Да и от чего нам отдыхать? Живем на природе, сама наша жизнь и есть отдых.
В этом было очень много простой житейской мудрости. На природе всякая работа не в тягость, а в радость. И воспринимается городским жителем исключительно как своего рода отдых.
— Ну а почему вы все в разных домах живете? Легче, проще и дешевле было бы всем в один перебраться.
— У каждой из нас своя семья имеется. У меня, к примеру, трое внуков. У Маруси — двое, а Елена у нас самая молодая, да еще родила поздно, у нее пока что только один внучок — карапуз от старшей дочери, сынок еще даже и не женился. Но летом все дети к нам приезжают. И со своими друзьями, бывает, наведываются. Где тут всем в одном доме поместиться?
— Конечно, вы правы. Лучше своим домом жить, а с близкими лишь при обоюдном желании видеться.
— Когда ко мне невестка приезжает, меня и так всю коробит, что она на моей кухне хозяйничает. Я уж стараюсь лишний раз туда и не соваться. Иначе не удержусь, обязательно ей замечание сделаю, ссора у нас с ней получится. Пусть лучше она ворчит, что старуха совсем обленилась да ослабела, даже по хозяйству ей не помогает, чем возле плиты со мной лаяться. Последнее это дело над приготовленной едой ругаться. Такая пища не благом, а ядом для всех обедающих потом окажется.
За разговором время пробежало незаметно. Чай был выпит. Пирог съеден. А преступник, бродящий в окрестностях и уже прикончивший двух человек, до сих пор не был пойман. Наступило время решительных действий, это было ясно абсолютно всем. И в доме повисла напряженная тишина, все ждали слова начальника расследования.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7