Глава 5
Людка по прозвищу Стекольщица оказалась особой весьма чванливой и обидчивой. Начала с требования, чтобы к ней обращались по имени и отчеству — Людмила Павловна, и разговаривать с друзьями о своем любовнике Юрке Боцмане наотрез отказалась. То ли напуганная жизнью, то ли от природы такая, она всюду подозревала какой-то подвох. И по той или по другой причине, но едва Лисица спросил у нее про Боцмана, с которым у нее были теплые дружеские отношения и который частенько к ней захаживал, тетка тут же категорично заявила:
— Не знаю я никакого Юрку!
— Как же? Вы с ним в одном поселке живете. Вы просто не можете его не знать.
— Ну, может, и знаю, я оговорилась просто. Но ко мне он не захаживает, кто это все выдумал?
На друзей смотрели два чистых голубых глаза, накрашенные тушью так густо, что она осыпалась и образовывала на щеках «красавицы» два ровных черных полукруга. От этого видок у Людки был такой, словно она совсем недавно участвовала в потасовке, где ей и подбили оба глаза. Одета душевная зазноба Боцмана была в жилетку из искусственного меха тигриной расцветки, потрепанную и потасканную, ботфорты с массивными золотыми пряжками и легинсы цвета фуксии, украшенные многочисленными пятнами.
— Нужен мне этот Юрка! — возбужденно восклицала Стекольщица. — Да ко мне сам губернатор в поклонники набивается. Что смотрите, не верите? Да с меня плакат рисовали, который теперь по всей области красуется. Думаете, мало было охотников на эту работу? А губернатор меня выбрал! И художник, пока рисовал меня, все время восхищался, какая у меня натура колоритная. И руку еще подал, а губернатор мне ее и пожал! Вот какие у меня кавалеры имеются! А вы говорите Юрка!
Фантазия у этой особы била через край. Людка обожала поговорить. И главной темой ее разговоров всегда являлась она одна.
— Да я, если хотите знать, таким мужчинам отказывала, перед которыми этот ваш Юра пустое место! У меня даже один генерал в женихах значился. И нечего так на меня таращиться! Я не клумба, и цветы на мне не растут! А генералом он, конечно, потом стал. Знала бы я, что этот замухрышка так высоко взлетит, нипочем бы ему тогда не отказала.
О себе и своей бурной яркой жизни мамзель Стекольщица могла разговаривать часами. Но не она являлась объектом изучения для сыщиков. Их куда более интересовала жизнь и контакты ее любовника.
— Значит, это Юрий не про вас напоследок сказал, — с притворным вздохом произнесла неожиданно Леся. — Как жаль, мы только даром потеряли время. Последние слова покойного относятся не к вам.
Как она и рассчитывала, Людка мигом растеряла весь свой гонор, прекратила гнуть пальцы в разные стороны и вполне земным человеческим языком с любопытством спросила:
— А про кого это вы «покойный» говорите?
— Про Юрия по прозвищу Боцман.
— И что? — сглотнула Людка. — Помер он?
— Точно так. Умер. А умирая, просил передать на словах своей сердечной подруге Людмиле, чтобы она… Впрочем, не будем грузить вас излишними подробностями. Слова велено передать другой женщине, ее и будем искать.
— Да нет же! — воскликнула Людка. — Я это!
— В смысле?
— Я — подруга сердечная Боцмана! И зовут меня — Людка!
— Но вы сказали…
— Да мало ли чего я там сказала! — досадливо отмахнулась женщина. — Вы меня не слушайте. Я же не знала, кто вы такие и почему Юркой интересуетесь. Юрка, скажу я вам, такой пассажир был, что им запросто и из полиции люди могли заинтересоваться.
— Осторожность не повредит, правильно я вас поняла?
— Вот именно! — обрадованно затрясла головой Людка и с жадностью осведомилась: — Так что? Что мне Юрка велел передать?
Женщина была взволнована до такой степени, что ее буквально трясло. Но, как показалось друзьям, взволновала ее не весть о смерти Юрки, а то, что он что-то передал ей перед смертью.
— Ну что? Что там Юрочка мой любимый перед смертью велел мне передать? Может, завещал чего?
И такая откровенная жажда наживы плеснула в глазах этой женщины, что Леся даже испугалась. Но тут же ощутила в груди какое-то непонятное буйство и брякнула откуда ни возьми:
— А передать он вам велел следующее: «Поставь, дорогая Людочка, на моей могилке памятник. И весь чтобы из черного мрамора, а на переднем плане мой портрет в полный рост. И еще буквами что-нибудь жалостливое изобрази. Да буквы и портрет, смотри не жалей, чистым золотом пусть покроют».
Людка даже зубами скрипнула от разочарования. Она явно ожидала услышать нечто совсем другое.
— Памятник ему подавай! — заголосила она, прямо подпрыгивая на месте, как крышка на закипающем чайнике. — Мраморный! Портрет! Буквы! А где деньги взять? Про сокровище-то он что-нибудь сказал?
— Нет, о деньгах ничего не сказал.
— Идиот! — припечатала своего покойного воздыхателя Людка. — Знала, что идиот, не надо было с дураком и связываться!
Но тут же ею вновь овладела какая-то идея. И она взглянула на друзей уже куда внимательнее:
— Эй, а когда это вы с Юркой моим повстречались?
— Сегодня. Утром.
Леся лгала со столь большой уверенностью, потому что, во-первых, не опасалась разоблачения. Людка могла узнать подробности о смерти своего любимого лишь от Матроны или от Натальи Семеновны. А они, как отчего-то полагала Леся, общаться с Людкой так тесно не захотят. А во-вторых, Людка сама начала эту игру, она наврала друзьям первой. А как говорится, каков привет, таков и ответ.
Людка была ошеломлена услышанным.
— Что? Утром? Сегодня? И вы с ним разговаривали?
— Да, — невозмутимо кивнула Леся, сама поражаясь, как лихо выходит из нее вранье. — Он упал в колодец, мы услышали его крики и прибежали на помощь. Увы, ваш друг пробыл в колодце слишком долго. Он сильно ушибся при падении. И единственное, что он успел, так это передать привет вам.
— Хорош привет! — злобно прошипела Людка. — Он бы лучше сказал, где деньги… Слушайте, а при нем не было ничего ценного?
И ее взгляд сделался хищным и оценивающим.
— Ценным? Ну, мы не знаем, насколько это ценная вещь. Был с ним медальон, по виду из серебра.
И повинуясь Лесиному взгляду, Лисица извлек из кармана найденный в подземелье медальон со звездой Давида в самом центре крышки. При виде медальона Людка издала сдавленный стон, она определенно узнала эту вещь. Женщина даже сделала руками хватательное движение, стремясь присвоить медальон себе, но Лисица вовремя отодвинулся, и рука Людки схватила лишь воздух.
— Это Юркин медальон, — почти жалобно произнесла она. — Отдайте его мне! Это я медальон Юрке подарила.
— Что-то мать Юрина подарка вашего не признала.
— И что? — ничуть не смутилась Людка. — Я этот медальон ему только накануне подарила.
— Значит, вы своего любовника видели вчера?
Людка покачала головой и неожиданно сказала правду:
— Нет, дня три, как его нет. А медальон я ему как раз перед тем, как он в лес пошел, и подарила. Он ко мне на рассвете заглянул, я ему и презентовала.
— Зачем?
— Ну как… а зачем люди друг другу подарки делают? Я ему медальон в подарок, а он мне грибов в ответ. И ему и мне приятно, оттого что другому радость доставили.
Что-то слабо верилось в подобную бескорыстность Людки. Грибы она могла получить и совершенно бесплатно. А медальон должен был стоить немало. Друзья уже хорошо рассмотрели вещицу. Он открывался, внутри была вложена фотография улыбающейся женщины. И хотя фотография была не старой, она никак не могла быть ровесницей медальона, которому больше бы подошел портрет на эмали, но Людка все равно свободно могла бы толкнуть старинную вещицу за хорошие деньги. А в подарок Юре сгодился бы и старый дождевик или охотничьи сапоги.
Но Леся сделала вид, что верит алчной торговке, и поинтересовалась:
— И откуда же у вас взялась эта вещь? По всему видно, что она старинная, работы очень искусной. И пусть это серебро, а не золото, все равно, откуда она у вас? Не в магазине же вы ее купили?
— А я ее нашла!
— Где?
— В мусоре!
— Что вы говорите? А мусор где взяли?
— Паренек мне его принес. Тряпки там всякие — штаны, рубахи, свитера. Ну а в них этот медальон и был.
— Удивительная история. А того молодого человека описать можете?
— Могу, — бодро откликнулась Людка. — Высокий, упитанный, со светлыми волосами. Раньше бы сказали, кровь с молоком!
То, что она описала полную противоположность внешности Израка, могло говорить о многом. Но Леся продолжала корчить из себя доверчивую слушательницу:
— А вещи эти, что паренек принес, увидеть можно?
И тут только Людка впервые проявила признаки подозрительности.
— А вам зачем? — рявкнула она. — И вообще, кто вы такие?
— Мы же вам уже говорили…
— И чего? Чего вы мне говорили? — гавкала на них Людка. — Пришли, какую-то ерунду мне про Юрку набрехали! А сами медальон у него сперли!
И глаза ее вновь жадно сверкнули. По части жадности у этой тетки все было в порядке. Она вновь еле сдержалась, чтобы не наброситься на Лисицу, у которого в руках все еще было найденное украшение. На всякий случай он спрятал его в карман, чем вызвал новый всплеск бешенства со стороны Стекольщицы.
— Пошли вон отсюда все! — завизжала она. — И Боцман пусть проваливает со своими пожеланиями. Памятник ему, могилу, буквы — не заслужил! Лопух! Дурак! Медальон и тот прошляпил!
И она захлопнула дверь своей лавчонки с таким грохотом, что в окнах задребезжали стекла, а со стены свалился лошадиный хомут, с неведомо какой целью тут повешенный.
— Пошли, — первой двинулась прочь Кира. — Тетка так разошлась, лучше ее на время оставить в покое.
— А потом?
— А что будет потом, поживем и увидим.
И Кира поманила всех своих друзей за собой. Обогнув угол, потом еще один и еще, она наконец остановилась.
— Ты можешь нам сказать, зачем мы сюда пришли?
— Могу. Эта Людка баба хоть и противная, но явно неглупая. Во всяком случае, ушлая. Лично мне кажется, что, когда у нее пройдет первый всплеск разочарования, она обдумает наши с вами слова и сделает из них выводы.
— Какие выводы?
— Не знаю, но какие-то точно сделает. А сделав выводы, примет для себя решение.
— Какое решение?
— Опять же не могу пока еще сказать. Но решение она примет, а затем начнет действовать.
— Как действовать?
— Тьфу ты! Да не знаю я еще! — воскликнула Кира. — Надо подождать и посмотреть.
И предвидя новый вопрос, пнула ногой деревянную колоду, которую местные жители использовали в качестве лавочки, и сказала:
— Вот прямо тут будем сидеть и ждать. Отсюда открывается прекрасный вид на пункт приема стеклотары.
Лавочка была заслонена от улочки, на которой находилось владение Людки Стекольщицы, огромным рекламным щитом, который установила местная администрация в качестве пропаганды экологической чистоты в округе. На нем был изображен уродливого вида старик в рваном ватнике и гнилых валенках, из которого сыпались бычки, пустые банки, бутылки и прочий хлам. Весь внешний вид пенсионера — синее одутловатое лицо, тяжелый взгляд и опущенные плечи — наводил на мысль о том, что мусорить очень плохо.
А возле ног грязного старика суетились мелкие мальчишки и девчонки в форменной одежде — синих брючках и белых блузочках, подозрительно напоминающие бывших советских пионеров, с той лишь разницей, что повязанные на шеях у этих детей галстучки были нежно-зеленого цвета. А рдеющий на груди значок изображал не пионерский костер, а зеленое молодое деревце. Зеленые пионеры подбирали с земли или прямо хватали на лету мусор, засовывали его в мешки, которые другие пионеры, уже преуспевшие в своем деле, тащили прямиком к пункту приема старья, где их ждала улыбающаяся приемщица, и впрямь отдаленно напоминающая Людку.
Но какова бы ни была художественная ценность этого плаката, со своей задачей он справлялся великолепно. Закрывал всю компанию от зоркого взора Людки Стекольщицы.
Разместившись на бревнышке, все были сначала даже рады представившейся возможности вытянуть ноги, посидеть и немного отдохнуть после трудной ночи и не менее тяжелого утра. Но постепенно друзей стал одолевать голод. Он был даже сильнее бессонницы, от которой тоже щипало глаза и саднило в горле.
Сидеть на солнышке в другой раз было бы очень приятно, но вот беда, голодные желудки все громче и громче протестовали против такого издевательства над собой.
И друзья начали потихоньку ворчать на Киру.
— И сколько нам тут ждать?
— Думаю, что недолго. Людка дама вспыльчивая, но хитрая и ушлая. Такая нипочем не упустит своей выгоды. Уверена, она видела и Израка, и этот медальон.
— Да, мне тоже показалось, что вещица ей хорошо знакома.
— Но как медальон оказался в колодце?
— Вот этот вопрос нам и стоит с вами решить. Но в то, что такая предприимчивая и лихая дама могла презентовать красивое украшение какому-то там Юрке, я не верю. Она либо оставила бы его себе, либо продала, но за хорошие деньги.
— Думаешь, это Израк принес медальон ей? Продал свои вещи старьевщице, а медальон случайно в них оказался?
— Не знаю. Лично мне эта версия кажется какой-то натянутой. Израк ведь ушел из усадьбы без вещей и документов?
Этот вопрос адресовался Ванику, и тот убежденно произнес:
— Девчонки смотрели, все вещи остались на месте.
— Вот, — удовлетворенно кивнула Кира. — Не мог же он уйти от Стекольщицы голым. А еще меня насторожило, как эта старьевщица бурно отреагировала на банальную просьбу показать вещи, которые принес высокий и светловолосый красавец мужчина. Подозреваю, что никаких вещей вместе с медальоном ей никто не приносил. А сам медальон ее дружок Боцман либо у Израка спер, либо снял с него уже с мертвого.
Это заявление вызвало в Полине громкий протест.
— Ной жив! Он не мог умереть! Только не он!
И она сморщилась, приготовившись заплакать громко, со вкусом и в голос, как она умела это делать. Безудержно, с фонтаном слез. Подруги пару раз были свидетельницами ее истерик, так что повторения отнюдь не желали.
— Но это всего лишь одна из рабочих версий! — поспешно произнесла Кира. — Лично я надеюсь, что тело Боцмана было первым и последним в этой истории.
Увы, как показало скорое будущее, эта надежда Киры оказалась напрасной. Будущее готовило друзьям такие испытания, о которых они даже не могли и подумать.
Ждать каких-то новых действий со стороны Людки долго не пришлось. Не прошло и часа, как женщина выскочила из своего сарайчика, тщательно заперла замок, пристроила какое-то объявление на дверях, а потом бодрой рысцой пустилась вниз по улице.
— К лесу стрекача задала, — решил Эдик, осторожно выглядывающий вслед Стекольщице из-за рекламного щита. — Интересно, куда это она так спешит?
Людка и впрямь двигалась очень быстро. Даже удивительно, как это она в своих ботфортах с высокими каблуками способна развивать такую скорость. Издалека она была похожа на ярмарочного акробата, гуляющего на высоченных ходулях и потешающего почтенную публику. Вот только на ярмарке публике не приходится гоняться за клоуном.
Сложность заключалась еще и в том, что друзьям приходилось двигаться перебежками. От одного пышного куста, покрытого уже краснеющими и желтеющими осенними листьями, к другому, не менее, а порой и более живописному растению. Двигаться прямо по дороге они не могли, потому что опасались, как бы Людка не просекла слежку за собой.
— Ну и шустрая бабенка! — пыхтел коротконогий Эдик, которому бег по пересеченной местности давался тяжелее всех.
Мешало ему и пузо, которым он обзавелся в последнее время. А вот Стекольщица чесала по дороге так, что завидно становилось.
— Жизнь на свежем воздухе сказывается.
— И это при том, что тетка явно любит выпить, а смолит так, что в ее магазинчике не продохнуть от запаха табака. И все равно какие великолепные спортивные данные.
— Спринтер!
— А веди она здоровый образ жизни, мы бы ее вообще не догнали!
— Ишь, как чешет! — никак не успокаивался Эдик. — И как не навернется только!
Но Людка вполне благополучно добралась до первых деревьев. И вскоре совсем скрылась за ними.
— Т-ты знаешь… куда она… так спешит? — спросила Кира на ходу у Ваника.
Парень лишь молча помотал головой.
— По округе у нас Израк один бродил. Мы все работали.
Однако все оказалось не так уж плохо. В лесу была дорожка, по которой вся компания и смогла двигаться дальше. Почва тут была песчаная, и в ней были хорошо видны свежие отпечатки ножек мадам Стекольщицы. В некоторых местах ее каблуки так глубоко вонзились в почву, что оставалось только удивляться, как это хозяйке удалось извлечь их потом обратно.
— Дорожкой-то, по всему видать, люди часто пользуются.
Постепенно деревья вновь стали реже. И сделалось ясно, что это был не дремучий лес, а всего лишь маленький лесок, рощица, которая лишь чужакам могла показаться непроходимыми дебрями. Постепенно дорожка вывела их к трем домикам, каждый из которых был выкрашен в свой цвет. Один был ярко-зеленым, второй желтым, и третий был синеньким, как василек на лугу.
— Какие хорошенькие домики! — почему-то обрадовалась Леся. — Сразу видно, что тут живут хорошие люди.
Все три домика, за исключением цвета, были похожи друг на друга словно близнецы. Было ясно, что кто-то приобрел три типовых проекта, поставил их тут рядом друг с другом, а потом, желая внести в жизнь обитателей этих домов хоть чуточку разнообразия, окрасил их в три ярких цвета.
Дома выходили фасадами на залитую солнцем полянку, на которой было разбито несколько клумб. На полянке дорожка, прежде единственная, теперь неожиданно утраивалась. И к каждому из домиков вела совершенно идентичная другим по протоптанности дорожка. Следы каблуков Людки вели по дорожке к крайнему слева домику. И друзья, немного поколебавшись, все же пошли туда же.
Калитка оказалась открытой, так что трудностей с проникновением на чужую территорию вначале не возникло. Сторожевой собаки во дворе не имелось. А большой белый кот лишь махнул пушистым хвостом да лениво зажмурил круглые желтые глаза, делая вид, что не замечает чужаков.
Из дома раздавался сердитый голос Людки. Ее было слышно даже через плотные двойные оконные рамы.
— Ты кому это втираешь? — верещала она на невидимого собеседника. — Где деньги? Где сокровище? Юрка с тобой ушел, ты ему денег обещал, а теперь он мертвый!
Возможно, собеседник и хотел вставить хотя бы словечко, но Людка не давала ему такой возможности.
— Отдавай барыш! — орала она. — А не то я прямо сейчас в полицию пойду да о ваших делишках и расскажу. Это наша полиция пока думает, что Юрка — алкаш безвестный, пузо не чешет, а как правду узнает, мигом засуетятся! Ну что? Будем по-хорошему делиться или по-плохому хочешь?
Но ответа Людка не дождалась. Вместо этого она неожиданно вскрикнула:
— Эй! Ты это чего!.. Куда?..
Договорить ей не удалось. На середине фразы Людки раздался звук сильного удара и какой-то грохот. Как будто бы кто-то свалился на пол. И затем в доме воцарилась полнейшая тишина. Голоса Людки больше не было слышно.
Друзья, подслушивающие под окном, встревожились:
— Что у них там?
— Ох, недоброе что-то случилось!
Подбежав к входной двери, друзья убедились, что она заперта изнутри. Окна первого этажа были также недоступны. Каждое было забрано хоть и очень красивой, но в то же время очень прочной решеткой. Выкрашенные в белый цвет, эти решетки нисколько не портили ансамбля, но доставили серьезные волнения сыщикам.
— Эй, вы там, в доме! — закричал Ваник. — Учтите, мы все слышали! Не усугубляйте свое положение! Не совершайте убийства!
— Зачем ты ему напоминаешь? — окрысились на Ваника остальные, но было уже поздно.
В доме вновь раздался какой-то шум. Судя по всему, кто-то то ли передвигал мебель, то ли ворочал что-то тяжелое.
— Открывайте! — забарабанил в дверь Эдик. — Немедленно открывайте!
И так как в ответ не раздалось никакого отклика, он повернулся к остальным и проговорил:
— Придется ломать дверь.
— Так сразу ее и не сломаешь, — заметил Ваник. — Дверь-то какая прочная. Новая совсем!
— Тащите сюда что-нибудь тяжелое, — распорядился Лисица. — Лом, топор или хоть что-нибудь металлическое.
Все заметались по двору, спугнули белого кота, который умчался прочь с негодующим мяуканьем. Но нашли из подходящих орудий лишь грабли, лопату и вилы. Этот инструмент они и притащили к дверям. Критически оглядев подношения, Лисица протянул:
— Да-а-а… А чего-нибудь посущественней не нашлось?
— Кабы нашлось, принесли бы! Ломай уже давай!
Выбрав лопату, Лисица приставил ее острием к дверной щели и попытался нажать.
— Раз! Два! Взяли! — дружно подбадривали его остальные. — Раз… два…
— Что тут происходит?!
Высокий чистый голос раздавался от калитки. Все дружно повернули в ту сторону головы и обнаружили милую чистенькую старушку, одетую в цветастую юбку и длинную белую кофту. В руках она держала банку с какой-то мутноватой жидкостью.
Возле ног старушки крутился тот самый белый кот, который удрал со двора при первых же признаках суеты и шумихи, которую затеяли чужаки. Подруги готовы были присягнуть, что именно этот кот и привел домой старушку, чтобы она разобралась с наглыми и шумными гостями.
— Что происходит, я вас спрашиваю? — продолжала сердиться старушка, перекладывая банку с булькнувшей жидкостью поудобнее. — Кто вы такие? И почему ломаете мой дом?
— Так это ваш дом? — обрадовался Лисица. — Откройте, пожалуйста, нам дверь.
— По какому праву, я интересуюсь?
— Понимаете, у вас там Людка. И боюсь, что с ней не все в порядке.
— Кто?
— Людка Стекольщица.
По лицу старушки было видно, что она знает Людку, но отнюдь не высокого мнения об этой особе.
— И что она делает у меня дома?
— Ссорилась с кем-то. А потом крик раздался, шум, и теперь никто не отвечает. Мы стучали, стучали, а нам никто не открывает.
Лицо старушки сделалось озабоченным и напряженным.
— Не открывает, говорите? — пробормотала она. — Ну, погодите тогда. Сейчас я своим ключом дверь отомкну. Замок у меня такой, что изнутри не больно-то запрешься. Разве что дверь чем подопрешь.
Но, к счастью, дверь открылась легко. Замок покладисто щелкнул, признавая законную хозяйку, и путь в дом оказался открыт. Старушка на правах хозяйки хотела пойти первой, но Лисица ее не пустил.
— Вам лучше обождать, — произнес он, деликатно отстраняя старушку. — Мало ли что… Знаете… Всякое ведь бывает.
И сам пошел вперед. Следом за ним двинулись Эдик и Ваник. Ну а потом уже вошли и подруги с Полиной и старушкой. Долго идти им не пришлось. Шедший впереди всех Лисица неожиданно остановился и присвистнул:
— Ну и дела! Девчонки, вам сюда лучше не ходить!
— Это еще почему? Ты что-то нашел?
— Нашел. Но вы лучше не смотрите.
Разумеется, после сказанного женщинам позарез потребовалось поступить наоборот.
— Отойдите-ка, молодые люди! — решительно провозгласила старушка, оказавшаяся не робкого десятка. — Это мой дом, и мне решать, куда тут смотреть, а куда…
Договорить она не успела, потому что оказалась рядом с Лисицей и увидела нечто, заставившее ее потерять дар речи. А секунду спустя ноги у нее подкосились, и старушка начала плавно заваливаться набок. Подруги успели схватить банку, которую старушка так до сих пор и держала в руках. А Лисица и Эдик быстро подхватили сухонькое тельце хозяйки дома и бережно перенесли его в соседнюю комнату. Проход таким образом оказался открыт. И подруги не смогли удержаться, чтобы не заглянуть туда.
— Мама родная! — воскликнула Леся, увидев на полу распростертое тело Людки Стекольщицы.
Голова у женщины была покрыта кровью. Брызги были на полу, стенах, чистой белой скатерти и даже на занавесках. В том, что Людка Стекольщица мертва, сомнений ни у кого не возникло. Такого остановившегося взгляда, таких скрюченных в смертной судороге рук у живого человека быть просто не может.
— Что же это получается? — пробормотала Леся. — Сначала Боцман, теперь его Людка… Это что такое? А? Вы понимаете?
— Понимаем. Тут произошло убийство.
Увы, если в истории с Боцманом еще можно было винить в трагедии несчастный случай, мол, заплутал с пьяных глаз бедняга, не узнал родного леса, не уберегся, свалился в колодец да при падении и ушибся насмерть, то тут ситуация была совершенно иной. Сама себе Людка такие ранения нанести никак не могла. К тому же рядом с ней валялись обломки табурета, одной из ножек которого и была забита насмерть эта женщина.
