Глава 15
Но Жуков был настроен ко всему, что предлагали ему подруги, очень критически. Он как раз вкушал один из своих поздних завтраков, когда к нему в кабинет вломились подруги. При виде их Жуков издал жалобный стон и уронил в миску со сливками сладкую булочку. Будь это магазинные покупные сливки, катастрофы было бы не миновать. Они расплескались бы по всем документам, аккуратно разложенным на столе начальника полиции. Но беды не произошло, потому что сливки были от сытой и обласканной домашней коровы, поэтому густая масса лишь лениво колыхнулась, принимая в себя мякиш булки, а потом так же лениво сомкнула над ним свои объятия.
Подруги, которые сегодня на завтрак вместе со всеми ели только рисовую кашу на воде, сглотнули слюну. Если занедужившим приятелям и каша в рот не лезла, то оставшимся здоровыми подругам очень хотелось чего-нибудь посущественней. Сливки с мягкой булочкой отлично бы подошли в качестве добавки к рациону. Но Жуков был не из тех людей, кто делится своей трапезой с посторонними. Он и не подумал пригласить подруг присоединиться к своему угощению. Метнул на них недовольный взгляд и спрятал тарелку в ящик своего рабочего стола.
Кира проводила голодным взглядом посуду и отчиталась:
— Товарищ Жуков, у нас для вас важная информация!
— Что еще случилось? Очередной труп?
— Не труп, но типа того.
Жуков внимательно выслушал информацию о невесть откуда появившейся подозрительной банке с огурцами, которыми отравились все, кто их пробовал, но большого значения этому факту не придал.
— Народ у нас хлебосольный. Кто-то из местных вам огурчиков и принес.
— Но все, кто эти огурцы ел, сегодня свалились с кишечным расстройством.
— Невелика беда, — отмахнулся Жуков. — Переели огурчиков, случается.
— Нет, мы считаем, что огурцы были специально отравлены, чтобы отвлечь наших ребят от поисков клада.
При слове «клад» Жуков вновь оживился.
— Не вы первые, кто мне про этот клад говорит. И что? Как ваши успехи?
— Откровенно говоря, пока что нулевые. Но мы не теряем надежды.
— Клад Копкиных тут ищут уже десятки лет, — вздохнул Жуков. — Я вам сначала не хотел говорить, что догадался, что это за колодец, в который упал боцман, но вижу, вы и сами все узнали.
— Узнали.
— Прямо заколдованный какой-то клад, — продолжал вздыхать Жуков. — Кто про него услышит, обязательно сюда едет и огороды у местных начинает шебуршить. Отбою одно время от этих кладоискателей не было. Потом попритихли, видимо, поняли, что ничего тут не найдут. А теперь вот вы приехали!
— Мы понятия не имели, что у вас здесь клад зарыт.
— Мы вам рассказывали, как получилось, что мы оказались в усадьбе.
— Да, помню, племянницу приехали проводить.
— Вот именно.
— Ну проводили и ехали бы себе обратно. Остались-то вы зачем? Разве не для того, чтобы клад копкинский найти?
— Нет, — совершенно серьезно покачали головой подруги. — Мы хотим разобраться в этом деле. Хотим, чтобы убийца Боцмана и Людки был наказан. А если попутно и клад найдется, хорошо будет. Но не найдется, горевать тоже не станем. Главное, чтобы не пострадал невиновный.
— Что тут думать? — пожал своими округлыми плечами Жуков. — Мальчишку-студента видели в обществе покойного. Есть свидетельские показания о том, что ваш парень поручал убитому какую-то работу. И последний звонок с телефона второй жертвы — Людмилы — тоже поступил именно вашему студенту. Кроме того, само его поведение вызывает определенные подозрения. Будь он невиновен, с чего бы ему бежать, а?
Возразить что-либо тут было трудно. Говорить о высокодуховной натуре Израка тоже было бесполезно. Парень элементарно струсил, испугался ответственности за те преступления, которых он не совершал, и дал деру. Им двигало всем хорошо понятное очень простое человеческое чувство. Израк хотел избежать или, во всяком случае, отдалить подступающие к нему неприятности.
— Я уже отдал распоряжение, ваш студент объявлен в розыск.
— Зачем? — ахнули подруги.
— Затем, что преступник должен сидеть в тюрьме!
— Но вы же сами сказали, Израк чисто физически не смог бы справиться со своими жертвами. Они были много сильнее его.
— Возможно. Но парень все равно что-то знает, — упорствовал Жуков. — Поэтому и сбежал!
Что же, в его словах была кое-какая логика.
— У вас ко мне все? — спросил Жуков, показывая, что если да, то он намерен продолжить прерванный завтрак.
Но подруги ему такого удовольствия не доставили.
— У нас есть для вас еще одна находка.
— И что же это? — прикинулся заинтересованным Жуков. — Дайте-ка мне хорошенько подумать. Ага, огурцы уже были, что же теперь у вас там? Кажется, я знаю, это — помидоры!
Жуков даже не скрывал своего пренебрежительного отношения к уликам, которые предлагали ему девушки. Свою часть работы он считал выполненной. А брать какие-то там «сверхурочные» он не собирался. Комплекция ему не позволяла. Такую физическую стать надо было регулярно подкармливать. И работа этому занятию очень сильно мешала.
— Нет, не помидоры, — усмехнулась Кира. — Кроссовки.
Жуков покосился краем глаза на полиэтиленовый пакет, который девушка нарочно положила как раз на то самое место на столе начальника полиции, где еще несколько минут назад стояла миска со свежими сливками. Смена натюрморта явно не понравилась Жукову. И он проворчал:
— Уже есть одна пара.
— Это не те, это другие.
— Вижу, что не те. И зачем вы их ко мне приволокли?
— Мы считаем, что именно эта обувь была на человеке, убившем Людку Стекольщицу.
— И откуда, разрешите уж спросить, у вас такая уверенность?
Вот тут и возникал деликатный вопрос, как сказать следователю правду, откуда у подруг взялись эти кроссовки, не упоминая про Израка. Потому что девушки были уверены, стоит Жукову узнать о том, что они выследили Израка и даже виделись и разговаривали с подозреваемым, как начальник полиции велит схватить их и пытать до тех пор, пока они ему не скажут, где и когда они виделись с подозреваемым. Конечно, насчет пыток это они переборщили, но задержать их на пару дней, например, за то, что они затрудняют работу следствия, Жуков вполне бы мог.
И поэтому подруги соврали.
— Дело в том, что мы нашли эти кроссовки рядом с огурцами.
— Ваш злодей принес не только огурцы, но и кроссовки? — развеселился Жуков. — Знаете что, девочки, идите-ка вы отсюда подобру да поздорову. Не мешайте людям своим делом заниматься.
И он вновь нырнул головой в стол, откуда тут же послышалось аппетитное чавканье, прерываемое недовольным бормотанием.
— Некогда нам всякой ерундой заниматься. Ням-ням… Аслана им подавай! Хом-хом… Не до того Аслану, пес важным делом занимается!
И каким же? Неужели таким, каким и сам Жуков? Но подруги сдержались. Скандал был не в их интересах. И поэтому они насколько могли вежливо попросили Жукова:
— Товарищ начальник полиции, а нельзя ли тогда нам самим с Асланом договориться?
Жуков насторожился. Во всяком случае, чавканье его приобрело более меланхоличное звучание.
— За свой счет песика пригласим, — продолжала свою льстивую речь Кира. — Денежек ему заплатим. Можно это как-нибудь организовать?
Чавканье стихло совсем. А спустя минуту и сам Жуков вынырнул обратно к подругам. Губы его лоснились, на рубашке еще виднелись крошки белой булки, но глаза начальника полиции уже разгорелись в предвкушении выгодной сделки.
— Мы бы заплатили Аслану, сколько нужно.
— Аслану нужна кость и кило мяса, — хохотнул Жуков. — А вот с инструктором будет не так просто. Он у нас человек принципиальный.
Видимо, принципиальные люди, в понимании Жукова, брали на лапу больше, чем люди непринципиальные. Оно и понятно, ведь первые расставались еще и со своими принципами. А второй группе было и расставаться не с чем, поэтому и стоили они дешевле.
— Тысячи две хватит?
— Две? — неприятно поразился Жуков. — Да вы с ума сошли! Клоуна с дрессированной собачкой пригласить — это уже три. Я узнавал, хотел сына на день рождения порадовать, да не потянул. А тут служебный пес! Пять тысяч, никак не меньше.
— Хорошо, мы согласны.
Жуков пожевал губами, явно огорченный, что продешевил и не запросил сразу же сумму побольше, но ограничился тем, что сказал:
— И деньги вперед.
Девушки положили деньги и робко осведомились:
— Так когда можно ждать Аслана?
— Сейчас при вас позвоню и узнаю.
Он так подобрел и повеселел после получения денег, что можно было не сомневаться, что из пяти тысяч как минимум четыре Жуков присвоит себе. А возможно, что и ничего не заплатит инструктору. Надавит тому на его принципы, напомнит о долге, о необходимости помогать людям, о том, что на своем посту инструктор находится исключительно для того, чтобы быть полезным честным людям и защищать их от преступников. Одним словом, оказывается, что принципы, если уметь ими правильно пользоваться, во всех случаях жизни штука очень полезная.
Подозрения подруг подтвердились, когда по телефону Жуков ни словом не упомянул про потенциальное вознаграждение. Но говорить ему об этом было бесполезно. Люди, подобные Жукову, угрызениями совести не маются.
— И это тоже заберите! — брезгливо отодвинул от себя Жуков пакет. — Завтра Аслану дадите, коли уж вам так этого хочется.
Кроссовки подруги забрали. И банку тоже. Нельзя сказать, что их визит в полицейский участок увенчался полным успехом. Однако пес Аслан и его инструктор обещали приехать завтра. И несколько успокоенные этим обещанием подруги отправились по своим делам дальше.
Напоследок Леся спросила у Жукова:
— Вы не знаете, когда состоятся похороны?
— Спросите у родных, — буркнул Жуков и с таким грохотом поставил перед собой недоеденный завтрак, что подругам стало совершенно ясно: больше они из следователя не вытянут ничего, кроме грубости.
Поэтому девушки вежливо пожелали ему приятного аппетита и отправились к Наталье Семеновне.
Дом старухи было не узнать. Оказалось, что на пятьдесят тысяч рублей в Торфяном можно без всяких проблем устроить шикарные поминки. Столы стояли во всех комнатах. И часть из них уже была сервирована.
— Тарелки, вилки и ложки я у соседей одолжила. Стаканы и рюмки пластиковые купила. Тесто для блинов поставили, а холодец и компот варятся. Завтра помянем Юрочку как полагается.
Оказалось, что в Торфяном обязательным блюдом всякой поминальной трапезы являлся еще теплый компот и холодец с черным хлебом. О вкусах, что называется, не спорят. Хотя сами подруги предпочли бы, чтобы на их поминках обошлись без холодца.
— А вот Юрочка мой очень холодец любил, — посетовала Наталья Семеновна подругам.
И глаза ее стремительно наполнились слезами:
— Сыночек, родненький, кто же это у меня тебя отнял!
Она заплакала, называя Юру всякими ласковыми словечками. И, как понимали подруги, предсказанный ими еще раньше процесс трансформации покойника из никчемного жалкого алкаша в человека, обладающего множеством достоинств, был в голове его матери близок к завершению.
— Ой, Юрочка! — завывала старуха, благополучно забывая про пенсию, которая постепенно утекала из дома, выданная сыночку «на опохмел». — Ох, на кого же ты меня, убогую, оставил-то!
Будто бы раньше сынок заботился о мамуле!
— Ой, да как же я теперь без тебя буду!
Так и хотелось сказать: очнись, бабка! Сын тебя измучил своим пьянством. А уж сколько стыда ты за него приняла на себя. Но таково уж материнское сердце, не любить свое непутевое дитя оно не может. И теперь, когда от сына уже не приходилось ждать беды, его мать была рада вновь любить своего мальчика.
— Наталья Семеновна, а кто это изображен на этих фотографиях? — спросила Кира у старухи, надеясь, что это отвлечет ее от грустных мыслей.
— А это семья наша, — быстро утерев нос, ответила Наталья Семеновна. — Вот муж мой, вот я! Наша свадебная фотография.
С интересом подруги смотрели на совсем скромное и даже не белое платье невесты. Единственным, что указывало на серьезность события, была короткая фата на голове невесты. Пора пышных платьев и немыслимых свадебных кринолинов еще не пришла. Люди женились по-простому. И платья невест во времена Советского Союза восторженных охов и ахов не вызывали. Было ясно, что фотография относилась годам к шестидесятым прошлого века.
— Вы тут уже немолоды.
— А мы поженились немолодыми. Мне уже за тридцать было. Но дети у нас быстро родились. Жаль, что теперь уже ни одного в живых нету.
Глаза Натальи Семеновны вновь начали опасно краснеть, и Кира поспешно воскликнула, ткнув пальцем в самую старую из имеющихся тут фотографий:
— А это что за старики?
Наталья Семеновна вновь поддалась на уловку и с охотой ответила:
— А вот свекровь моя тут сидит, царствие ей небесное, уж сколько она кровушки у меня попила, никому не пожелаю! Но и ей тоже от свекра доставалось. Крутой был мужик. Правда, я его уже только в последние годы застала. Но говорят, что будучи в силе, он всю семью в страхе держал. Никто поперек ему слова пикнуть не смел. Никто из его сыновей, а они уж в ту пору взрослые многие были, не смел ему ничего возразить. Семью всю его в Сибирь сослали, как чуждый элемент. А что в них было чуждого? Они от зари и до зари спину гнули на своей земле, не пили, не ленились, вот и поднялись на ноги. Свекор так тот у последнего барина старостой был, но не простым, а вроде управляющего. Всем сам заправлял, никаких пришлых чужаков-грамотеев не подпускал. И барина боготворил. Звали моего свекра Налим Терентьич. И был он из староверов.
Так это же тот самый Терентьич, по рассказам местных старожилов, оставленный Копкиными на страже своего сокровища. Выходит, Юра и впрямь внук того знаменитого старика, который до последнего отсиживался в усадьбе Копкиных, оберегая ее. А когда большевики все же выдворили его оттуда, каким-то образом устроил свои дела так, чтобы все равно остаться при усадьбе. Пошел работать сторожем. И надо полагать, до последнего вздоха рьяно охранял по мере возможности хозяйское добро.
У Леси, которая слушала все это с открытым ртом, невольно вырвалось:
— А про клад копкинский он вам что-нибудь говорил?
— Тьфу ты! — сморщилась Наталья Семеновна. — Дался вам этот клад! Не было ничего.
— Вы почему так думаете?
— Да уж если бы что-то было, разве бы мы тут сидели в этом гнилом углу? Может, свекор мой бы этого и не одобрил, а только мы с мужем очень даже не прочь были руку в хозяйскую казну засунуть. Все вокруг народное, какая у барина может быть собственность? Никакой! Пусть радуется, что хоть ноги унес, кровопивец!
— Значит, вы с мужем тоже хотели найти клад?
— Конечно! И муж мой так и этак к отцу подъезжал. Только отец его пьянства на дух не переносил. А муж мой, как на грех, любил за воротник заложить. Ну, отец его не одобрял. И видеться с ним не хотел. И даже под самый конец, когда овдовел и совсем один остался, он к нам жить из своих Копок не приехал.
— А где же все прочие его дети?
— Так поубивали всех, — равнодушно ответила женщина. — Из Сибири не все вернулись, а с войны один Терентьич только и возвратился. Ну, и свекровь его с младшим сыном — моим мужем, отцом Юркиным, встретила. Больше никого из детей с ними не осталось. Даже дочку немцы увели.
— Но ваш муж ведь был жив.
— Пить он сильно стал еще смолоду, я же вам говорила, — поджав губы, сухо напомнила ей Наталья Семеновна. — А для моего свекра это было все равно что человека нет. Он с одержимыми зеленым змием дела не имел. И даже для родного сына послабления не сделал.
Родного и единственного! Да, похоже, старик был, что называется, кремень. Характер у него был о-го-го! Только держись!
— Но Юру-то он хоть любил? Сын его разочаровал, но внука-то он принял?
— Любил. Но Юра ведь и отца своего любил. И жил мальчик с нами. Может, отдай мы деду нашего Юрку, он бы и воспитал его на свой манер. Бог весть, что тогда из Юрки могло бы получиться. Но только муж мой сына отцу не отдал. Юрка с нами остался.
А потому вырос тем, кем вырос! На какую-то секунду Кире даже стало жаль этого непутевого Боцмана, который мог бы прожить совсем другую, прекрасную жизнь.
Но потом она вновь вернулась к реалиям. Минуточку, а чем бы таким занимался тогда Боцман? Если бы дед сделал его своим преемником, то сидел бы опять же в Торфяном и ждал… ждал чего? И тут внезапно Киру осенило. Да ведь Боцман-то, похоже, дождался. Как ни крути, а он был внуком знаменитого Терентьича. И внуком, что немаловажно, единственным. Его единственным прямым потомком. А кому, как не потомку, мог передать Терентьич то знание, что держал в себе все эти годы? Только ему, внучку своему любимому.
То есть так должны были думать люди со стороны. Те, кто лично не знал властного самодура. Те, кто лишь слышал о нем, но лично знаком никогда не был, потому что родился много и много позже. И слышал об этом человеке лишь из уст отца и матери, как сказку о давно потерянном ими земном рае.
— А вот и сам господин Копкин, — произнесла старуха, доставая откуда-то из-за рамы самую старую и порядком помятую фотографию.
На фотографии был совсем еще молодой барин, а рядом с ним возвышался сурового вида крепкий мужик с густой окладистой бородой. Копкин был симпатичен лицом, но чувствовалось, что человек он цепкий. И своего он не упустит. И управляющего, которому цены нет, который весь груз имения на себе везет и делает это вроде как даже с удовольствием, сумел найти. И жену с богатым приданым возьмет, есть уже одна на примете. Одного только не учел господин Копкин, строя свои самодовольные планы: не учел он той грозной силы, которая снесет начисто все его планы на будущее и даже память о нем самом почти совсем сотрет из памяти людской.
— Ведь если бы не сокровище, то кто бы о вас и вспомнил, господин Копкин, — пробормотала Кира.
— Ты никак с фотографией разговариваешь, детонька? — засмеялась Наталья Семеновна. — Ну что, красавчик, верно? На нашего нового попа смахивает, не находите?
— Что-то общее есть, — вежливо согласились с ней подруги, хотя ничего общего не находили и приняли эти слова полуслепой старухи за нечто похожее на несмешную шутку, над которой лучше вежливо похихикать, чем пытаться объяснить, что шутка не смешна.
Ну, стали бы они доказывать Наталье Семеновне, что благочестивый батюшка даже издали не похож на Копкина. Во-первых, борода! Во-вторых, прическа! Совсем другой человек. И брови тонкие, а у Копкина, даром что молодой, прямо какая-то невероятная растительность на лбу наблюдается даже на этой старой фотографии.
Но простая вежливость избавляет нас от многих неприятностей! И подруги, покивав, вновь спросили у старухи:
— А почему эта фотография была убрана у вас за зеркало?
— А это муж ее прятал. А до того отец его так же поступал. Юрке под большим секретом ее показывал. И все учил его, смотри, вот барин. Видишь, какой красивый? Лучше всех у нас был барин! И Юрка за ним старался, повторял. Ба-лин! Класивый балин!
— И тем не менее свекор фотографию от всех прятал?
— Ну, сами понимаете, когда отец моего мужа еще жив был, тогда дружеские отношения с бывшим дворянином могли плохо для человека кончиться. А когда к мужу эта фотография перешла, время уже посвободнее было, только все равно по привычке он ее прятал. Ну и я прячу. Фотография эта была у моего свекра, на себе все время ее носил, пока его по лагерям и войнам мотало. А как вернулся, так самое дорогое, думается мне, что у него из всей обстановки осталось, так именно эта фотография. Она ему лучше всяких икон была, даже пока эти иконы кто-то у него не спер.
И Наталья Семеновна слегка покраснела. И чтобы скрыть смущение, сказала:
— Свекор мой и его хозяин оба староверческого обряда придерживались. А вот муж мой от отца его веры не унаследовал, атеистом был, так неверующим и помер.
— А вы сами? Вы какой веры придерживаетесь?
— А сама я считаю, что все эти разногласия в людях — они от лукавого. Он людей меж собой ссорит, на какие-то мелочи указывает, а в главном глаза застилает. Бог — один. Ему что латиняне, что мусульмане, что православные, всех он одинаково любить должен. И молитвы, к нему обращенные, он на любом языке услышит. Потому что молитва это не только слово, но и душа.
И взглянув в сторону икон, старуха перекрестилась и сказала:
— Вот эту икону Спасителя мне свекор для Юры передал. С тех пор я на нее молюсь. Хочу ее с Юрой в могилу положить, если священник одобрит.
И так как подруги молчали, она добавила:
— Других икон очень жаль, что у свекра украли, да хорошо, что хотя бы эта сохранилась в семье.
И так она это сказала, что подругам невольно подумалось, кто-то, укравший иконы у Терентьича, был Наталье Семеновне хорошо знаком. Небось, муженек ее родной на иконы отца и позарился. Во всяком случае, Терентьич именно так для себя и решил. Ну и осерчал на непутевое дитя. Но тут уж отца понять можно. Если сын опустился настолько, что крадет из дома самое святое, то это уже и не сын получается.
А с другой стороны, Боцман-то был лучше своего отца. Он вещи из дома не крал. И если сравнивать этих двоих, то Боцман был совсем неплохим мужиком. По крайней мере, какими-то зачатками благородства он все же обладал. Впрочем, хрен редьки не слаще, и если из двух зол выбрать меньшее, все равно счастья не получится.
От этих мыслей подруг отвлекла Наталья Семеновна, которая неожиданно сказала:
— А Юрка-то мой, наверное, останься жив, тоже бы спился совсем. У него уж к тому и шло, что черти ему всякие мерещиться начали.
— Черти?
— Ну, не черти, так призраки!
— О чем вы говорите?
— Как-то вернулся он из леса и говорит мне, а что, мама, ты бы хотела живого барина посмотреть? Ну, я ему и говорю, откуда барин-то? А он в ответ смеется: значит, маменька, вы барина-то не видели? А я вот, говорит, кажется, видел.
— Барина? Какого барина? — насторожились подруги.
— Вот и я к нему с теми же вопросами пристала, — произнесла Наталья Семеновна. — А только он мне ничего ответить не захотел. И вообще больше со мной на эту тему не разговаривал.
— И много времени с того разговора прошло?
— Дайте-ка вспомнить, — нахмурилась женщина. — Ну да, правильно… В мае это было. Как раз в мае с Юркой мы и поговорили, уже праздники прошли. Он как раз за строчка́ми навострился в первый раз. И трезвым вернулся, что меня удивило. А то ведь как грибной да заготовительный сезон начинается, больше я Юрку трезвым и не вижу. Чего-нибудь в лесу раздобудет, пропьет и дальше гуляет. И не лень ему было по лесу шататься, а потом еще грибы в город тащить. В этом-то году, конечно, лучше было, Юре с самого начала какой-то оптовик попался, Юрка ему сразу все грибы относил, не надо было в город или на станцию, как прежде, мотаться.
И что за оптовик? Подруги невольно опять насторожились. Сначала барин появился. Потом оптовик какой-то нарисовался. Похоже, Юрку Боцмана кто-то перехватил и начал прикармливать. Какой-то неизвестный барин, который к Боцману был добр и тем приманил его к себе.
Тем временем Наталью Семеновну кликнула одна из помогавших ей на кухне женщин. Требовался ее хозяйский пригляд за ведущимися к поминкам приготовлениями. И Наталья Семеновна вышла, оставив подруг одних на какое-то время.
Подруги тут же принялись обсуждать услышанное:
— Этой весной Юрка встретил в лесу барина.
— И барин этот денег ему стал давать.
— Грибы у него покупал.
— Это одно и то же!
— Барин… И что за барин? Как ты думаешь?
И тут взгляд подруг невольно переместился на фотографию, которую маленький Юра на руках у деда внимательно изучал в детстве. И почудилось девушкам, что перенеслись они в далекое прошлое.
— Барин, — тыкал маленький Юра свой пальчик в красивое породистое лицо щеголя. — Барин. Красивый!
И тут все кусочки пазла в головах у подруг внезапно сложились сами собой.
— Барин! — воскликнула Кира. — Копкин! Кто-то из их семьи вспомнил про захоронку и явился за своим сокровищем!
— Точно! — ахнула Леся. — Как же мы это сразу не догадались? Но как ты думаешь, кто он?
— Копкин! — удивилась недогадливости подруги Кира. — Потомок того самого Копкина, который тут за зеркалом на фотографии прячется.
— Это я понимаю, что он тоже Копкин. Но он же не может жить под своей настоящей фамилией! Как нам его искать?
— Иностранец! — немного подумав, воскликнула Кира. — Нам надо искать иностранца!
— Почему иностранца?
— Ну, потому что большинство дворян эмигрировало в Европу и США. Во всяком случае, за границу. Значит, их потомки будут выглядеть по-иностранному.
Однако вернувшаяся в комнату Наталья Семеновна начисто развеяла миф об иностранце, поселившемся где-то в Торфяном или поблизости от него.
— Нет, кабы такое диво случилось, чтобы к нам немец али француз прикатил да еще жить остался, я бы о таком знала. Не верите мне, сейчас у других спросим.
Но и призванные с кухни женщины тоже ничего сказать про иностранцев не могли.
— Нету тут таких.
— Не видели!
— Не знаем!
Однако подруг не так-то легко было сбить с панталыку.
— Небось, ради такого дела и замаскироваться мог, — прошипела Кира.
— Или наоборот, в открытую действовать начал.
— Ты это о чем?
— Ты что-нибудь знаешь про хозяина нашего имения?
Кира задумалась.
— Нет, вроде бы нет.
— Вот в том-то и дело. А что, если это он?
— Кто?
— Владелец имения! Тот самый, который позвал студентов-художников! Что, если Копкин — это он?
— Ну нет, — усомнилась Кира. — С ним же дружит сам ректор!
— И что? Разве у ректора вместо глаз рентгеновский аппарат? Откуда он мог знать, что этот Копкин, то есть совсем уже и не Копкин вовсе получается, а какой-нибудь там господин де ля Рош, затевает! Купил, понимаешь, имение своих собственных предков, а теперь тут клад ищет!
— Свой клад! Заметь, свой!
— А хоть бы и свой, все равно убивать людей нельзя!
— Может, это и не он вовсе.
— А кто?
— Ну сама посуди, зачем богатому дядьке связываться с какими-то там Боцманами и Людками Стекольщицами? Да еще тем более, что клад должен был быть спрятан на земле самих Копкиных.
— И что с того, что он был в их земле?
— А то, что имение новый хозяин уже в свою собственность оформил. Земля вокруг имения тоже его. Он может ею пользоваться, хоть всю вдоль и поперек изрыть!
— Ну, во-первых, он мог купить только само здание имения и небольшой кусок земли к нему. А вовсе не выкупить обратно все владения своих предков! Тогда вся земля в округе принадлежала Копкиным и им подобным. А у крестьян и не было ничего. Сейчас-то все наоборот. И во-вторых, вздумай он действовать открыто, он бы привлек к себе внимание. А шумиха в таком деле совсем ни к чему. Лучше тихо откопать, тихо перевезти и тихо транспортировать обратно в Европу или тут попытаться продать. Но главное, ему надо было замаскироваться.
— Замаскироваться, — тихо, как эхо, произнесла следом за ней Леся. — Слушай, а ведь это все равно он!
— Кто?
— Новый хозяин нашей усадьбы! Никто из нас его в лицо не видел, лично не знает. Значит, он может свободно поселиться в Торфяном, никто даже не заподозрит, что он и есть нынешний владелец усадьбы.
— Дался тебе этот владелец, — недовольно пробурчала Кира.
— Надо навести справки об этом человеке, — не унималась Леся. — Я считаю, это очень важно!
В общем, в усадьбу подруги вернулись в крайне взволнованном состоянии. И они пронеслись по дому наверх, не обращая внимания на стенания страдальцев, тормоша и расспрашивая всех подряд:
— Вы что-нибудь знаете про человека, нанявшего вас?
— Вы его видели?
— Встречались с ним лично?
Итог опроса был вполне предсказуем. Никто из студентов ничего не знал о том человеке, который приобрел имение. Все переговоры происходили через ректора. А письменного договора с ребятами никто и не заключал. Их работа шла в рамках дипломного проекта. И поэтому денежное вознаграждение получалось некоей любезностью со стороны ректора.
— Хитрюга ваш ректор, — вынесла вердикт Кира, впрочем, никого особо не удививший.
Все студенты это знали и так. И поэтому сейчас лишь скромненько промолчали.
А подруги помчались дальше. И вбежав к своим мужчинам, потребовали от них немедленного и достоверного досье на двух человек. Первый — это нынешний владелец усадьбы.
— Нас интересует его фамилия и происхождение.
— И второй — это господин Копкин собственной персоной.
Второе задание откровенно развеселило Лисицу.
— И как, по-твоему, я могу это разузнать? Копкины эмигрировали из страны еще в начале прошлого века. И с тех пор о них ни слуху ни духу. Как я могу их найти?
— Откуда я знаю! Смоги как-нибудь!
— Но как?
— Должны были остаться какие-нибудь списки отплывающих в Стамбул или Париж. Ну, или я даже не знаю, куда там могли деться люди в тот момент.
— Люди в тот момент могли как раз деться куда угодно. Там и Гражданская война, и все ужасы, что творили большевики в нашей стране потом. Сибирь, лагеря, Беломорканал. Да Копкина и его жену могли элементарно задержать на границе, обыскать, найти на них драгоценности и расстрелять без суда и следствия. Никто даже бы и не запомнил их фамилию. Это же было военное время!
Кира понимала, о чем говорит ее друг. Война была своеобразная, на ней только одна сторона воевала с пониманием того, что такое честь, в том числе и воинская. Большевики же действовали вовсе беспрецедентно. Такого в истории мировой монархии не бывало, чтобы восставшая чернь убила не только своего богопомазанного царя, но и всю его семью, включая четырех чудных девочек и маленького мальчика. И если отважились на такое злодейство, неужели какого-то там Копкина они бы пощадили, будь им нужна его смерть.
— Но кому-то же удалось бежать из страны или спрятаться где-то тут.
— Но если уж этих людей не схватили в тридцатых, значит, они укрылись так хорошо, что нечего и пытаться теперь найти их следы.
— А ты все-таки попробуй.
Кира не собиралась сдаваться. И Лисица пообещал, что попробует. Но по его лицу подруги видели, что ему совсем не хочется этим заниматься. Он не верит в успех. И к тому же его гнетет что-то совсем другое. Какие-то мысли не давали Лисице покоя. Но сразу он ничего подругам не сказал. Дождался, когда они сварят бульон из свежего цыпленка и накормят им всех желающих. Впрочем, есть хотели все, что давало определенную надежду на выздоровление. Умирающий человек не станет требовать добавки и интересоваться, есть ли еще вкусные белые сухарики.
И Лисица терпеливо ждал, когда все поедят. А потом, лишь сам отведав бульона, Лисица обратился к подругам:
— Я что-то хочу вам сказать.
Девушки догадывались, что не давало Лисице покоя. И почти совсем не удивились его просьбе, когда он попросил их:
— Девчонки, вы бы съездили с кем-нибудь из ребят на то место, где мы вчера копали. Неспокойно у меня как-то на душе. Все время думаю, как не вовремя мы всем коллективом из строя выбыли. Нам бы сегодня копать, а мы тут валяемся.
— Это могло быть подстроено. Те огурцы, на которые вы все накинулись, могли быть отравлены.
— Сейчас важно не это. Да, мы не можем двигаться, но вы-то на ногах! Съездите к раскопкам, а?
Подруги кивнули.
— Хорошо.
— Только возьмите с собой кого-нибудь из ребят, — обрадовался и тут же озаботился Лисица. — Двоих, а лучше троих!
— Ладно. Возьмем.
Конечно, подруги не хотели никого тревожить. Они и сами отлично управятся. Дело-то нехитрое, прокатиться до раскопок колодца и убедиться, что там никого нет. Но потом их одолели сомнения.
— А если там кто-то есть? Что, если нам придется самим ловить преступника?
— Одним нам будет трудно это сделать.
И подруги завертели головами по сторонам, пытаясь определиться, кто же из студентов наиболее транспортабелен. Их взгляд упал на Ваника. Обладатель здорового желудка и мощной конституции, он поправлялся после пищевого отравления быстрее, чем прочие его товарищи. Все они еще валялись в доме, кто где упал. А у Ваника хватило сил, чтобы выбраться на улицу и доползти до лавочки. Тут он мирно сидел и грелся под лучами ласкового осеннего солнышка, когда к нему подошли подруги.
— Прокатимся до ваших вчерашних раскопок?
— Зачем?
— Эдик так велел. Он считает, что за кладом Копкиных охотимся не только мы. И что сегодняшнее отравление не случайно.
Ваник тут же встал на ноги.
— Я здоров.
Конечно, до полного выздоровления было еще далеко. Парня слегка пошатывало. Он был бледен. Но подруги сочли, что при случае Ваник сумеет защитить их от неведомой и оттого вдвойне страшной угрозы. Нейтрализует врага одним видом своих накачанных бицепсов.
Однако полагаться на физическую мощь одного только Ваника не стоило. И к встрече с предполагаемым врагом требовалось хорошенько подготовиться. Поэтому, лишь пошарив по усадьбе и прихватив с собой то, что им казалось наиболее подходящим орудием самозащиты, подруги двинулись в путь.