ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Им самим было о чем поговорить и без вторичного осмотра надоевшей шахматной доски и фигур.
– Ты понимаешь, что там ничего нет? – покосившись на доктора, прошептала Кира. – Никакого тайника!
– Я-то понимаю.
– А если он отдаст эти пустые деревяшки преступникам, каковы будут их дальнейшие действия?
– Не знаю. Наверное, они сдержат свое обещание и отпустят пленников.
– Держи карман шире! С какой это стати?
– Но они обещали: шахматы в обмен на свободу пленников!
– Они хотят шахматы с тайником!
– Откуда мы знаем, возможно, в этой доске и есть тайник. Просто мы его не заметили.
– Как же! Нет там ни фига!
Леся растерянно посмотрела на подругу.
– И что ты предлагаешь?
– Думаю, что нам нужно найти третью и последнюю доску. И как можно скорей!
– Но как мы сумеем это сделать?
– Очень просто. Первая доска все эти годы хранилась дома у Зинаиды Митрофановны, верно?
– Ну, да.
– Значит, нам нужно найти старушку и спросить, как и каким путем попали к ней эти шахматы.
– И что?
– Вполне вероятно, что и две другие шахматные коробки пошли бродить по миру именно тем же путем.
– Ты хочешь сказать, что мы их отследим?
– Думаю, что это вполне возможно.
В это время Иван Алексеевич закончил осмотр шахмат и присоединился к подругам. Вид у него был такой понурый, что подруги даже без вопросов поняли – дела обстоят неважно. Никакого тайника и даже его следов Ивану Алексеевичу обнаружить не удалось.
– Скажите, а если преступники получат шахматную доску с тайником, то они отпустят всех пленников? Старичков тоже?
– А какой смысл им их держать у себя? – уныло пожал плечами Иван Алексеевич. – Конечно, отпустят. Преступникам нужен тайник в шахматной доске. А не капризные старички.
– Но они их не убьют?
– С какой стати?
– Марину же убили.
Лицо Ивана Алексеевича исказилось. Подруги даже испугались. Вот, ляпнули, а не подумали, а вдруг доктор еще не в курсе, что мать его троих детей убита? Но оказалось, что в курсе.
– Они ее не убивали, – с заметным напряжением произнес он.
– Почему вы так думаете?
– Зачем? Какой смысл? Ведь стариков они не убили. А привезли их к себе. Допросили. И теперь обращаются с ними вполне сносно. Кормят и покупают нужные лекарства.
– Но повод, чтобы к ней наведаться, у преступников был?
– Вы хотите знать, заходил ли я к Марине с этими шахматами?
– Вот именно.
– Ну, заходил.
– И доску у нее тоже забыли?
– Забыл.
Подруги возмутились. Просто потрясающая рассеянность и легкомыслие! Теперь из-за этого типа, который разгуливал с атомно-опасной доской под мышкой, может еще куча народу полечь.
– Вы уж лучше сразу вспомните, кому давали эти шахматы, – предложила доктору Кира. – Чтобы уж сразу обрисовать круг потенциальных жертв.
– Никому! Клянусь, больше ни к кому с ними не заходил.
– И нигде их больше не забывали?
– Не забывал!
В голосе Ивана Алексеевича слышалось отчаяние. И Кира решила сбавить напор.
– Ладно, ладно, – снисходительно произнесла она. – Мы вам верим.
– Лучше скажите, что преступники уже предприняли, чтобы найти две оставшиеся коробки шахмат? – спросила у доктора Леся.
– Две? – растерялся тот. – Почему две?
– Ну, одну мы для них нашли, остались еще две.
– Вы же сказали, что всего было сделано три коробки.
– Ах, я забыл вам сказать, одни шахматы уже у преступников.
– Пустые?
– Естественно.
– А как они их разыскали?
– Извините, но в этом вопросе они меня как-то не просветили, – с ехидцей отозвался Иван Алексеевич.
Но подругам было не до таких тонкостей. Они напряженно думали. Итак, две шахматные коробки с набором шахмат уже найдены. И пусты. Тайников в них не оказалось. И что из этого следовало? А следовало лишь одно-единственное, тайник вместе с его содержимым находился в третьей коробке, судьба которой до сих пор оставалась совершенно неизвестной как преступникам, так и самим подругам.
– Я знаю, – сказала Кира, – где искать эти чертовы шахматы!
– И где же? – напрягся Иван Алексеевич.
– У этой вашей тетушки.
– Моей тетушки?!
– Не вашей. Викиной тетушки и вашей пациентки.
– Зинаиды Митрофановны?
– Да. Возможно, что там, где она приобрела свои шахматы, были и два других шахматных набора.
Иван Алексеевич ненадолго задумался, теребя свои оттопыренные уши. По крайней мере, теперь стала ясна причина их яркой, прямо-таки пламенной окраски.
– Да, – произнес он наконец. – Тетушка может быть в курсе. Но как нам ее найти?
– Преступники тоже ее ищут?
– Не исключено. Хотя и не уверен.
– И милиция ищет.
Ну, как ищет милиция пропавших старушек, тут Иван Алексеевич не обольщался. Милицию он в расчет не принимал. Но вот преступников вполне могла осенить идея поискать тетушку.
– Но, с другой стороны, они ведь не знают, что мы эти шахматы раздобыли на даче у ее подруги! – вдруг воскликнула Кира.
Леся замерла.
– Точно! Мы им об этом не говорили! Но племянница обещала…
– Да мало ли что там она им обещала, – перебила Кира подругу. – Нет шахмат, нет и уверенности, что это были те самые, нужные бандитам.
– Но как-то они вышли на племянницу.
– Нужно будет узнать, как именно.
– Это я вам скажу, – вклинился Иван Алексеевич в разговор двух подруг. – Преступники дали объявление в газете насчет того, что купят старые деревянные шахматы ручной работы вместе с доской. Объявление транслировалось даже по телевидению. Правда, по кабельному каналу. Но в результате преступникам позвонила куча народу. Думаю, что племянница была из числа прочих.
– Другими словами, вы им про тетушку Зину, которая оставила у вас эти шахматы, ничего не говорили?
– Ничего.
– А как объяснили преступникам, откуда у вас эти шахматы?
– Они и не спрашивали.
Подруги переглянулись. И придвинулись поближе к Ивану Алексеевичу.
– Ну-ка! Поподробней, пожалуйста!
– Что?
– Как произошло, что вы рассказали преступникам про всех старичков, которых «осчастливили» таким геморроем. Но умолчали про Зинаиду Митрофановну.
– У меня про нее никто не спрашивал.
– Нет?
– Нет. А я не из тех людей, кто напрашивается на откровенность.
– Значит, Зинаиды Митрофановны вы в логове бандитов не видели?
– Нет. Но когда преступники похитили меня, то четверо моих пациентов уже были у них в руках.
– Так, – кивнула Кира. – Дальше.
– А дальше преступники спросили у меня, где шахматы. Дескать, старички раскололись, что шахматы поступили к ним от меня. Ну, что я их принес. А потом мне же они эти шахматы, пропустив их по кругу, и отдали. Вот преступники и подступились ко мне, где они теперь эти самые шахматы?
– Вы запомнили их лица?
– Со мной общался только один из них.
– Кто именно?
Иван Алексеевич посмотрел на подруг, словно на ненормальных.
– Тот очкастый тип на белой «Ауди», за которым я следил и которого из-за вас упустил, – ответил он.
Напоминание о собственном промахе подругам не понравилось. И они поспешили продолжить задавать вопросы.
– А что вы сказали преступникам, куда дели шахматы?
– Сказал, что потерял их.
– Почему соврали?
Иван Алексеевич замялся.
– Не хотел подставлять Зинаиду Митрофановну. Видите ли, она человек физически слабый. Ей пришлось в жизни многое пережить. Здоровье у нее не ахти какое. У тех четверых старичков, хотя они и старше Зинаиды Митрофановны, физическое состояние куда лучше. Но и им нелегко: в их-то возрасте и такой стресс. Но то, что для них крайне неприятный эпизод без особых последствий, для Зинаиды Митрофановны могло обернуться куда трагичней.
– Так вы ее не выдали?
– Нет!
Подруги уважительно посмотрели на Ивана Алексеевича. Надо же, до чего внешность у людей бывает обманчива. Этот бедолага с внешностью кузнечика-переростка, оказывается, обладал благородной и чуткой душой. И немалой выдержкой.
– Вы прекрасный человек, – с чувством произнесла Леся.
– Мы вами гордимся, – добавила Кира.
Иван Алексеевич под их прочувствованными взглядами окончательно зарделся. И его щеки теперь почти сравнялись цветом с ушами.
– Я сделал лишь то, что должен был сделать, – пробормотал он. – И потом, Зинаида Митрофановна моя пациентка. А я давал клятву Гиппократа – не навредить своему больному.
Итак, было похоже, что ситуация складывалась в пользу подруг и доктора. Если верить словам доктора, а подруги не видели причин, почему бы ему не верить, преступники ничего не знали про Зинаиду Митрофановну. И вряд ли племянница Вика особо распространялась по поводу имени своей тети, когда явилась на барахолку торговать ее шахматами. И значит, преступники могли и не знать про тетушку. А если не знали, то и вопрос отпадал.
Подруги сами найдут тетушку Зину. И выяснят, во-первых, кто же ее похитил. А во-вторых, где она взяла свой комплект шахмат.
– Эти шахматы можете отдать преступникам, – сказала Кира, обращаясь к Ивану Алексеевичу. – Не нужно их злить.
– Да, пусть думают, что вы образумились. И покорились им.
Иван Алексеевич порывисто схватил шахматы и принялся благодарить подруг. Но недолго, потому что в это время в дверь позвонили. Кира тут же, помимо воли, залилась краской. Она догадывалась, да что там, она просто знала, кто стоит за дверью. Она уже разговаривала сегодня вечером с Апогеем. И тот сказал, что как только освободится, то приедет к Кире. А та предупредила, что может быть не дома, а у Леси. И чтобы тот зашел за ней туда.
И вот оно свершилось. Апогей здесь.
Но сама хозяйка квартиры Леся ничего об этой договоренности ее подруги с новым сердечным другом не знала. И потому, отправившись открывать, была изрядно удивлена, обнаружив на пороге чисто выбритого, интересного и яркого мужчину в щегольском прикиде, с красивыми, лучистыми глазами на длинном, немного грустном лице и букетом цветов в руках.
– Вы ко мне? – поинтересовалась она, принимая самую соблазнительную позу из всех, которые могла припомнить. – Ой! Это ты!
Леся наконец признала в незнакомце Апогея. И теперь страшно смутилась. Что он тут делает? У нее на пороге, да еще с цветами, да еще без предупреждения. Казалось бы, вывод напрашивался сам собой. Утомившись ухаживать за Кирой, ветреник Апогей решил приударить также и за ее подругой. И потому первым побуждением Леси было просто захлопнуть дверь перед носом нахала. А потом свято хранить тайну и никогда и ничего не говорить об этом инциденте Кире, чтобы не расстраивать подругу.
Но немного оправившись от охватившего ее возмущения, Леся решила не торопиться с выводами. Уж очень счастливым и влюбленным выглядел мужчина. Не может быть, чтобы он так основательно втюрился в нее. Тем более что и повода никакого Леся ему не давала. И потому захлопывать дверь она не стала, решив уточнить:
– Ты Киру ищешь?
– Да, да! – едва не приплясывая на месте от нетерпения, воскликнул мужчина. – Она ведь у тебя?
– У меня.
Апогей немедленно просиял и протиснулся мимо Леси, умудрившись при этом преподнести ей коробку шоколадных конфет. От такой галантности у Леси даже захватило дух. И она впервые подумала, что, пожалуй, ее подруге повезло больше, чем можно было ждать.
Обнаружив в квартире еще одно лицо мужского пола, Апогей на секунду растерялся. Но тут увидел Киру, снова просиял, протянул ей цветы и горячо обнял.
– Я так скучал! – ничуть не стесняясь вытянувшейся от любопытства шеи Ивана Алексеевича и Леси, произнес он. – Думал о тебе весь день!
– Я тоже! Милый!
– Любимая!
– Я тебя обожаю!
Леся поняла, что еще немного, и эти двое начисто забудут обо всем на свете. Похоже, наступила пора ей вмешаться.
– Эй! Эй! – решительно воскликнула она. – Молодые! Хорош! Разойдитесь!
Парочка нехотя, но все же послушалась.
– У нас есть дела поважнее ваших амуров, – строго сообщила им Леся, но ответной реакции так и не добилась.
Похоже, оказавшись вместе под одной крышей, влюбленные начисто забыли обо всем. И как раз считали, что важней их чувств друг к другу на свете просто быть в данный момент ничего не может. Но Леся не могла позволить, чтобы эмоции ее подруги окончательно застлали бы той мозги.
– У нас есть два вопроса, – внушительно произнесла она. – Первый, где и как нам искать тетю Зину? И второй, кто и за что убил Марину?
При имени «Марина» Апогей дернулся. Но слабо, очень слабо. Новое чувство начисто вытеснило из его сердца образ легкомысленной кокетки, долгое время использовавшей его любовь в своих корыстных целях.
– По первому вопросу у меня есть кое-какие соображения, – сказал Иван Алексеевич.
– Говорите!
– Дело в том, что Зинаида Митрофановна жаловалась мне на свою племянницу, внезапно словно снег на голову свалившуюся на нее из Воронежа.
– И что?
– Девушка – это дочь ее покойной сестры. Незамужняя. И, по словам Зинаиды Митрофановны, весьма глупая и ограниченная особа.
Знал доктор и другие подробности. По словам Зинаиды Митрофановны, тетя и племянница никогда не были близки. И потому визит племянницы оказался для Зинаиды Митрофановны полной неожиданностью. Даже когда была жива ее родная сестра, Зинаида избегала частых контактов с племянницей. Ей казалось, что девочка растет не такой, какой бы следовало. Впрочем, своими собственными детьми Зинаида Митрофановна обзавестись не успела и потому держала рот на замке, не рискуя давать сестре советы по воспитанию единственной дочери.
Сестра воспитывала дочку одна. Родила, как говорится, для себя. И потому ничего для ребенка не жалела. Девочка росла избалованной и капризной. А если добавить к этому еще некоторую природную туповатость и жуткий эгоизм, картина ее характера получалась и вовсе печальной. Но вмешиваться Зинаида Митрофановна зареклась, помня отпор, который дала ей сестра, когда один-единственный раз она отважилась вмешаться.
– Моя дочь, как хочу, так и ращу кровиночку! А ты пустоцветом жизнь прожила, так теперь и не суйся!
Зинаида Митрофановна знала, что сестра скончалась. Была на ее похоронах. Но и тогда Вика – ее племянница – ни словом не обмолвилась о том, что хочет приехать погостить к тете. И вдруг приехала. Да не в гости, а на постоянное место жительства.
– Мамину квартиру я продала! С тобой теперь буду жить, тетечка. Ты уже старенькая. За тобой уход нужен. А я тоже одинокая. Вот и буду за тобой ухаживать, – радостно вещала Вика. – Что скажешь?
Сладкие слова племянницы задурманили голову Зинаиде Митрофановне, и она подумала: а что, в самом деле, такого ужасного в предложении племянницы? И хотя годами они лишь немного разнились с племяшкой, но здоровье Зинаиды Митрофановны все чаще ее подводило. Спина иной раз болела так, что неделями ни разогнуться, ни с кровати встать не могла. Так что Зинаида Митрофановна предложение племянницы приняла. Но что-то продолжало неприятно царапать ей душу.
Прописывать к себе Вику она не торопилась, но пришлось в конце концов. Без прописки женщину не брали ни на одну работу. Около года они прожили более или менее мирно. Но все равно Зинаида Митрофановна все время ощущала растущую со стороны племянницы неприязнь и даже агрессию.
– Дошло до того, что она меня моим же куском хлеба попрекать начала, – жаловалась женщина Ивану Алексеевичу, когда приходила к нему на сеансы массажа. – Брызнет ядом, а потом словно спохватится и сладкая-сладкая такая становится. Прости, тетечка, поет. Ты все не так поняла. Только все слова, а сердцем чую: не любит она меня. И зачем приехала, в толк взять не могу.
Иван Алексеевич помалкивал. Но про себя прикидывал: не иначе как племянница решила просто прилепиться к квартире своей тети, для чего и затеяла переезд из родного города.
– И вы думаете, что племяннице надоело ждать, когда квартира достанется ей, так сказать, естественным путем? – дослушав рассказ Ивана Алексеевича до конца, спросила Кира. – И она решила ускорить этот процесс?
– Очень вероятная версия.
– Но как она не побоялась! Ведь в случае чего подозрения пали бы в первую очередь на нее!
– Милиция не слишком охотно берется за расследования дел о пропаже пожилых, да и не очень пожилых, людей. Другое дело – убийство. А пропажа… Многие старички и даже люди в расцвете сил уходят из дома в неведомом направлении. И находят их потом за тридевять земель, причем никто не может объяснить, как старики добираются на такие далекие расстояния, не имея при себе ни документов, ни наличных денег.
– И что?
– Вика имеет все шансы подождать три года или сколько там полагается, чтобы признать человека без вести пропавшим. А потом просто заграбастать тетину квартиру. И все дела.
– Но это сколько ждать!
– Ну и что такого? Жить она в квартире и так может, причем беспрепятственно. В квартире ведь прописаны только они двое. Так что исчезновение тетки ей только на руку.
– Итак, у нас есть два человека, за кем мы должны проследить, – сказала Кира.
– Двое? – удивилась Леся.
– Племянница Вика. И этот Очкастый на белой «Ауди»!
– Ах, да! Иван Алексеевич, а что вы знаете про этого человека?
– Ровным счетом ничего!
– Неправда, – укорила его Леся.
– Ничего такого, что могло бы вывести нас на след остальных преступников.
– Но вы же собирались следить за ним.
– Да, собирался. Потому что видел его машину, когда он приезжал в тот дом, где меня и стариков держали заложниками. И знаю, что он связан с преступниками. Это же он беседовал со мной о шахматах.
– Вот как!
– Да, и оказавшись на свободе, я навел справки. И оказалось, что он ездит на машине, зарегистрированной на его собственное имя.
– Какая наглость!
– Так что найти его при современном техническом уровне не составило для меня большого труда.
– И кто он такой?
– Доктор наук. Преподает сразу в двух частных институтах экономику.
– А в свободное время подрабатывает подручным у бандитов?
– Видимо.
– Но почему вы решили, что не он главный?
– Не знаю, – пожал плечами Иван Алексеевич. – Должно быть, в первую очередь по одной причине: главарь не стал бы так глупо подставляться. И еще… Кишка тонка у этого типа, чтобы быть главарем. Скорее он консультант и советчик.
И новые друзья уже вместе приступили к обсуждению своей дальнейшей жизни. План действий на следующий день был готов через полчаса. И был весьма прост. Одна из подруг должна следить за племянницей в первую смену. А после обеда ее сменяет другая. Кинув жребий, выяснилось, что утренняя смена достается Лесе.
– Вечером будете следить за ней обе, – распорядился Апогей. – Обычно ближе к ночи у преступников обостряется активность.
Сам он вызвался проследить за Очкастым, которого звали Борис Захарович Гнатюк.
– Фу! Даже имя противное, – сморщилась Леся. – И фамилия тоже!
Иван Алексеевич и подруги инициативу Апогея восприняли с восторгом. Ведь доктора Очкастый знал в лицо, и для него слежка за Борисом Захаровичем была сопряжена с рядом трудностей и даже с риском разоблачения.
– Только вот проблема, машины у тебя нет, – озабоченно говорила Кира, глядя на своего друга.
Но Апогей в очередной раз удивил ее.
– Кто тебе сказал? Есть у меня машина. Не слишком хорошая, но бегает.
– Почему же ты на ней никогда не ездишь?
– Езжу, когда это целесообразно.
Видя, что заседание затягивается, а нерешенным оставался еще один очень важный вопрос, Леся предложила всем немного перекусить. Не известно, как там доктор с Апогеем, а они с Кирой зверски проголодались. И несмотря на поздний час, все четверо с удовольствием уничтожили приготовленный Лесей пышный омлет с ветчиной и зеленью. Запили его солидной дозой кофе. И завершили трапезу глотком коньяка.
– Горький кофе хорошо бодрит, а коньяк стимулирует кровообращение и, следовательно, мозговую деятельность, – было высказано Кирой общее мнение.
Не известно, что им помогло лучше. Но после кофе с коньяком все и в самом деле ощутили прилив новых сил и бодрости. И набравшись храбрости, Леся задала тот вопрос, который, не переставая, волновал ее все последние дни:
– Так что говорит милиция по поводу убийства Марины?
Разумеется, она понимала, что для Ивана Алексеевича, да и для Апогея, этот вопрос являлся очень болезненным. Они оба в разное время и по-разному, но все же любили Марину. И наверное, теперь им было горько обсуждать ее смерть. Но что поделаешь, иногда приходилось отбросить сантименты и быть даже жесткой, чтобы добиться необходимого результата.
– Пока что они прорабатывают ее окружение, – ответил Иван Алексеевич.
– А яд, который был в бутылке из-под ликера?
– Это был не яд, а сильнодействующее снотворное средство. Его продают в аптеках только по рецептам. Или в больницах для тяжелобольных пациентов, чтобы они хотя бы немного поспали.
– Другими словами, куча народу могла заполучить его?
– Да.
– Ну а бутылка? На ней сохранились какие-нибудь отпечатки пальцев?
– Во всяком случае, с меня их сняли, – угрюмо отозвался Иван Алексеевич. – Но не думаю, что преступник был настолько любезен, что заляпал своими пальчиками всю бутылку.
– Но он должен был держать ее в руках!
– Однако это не значит, что там должны были остаться его пальчики.
– Как это? Ведь вручая ее Марине, он должен был прикоснуться к бутылке!
– Совсем не обязательно. Например, он мог преподнести подарок в нарядной упаковке, которую Марина тут же выкинула. А саму бутылку, перед тем как завернуть в бумагу, тщательно протер. Или вообще орудовал в перчатках.
Другими словами, по мнению Ивана Алексеевича, рассчитывать на то, что преступник любезно оставил следствию свои отпечатки, не стоило. И личность убийцы нужно было устанавливать, исходя из того, кому понадобилось избавиться от Марины. Кому она мешала? И кому была выгодна ее смерть?
– Хочу сказать, что корыстный мотив сразу же отпадает, – сказал Иван Алексеевич. – Денег у нее не было. Ну, разумеется, кроме тех, которые я выдавал ей на содержание детей.
– А ее квартира?
– И кто может на нее претендовать? Только мать Марины и трое ее детей.
Да, никто из них не мог покуситься на жизнь женщины. Оставался еще один мотив – ревность или месть. Для подруг уже не было секретом, что Марина была свободолюбивой штучкой. Любила погулять. И имела одновременно две, а то и больше любовных связей. Если она изменяла одним мужчинам с другими, то кому-то из них это могло и не понравиться.
– Ну, надавали бы ей по морде. Травить-то зачем?
– Тогда, возможно, ей отомстили?
– Кто и за что?
Кира не знала. Но считала, что им это вполне по силам выяснить.
– Нужно только еще раз поговорить с матерью Марины. Уверена, что, кроме вас двоих и еще одного типа, в жизни Марины были и другие мужчины. Вот их в первую очередь и нужно хорошенько прошерстить.
– И кто поедет в больницу к матери Марины?
– Я поеду! – вызвался Иван Алексеевич. – Все же меня она знает хорошо. И должна понимать, что я искренне заинтересован в том, чтобы найти убийцу, который лишил матери моих детей. Она поможет мне!
– Если сможет, – пробормотала Кира, у которой за время недолгого общения со старухой сложилось впечатление, что дочь не больно-то охотно посвящала мать в свои сердечные дела и шашни с мужчинами.
Так, Галина Петровна пребывала в уверенности, что Марине все еще нужен Иван Алексеевич, хотя сама Марина давно уже махнула рукой на своего бывшего возлюбленного. И теперь была довольна тем, что он продолжает заботиться об их общих детях и не урезает ее свободы.
Но за неимением лучших свидетелей пока что могла сгодиться и мать Марины. Женщина она была со сложным характером. И потому подруги не обманывались насчет завтрашней миссии Ивана Алексеевича. Она была под очень и очень большим вопросом. Вполне возможно, что из больницы он вернется, образно говоря, с пустыми руками. Галина Петровна могла вовсе не захотеть увидеться с ним. Ее, в конце концов, воля.
