Глава 14
Но это был еще не конец. Главное представление началось после того, как в отделение приехала Настя. Счастливо найденный Ванечка тоже был с ней. Мальчика уже выписали из больницы. Он почти совсем оправился после перенесенного им стресса. И выглядел, учитывая всю ситуацию в целом, очень даже неплохо. Глаза у него блестели. Постреленок был готов вновь радоваться жизни.
А вот про Настю этого нельзя было сказать. Молодая женщина была крайне взволнованна, ее рука, которую она протянула подругам в знак приветствия, дрожала.
– Мне нужно срочно видеть Лешу! Где он?
– Что случилось? – встревожилась Леся, видя, что Настя сама не своя. – Что с тобой?
– Ванечка кое-что вспомнил о своем похитителе!
О человеке, который притворялся отцом Захарием! О человеке, который был в комнате с мертвым старцем. Это могла быть очень важная информация. И подруги дружно воскликнули:
– Да? И что же Ваня вспомнил?
Но Настя вместо ответа нервно спросила:
– А Леша где? Мне необходимо с ним увидеться. Прямо сейчас!
Понимая, что Настя вначале хочет посоветоваться с близким ей человеком, подруги тем не менее ответили:
– Знаешь, прямо сейчас вряд ли получится. Потому что как раз сейчас его допрашивает следователь.
– Где?
– Ну… там… – сделала Леся неопределенный жест в сторону потолка, —… где-то…
Однако Насте хватило и этих скудных указаний. Подпрыгнув на месте, она неожиданно громко взвизгнула:
– Ах, он гадина!
И тут же кинулась бежать наверх.
– Что произошло? – крикнула ей вслед Леся, но безрезультатно.
Настя оставила Ванечку стоять внизу. А сама, не отвечая друзьям и ничего им не объясняя, понеслась наверх по лестнице. Дежурный поморгал, стараясь прогнать эффект дежавю, ведь еще час назад по лестнице точно так же неслась другая женщина, также остро желавшая видеть Лешку. А минуту спустя сверху раздался вопль Насти:
– Пустите меня к нему! Дайте я ему врежу!
– Спокойно, девушка, – произнес голос Мурашова, а спустя еще мгновение его же крик, но куда более испуганный: – Сержант, держи ее! Она же его прибьет!
– Да что у них там происходит?! – встревожился дежурный, также кидаясь наверх.
Кира с Лесей побежали за ним, а Эдик с Лисицей, подхватив Ванечку за руки, припустили следом.
– Не знаешь, что такое с твоей мамой приключилось? – спросил Эдик на бегу у Ванечки.
– Нет, – помотал головой мальчик. – Я ей только сказал, что у дяди, который меня увел, не было ногтя на мизинце, как у нашего дяди Леши, тут она и взбесилась.
– Не было ногтя?
– Да, дядя Леша себе ноготь повредил, и он у него слез. И у того дяденьки тоже ногтя не было.
Если мальчик еще не понимал значимости этого открытия, то Настя уже давно сообразила, что к чему. И сейчас она изо всех сил рвалась из рук полицейских, крича:
– Пустите меня! Дайте мне набить ему морду! Нет, я его убью! Прихвостень папашин! Струсил, что его наследства лишат! Трус! Ничтожество! Ребенка у меня украл! Меня уговаривал про Ваньку забыть!
– Настя, я не крал! – оправдывался Лешка, у которого сегодня был явно не лучший день в его жизни. – Я просто отвел его в безопасное место! Я боялся, что в поселке с мальчиком может что-то случиться.
– Ложь!
– Отец сказал, твой ребенок – это плод греха. Я боялся, что его могут… искоренить.
– Гад! Сволочь! Я тебя убью!
– Погоди-ка, – окончательно растерялся Мурашов, глядя на Лешку. – Это что же такое получается? Вы украли ребенка у своей невесты?
– Переместил его в безопасное место.
– В лес? В простой шалаш из веток? Да еще держали его там на наркотиках?
– В поселке ребенку могла грозить опасность. Я сделал это ради него самого.
Мурашов не знал, что ему и сказать. Но Лешка отнюдь не считал, что сотворил что-то ужасное. Он вопросительно взглянул на Настю и произнес:
– Дорогая, ты непоследовательна в своих желаниях.
– Я? – задохнулась от возмущения Настя. – Я просила, чтобы ты украл Ваньку?
– Но ты же сама все время повторяла, что мечтаешь отдохнуть от мальчика. Вот я и дал тебе такую возможность.
– Ты что… Ты… Ты – идиот?
Настя не находила других слов, чтобы выразить свое возмущение. Да и подруги, если честно, слегка прибалдели. И только один Ванечка сохранял подобие здравого смысла. Он подергал Эдика за рукав и, когда тот к нему наклонился, тихонько спросил:
– Так это что, меня дядя Леша с собой забрал? А зачем он лицо от меня прятал?
В самом деле, зачем? Когда человек задумывает доброе дело, ему маскировка не нужна. А на уме у Леши было отнюдь не доброе, это было ясно всем. А его неуклюжие уловки и попытки уйти от ответственности лишь прибавляли ему вины.
– И костюм назарея зачем ты надел?
– Я не хотел, чтобы меня узнали. Назарей – идеальная маскировка. Их в деревне двенадцать человек. Десятеро примерно одного роста и телосложения. Меня бы никогда не вычислили.
– И когда ты провернул это дело? – недоумевала Настя. – Мы же все время были вместе!
– Когда ты спала после обеда.
– Мы спали вместе!
– Это ты так думала, дорогая. Но я ушел после того, как ты заснула, а вернулся, когда ты еще не проснулась.
– Но зачем ты забрал моего ребенка?
Лешка вновь замялся, явно не зная, что ему ответить на этот вопрос.
– Зачем? – подступала к нему Настя. – Отвечай!
Но Лешку неожиданно спасла Леся, мысли которой закрутились совсем в другом направлении. И она, шагнув поближе к парню, спросила, глядя ему прямо в глаза:
– Так получается, что ты знал о том, что твой отец мертв, еще до того, как об этом узнали все другие? Откуда ты это узнал?
– Виссарион мне сказал.
– А он откуда узнал?
– Зашел к отцу, чтобы получить от него указания, касающиеся церемонии очищения.
– Этого не могло быть. Никто бы не решился побеспокоить молитвенный покой старца!
– Никто, кроме Виссариона. Отец во многом уже уступил ему бразды правления. Виссарион пользовался большим авторитетом у него. Когда отец не появился ни утром в субботу, ни днем, ни даже во второй половине дня, когда должна была состояться церемония очищения, Виссарион забеспокоился. Прошел к нему через потайной ход и… и увидел!
– Что увидел?
– Что мы все увидели, то и он увидел. Мертвого отца, вот что он там увидел!
– Почему же он никого не позвал на помощь?
– Он и позвал.
– И кого же?
– Меня.
– И что вы с братом сделали?
– А что нам было делать? Отец был мертв уже давно. Помочь ему было нечем. Мы решили, что сделаем вид, будто бы ничего не произошло.
– Но почему вы сразу же не подняли тревогу? Хорошо, сначала Виссарион испугался, пошел за тобой, но потом… потом-то почему вы не позвали людей?
– Не хотели. Ведь мы оба проникли в молельню к отцу через потайной ход. А он нам обоим еще мог пригодиться в будущем, если бы кто-то из нас или даже мы оба заняли место отца.
– Значит, вы с Виссарионом знали о потайном ходе?
– Сначала он один только знал. Отец показал ему этот ход ночью.
– Ночью? Какой ночью?
Лешка смутился:
– Ладно, я скажу вам всю правду. Виссарион не просто так пошел к отцу, чтобы справиться о его здоровье, он имел все основания, чтобы тревожиться за здоровье отца. Дело в том, что ночью, оставив меня под присмотром Иеремии, он пошел в обход поселка. Он давно присматривал за Иеремией, и ему показалось подозрительным поведение мальчишки. Иеремия сначала куда-то отлучился, а вернувшись, выглядел очень возбужденным. Виссариону показалось, что мальчишка что-то натворил. Он пошел посмотреть, все ли в порядке в поселке, и нашел нашего отца. Он лежал на земле, на нем была кровь, и он был без сознания. Виссарион привел отца в чувство, хотел поднять тревогу, но отец запретил ему это делать. Сказал, что сам покарает своих обидчиков. Он лишь разрешил Виссариону проводить себя. Сказал, что ему нужно вернуться в молельный дом и в тишине и уединении поразмыслить, как быть дальше. В это время над молельным домом горел белый огонь, и, конечно, Виссарион удивился, как отец мог выйти незамеченным. Также он спросил у него, как же они проникнут внутрь. Отец же в ответ сказал, что пришло время узнать Виссариону его тайну. И показал ход в свои личные покои.
У отца Захария просто не было другого выхода. Ослабев после драки, он нуждался в поддержке своего сына.
– Значит, это Виссарион сопровождал твоего отца и помог ему вернуться обратно в молельный дом!
Вот откуда на рясе самого Виссариона взялись пятна крови старца. Ослабевший после драки с подростками старец опирался на сына. Да и свою пряжку Виссарион мог потерять тогда же, транспортируя отца до его покоев.
– Ну, а на следующий день, когда Виссарион обнаружил отца мертвым, он и мне показал потайной ход.
– И что было потом?
– Потом… Потом, когда мы убедились, что отец мертв и ему уже ничем не помочь, Виссарион ушел, потому что у него было много других дел по подготовке церемонии очищения, и всем требовались его указания. А я остался в молельной комнате отца и задумался.
– О чем?
– Ну, я подумал, что это отличный шанс, чтобы научить Ваньку уму-разуму, и заодно показать Насте, что она вполне может обойтись без своего драгоценного сыночка, что без него будет лучше, чище, спокойней!
Услышав это, притихшая было Настя снова дернулась:
– Ах, ты мразь!
Полицейские успели ее перехватить, чем спасли Лешку от парочки увесистых оплеух, которые Настя уже вознамерилась ему засадить:
– Спокойно, гражданка! Держите себя в руках.
Но девушка не желала «держать себя в руках». Наоборот, она возмущалась и кричала:
– Мой сын его не устраивал! Ах, какой лицемер! А что же ты с ним все эти годы возился? Чего же ты ему подарки делал? Подлизывался, да? Думал, что я пойму, какой ты замечательный отец, и выйду за тебя замуж?
– Настя, я понимаю, мое поведение выглядит не слишком-то красиво. Но ты пойми меня тоже. Я же не мог не попытаться. Без твоего Вани у нас могла быть такая легкая, такая приятная жизнь! Я же тебя люблю. Но твой ребенок… он невыносим, и он… он все нам портил!
И, высказавшись, Лешка даже посветлел лицом.
– Уф, – произнес он. – Выговорился и сразу же легче стало. В общем, прости меня, Настя. Если ты не захочешь больше быть со мной, то я тебя пойму. Но и я быть с тобой и Ванькой больше тоже не могу. Ты уж решай, кого из нас предпочтешь, меня или…
Видимо, Леша ожидал, что беременная Настя не решится на разрыв отношений с ним. Но Настя решилась. И, не слушая больше своего бывшего жениха, она высвободилась из рук держащих ее полицейских и не оглядываясь двинулась к выходу. В коридоре она молча взяла сына за руку и так же не оглядываясь пошла прочь.
Что же, Настя сделала свой выбор, и он был очевиден всем. Поняв, что проиграл это состязание, Лешка покаянно опустил голову. Глядя на него, подруги невольно испытали сочувствие. Да уж, денек у парня сегодня выдался хуже нарочно не придумаешь.
Однако если с похищением Вани теперь более или менее разобрались, то в том, кто убил старца Захария и его сына Виссариона уверенности до сих пор ни у кого не было. С одной стороны, Лешка очень много выигрывал от смерти этих двоих, а с другой, даже если не обращать внимания на алиби, которое предоставил ему Иеремия – сын Вирсавии, хватило бы духа у Лешки, чтобы убить своего отца? А Виссариона?
– Мне кажется, убийства совершил кто-то другой. Лешка вряд ли на это способен.
– Еще яд подсыпать, в такое я могу поверить. Но чтобы напасть, ударить заточкой в шею…
Все друзья хорошо успели изучить парня. Он всегда казался им немного скрытным, немного хитроватым, немного себе на уме, но и только. Ни особенной жестокости, ни твердости в нем не было вовсе. Однажды принятое им решение можно было с легкостью оспорить, переубедить Лешку, что иначе будет куда лучше.
– Мне кажется, если бы Лешку довели до критической точки кипения, загнали бы в угол, тогда он мог бы озвереть и укусить. Но отец всего лишь пригрозил, что лишит его наследства. Так ведь у Лешки оставалась еще мать. Мила обожает сына, она бы оставила ему свою часть безоговорочно.
– По уставу Зубовки женщина наследовать не может.
– Зато согласно законодательному кодексу Российской Федерации и статье о наследниках первой очереди Мила очень даже может стать наследницей своего мужа.
– Думаешь, убийца – это она? Вряд ли.
– Муж был старый и занудливый, вполне могло случиться так, что он ей надоел.
– Но зато Виссарион совсем не надоел. Не забывай, у них была любовь. Стала бы Мила убивать своего любимого мужчину? Ясно, что нет.
– Значит, Виссариона убил кто-то другой.
– Да? И кто? Да еще воспользовался тем же самым орудием, которым убили старца?
И вновь они подходили все к тому же подозреваемому, которого им никак не удавалось обойти. Лешка был в комнате старца, следовательно, он мог подобрать орудие убийства. Он был также в лесочке, где встретил свой конец Виссарион. И наконец, он получал выгоду от смерти отца и мог ревновать свою мать к своему же брату. Ведь хотя их родство и нельзя было считать кровным, но в глазах жителей Зубовки, живущих едва ли не по ветхозаветным заповедям, грех Милы и Виссариона был бы всем очевиден, выплыви он на поверхность. Сын покусился на жену своего отца, пусть и не свою мать, но никто парочку за такое по головке бы не погладил. На снисхождение своих соседей или мужа этим двоим было даже нечего и рассчитывать. И конечно, Виссарион также мог бы убить отца, но вот вопрос, кто же тогда убил его самого?
– Мы движемся по замкнутому кругу, – сказала Кира. – Пора это прекратить, так мы ни к чему не придем.
– Поедем назад в Зубовку?
– Пожалуй, да. Надо отвезти Людмилу обратно на поминки.
Впрочем, когда друзья вновь оказались в Зубовке, то поминки уже подходили к концу. Людмилу встретила в дверях дома Вирсавия, весь вид которой демонстрировал неодобрение и неудовольствие.
– Подскочила! Побежала! Куда? Зачем?!
– Ты же видела, они забрали Алешу. Я должна была разобраться.
– Твой сын – отрезанный ломоть. Грешнику не место среди праведников.
– И все же он мой сын, – тихо ответила Мила, которой явно не хотелось ссориться. – Вирсавия, у тебя у самой есть сын. И он тоже был недавно арестован. Разве ты не помчалась к нему в тот же миг, как узнала о несчастье?
Вирсавия пожевала губами, но, видно, не нашла подходящего ответа и заговорила о другом:
– Место жены рядом со своим мужем, – наставительно произнесла она. – Стыд и позор! Вскочила, понеслась! Твой муж – почтенный человек, заслужил своей праведной жизнью…
Но Людмила не стала слушать продолжения назидательного внушения.
– Ах, Вирсавия, замолчи, пожалуйста! – вскричала она. – Честное слово, мне не до твоих наставлений сейчас!
С этими словами она влетела в дом, лишь мимоходом кивнув последним гостям, выходившим оттуда. Люди хотели расспросить Милу об Алексее, но она не остановилась и лишь крикнула им на ходу:
– Мой сын невиновен! Он никого не убивал!
И, расталкивая людей, скрылась в глубине дома, спрятавшись от людских глаз в своей комнате. Вирсавия попрощалась с последними гостями, а потом вперила в друзей свой взгляд. Глазки у нее были маленькие, но проницательные и совсем не добрые.
– А вы тут чего забыли? – зло и неприветливо произнесла она. – Убирайтесь!
– Вас забыли спросить, уйти нам или остаться! – храбро проговорила Леся. – Ишь, раскомандовалась!
Сейчас они с Кирой находились под защитой своих мужчин, которые также присутствовали тут. И подруги считали, что все вчетвером смогут дать отпор Вирсавии.
– Вы вообще кто такая? – подбоченилась и Кира. – По какому праву командуете здесь?
Видимо, Вирсавия не ожидала открытого сопротивления, потому что на какую-то долю секунды она оторопела и смешалась. Но потом силы вернулись к ней, и она гневно воскликнула:
– Да как ты смеешь, девчонка, так разговаривать со мной?!
– А кто вы? – откровенно с издевкой спросила у нее Леся. – Вы же ноль! Кухарка и приживалка в доме старца! Да и то после его смерти вас Мила может выгнать вон!
– Она так никогда не сделает.
– Возможно и не сделает, потому что у нее сердце доброе. А так гнала бы вас в три шеи.
– И вас, и вашего мерзкого сынишку – воришку!
– Вырастили скунса! Его защищаете, а на Милу напустились!
– Ваш сын мерзкая гадина. Да и вы небось еще хуже!
– Яблочко от яблоньки…
– Каково яблочко, такова и яблонька!
Вирсавия, потрясенная оказанным ей сопротивлением, даже отступила на шаг назад. А затем неожиданно злобно и громко взвизгнула:
– Сами вы гадкие! Гореть вам в аду за ваши прегрешения! Гадкие девчонки! На рассвете следа вашего не останется в Зубовке! А я была и буду тут от века и до века. И кровь моя заселит эти места!
На губах у Вирсавии выступила пена. Теперь она напоминала бесноватую. И подруги пожалели, что слишком уж перегнули палку. Не надо было им связываться с теткой. Она совсем ненормальная, неудивительно, что ее тут побаиваются.
– Грешники! – визжала Вирсавия. – Грешники и гореть вам всем в аду!
Войдя в непонятное состояние, она быстро приближалась к друзьям. И, оказавшись вплотную к ним, выкрикнула прямо им в лица:
– Всем вам быть в аду до захода солнца!
Кира с Лесей, никак не ожидавшие такой бурной реакции, стояли, не в силах пошевелиться. Странное оцепенение нашло на них. Скрюченные пальцы обезумевшей женщины были буквально в сантиметре от горла Леси, когда она внезапно ощутила спасительный рывок и оказалась в объятиях Эдика. Лисица тоже успел оттащить свою подругу от бесноватой, а потом они вчетвером начали поспешно отступать назад.
Вирсавия не стала их преследовать. Она осталась возле дома старца Захария, размахивая руками у себя над головой, воя и проклиная друзей такими словами, что холод бежал у них по лопаткам.
Оказавшись дома у Илии и Ахель, все четверо немного отдышались и поведали своим друзьям о том, что с ними случилось. К их удивлению, Илия и Ахель дружно побледнели:
– Вы разозлили Вирсавию?
– Она сама первая начала.
– Ох, не надо вам было этого делать!
– Это еще почему?
– Вирсавия у нас пророчица. Вот только пророчит она всегда только худое. Отец Захария тоже имел этот дар, и его предсказания много раз сбывались. Но он пророчил и доброе.
– Но никто ни разу не слышал от Вирсавии каких-нибудь добрых или хотя бы справедливых пророчеств. Зато болезни, несчастья и смерть – все то, что получает человек за свои грехи, она предсказывает с большим удовольствием.
– Видимо, у нее бывают и иные пророчества, но их она держит при себе.
– Злобное тетка, – призналась подругам Ахель. – Я ее боюсь.
– Говорите, она пообещала вам, что уже на закате вы все окажетесь в аду?
– Да.
– Как плохо! – закатила глаза Ахель.
– Очень плохо! – прибавил побледневший от страха Илия.
– Погодите, ребята, – сильно изумилась в ответ Кира. – Уж не верите ли вы в то, что ее пророчество сбудется?
Но судя по лицам супругов, именно так они и думали. Осознавать это было не очень-то приятно. И друзья снова почувствовали, как между лопатками у них поселился холодок.
И тогда Леся нерешительно, не все же произнесла:
– Может… может быть, нам сегодня же уехать отсюда?
Это предложение сначала вызвало в душах друзей возмущение, но потом, призадумавшись, они признали, что Леся, скорей всего, не так уж и не права.
– Действительно, что нам тут делать? Ванька нашелся, Настя сюда больше не вернется. Нам здесь делать больше нечего. Поедем домой к нашим кошкам.
Тем более что тетя Наташа хоть и не жаловалась на чрезмерную задержку друзей, оставивших ей кошек лишь на выходные, а отсутствующих уже целых два дня сверх оговоренного срока, но все же довольно настойчиво намекала, что кошки соскучились, начинают хандрить и не ровен час, могут заболеть с тоски. А учитывая их преклонный возраст, последствия такой хандры могут быть самыми тяжелыми.
И лишь одна Леся произнесла:
– А как же расследование? Убийцу мы еще даже не вычислили.
– Убийства старика и его сына нас лично не касаются. Пусть Мурашов сам ловит убийцу.
И чем больше друзья думали, тем больше нравилась им идея покинуть Зубовку, казавшуюся теперь уже не просто странным, а откровенно страшным местом.
– Решено, мы сматываем удочки.
– Сейчас заберем те Настины вещи, что еще остались в доме у Милы, попрощаемся с Людмилой, и уедем тоже.
На этом и порешили. Ахель принялась суетиться возле плиты, готовя еду, чтобы перекусить со своими новыми друзьями перед дорогой. А друзья отправились обратно в дом Захария. Хотя им и не хотелось вновь столкнуться с Вирсавией, но оставить вещи Насти в руках у этой тетки они хотели еще меньше.
– Такая злобная ведьма вполне способна порчу навести или какую-нибудь другую гадость сделать.
И хотя никто из друзей всерьез не верил ни в порчу, ни в сглаз, но оставлять в руках Вирсавии личные Настины вещи почему-то казалось им неправильным и даже вредным. На их счастье, Вирсавии в доме не оказалось. Ее визгливый высокий голос доносился откуда-то из-за соседних домов. Видимо, неутоленная злоба нашла себе выход в другом месте. Но что бы она там ни пророчествовала, главное, что она была далеко отсюда. И друзья, вздохнув с облегчением, шагнули в прихожую.
– Мила! – позвала Леся.
Но ей никто не ответил.
– Людмила, мы пришли попрощаться!
Снова никакого ответа. Лишь из комнаты, которая принадлежала хозяйке дома, раздались какие-то непонятные звуки. То ли плач, то ли слова молитвы.
– Людмила, можно мы заберем вещи Насти? Мы уезжаем! Насовсем!
И снова никакого ответа. Подруги постучали в дверь, потом подергали ручку. И опять ничего. Непонятная тревога охватила их.
– Людмила! – закричала Кира. – Ты там как? Почему ты не отвечаешь?
– С тобой все в порядке?!
К подругам подошли и их мужчины.
– Что случилось?
– Мы не знаем, – покачали головами девушки. – Мы пришли, а дверь закрыта. И Людмила нам не открывает.
– Но она там?
– Какие-то звуки доносятся.
Лисица приложил ухо к двери, а затем неожиданно воскликнул:
– Отойдите все!
И так как друзья замешкались, он закричал еще громче:
– В сторону, я сказал!
Такого голоса у Лисицы никто не слышал. Друзья послушно шарахнулись в сторону. А он, разбежавшись, изо всех сил врезался в дверь. По дому пошел гул, а Лисица завопил:
– О-о-о! Как же больно! Мне кажется, я вывихнул плечо.
Эдик отстранил его.
– Погоди, тут нужна масса.
И разбежавшись, он сжался в упругий комок и с разбегу изо всех сил ударил в дверь. Но и у него не получилось сломать дверь. Эдик лишь отлетел от дверного полотна, как мячик от стены.
– Зачем же они ее так закрепили!
– А ну-ка! Все вместе!
Выставив Эдика первым, подруги положили ему руки на плечи и побежали все втроем. Казалось, что дверь и тут выдержит. Но в самый последний момент к ним присоединился еще и Лисица. И дверь с громким треском все же поддалась. Последнее усилие, и замок вылетел из дерева, а друзья кубарем ввалились в комнату. В общей сумятице сначала никто не мог разобрать, что и где. Но уже через секунду Кире удалось выпутаться из общей кучи.
Она подняла голову и закричала:
– Мила! Господи! Помогите ей!
– Что? – вскочила рядом с ней Леся. – Что слу…?
Но договорить она не смогла. Ее взгляд уперся на ноги Милы, которые болтались прямо в воздухе у них перед носом. Одна нога еще слабо подергивалась, но было ясно, что это ненадолго.
– Она повесилась!
Лисица подскочил к Миле, схватил ее за колени и приподнял таким образом, чтобы охватившая шею женщины удавка хоть немного ослабла и дала доступ столь необходимому воздуху.
Мила накинула удавку себе на шею поверх своих густых толстых кос, в которые были вплетены черные ленты. Волосы смягчили смертельную петлю, не позволили сразу же перекрыть доступ воздуху. Но все равно было ясно, что долго в таком состоянии Мила пробыть не сможет.
– Стул! Скорее!
– Нож нужен!
– Ножницы!
Все заметались по дому в поисках необходимых предметов. Лисица стоял в центре комнаты, ругался и требовал, чтобы кто-нибудь сменил его, потому что он больше не может. Наконец был найден стул и нож для резки хлеба. Кира вскарабкалась на стул и принялась пилить изо всех сил проклятую веревку. Веревка была очень прочная, но лезвие постепенно пережевывало одно волокно за другим. И наконец Кира почувствовала, что осталась всего лишь тонкая нить.
– Осторожно!
Но ее предостережение запоздало. Потеряв одну из опор, тело Милы под силой тяжести начало клониться к земле. Эдик попытался подхватить верхнюю часть ее туловища, но не рассчитал своих сил. Он не только сам рухнул на пол, но увлек за собой также и Лисицу, и девушек. Некоторое время в комнате стояла непрекращающаяся брань и крики:
– Ой, рука!
– Нога!
– Голову осторожнее!
– Нос, мой нос! О-а-а! Как же больно!
Но через несколько секунд все пришли в себя. Кира первой встала на ноги и закричала:
– Помогите! Мила!
– Что с ней? Она жива?
Лисица, все еще зажимая разбитый нос, из которого лилась кровь, подполз к женщине и свободной рукой попытался пощупать ее пульс.
– Жива!
Эдик ослабил, а потом и вовсе снял удавку с шеи самоубийцы. Леся сбегала за холодной водой. А Кира принесла подушку. Никто из них толком не знал, как вести себя в подобной ситуации. Но всем казалось, что такие меры не могут уже ухудшить состояние Милы. А состояние ее было по-настоящему пугающим.
Женщина была совершенно серого цвета, а под глазами залегли пугающие багровые синяки. Прошло несколько томительных мгновений, когда воздух прорывался в легкие повешенной с таким жутким свистом и натугой, что казалось – каждый вдох может стать для Милы последним. Но постепенно кожа женщины начала розоветь, а веки ее затрепетали, и дыхание стало чуть свободней.