Глава 14
Заведение с таким названием располагалось на улице Таврической, в полуподвальном помещении старинного дома. Сам дом был жилым. А вот в нижнем его ярусе обитал бар «Голубой Мотылек».
Внешне он выглядел вполне прилично. За симпатичными, накрытыми голубыми скатертями столиками сидели детишки со своими родителями и уминали разноцветные, залитые сиропом шарики мороженого. Их мамы жеманно пили кофе из маленьких чашечек, а папы с важным видом потягивали коньяк или пиво.
Улица Таврическая находилась в двух шагах от Таврического сада – излюбленного да и единственного места для гуляний жителей этой части старого Питера и, конечно, всех приезжих и туристов. Истомившись от блужданий по раскаленным каменным джунглям, люди шли в сад – этот зеленый оазис с красивыми старинными прудами и протоками. Они подолгу гуляли там. Ну а нагулявшись и проголодавшись, заворачивали в кафе, чтобы немного отдохнуть и перекусить.
О том, что в вечернее и ночное время этот бар переквалифицируется в заведение совсем другого порядка, говорила лишь сцена в глубине помещения и шест на ней. Еще тут стояло белое с голубыми разводами пианино, что подразумевало живую музыку и тапера за ним.
– Симпатично у вас, – сказала Кира, когда к ним подошла миловидная девушка в белом передничке и кокетливой юбочке.
Излишне говорить, что юбочка у нее тоже была прелестного голубого цвета.
– А вы знаете Таню? Мы ее знакомые.
– Таню? Какую еще Таню? – совсем не любезно откликнулась девушка. – Новую уборщицу?
– Нет, наша Таня танцует у шеста.
– Моя смена с десяти до восьми, – с достоинством отозвалась девушка. – Кто в ночную тут трудится, я не знаю. Что заказывать будете?
Кафе в дневное время специализировалось на десертах и кофе, поэтому «сыщицы» не стали мудрствовать и заказали шоколадное печенье и чай.
– Но неужели вы никогда не сталкиваетесь с теми, кто работает ночью?
– Я – нет.
– А что тут по ночам делается?
– Не знаю, – пожала плечами официантка. – Люди приходят. Танцуют. Танец живота. Стриптиз. Артисты всякие выступают.
– И все?
– А что еще? Все. Бывают тут, правда, преимущественно мужчины.
Ну, это и ясно, стриптиз-бар, который работал тут по ночам, должен был привлекать в первую очередь именно мужчин. Немного на свете найдется женщин, готовых платить за то, что они и так могут получить совершенно даром. Женщины, как известно, куда хозяйственней мужчин, и если могут не платить, то обязательно воспользуются предоставленной им льготой.
Но было также ясно, что официантка «сыщицам» совсем не подмога. Она знала о том, что делается в ночное время в баре, лишь в самых общих чертах.
– А кто из тех, кто работает в дневную смену, сталкивается с теми, кто работает в ночную смену?
И, видя, что девица не торопится им отвечать, наоборот, разговор начал тяготить ее, Кира поспешно произнесла:
– Мы расплатимся с вами сразу же.
И положила купюру, которая вдвое превышала стоимость заказа.
– Это все вам. Спасибо.
Получив солидные чаевые, официантка моментально повеселела и сказала:
– Единственная, кто тут работает дольше всех, частенько сутками пашет – это наша уборщица тетя Паша. Правда, недавно ей в помощь Таньку наняли. Ну, тетя Паша сразу же и не вышла на работу в свою смену. Пошли, говорит, они все подальше, я тоже не железная, чтобы месяцами без роздыху пахать, пусть новенькая за меня денек-другой обе смены попашет. Так что сегодня снова Танькина смена. Я вам про нее говорила.
– А можно нам с ней поговорить?
– Нет.
– Мы вам мало заплатили? – огорчилась Кира.
– Нет, нормально. Просто Танька сегодня на смену не вышла. Да и вчера ее не было. Вредничает, должно быть, за то, что тетя Паша ее сначала два дня кряду заставила пропахать обе смены. Так что вчера тетя Паша за Таньку работала. И сегодня, наверное, придет. Полы и сортиры кому-то мыть все равно надо.
– А когда? Когда придет тетя Паша?
– Вчера тетя Паша, говорят, отсюда в два ночи уползла. Живет она в соседнем доме. Но раньше часа-двух все равно в бар не явится. Ведь если Таньки не будет и сегодня, то тете Паше снова работать за нее всю смену!
– А кто говорит?
– А?
– Кто говорит, что тетя Паша ушла в два ночи?
– Так наш охранник.
– Выходит, он тоже сутками работает?
– Ну да. Только он уже сменился. И живет он в Красном Селе. Хотите к нему поехать, могу в отделе кадров для вас найти его адрес. Но это будет стоить еще столько же!
Нет, спасибо. Так далеко подругам ехать совсем не хотелось. Ни за деньги, ни бесплатно.
– Мы лучше подождем эту вашу тетю Пашу.
– Как желаете, – не стала спорить разочарованная официантка. – Только ведь тетя Паша и в пять часов может подрулить. Основная грязь начинается именно вечером. Днем-то тут народу немного. И посуды после них тоже. Разве что туалеты протереть. Ну и унитазы почистить.
– Погодите, что же одна и та же женщина у вас моет и туалеты, и посуду?
– Ну да, – пожала плечами официантка, явно не находя в этом ничего ужасного. – А у вас нет? Да и что там посуду-то мыть? Директор в прошлом году новенькую посудомойку купил. Тетя Паша в нее только загружает да кнопочкой щелкает. Красота!
Красота-то красота, да ничего красивого, когда один и тот же человек сначала возится в туалете, драя унитазы, а потом приходит на кухню и начинает намывать кофейные чашки и ложки. После таких откровений официантки подругам что-то совсем расхотелось пробовать здешний десерт. А наоборот, захотелось подойти к посетителям с детьми и предупредить, чтобы они тут в рот ничего не брали.
– Ну а где мы можем найти эту тетю Пашу? И кстати, почему ее так зовут?
– Почему так зовут, я не знаю. Никогда не спрашивала. Да и вот еще, охота мне с поломойкой разговаривать. И старая она! Какие у нас с ней могут быть общие темы для беседы?
– А адрес откуда тогда знаешь?
– Я его и не знаю. Нужен он мне, ее адрес. В жизни бы не стала общаться с такой особой. Но ведь вам адрес тети Паши нужен, так?
– Допустим.
– А я могу его узнать у нашего кладовщика.
– Почему у него?
– Потому что он у нас и отделом кадров управляет!
Определенно в этом «Голубом Мотыльке» весь обслуживающий персонал имел двойную нагрузку. Интересно, а какой второй приработок у самой официантки? По совместительству она еще и давит цитрусовые для различных натуральных лимонадов, которые с таким удовольствием пьют дети в жаркий день? Несколько лимонов, стакан тростникового сахара, взболтать, размешать, добавить воды и льда по вкусу, и вот вам, пожалуйста, прекрасный освежающий напиток, который всем нравится.
– Так нужен вам адрес тети Паши? – услышали подруги голос официантки.
И как ни претило подругам платить жадной девице еще, они вынуждены были признать: адрес тети Паши им нужен. Ведь именно она могла знать, что делается в «Голубом Мотыльке» в ночное время. Существовал, конечно, еще один вариант – подождать до вечера и самим зайти в бар. Но ждать целый день девушкам казалось неправильным.
Всем давно и хорошо известно, что детективное расследование нужно вести по горячим следам, пока свидетели что-то помнят, пока история свежа. Поэтому сейчас для «сыщиц» была дорога каждая минута. И девушки понимали, ответ на загадку случившегося убийства искать нужно тут, в этом баре.
– Заодно хотелось бы узнать и адрес этой Тани-уборщицы, которая внезапно перестала являться на работу, – предупредила Кира официантку, прежде чем та отправилась добывать сведения.
Девушка кивнула. И через десять минут подруги стали обладательницами двух адресов. Тетя Паша жила в соседнем доме. А вот адрес поломойки Тани, которую наняли в помощь тете Паше, остался подругам неизвестен.
– Значит, это не наша Танька, – опечалилась Кира.
– А ты думала, что это она?
– Ну, мало ли. Имена-то сходятся.
– Стала бы такая краля ломаться с грязной тряпкой! Тебе же сказали, что она работала стриптизершей.
– Могла и наврать.
Пока что сами подруги могли лишь строить гипотезы. Точно они ничего не знали. И теперь собирались к тете Паше с визитом, морально готовясь к важному разговору.
– Сейчас мы не знаем, что в «Голубом Мотыльке» происходит по ночам.
– А что может происходить?
– Возможно, там процветает торговля наркотиками.
– И Танька узнала об этом?
– Об этом или о чем-то другом. Но как бы там ни было, мы сейчас об этом узнаем. Ничего, будем надеяться, тетя Паша нам в этом поможет.
– Мы могли бы поговорить с тем кладовщиком.
– С кем?
– Ну, с тем дядькой, который выполняет обязанности администратора. Он должен знать, что делается в его баре по ночам.
– Нет. Он тут по ночам не работает. У него восьмичасовой рабочий день, официантка же сказала. Думаю, что хозяин заведения не случайно так четко разграничил дневную и ночную смены, чтобы они даже не соприкасались между собой.
– А тетя Паша?
– Досадное упущение со стороны руководства баром. Но скорей всего, это произошло потому, что на такого рода работу люди идут неохотно. Грязно, непочетно, да и денег платят мало.
– Но тетя Паша почему-то пошла.
– Наверное, ей очень были нужны деньги, раз она согласилась.
– Как же нам ее разговорить?
– Посмотрим, – пожала плечами Кира. – Будем действовать по обстоятельствам. Ну и, конечно, запасемся дарами.
В качестве даров подруги выбрали бутылку недорогого дагестанского коньяка, бутылку сладкого вина, мягкий тортик и килограмм свежих бананов. Им казалось, что такой набор придется по сердцу милой пожилой старушке, к которой они шли с разговором.
Но едва подругам открыли дверь, как они поняли, что из всего продуктового набора они, пожалуй, угадали только с коньяком. Да и то лишь отчасти. Стоящей перед ним особе, попыхивающей торчащей изо рта «Беломориной», можно было бы предложить водки с колбасой и селедкой, но никак не сдобный торт с фруктами.
Коротко стриженные волосы топорщились на голове у этой тетки воинственным седым ежиком, хотя на вид она была еще совсем не старая.
– И-извините, – пролепетала Леся. – Н-нам нужна т-тетя Паша!
Квартира у неприятной тетки была явно коммунальной. И у подруг оставалась надежда, что эта женщина всего лишь соседка той славной работящей старушки, которую они успели себе вообразить.
– Ну, я тетя Паша! Чего надо?
И тут Леся неожиданно выпалила:
– А почему вас так зовут, а? Почему вы дядя, если вы тетя?
– Чего? – вылупилась на Лесю уборщица. – Ты чего лепишь-то, кривоногая?
Никто в жизни не называл Лесю кривоногой, и сейчас она страшно обиделась. С чего вдруг она кривоногая? Нормальные у нее ноги. Не самые длинные, но зато пропорциональные туловищу. Леся отступила на шаг назад, уже понимая, что ничего хорошего из разговора с этой теткой не выйдет. Неудивительно, что никто не мог добиться от тети Паши внятного рассказа о том, что происходит в баре по ночам. От этой бабищи так и несло негативом. Казалось, еще один момент, и она набросится на вас с кулаками.
– У нас к вам несколько вопросов, – вылезла вперед Кира. – Скажите, вы ведь сидели? А как вам удалось получить место уборщицы в «Голубом Мотыльке»? Вы заплатили его хозяину взятку?
– Что? – вылупилась тетя Паша теперь уже на Киру. – Ты что, болезная, совсем страх потеряла? Да я тебя сейчас по стенке размажу! Кишки выпущу! Ты кто такая, чтобы в мою жизнь лезть!
Теперь было окончательно ясно, что хорошего и доброго разговора за рюмочкой вина и кусочком торта, на который настраивались подруги, уже не получится. Нечего и пытаться развести эту тетку на выбалтывание сплетен. Такая злющая коза могла только забодать, молока от нее было не дождаться.
Тетя Паша уже поперла на Киру, но та тоже не отступала.
– А если мы сообщим о вашем поведении инспектору?
– Что?
– Убита девушка, работавшая в вашем баре. Когда милиция придет, с кем они захотят поговорить в первую очередь?
– Что-о??
– У вас ведь будут неприятности, верно?
– Пошла ты на…
Сдаваться тетя Паша явно не собиралась, хотя несколько и остыла. Она больше не нападала на подруг. Она просто захлопнула дверь перед их носом, спряталась в свою раковину и на звонки в дверь больше не отвечала.
– Испугалась! – ликовала Леся. – Сдалась!
– Да, но нам-то что с этого? Разговора все равно не получилось!
– Но рано или поздно она все же выйдет.
– И что? Она не захочет разговаривать с нами без какого-то дополнительного стимула.
– Какого стимула?
– Не знаю. Но должен же хоть кто-то иметь влияние на эту бабищу!
И тут неожиданно за ее спиной какой-то тонкий, дребезжащий от старости голосок произнес:
– Генка из двенадцатой квартиры, когда его жены дома нету, очень даже на нашу Павлушу влияние имеет. Такое влияние, что стены трясутся и пол ходуном ходит!
Подруги с удивлением оглянулись и увидели позади себя хитрую обезьянью мордочку, торчащую из полуприоткрытых дверей соседней квартиры. В подъезде, как и почти всюду в домах старой постройки, было темновато, и поэтому сходство с обезьянкой было потрясающее. Подруги сначала даже испугались.
– Генка от жены своей к Павле гуляет. Ну а той чего его не принимать? До ее отсидки они с Генкой не разлей вода были. Все думали, что у них дело к свадьбе идет. Да только характер у Павлы взрывной. Отметелила того мужика и пошла по статье.
– Павлу посадили за драку?
Старушка, которую подруги вначале приняли за мартышку, хитро улыбнулась:
– А вы, девочки, из газеты, верно? Вы про Павлу решили написать? И правильно! Форменное безобразие, что с ней тогда произошло. Генка в тюрьму сесть был должен. Это из-за него драка началась. А Павлуша его вину на себя взяла. За него под статью пошла. И что же? Был он ей благодарен? Ничуть не бывало, и года не прошло, как на другой бабе женился. Да только старую любовь ничем не заменишь. Вышла Павла, а Генка снова к ней переметнулся. Все чаще и чаще у нее бывает. Родная жена пока не в курсе, но того и гляди, снова до драки дело дойдет. Ох, боюсь я за Павлу, как бы не убила она кого ненароком!
При этих словах Кира сделала стойку.
– А что, Павла кого-то уже убивала?
– Ну а в тюрьму-то она за что пошла? Умер тот мужик-то, которого она отметелила. Генка должен был бы за себя постоять, у него тоже кулаки имеются, так нет, предпочел за спину Павлы спрятаться. Ну а она перестаралась чуток. Да оно и понятно, Павла, она в гневе себя не помнит. Так что хорошо, что вы к ней особо приставать не стали.
Подруги и сами теперь были этому рады. Выходит, они только что разговаривали с настоящей убийцей. Приставали к ней. Пытались угрожать. Нарывались, одним словом.
– Страшно подумать, Павла и нас могла убить!
И тут же в головах у подруг закрутились винтики и шпунтики. Если тетя Паша в прошлом уже убила человека, то не могла ли она убить и Таньку? За что? Пока неизвестно. Но подруги поставили напротив имени тети Паши жирную галочку и теперь твердо намеревались разузнать об этой особе все, что только возможно.
– Шея у Таньки была сломана, но тетя Паша здоровущая и в гневе впадает в особое состояние, силы у нее явно увеличиваются. Вдруг Танька сцепилась с этой кобылой, а она взяла и свернула ей башку?
В общем, подруги расплылись в самых чарующих улыбках и протянули свои дары бабушке.
– Это мне? – удивилась она.
– Вообще-то вы правильно угадали. Мы из газеты пришли. Нам редактор и денег выдал на представительские расходы. Но раз она не хочет, вы возьмите, хотя вообще-то мы это для Павлы купили.
– Ох, не умеете вы врать, – хитро улыбнулась старушка. – Ни в какой газете вы не работаете. Сама в газете работала, знаю, что из редактора лишнюю копейку трудно выдавить. Не стал бы он деньги направо и налево раздавать. Коньяк, торт, фрукты. В лучшем случае дешевенького печенья купили к чаю, да и все дела. Да и потом, кто теперь такая Павла есть? Сейчас она никто. Ноль без палочки. Это в прошлом у нее и карьера, и успех спортивный. А сейчас она просто бывшая зэчка, которая никому не нужна, кроме ее старого дружка-любовника. Да и тот…
И не договорив, старушка строго посмотрела на подруг и решительно закончила:
– Так что либо вы мне говорите все, как есть, зачем вы пришли к Павле и во что она снова вляпалась, либо прощевайте, гостьи дорогие!
Подруги колебались недолго.
– Хорошо! Мы расскажем вам правду.
– Всю правду! Без прикрас!
– Тогда заходите, – кивнула головой старушка. – Только ноги вытирайте. И ведите себя тихо. Петр Ильич спит!
Подруги не стали уточнять, кто это такой, муж или брат старушки, а может быть, какой-то другой ее родственник. Не все ли им равно, они тут совсем по другому делу. Но неожиданно, когда они уже двигались по большой и очень запущенной квартире, из одной из комнат появился огромный пес. Подруги ойкнули и испуганно замерли на месте. Пес при виде них тоже не двигался. Признаков агрессии он не проявлял, просто стоял и вдумчиво рассматривал подруг.
– Петр Ильич! Вы проснулись! – воскликнула старушка. – Ну и хорошо, у нас сегодня гости.
Пес открыл рот и гавкнул, отчего по всей квартире разнеслось громкое эхо, а подруги подпрыгнули на месте.
Что это была за порода, подруги определить так сразу затруднялись. И не потому, что плохо разбирались в породах собак. Просто в этой махине было намешано их столько, что с первого взгляда было и не разобрать, какая часть тут от кого. Голова вроде бы была от мастифа. Тело псу досталось явно от его далекого предка – датского дога. Шуба от ньюфаундленда. Ну, а принадлежность хвоста, ушей и лап подруги даже не могли определить. Вот мастью пес был точно обязан кому-то из далматинцев. Его густая и нестриженая шерсть была грязно-белого цвета в неровных черных подпалинах.
– Это ваша собачка? – пролепетала Кира. – Какая огромная!
– Это мой Петр Ильич. Охранник и друг.
– Охранник?
– А вы думали на эти метры не найдется желающих? – неожиданно вздохнула старушка. – Ох, темных людишек-то нынче сколько развелось, не счесть! Так и прут всякие риелторы с предложениями выкупить у меня квартиру.
– А вы не хотите продавать свое жилье?
– Да, не хочу! – с вызовом произнесла старушка. – Мне все равно, что будет с квартирой после моей смерти. Но дожить я хочу там, где прожила всю жизнь! Но эти люди такие настырные! Правда, после знакомства с Петром Ильичом никто из них тут больше не появлялся.
Как поняли подруги, четырехкомнатная квартира принадлежала старушке целиком. Она была единственной, кто пережил всех своих родных – мужа, двоих детей и даже внуков.
– Все уже умерли, одни мы с Петром Ильичом остались. Но скоро, видать, и мой черед придет. Сны мне все по большей части туманные снятся. Муж часто приходит, пока что молча на меня смотрит, ласково так, но чует мое сердце, скоро к себе позовет.
Старушка покачала головой, близкая кончина явно ничуть не печалила ее. Да и чего ей было бояться, когда все те, кого она любила, были уже «там»?
– Вот только что с Петром Ильичом будет, я не знаю. Муж его крошечным щенком принес. А он такой огромный вымахал, никто не захочет его взять к себе. Павле предлагала, так она не против, но у нее соседи. Павла в коммуналке живет. Соседи на нее и так зуб точат. Куда уж ей пса приводить!
– А за что соседи ополчились на Павлу? – обрадовались подруги возможности перевести беседу в интересующее их русло.
– За характер ее вредный. И за отсидку. Вы не смотрите, что Павла на вид такая злая и сердитая. На самом деле сердце у нее доброе.
Ага! Доброе у нее сердце! Старушка, видать, не заметила, как Павла чуть было не набросилась на подруг с кулаками!
– Ну да я вам не о том рассказать хотела. Что там опять у Павлы случилось? Что вы к ней приставали?
Но подруги пока что медлили с ответом. И Леся спросила:
– А почему у вашей соседки имя такое странное?
– Мать ее покойница учудила. Назвала дочку Павлиной. Павлина Андреевна. Ну а сокращенно – Павла или Павлуша. Так что у нее случилось?
Старушка смотрела прямо и твердо. Чувствовалось, что, не узнав правды о своей соседке, она и рта больше не раскроет. Врать ей «сыщицам» не хотелось. И подруги честно рассказали про свое расследование, след которого и вывел их к Павле.
– Если вы думаете, что Павла ту девушку убила, то это вряд ли. Я Павлу знаю. Она не сможет человека убить, а потом спокойно своими делами заниматься. Она хорошая. Уж вы мне поверьте. Если сгоряча чего и натворит, то потом обязательно ко мне прибежит и каяться начнет. О! Слышите!
В квартире раздался звонок, и старушка подняла указательный палец.
– Это Павла!
Петр Ильич, прикорнувший возле порога гостиной, быстро вскочил на ноги и с громким топотом, от которого сотрясались стены в старой квартире и подпрыгивали давно отставшие половицы на паркете, помчался к дверям. Он явно знал и любил Павлу, потому что в его лае подругам послышалась самая искренняя собачья радость.
Наверное, несмотря на свой дурной характер, в глубине души Павла была неплохой теткой. Вот только очень уж глубоко было запрятано ее хорошее «я».
– Посидите тут, – велела старушка подругам. – А я пойду, спрошу, чего этой бедолаге от меня понадобилось.
Девушки остались сидеть в просторной гостиной, обставленной мебелью середины прошлого века. Сталинский ампир. Вещи тогда делались на совесть. И вся мебель выглядела вполне добротной, хотя и давно вышла из моды. Никаких антикварных и дореволюционных безделушек – статуэток, серебра или картин – тут видно не было. Все то, что имелось, было куплено уже в середине двадцатого века.
– Анна Георгиевна, можно к вам?
– А что случилось, Павлуша?
– Нехорошо у меня на душе как-то, муторно.
– Да в чем дело-то?
– Сама не понимаю, а только гадко.
– Это не ты, случаем, на лестнице кричала?
– Я, – со вздохом призналась Павла. – Не сдержалась, а теперь вот жалею.
Подруги слушали и удивлялись. Это та самая Павла, которая едва не растерзала их? Или какой-то другой человек? Говорит тихо, вежливо. Ни следа от той хамоватой зэчки, с которой они столкнулись в дверях.
– Ну, заходи, коли жалеешь. У меня ведь твои девчонки сидят.
– У вас? Не может быть! Почему они у вас?
– А я специально их к себе пригласила. Решила, что ты извиниться перед ними захочешь, вот и позвала их к себе.
Павла быстро прошла по квартире следом за старушкой. И, увидев подруг, скромно притулившихся на кухне, быстро и грубовато произнесла:
– Привет! Что вы там про убийство-то говорили? Я не очень поняла. Кого убили?
– Татьяну.
– Таньку? Мою сменщицу?
– Нет, другую девушку – стриптизершу.
– Чего? – искренне удивилась Павла. – Какую еще стриптизершу? Вы что-то путаете. У нас в «Голубом Мотыльке» стриптиз девчонки отродясь не танцевали. Кому там на них глазеть? У нас одни пи…ы бывают! А они, как известно, бабами не интересуются!
Теперь пришел черед удивляться уже подругам. Выходит, «Голубой Мотылек» – это бар для голубых? Вот оно что! А они и не поняли сразу. А что? Название самое подходящее для такого рода тусовки. И как они сами не догадались об этом?
– Так что стриптиз у нас исключительно мальчики танцуют, – продолжала говорить Павла. – Никаких стриптизерш у нас отродясь не водилось.
– Возможно, Таня работала официанткой?
– Официанты тоже все парни! Во всей ночной смене единственная баба – это уборщица. То есть я либо Танька.
– Вот это она? – сунула Леся ей фотографию, взятую из квартиры убитой девушки.
Павла недолго смотрела на снимок. Сразу же кивнула:
– Да, это она.
– Вы уверены?
– Точно она! Значит, говорите, убили ее?
– Убили. А вы вроде бы не удивлены?
– Не удивляюсь, – подтвердила Павла. – Было у меня предчувствие, что влипнет эта девчонка в беду.
– Почему?
– Вела она себя очень странно. Да и какая из нее уборщица? Такие красивые девки в модели идут, в любовницы к богачам, ну, на крайний случай, в официантки или секретарши. Но никак не в уборщицы! А она пришла. И полы, и сортиры мыла! А зачем? Нужны ей разве были те копейки, что хозяин платит? То-то и оно, что нет! Но она все же это делала. Значит, был у нее в этом деле свой интерес, совсем нешуточный.
Трудно было себе представить, чтобы Танька с ее тщательно сделанным маникюром опустилась до такого грязного занятия, как мытье полов и унитазов. Но, с другой стороны, у подруг не было причин не верить тете Паше. Тем более что, разговорившись, извинившись и познакомившись с «сыщицами», тетка держалась вполне нормально и даже демонстрировала признаки дружелюбия.
– Вы уж извините меня, девчонки. Нервы у меня всегда были слабым местом. А уж после отсидки и вовсе – что ни день, то срываюсь. Чуть что не по мне, кровь в голову бросается.
– Щитовидку вам надо проверить, – сочувственно произнесла Леся.
– Щитовидку?
– Гормоны с человеческим организмом удивительные штуки творят. Наверное, у вас с ними проблема.
Но Павла не захотела поддержать этот разговор.
– Сколько отпущено, столько и проживу, – отрезала она. – Плакать по мне некому. Детей у меня нет. Родители померли. А к врачам я не ходок. К ним только пойди, мигом больной окажешься. Так я чего про Таньку-то вам рассказать хотела… Она ведь к нам неспроста устроилась на работу. Задание у нее было.
– Задание?
И подруги затаили дыхание, ожидая услышать нечто удивительное. И они не ошиблись. Едва только тетя Паша начала свой рассказ, как девушки поняли: они наконец-то нащупали верную ниточку в расследовании. И теперь оставалось только молиться, чтобы ниточка оказалась достаточно прочной и не оборвалась в самый последний момент.