Глава 11
Нотариус, оказавшийся маленьким, смешным старичком, сухоньким и похожим на какой-то экземпляр из коллекции энтомолога, извинился за свое опоздание.
– В городе неспокойно. Мне даже пришлось просить моих сыновей проводить меня к вам.
Сыновья господина Йенсена были настоящими богатырями. Просто удивительно, как это у столь тщедушного папаши могли уродиться такие красавцы. Вот только один из них косил на оба глаза, а второй шепелявил так, что слюни летели у него изо рта фонтаном.
– Природа на моих мальчиках отдохнула, – не стал кривить душой нотариус. – Умом их Господь обделил, зато силы физической отсыпал сверх меры.
Нотариус вместе со своими сыновьями, которые не отходили от него ни на шаг, прошел в зал, где уже собрались в нетерпении все присутствующие, включая и прислугу. Нотариус взошел на специально приготовленный для него помост. Справа и слева расположились его сыновья-охранники. Старичок пошуршал бумагами, поправил очки, величаво прокашлялся. Потом, и не думая начинать оглашения завещания, попросил воды, отпил глоток, поморщился, вернул стакан и попросил принести ему воды похолоднее.
Над толпой ожидающих пронесся стон. Но нотариус невозмутимо дождался своего прохладительного напитка. С явным удовольствием выпил. И лишь затем приступил к оглашению завещания покойного господина Якоба. Но и тут не обошлось без маленькой вступительной речи:
– Вообще-то завещание принято оглашать после похорон. Однако в данном случае речь идет о семье не только моего клиента, но и моего давнего друга. И в связи с чрезвычайными обстоятельствами, касающимися его кончины, я принял решение огласить завещание, которое заключается…
Дальше нотариус томительно долго разворачивал само завещание, снова искал очки и тянул время, как только мог.
Если же говорить вкратце, то все слуги, работавшие в доме от пяти лет и больше, получили небольшие денежные суммы, прямо пропорциональные сроку их службы. Самую большую сумму получила старая Роза – целых тридцать тысяч ренге – местной валюты, с которой подруги уже успели познакомиться. Все бумажки были украшены изображением зверей из большой пятерки. За один ренге давали шесть американских долларов. Так что старая Роза получила сто восемьдесят тысяч долларов и казалась весьма довольной. Во всяком случае, она утирала слезы полой своего белоснежного передника.
Своим детям господин Якоб завещал одинаковые суммы, каждому по сто тысяч ренге. Учитывая, что выплаты прислуге в общем и целом также равнялись ста тысячам, такая же сумма родным детям показалась даже подругам просто издевкой.
Такого же мнения была и Пэм:
– Да он над нами издевается! Ненавижу!
С этими словами девушка вылетела из комнаты, не дослушав завещание своего отца. А последний пункт, который там был, гласил, что все остальное свое состояние – дом, рудники, земли и акции – господин Якоб завещал своей молодой жене.
– Но Беатрис мертва!
– В таком случае наследовать будут ее родственники. Есть у бедной женщины родственники?
– Я! – вскочил на ноги Томас. – Я ее брат!
Нотариус кинул на него внимательный взгляд поверх очков.
– Подъезжайте ко мне в контору, молодой человек. Мы с вами все обсудим. Суд может решить, что господин Якоб поступил несправедливо в отношении своих детей, и увеличит их долю в наследстве отца.
Этими словами старый нотариус хотел сказать, что сам он на стороне родных детей господина Якоба. Что Томас – просто наглый выскочка. И что нотариус будет бороться за то, чтобы Томасу не досталось ничего. Томас тоже это понял и заныл, глядя на нотариуса:
– Ну хоть что-то я получу?
– Если ваша сестра не успела оставить завещания, то это будет решать суд!
Томас скуксился. Смерть сестры не принесла ему решительно никаких положительных моментов. Он остался один, без ее денег и без ее поддержки.
Следующие два дня были полностью посвящены подготовке к похоронам господина Якоба и Беатрис. Было решено, что похороны супругов состоятся в один и тот же день и час. И когда траурная процессия вышла на улицы города, чтобы двинуться к кладбищу, где у семьи имелся свой собственный семейный склеп, в котором господина Якоба уже дожидались три его первые супруги, то общественное движение всюду по ходу процессии было перекрыто.
– Господина Якоба если не любили, то уважали в городе.
За гробом помимо родных и слуг двигалась целая толпа народу. В подавляющем большинстве тут были белые граждане ЮАР, но в конце процессии шли и черные слуги. Оказывается, и среди них были те, кто мог сказать о господине Якобе доброе слово. Кого-то из этих людей он отправил на лечение, заплатив из своего кошелька. Чьи-то дети, подающие надежды, но бедные и бесправные, учились сейчас опять же за счет господина Якоба.
Та шаткая позиция апартеида, которой так открыто и горячо возмущались все мировые сообщества, в самой Южной Африке казалась вполне естественным продолжением традиции рабовладения. Белые господа всегда заботились о своих черных слугах, их детях и стариках. Они не позволяли им голодать, не оставляли без помощи на одре болезни или старости. В ответ негры должны были не нарушать закон и не бездельничать.
– Белые решали, черные исполняли. В мире был порядок. А посмотрите, что теперь творится в стране?
Всегда, когда рушится один строй и на смену ему приходит другой, льется кровь. И в Южной Африке ее должно было пролиться еще немало, прежде чем черное и белое население наконец разграничит страну и замкнется в двух враждебных лагерях. И еще много времени пройдет, пока оба лагеря вновь найдут общий язык и точки соприкосновений.
Эти разговоры велись среди белых гостей, пришедших проститься с господином Якобом и его молодой супругой. О чем разговаривали черные гости между собой, подруги не знали. Племенные языки ЮАР были им незнакомы. Да и как их выучить, если только государственных языков в ЮАР было сразу четырнадцать!
– Больше только в Индии. Там их двадцать два или двадцать три.
Никаких поминок по русскому обычаю тут не было. Гости простились с дорогими покойниками прямо на кладбище, сказав слова над открытым гробом покойного господина Якоба и его молодой жены. Было произнесено много хороших и трогательных речей, как обычно и бывает на кладбище. Подруги ожидали, что кто-нибудь упрекнет господина Якоба в каком-то грехе, который можно было бы счесть причиной его смерти, но все молчали как партизаны, говоря лишь самое хорошее.
– Эх, если бы вся эта толпа отправилась, как у нас, на поминки, да выпила там хорошенько, может, мы бы чего и узнали. А так…
Так нечего было и рассчитывать на откровенность этих людей. Все они были трезвы и сдержанны.
Но внезапно подруги встрепенулись. В толпе мелькнуло знакомое лицо. Эту девушку подруги определенно где-то видели. Вот только где? Девушка была красивой, чернокожей, и подруги ее совершенно точно знали!
– Да это та припадочная, которая рвалась к Крису в день нашего приезда! – воскликнула Леся, тоже углядев черненькую красоточку. – Помнишь, Лимпо ее не пустил наверх, а она все равно от него вырвалась и по лестнице сиганула?
– Ага. Помню.
– Как ее имя?
– Зам… Замбия!
И подруги с интересом принялись следить за негритяночкой в четыре глаза. Может, она и сегодня выкинет что-нибудь в том же роде?
Но пока звучали речи, негритяночка к могиле не сунулась. Да и как бы она прорвалась через плотный кордон сытых белых господ, которые были все на одно лицо и явно составляли цвет старой аристократии ЮАР. Все они были потомки протестантов, бежавших в свое время из старушки Европы от преследований своей веры. И на их лицах лежала печать мрачной решительности, всегда отличающей этих людей.
Они не рвались к золоту, не рвались к алмазам. Они приехали в эти края, когда тут не было ничего этого и в помине. И их вполне устраивало процветание этой страны, которую они из пустыни превратили в цветущую долину. И вот теперь, спустя почти сто лет, у них отбирали то, что не смогла отобрать даже могущественная Англия. У них отбирали их землю. И самое страшное, вместе с землей у них отбирали уверенность в своих силах и завтрашнем дне.
В связи с этим они держались еще более тесно и сплоченно. У молоденькой негритянки не было шансов протиснуться к могиле.
– Смотри, у нее что-то в руках.
– Вижу.
Кира прищурилась, стараясь рассмотреть, что же вертит их знакомая в своих тонких черных пальцах. Солнце сильно мешало Кире, несмотря на то что она не забыла нацепить темные очки. И все же кое-что ей рассмотреть удалось.
– Вроде бы у нее какая-то кукла.
– Да, кукла из соломы и тряпок.
– И зачем она ей?
– Хочет подарить какому-нибудь ребенку?
Кира покачала головой. Детей на похоронах не было видно ни одного. Возможно, где-то в задних рядах и притаилась пара черных ребятишек, но вблизи могилы стояли только взрослые. Вид у них был угрюмый. Даже тут они не могли забыть взаимных обид и обменивались далеко не дружелюбными взглядами.
Но потом заиграл оркестр. И под звуки траурной музыки гробы начали плавно опускаться вниз. В толпе раздались сдержанные рыдания. А присутствующие потянулись к гробу, чтобы традиционно бросить на него горсть земли. Первыми прошли дети покойного и Томас – ближайшие родственники. Следом за ними двинулись остальные.
Сначала прошли белые, потом потянулись черные. Но подруги стояли на своем месте, они следили взглядом за своей знакомой, которая спрятала куклу в руках.
– Она идет к гробу.
– Внимание.
Проходя мимо гробов – супругов хоронили в общей могиле, рядышком – негритяночка немного притормозила. Она дождалась, когда пройдут последние белые гости, и пошла чуть впереди черной толпы. И когда оказалась у ямы, то в могилу полетела не только горсть земли, но и соломенная кукла.
– О! Ты это видела! Она бросила в могилу куклу!
Это увидели не только подруги. По рядам черных гостей пронесся сдержанный гул. Но напроказившая негритянка уже скрылась в густой толпе. К Крису и остальным детям господина Якоба, чтобы выразить им свои соболезнования, она даже не подошла.
– Зачем она это сделала? Это какой-то знак?
Дядюшки Лимпо, к которому подруги могли бы обратиться за разъяснениями, видно не было. Но, судя по тому, в каком смятении переглядывались люди, идущие следом за негритянкой, они хорошо знали, что она натворила. Но из белых выходку девчонки заметили лишь сами подруги и еще двое – муж и жена, которые проходили мимо могилы последними и случайно оглянулись назад как раз в тот момент, когда куколка летела в могилу.
Поэтому подруги и подошли за разъяснениями именно к ним, к пожилой супружеской паре, у которой были добрые и приветливые, но при этом растерянные лица.
– А что эта девчонка бросила на гроб нашего дорогого господина Якоба? – спросила у них Кира.
Супруги вскинули на нее головы, и жена воскликнула:
– О! Я же тебе говорила, дорогой! Черномазая это сделала!
Муж взглянул на подруг и спросил:
– Вы это тоже видели?
– Да.
– Пит, ты слышишь, – теребила его жена, – мы не ошиблись. Девочки тоже это видели.
– Но что именно мы видели? – спросили у них подруги. – Что это была за кукла?
– Это отвратительная вещь!
– Почему? Кажется, это была самая обычная самодельная кукла из соломы и тряпок.
– Это была кукла-вуду, голем!
– Что?
– По одному из культов, которым поклоняются до сих пор наши негры, это такая магически заговоренная колдуном кукла, которая порабощает душу умершего, заставляя его служить живому колдуну.
– Но это же явная глупость!
– Черные в это верят. И то, что сделала эта девчонка… Это непростительно, кощунственно, гадко!
– Она нанесла оскорбление всем нам. И в первую очередь детям нашего дорогого Якоба.
Но Пэм, Петрес и Крис казались невозмутимыми. Они стояли слишком далеко от могилы, могли и не видеть, как негритянка бросила в могилу заговоренную злым колдуном куклу. Белые гости, кроме супругов, тоже стояли спокойно. О том, что случилось, поняли лишь черные. Ну и, конечно, сами подруги, которых очень заинтересовало странное поведение девушки.
За что-то она ненавидела семью Якоба. И насколько далеко простиралась ее ненависть?
– За ней! – скомандовала Кира. – Надо ее догнать!
И подруги устремились следом за негритяночкой, которая скрылась в толпе черных.
– Извините, – пробивалась в ту же сторону Кира. – Простите. Мы не местные, нам надо туда!
Как ни странно, негры послушно расступались в разные стороны, давая ей дорогу. И хотя выглядели они изрядно недоумевающими, никто из них не мог понять, что нужно двум приличным белым девушкам среди черной толпы, все же подруг тут никто не обижал. Пару раз Кира ощутила пощипывание пониже талии, но это явно постарались молодые ребята, которых их старики привели на кладбище и которые тут отчаянно скучали.
– Где эта коза? – сердилась Леся. – Она пошла в эту сторону! Куда делась?
Наконец подруги выбрались из толпы и увидели, как по кладбищенской дорожке от них удаляется тоненькая фигурка.
– Скорей! Уйдет же!
Но черная девушка никуда не торопилась. Она шла, безмятежно подставив лицо солнечным лучам и улыбаясь. У нее был умиротворенный вид человека, который не только сделал доброе дело, но еще и выполнил при этом свой долг.
– Девушка! – погнались за ней подруги, едва отойдя от скопления народа возле свежей могилы господина Якоба. – Как вас там? Замбия! Эй! Вы нас помните?
Негритянка оглянулась, и на ее лице заиграла та самая ни с чем другим не сравнимая белозубая и широкая улыбка, которая отличает этих людей.
– Инглиш? – весело засмеялась девушка, показывая тем самым, что она тоже узнала подруг.
Но тут же на ее лице мелькнуло выражение испуга, которое так быстро сменилось откровенным страхом, что подруги просто не успели заметить эту перемену. Когда они спохватились, было уже поздно. Негритяночка шмыгнула прочь от них по какой-то боковой дорожке и стремительно понеслась, огибая могилы.
– В погоню! За ней!
Подруги побежали, но, увы, им было далеко до ловкости и грациозности негритянки. Хотя они тоже бежали быстро, но негритяночка точно ушла бы от них. Расстояние между ней и подругами все больше и больше увеличивалось. Еще несколько прыжков, и эта серна скроется среди могил.
– Уйдет! – выкрикнула на бегу Кира.
– Не догоним! – согласилась с ней едва переводящая дух Леся.
Но как раз в этот момент на пути негритяночки попался кладбищенский служитель. Был он белым и явно относился к тем людям, которые также ненавидят черных. Этот неопрятно одетый, грязный старик вообще ненавидел всех на свете. Но негритяночку он схватил с таким видом, словно собирался немедленно и самолично ее линчевать. Девушка попыталась вырваться. Но старик дал ей здоровенную оплеуху, от которой голова бедняжки дернулась в сторону, словно ватная.
– Не трогайте ее! – налетели на сторожа с двух сторон подруги. – Она наша!
Старик явно растерялся. Но Кира уже сунула ему в руки купюру со слоном, и служитель удалился, укоризненно покачивая головой и явно осуждая молодых белых девушек, которые носятся за черными по кладбищу, оскверняя тем самым покой усопших.
– Эй! Очнись!
Приводя девушку в чувство, подруги даже не знали, смогут ли они поговорить с Замбией. Знает ли она по-английски что-нибудь кроме ее «Инглиш?». Впрочем, несколько фраз она точно знает. А язык взаимопомощи и дружбы понятен во всем мире.
Наконец незнакомка открыла глаза и удивленно посмотрела на подруг.
– О, моя голова! – произнесла она на отличном чистом английском. – Что со мной произошло?
– Ты упала.
– Упала?
– Упала и ударилась.
– А тот старик, который меня схватил?
– Он ушел.
– А-а-а…
Девушка попыталась сесть. И тут же на ее смуглом личике снова промелькнуло выражение тревоги.
– Нас не должны видеть с вами вместе!
– Почему?
– Отец… он будет против!
Замбия вскочила на ноги и снова рванула в сторону. Но на сей раз подруги были начеку и перехватили беглянку.
– О чем ты говоришь? – потребовали они от нее объяснений. – И почему ты предостерегала нас покинуть дом Криса?
– Я не могу вам этого сказать!
– Дело в Крисе?
– Во всей их семье!
– Они опасны для нас?
Негритяночка заколебалась, но потом все же отрицательно замотала головой.
– Я не могу вам ничего рассказать!
– А та кукла?
– Какая кукла?
– Та кукла, которую ты кинула в могилу господина Якоба. Она что значит?
– О! – побледнела девушка. – Вы ее видели?
– И не мы одни. Не удивлюсь, если через полчаса уже все будут осведомлены о твоей выходке.
– Ой, тогда мне надо бежать! Надо скрыться от гнева отца. Он будет страшно зол на меня. Отец слишком долго прожил с белыми, он перенял многое из их нравов. Стал трусливым и жалким!
Девчонка снова попыталась задать стрекача, и снова девушки ее не пустили.
– Я буду кричать! – предупредила их девушка. – Пустите!
– Кричи! На шум прибегут сторожа. А мы расскажем им про ту соломенную куклу, которую ты бросила в могилу. Уверена, они знают, как поступать с такими, как ты, оскверняющими могилы белых господ.
Девушка затихла. А Кира поспешила закрепить победу:
– И еще я уверена, что эта кукла имеет большое значение. И наверняка это что-то совсем нехорошее. Тебя за содеянное по головке не погладят.
– Что вы от меня хотите?
– Хотим поговорить с тобой. Объясни нам, что происходит.
– Где?
– В семье Якоба Крис, его брат и сестра попросили нас найти убийцу господина Якоба и его жены. Но мы в полной растерянности. Все вокруг говорят про господина Якоба только хорошее. Нам совершенно не за что зацепиться в нашем расследовании.
Негритяночка уставилась на подруг очень внимательно.
– Вы будете расследовать убийство этих двоих? Господина Якоба и его жены? Вы что, серьезно?
– Более чем. И ты должна нам помочь, а иначе мы расскажем про твою выходку… расскажем про нее Лимпо!
– О нет! – вскинулась девушка. – Не надо! Он меня никогда не простит!
– Хорошо. Мы ему ничего о тебе не скажем. Тогда ты в качестве благодарности расскажи нам все, что знаешь про господина Якоба и его семью.
– Ну… ладно.
Негритянка приняла какое-то решение. Во всяком случае, бежать она больше не пыталась. И так как разговаривать среди могил подругам показалось не самым удачным вариантом, они предложили выйти с кладбища и где-нибудь посидеть всем вместе.
Возле кладбища стояло несколько машин такси. Общественный транспорт в Кейптауне работал плоховато, и эта отрасль была отдана на откуп мелкой мафии, как белой, так и черной, которая упорно враждовала между собой, без конца деля маршруты в мелких, но кровопролитных драках.
Но подругам попался благообразный индус, с внушающей доверие чалмой и бородой. Он без проблем довез девушек до людной оживленной улицы, где и высадил всех троих у китайского кафе. Оказалось, что все, включая их самих и Замбию, хорошо относились к китайской кухне. Да и кому может не понравиться прозрачная рисовая вермишель, которую подают с разнообразными добавками – острыми, сладкими, кислыми или солеными, и все равно всегда она вкусная?
Так что три девушки заказали себе вермишель, по порции мяса, закуски и в довершение попросили принести бутылку местного вина из Констанции. Подругам уже довелось пробовать это вино в дегустационном зале, и они остались им вполне довольны. Оно отлично подходило к любой трапезе, пусть даже и китайской. Местное вино тут продавалось всюду, сортов и названий было в избытке.
– Мы сначала попробуем одно, потом другое, а потом выберем третье.
Итак, программа поминок господина Якоба в духе ЮАР была выработана. Пить водку по такой жаре не хотелось никому, а вот легкое и слегка терпкое вино вполне годилось.
– Ты зачем приходила домой к Крису?
– Я хотела поговорить с ним… Но отец меня не пустил к Крису.
– Отец? Так Лимпо – твой отец?
– Да.
Но подругам-то Лимпо сказал, что девушка – это всего лишь его дальняя родственница. Ага, понятно, он не хотел, чтобы подруги сочли, что у него есть так дурно воспитанная дочь. Ведь дочь, которая врывается в чужое жилище и устраивает там скандал, – это позор для отца. А дальняя родственница – это ничего. К ее воспитанию сам Лимпо прямого отношения не имеет, значит, и стыд за нее невелик.
– А зачем ты приходила к Крису? Твой отец сказал, что это из-за жалованья, которое тот задерживает твоему отцу.
– Что? Жалованье? Да какое жалованье… Тут дела поважней.
И Замбия снова замолчала. Определенно, одной бутылки оказалось слишком мало, чтобы язык у нее развязался. И Кира сделала официанту знак, чтобы он принес еще одну бутылку. Вино было снова разлито и выпито. И Кира спросила:
– И что ты хотела сказать Крису?
– Хотела предупредить, какой мерзавец его отец!
– Господин Якоб?
– Да! Вы знали, что у господина Якоба было три жены? Беатрис – это четвертая.
– Нам рассказывали. Но менять жен – это еще не преступление.
– Нет? А убивать их? Это вам как?
– Господин Якоб убивал своих жен? – пораженно переспросила Кира у Замбии, пока Леся просто беспомощно хлопала глазами.
– Одну он точно убил! И знаете, какую?
– Нет. А ты знаешь?
– Знаю. Это была мать Криса!
Подруги пораженно молчали. Они помнили, что им рассказывали о том, будто мать Криса убили какие-то грабители, когда она находилась в загородном доме. Об этой семейной трагедии подругам поведала сама Беатрис. Но откуда о ней узнала Замбия? Почему она так уверенно обвиняет в случившемся господина Якоба? Какие у нее есть на это основания?
– И ты можешь доказать свои обвинения? Можешь привести доказательства вины господина Якоба?
– Дела убийцы доказывают мою правоту лучше всяких слов! – запальчиво воскликнула Замбия.
– Как это?
– Хотите знать? Ну, слушайте!
И под третью бутылку вина Замбия принялась рассказывать то, что ей удалось узнать буквально неделю назад. То, что полностью перевернуло ее жизнь и представления о ней.
– Меня вырастила бабушка. Отец всегда аккуратно присылал ей деньги на мое содержание, причем присылал так много, что хватало на всю семью. Так что никто из нас не нуждался. Но сам отец приезжал очень редко. Все свое время он проводил в семье господина Якоба, воспитывал его детей. Особенно отец выделял Криса. Тот всегда был его любимчиком.
– Так ты, возможно, завидуешь Крису?
Подруги ожидали, что Замбия гневно сверкнет глазами и проявит свою ревность, ведь Крис фактически отнял у нее отца. Но Замбия лишь пожала плечами и сказала:
– Нет, нет, Крис, он очень хороший. Слабый, бесхарактерный – это правда, но он хороший и добрый человек. Мы с отцом его оба очень любим. Конечно, мне раньше иногда казалось, что отец любит Криса больше, чем меня. В детстве меня это даже обижало. Ведь меня отец отправил к бабушке, а сам остался жить в доме господина Якоба. И сделал он это лишь для того, чтобы быть все время как можно ближе к Крису.
– И еще из-за денег, которые получал в том доме и на которые мог растить тебя, как принцессу.
– Это я уже поняла потом, когда выросла, – отмахнулась Замбия. – А в детстве мне частенько бывало обидно. Но бабушка у меня была очень мудрая женщина. Она вовремя спохватилась и заставила меня выкинуть из головы такие мысли. Она рассказала мне, что бедный мистер Крис после смерти его матери совсем свихнулся. И что мой отец, дав клятву его матери, своей госпоже, всегда опекать ее ребенка, вынужден держать свое слово. Он остался с мистером Крисом, чтобы никто не мог обидеть его.
В целом жизнь маленькой Замбии нельзя было назвать несчастной. Да, она рано потеряла мать, и отец не обращал на нее особого внимания, но в средствах она не была стеснена и жила в большой семье, где ее все очень любили.
– У бабушки помимо моей мамы было еще пятеро детей. Трое из них – два моих дяди и тетя – жили с нами. У них всех тоже есть дети. И мы весело проводили время. Хотя мой отец почти и не приезжал ко мне. Тогда я сердилась на него, но теперь понимаю, он просто оберегал беднягу Криса.
– Оберегал? От кого?
– От его отца. Господин Якоб убил свою жену – госпожу Веронику, мать Криса. Наверное, такая же участь могла постигнуть и Криса. В тот день его спасло лишь чудо. Он спрятался в шкафу, и убийцы его не заметили. Не всем так повезло.
И на лице Замбии появилось мрачное и даже мстительное выражение. Кого она имела в виду, делая свое странное замечание? Однако на тот момент подруг куда больше заинтриговала другая вещь. И Кира спросила у Замбии:
– Но почему ты обвиняешь в случившемся именно господина Якоба?
– Почему? Сейчас я вам это объясню!
И под четвертую бутылку, которую подругам пить уже и не хотелось, разговор снова потек о тех давних событиях, правда о которых всплыла лишь совсем недавно.
Замбия совсем подружилась с девушками и пьяно шептала им:
– Не ищите вы убийц господина Якоба. Не будите чертей! Правда, так будет лучше для всех!
– Но что, если господин Якоб не преступник? Что, если ты ошибаешься?
– Нет, – помотала головой Замбия. – Я не ошибаюсь. И слушайте меня, почему!
Дальнейший рассказ девушки многое прояснил в ситуации. Один из кузенов Замбии, вместе с которыми она выросла и, конечно, была очень близка, решил пойти работать в полицию.
– В последнее время многие из наших ребят пошли работать в полицию.
Однако, несмотря на изменившийся общественный строй, поступить на должность в полицейское управление было не так-то просто. Тут требовались знакомства, требовались связи. Но, к счастью, связи у кузена Замбии нашлись.
– Жена одного из моих троюродных братьев уже работала в полицейском архиве. Она и замолвила словечко за моего кузена. Пришлось дать на лапу начальнику отделения, чтобы он из многих претендентов выбрал именно моего брата. Но в конечном счете дело того стоило.
Переговоры велись не один месяц. Потом по всей родне собиралась сумма взятки. Лимпо тоже внес существенную лепту в общий котел. Ну а потом наконец желаемое свершилось, и кузен Замбии получил место в полиции. Теперь он был при исполнении своих обязанностей и очень заважничал. Но про тех, кто помог ему в достижении заветной цели, не забывал. А уж про маленькую Замбию, с которой вместе вырос и которую очень любил, и подавно.
– Хочешь, я узнаю, что там было по тому делу, которое не дает тебе покоя?
Замбия охотно согласилась узнать про убийство матери Криса, которого столь ревностно теперь опекает ее отец.
– Ведь до смешного доходило. Мой собственный отец буквально не отходил от чужого ему мальчика. Особенно первое время после того, как погибла мать Криса. Он пекся о нем так, словно Крис был ему родной. А ведь родной ему была я – его дочь. Я тоже осиротела. Но меня отец просто отправил к бабушке и счел свой долг в отношении меня выполненным.
Конечно, уязвленное самолюбие требовало от девушки разобраться до конца в этом деле. Она попросила своего кузена поднять дело из архива. И прочитав его, просто оторопела.
– Я сразу же поняла, что произошло! Даже юридического образования мне для этого не потребовалось. Дело об убийстве матери Криса и нападении на их загородный дом завершилось, даже толком не начавшись. Был произведен осмотр места преступления. И на этом все! Никаких розыскных мероприятий не было проведено. Нет, вру, были два рейда по округе, но вот только кого искали полицейские? В деле не было даже намека на то, как выглядели преступники!
– Но при чем тут господин Якоб? Это вина ленивых полицейских, которым не хотелось работать.
– Нет! Они бы работали, ведь была убита белая женщина, жена известного человека. Но их работу искусственно притормозили! И знаете, кто притормозил?
– Понятия не имеем.
– Расследование обстоятельств этого преступления было закрыто по указанию самого господина Якоба!
И Замбия замолчала, торжествующе глядя на подруг. Что и говорить, новость была потрясающая. И на то, чтобы ее обдумать, жалких остатков вина в почти что пустой бутылке было, конечно, мало. Подруги кликнули официанта, который смотрел на них теперь с благоговейным восторгом, и продолжили с Замбией разговор, который оказался таким продуктивным.