Глава 10
Но оказалось, что старик еще может влиять на них. Неожиданно кинув на Бориса колючий взгляд, он произнес:
— Вы все еще хотите, чтобы я вернул родителей этой девочке?
— Больше, чем когда-либо.
— Тогда у меня будет к вам разговор. Но вначале… хочу, чтобы вы кое-что увидели.
— Что же это?
— Погодите немного, дайте мне собраться с мыслями.
Старик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Губы его шевелились, но лицо было бесстрастно. Казалось, он находится в трансе.
Платунов и другие полицейские молча наблюдали за ним. Но Настя заметила, что если полицейские смотрят на старика всего лишь с любопытством, то на лице Бориса отразилась настоящая тревога. Невольно это же чувство передалось и Насте и она отчего-то задрожала.
И в ту же минуту во дворе раздались чьи-то громкие крики. Подбежав к окну и выглянув в него, Настя с удивлением увидела своего старого ушастого знакомца. Того самого, который с такой радостью бежал на зов Юдина и которого он доставил в этот дом. Но теперь ушастый был не похож сам на себя. С дикими безумными криками он носился по заснеженному двору, босой и одетый лишь в длинный белый балахон, странно липнущий к его телу. Присмотревшись, Настя поняла, что балахон этот был к тому же мокрый, облитый какой-то жидкостью.
И первой мыслью девушки была мысль о том, что он простудится.
Но присмотревшись внимательнее, она поняла, что дела обстоят еще хуже, чем ей показалось вначале. В руках у ушастого был какой-то предмет, который старались отнять у него несколько полицейских, также носившихся за ним по двору. Вся эта сценка напоминала какую-то детскую игру, вот только лица играющих были слишком уж сосредоточены, чтобы принять все за веселую забаву.
Неизвестно, сколько времени понадобилось бы полицейским для того, чтобы догнать и увести безумца, продолжавшего даже на бегу вопить:
— Аллилуйя!
Причем вопил он во весь голос, и не останавливаясь. Насте даже стало страшно за него, вдруг у него не выдержат голосовые связки? Но неожиданно один из полицейских, неуклюже перебиравший ногами до сих пор, поскользнулся и свалился на утоптанный снег. Бегущие за ним следом тоже не смогли удержаться на ногах. На мгновение посредине двора образовалась куча-мала из барахтающихся в ней полицейских, каждый из которых пытался встать на ноги первым, ронял товарищей и снова падал сам. Место казалось то ли проклятым, то ли просто очень скользким, но подняться у полицейских получилось не сразу.
Ушастый тоже остановился, какое-то короткое мгновение он смотрел на полицейских, а потом на его лице появилось тоскливое выражение. Он поднял вверх руку, и Насте наконец удалось увидеть, что он держал в пальцах все это время. Это была зажигалка. Самая обычная зажигалка в синем пластмассовом корпусе, которую можно купить в любом магазине.
Ушастый щелкнул этой зажигалкой у себя над головой, она не загорелась, а выражение тоски на его лице еще больше усилилось.
Казалось, что ему совсем не хочется делать то, что он делает. Но в то же время не сделать это он тоже не может.
— Что он задумал? — невесть с чего еще сильней встревожилась Настя.
Она распахнула окно, и в комнату ворвался морозный воздух вперемешку с каким-то очень знакомым запахом.
— Ацетоном пахнет.
— Это же он ацетон на себя вылил! — ахнула Настя, которую внезапно осенило, почему белый балахон ушастого так липнет к его телу. — И зажигалка у него в руках! Он облил себя растворителем и хочет теперь поджечь.
Словно услышав ее, ушастый щелкнул зажигалкой еще раз. На сей раз показался крохотный язычок пламени. Но как ни безобидно он выглядел, Настя понимала, этот огонек способен наделать огромных бед.
И она высунулась в окно по пояс и громко закричала ушастому:
— Нет! Прекрати!
Она не была уверена, что он ее слышит. Но он услышал. Парень взглянул в ее сторону, и на короткое время его лицо приобрело почти человеческое выражение. Вроде бы он даже узнал ее, во всяком случае, улыбнулся, и глаза его просветлели. Но уже в следующий момент его лицо снова превратилось в безучастную маску смертника. Ушастый снова поднял руку, но на сей раз не успел ничего сделать, потому что полицейские сумели с толком использовать временную передышку, данную им Настей. Они снова были на ногах и кинулись всей кучей на ушастого. Уже через секунду его повалили на снег, отобрали зажигалку, а самого укутали в теплое одеяло и повели к дому.
Ушастый не протестовал. Он вообще ни на что больше не реагировал. Насте показалось, что он утратил всякую связь с этим миром, таким отрешенным было выражение его лица.
— И со всеми остальными точно такая же хрень, — услышала она чей-то голос за своей спиной.
Это обращался к майору один из его подчиненных, также наблюдавший за сценой.
— Если они свободны, то буйствуют или пытаются наложить на себя руки. Связываешь, замыкаются, ведут себя, словно истуканы. Поставишь, стоят. Уложишь, лежат. Ни слова не говорят. Никакой реакции. Что у них в башках делается, непонятно.
— Это задача врачей разобраться, что у них в головах, — строго заметил подчиненному Платунов. — Мы же свое дело сделали. Эти люди больше не зависят от своего кукловода.
И майор кивнул в сторону притихшего старца. Но тот неожиданно поднял голову и громко произнес:
— Ошибаетесь, господин полицейский! Я могу контролировать этих людей из любого карцера, куда вы меня засунете. Наши мысли связаны воедино. Прикажу им умереть, они умрут.
— Не умрут.
— Доказать?
И старец взглянул в сторону окна.
— Посмотрите сами, — предложил он остальным.
Колебания полицейских были недолгими. Они выглянули, а следом за ними и Настя с Борисом.
— Твою…!
Ушастый, которого еще не успели завести в дом, внезапно обмяк. И если бы не поддерживающие его с двух сторон полицейские, упал бы на снег.
— Что с ним?! — крикнул майор в окно.
— А кто его знает! — ответил с улицы один из полицейских. — Похоже на обморок! Оно и неудивительно, он ведь весь мокрый и замерз до чертиков.
Позади них раздалось покашливание. Они обернулись и увидели, что это смеется старец. Противно так, то ли хихикает, то ли давится. Но физиономия у него была торжествующая.
И заметив, что на него все смотрят, он поднял глаза и спросил:
— Хотите, чтобы он умер?
Настя дернулась первой:
— Нет, не надо!
Старик взглянул на нее с насмешкой. А потом снова посмотрел на полицейских:
— У меня есть власть над этими людьми. Только от меня зависит, будут они жить или умрут прямо сейчас. Если хотите спасти их жизни, вы должны меня отпустить.
— Еще чего! — фыркнул майор. — Ты, старик, допрыгался.
— Тогда они все умрут!
— Не верю я в твои штучки. Это все спектакль для легковерных дураков. Ермаков, оформляй задержание!
И он поспешно вышел из комнаты, оставив старика в обществе своих подчиненных и Бориса с Настей, которым до сих пор никто не велел удалиться из комнаты. Это было довольно странно. А еще более странно было то, что после того, как Борис подошел к полицейским и о чем-то с ними пошушукался, полицейские почти сразу же встали и отправились вон из комнаты.
— У вас есть десять минут, — бросил последний из них, выходя через дверь.
Настя с удивлением посмотрела вслед полицейским. Почему они ушли? Ясно, что их об этом попросил Борис, но почему они его послушались?
Но обдумать этот потрясающе интересный факт она не успела. Ее мысли снова перебили. И на сей раз это сделал старик.
— Но вы-то верите, что жизни этих людей нынче зависят от меня? — внезапно произнес он, подняв свои странные глаза и глядя прямо на Бориса.
Тот не стал мешкать и кивнул:
— Верю.
— Хотите, чтобы родители девчонки вернулись к ней?
— Прежними?
— Я верну им разум, — медленно произнес старик. — Но за это я потребую от тебя…
— Не в том вы положении, чтобы сейчас торговаться.
— Это вы не в том положении, чтобы возражать мне. В моей власти расправиться с ее родителями, к которым она так нежно привязана, прямо сейчас!
В голосе старика слышалась прямая угроза, и Настя страшно испугалась. Она почему-то тоже поверила в то, что старик может осуществить свою угрозу.
И девушка кинулась к своему другу:
— Боря, сделай, что он просит! Ты знаешь, что он хочет?
— Ты же слышала, он мечтает расправиться с твоими родителями.
— Этого нельзя допустить.
Борис повернулся к старику:
— Говори, что ты хочешь?
— Да, я могу убить этих людей, но какая от этого будет мне польза? — задумчиво произнес тот. — Вы не захотите мне тогда помогать. Получится, что я использую свои козыри, а выигрыша не получу. Это было бы глупо. — И, взглянув на Бориса, он твердо сказал: — Я предлагаю вам обоим сделку! Тебе и этой девчонке. По какой-то причине, не буду говорить тут, по какой именно, надеюсь, вы оцените мою деликатность, но вы хотите вернуть этой барышне ее родителей. Однако не раньше, чем закончится ваше дело. Так вот, я обещаю вам это.
— Что именно?
— Родители вернутся к девочке в здравом уме и произойдет это не раньше срока, который нужен вам.
О каком это сроке все время твердит тут этот старик? Настя хотела озвучить свой вопрос, но Борис перебил ее.
— И что вы хотите получить от нас взамен? — спросил он у старика. — Я понимаю, сделка — есть сделка. Выкладывайте свои требования.
— Вы помогаете мне выбраться из этой истории!
И он поднял перед собой закованные руки, потряс наручниками и спросил:
— Понятно, чего я хочу от вас?
— Хотите, чтобы я вас вытащил из тюрьмы?
— Хочу, чтобы вы доказали, что меня не за что наказывать. Что я невиновен!
— Так ли уж и невиновен?
— Мы с вами говорим про убийство! О нем сейчас речь.
— Не представляю, как смогу вам помочь. Если вы убили собственную дочь…
— Я не убивал Снежану! Только этот тупица майор мог поверить, будто я убил мою девочку.
И на глазах старика выступила влага, очень похожая на слезы. Настя даже не поверила в то, что видит. Этот каменный старик, только что чуть не убивший на ее глазах человека и грозившийся оборвать жизни двух самых любимых ее людей, способен на какие-то нежные чувства? Впрочем, ведь и тарантул бывает привязан к своему потомству.
— Снежана — это единственное, что связывает меня с прежней жизнью. Дочь всегда была моим другом. Самым верным и преданным.
— И так было до тех пор, пока она не предала вас.
— Это все бред! Да, у нас произошла с ней вчера размолвка. Но это не имеет ровным счетом никакого отношения к тому, что она, как это мнится майору, обманула мое доверие, воспользовалась деньгами, за что я ее и покарал. Вовсе нет. Эти деньги, по большому счету, были ни мне, ни ей совсем не нужны.
— Но все же вы отнимали их у законных владельцев.
— Деньги — это ведь есть энергия. Наш нынешний мир живет почти полностью на одной этой энергии. Поэтому мы так и жадны до всевозможных банкнот. Мы все остро нуждаемся в энергетической подпитке, а нас приучили думать, будто единственный способ получить подзарядку — это потратить немного, а лучше много денег. Ну, а чтобы их потратить, их сначала нужно где-то раздобыть, заработать, украсть. Вот и летит этот мир кувырком по накатанной колее да прямо в пропасть.
— Зачем же вы участвовали в этом? — Борис не скрывал своей насмешки. — Зачем вы отбирали деньги у других? Не для того ли, чтобы присвоить себе?
— Нет.
Старик выглядел совершенно серьезным.
— Те деньги, что попадали в мои руки, я очищал.
— Это как же? — невольно заинтересовался Борис. — Уточните схему очищения денег. Через какой банк вы их «чистили»? Ваша дочь возглавляла список юридических лиц, через которых реализовывались эти схемы?
— Вы снова мыслите слишком плоско. Я пропускал попавшие мне в руки грязные деньги через энергетическое колесо Вселенной.
— И что? Оно способно очистить эти деньги?
— Да, — совершенно серьезно кивнул старик. — Я умею это делать. С моей помощью деньги становились чистыми. Получивший их, уже не стремился приобрести на них дом, машину, жену-красавицу. Разве что дом в качестве подарка бездомному. Машину — безногому. Ну, а жену-красавицу не для себя, а для ее любимого, но бедного жениха.
— Что-то я вас не пойму.
— Получивший в руки эти деньги уже никогда не захотел бы тратить их ни на вкусную жратву, ни на дорогое пойло, ни на другие суетные вещи. Единственное, что его теперь интересовало бы, как истратить деньги, чтобы приятно от этого было не столько ему самому, сколько другим.
— Все равно я не понимаю вас. Вы что, раздавали эти деньги как милостыню? Направо и налево?
— Нет, конечно. Тогда они потеряли бы свою силу. Деньги — это деньги. На них надо что-то покупать или продавать.
— И что же вы покупали?
— Разное.
— Наверное, дома, фирмы, машину для дочери?
— Да, всякое. Я не знаю, всеми этими мирскими делами занималась Снежана. Мне было достаточно, что очищенные мной деньги снова уходят в мир и начинают там работать.
Настя с интересом смотрела на этого чудака. Неужели он и впрямь верит в то, что деньги обладают такой способностью? Лично ей самой всегда казалось, что деньги — это просто деньги. А уж то, что сделать с их помощью — потратить их на суету или доброе дело, — это зависит исключительно от выбора самого владельца денег. Но, видимо, у старца был свой взгляд на вещи, который он был готов отстаивать до последнего. Оно и понятно, ведь это единственное, что оправдывало поведение старика, все его поступки. Иначе вся его деятельность — это просто уголовно наказуемое мошенничество.
Но похоже, что и Бориса уже не интересовала заумная философия старика. Слушать весь этот бред молодой человек был не намерен.
— Так что вы нам конкретно предлагаете? — резко перебил он старца.
— Вы ищете убийцу моей дочери, добиваетесь моего освобождения, а я отпускаю родителей этой девочки — целыми, невредимыми и в своем уме.
Старец произнес эту фразу и выжидающе взглянул на Бориса. Тот молчал. А потом проговорил:
— А какие у нас могут быть гарантии того, что вы нас не обманете?
— Мое честное слово.
Настя хотела хихикнуть, мол, нашелся тут честный, людей обманывает, а хочет, чтобы ему самому верили, но осеклась. Очень уж серьезен был Борис. Он воспринял честное слово, данное стариком, без всякой ухмылки.
— Хорошо, — неожиданно произнес он. — Я согласен на ваше предложение.
У Насти отвисла челюсть.
— Как согласен? — воскликнула она, не сдержавшись. — Ты хочешь заключить договор с этим… человеком?
— Уже заключил.
— Но… но…
Настя заикалась, не зная, что ей еще сказать. А Борис, больше не обращая на нее внимания, полностью переключился на старика.
— Если я берусь за это дело, мне нужно знать все! У вас есть какой-то подозреваемый на примете?
— Да.
— Кто он?
На какое-то время старик замешкался, словно не был до конца уверен, стоит ли говорить это постороннему человеку. Но уже через мгновение вспомнил о своем незавидном положении и сообразил, что выбирать ему не приходится.
— Это любовник моей дочери, — с тяжелым вздохом произнес он.
— Кто он? Как его имя?
— Зовут его Евгений. Он занимается бизнесом. Во всяком случае, так он сказал моей дочери.
— Сказал? Значит, вы ему не верите?
Старик опять замешкался.
— Я ничего не могу вам на это ответить, — пробормотал он затем. — Этот человек… Он был закрыт для меня!
— Как это?
— Ну, обычно своих посетителей или вообще всех тех людей, с которыми меня сталкивает судьба, я способен прочесть с первого взгляда. Для других требуется какое-то время — минута или две. Иные, как вы, например, бывают почти полностью закрыты. Но все равно я всегда чувствую, что постепенно человек раскрывается передо мной, его жизнь становится для меня все более и более ясной. Да, на это требуется время, требуются усилия, иногда даже основательные, но процесс идет. А тут вдруг я не сумел прочесть ничего! Стена! Ровная серая стена. — И снова подняв глаза на Бориса, старик сказал: — Даже вас я вижу. Не вполне ясно и отчетливо, но это и понятно, учитывая то место, откуда вы при шли ко мне, и тот уровень подготовки, которую вы получили. Но все же при должном желании и усилии я мог бы прочесть и вас. А вот прочесть того человека я не мог совершенно. И такое на моей памяти произошло впервые.
— Вот как?
Борис казался заинтригованным еще больше.
— И что это может означать? Вы потеряли свой дар? Пусть временно, но все же потеряли?
— Не оскорбляйте меня!
Старец гневно сверкнул своими чудными глазами и строго взглянул на Бориса. Все тело его напряглось, а внутри зрачков загорелся непонятный свет. Насте даже показалось, что между этими двумя промелькнула какая-то искра, вспышка белого пламени, какая бывает при резке металла.
Видимо, что-то между ними было, потому что уже в следующее мгновение Борис схватился за голову и неожиданно громко простонал:
— Достаточно!
Было похоже, что он испытывал сильную боль. Настя не понимала причины ее возникновения, но приступ был очень силен. Бориса буквально сгибало пополам, он сильно побледнел, из его глаз текли слезы.
— Я вам верю! Стоп!
В ту же минуту старик опустил свой взгляд, Борис обмяк, он едва стоял на ногах. Возможно, он бы и упал, но Настя подскочила к нему и предложила свое плечо. Мужчина оперся на нее, и девушка почувствовала, в каком бешеном ритме колотится его сердце.
— Ты в порядке? — робко спросила она у него.
Но Борис ей не ответил. Вместо этого он снова повернулся к старику, который тоже выглядел как-то совсем неважно. Трудный у него выдался сегодня день. Сначала появление Бориса и Насти выбило его из колеи, затем полиция. А теперь с ним и вовсе приключилось неладное. Старик тяжело дышал, был бледен и так измучен, словно эти несколько минут отняли у него годы жизни.
Однако Борис не обратил внимания на состояние старца.
— Вы дали мне понять размер своей силы, — сухо произнес он. — Я также принимаю ваши условия. И раз мы теперь партнеры, то у меня к вам лишь один вопрос.
— Какой?
— Как мне найти этого Евгения?
— Я скажу вам номер и марку его машины. Назову его приметы. Вы сможете его найти по этой информации?
— Да, полагаю, что да. Вас же мы нашли.
— Хорошо. Тогда запоминайте. Высокий, рост никак не меньше метра восьмидесяти пяти — восьмидесяти семи. Глаза светло-голубые, такие светлые, что кажутся почти белыми. Волосы светло-русые, нос прямой, с легкой горбинкой. Возраст… Думаю, что ему никак не больше сорока, хотя кто его знает.
— Одежда? Привычки?
— Я еще не описал вам его машину. Темно-синий «Мерседес», регистрационный номер…
Старик назвал номер и, задумавшись на мгновение, прибавил:
— На боку характерная аэрография, крест и ангел. Впрочем, закройте лучше глаза на минуту, я попытаюсь показать вам эту машину. Надеюсь, что моих сил на это еще хватит.
И видя, что Борис колеблется, старик усмехнулся:
— Не бойтесь. В этот раз больно не будет. Вы и в первый раз отняли у меня слишком много сил. Даже не знаю, получится ли сейчас. Ну, закройте глаза!
Борис послушно опустил веки. Настя с любопытством и страхом смотрела то на него, то на старика. Что сейчас будет? Что еще затеял этот неугомонный старик? Даже наручники не в состоянии успокоить его. Бывают же такие люди, которые даже в связанном состоянии умудряются вредить окружающим!
Но в данном случае старик скорее сам нуждался в помощи Бориса, потому что обошлось без драматических эффектов. Старец лишь еще сильнее побледнел, осунулся и стал выглядеть на сто лет.
Борис же постоял с полминутки с закрытыми глазами, потом открыл их и кивнул:
— Да, все в порядке, я увидел.
— И его, и ее?
— Да. Вашу дочь, его и его машину.
— Отлично, — вздохнул старик, откинувшись на спинку кресла, по-видимому, в полном изнеможении. — Теперь ты знаешь все, что знаю об этом человеке я сам.
— Может быть, что-то еще есть?
— Нет.
— Вы часто видели их вместе?
— Всего однажды.
— Тогда с чего вы решили, что этот Евгений — любовник вашей дочери? — удивился Борис. — Возможно, они были просто знакомы друг с другом?
— Просто знакомого дочь не стала бы от меня скрывать. И потом я чувствовал, что в ее жизни кто-то появился. Кто-то очень важный и… и опасный.
— Но все-таки почему, как вы считаете, ваша дочь не хотела вас знакомить с этим мужчиной?
— Я задал ей именно этот вопрос. Но она ушла от объяснений.
— Но вы все же не утерпели и проследили за ними двумя?
— Снежана была моей дочерью, — пробормотал старик. — И еще больше того, она была моим другом. Я должен был знать, с кем она встречается. Но боюсь, что мое любопытство только все еще больше осложнило. И самое худшее… мне не дает покоя мысль, может быть, это все же я ее убил?
— О чем это вы говорите?
— Я видел Снежану и этого ее Евгения позавчера вечером. Всю ночь не спал, думал. Вчера утром не выдержал, отправился к дочери в ее офис. И увы, у нас с ней состоялся очень серьезный разговор, отголоски которого, боюсь, и слышали сотрудники офиса.
— И что было потом?
— Потом я вернулся домой. У меня были свои дела. Но к вечеру я ждал свою дочь, Снежана обещала мне приехать и обо всем поговорить спокойно.
— Она приехала?
— Да. Приехала. Но откровенного разговора у нас так и не получилось. Снежана твердила, что ей необходима свобода, что она уже взрослая и знает, как ей жить. А я… я был слишком груб с дочерью, она не захотела со мной разговаривать, развернулась и ушла. Единственное, что мне удалось от нее узнать, так это то, что того белоглазого типа зовут Евгением.
— И я повторяю свой вопрос, какие у вас основания подозревать этого человека в убийстве вашей дочери?
— Я вам уже сказал.
— Только то, что вы не сумели отсканировать его мысли?
— Разве этого мало?
— Мне кажется, что для столь тяжкого обвинения нужны более весомые доказательства.
— Вот и разыщите их! — обозлился старик. — У нас договор, вы не забыли?
— Я полагал, вы дадите мне более прочную нить.
Старик молчал, всем своим видом давая понять, что и так сказал достаточно. Но Борис попытался выяснить еще хоть что-нибудь:
— Кто-то еще в окружении Снежаны внушает вам опасения?
— Нет. Я уверен, если кто и убил мою дочь, то только он! Понимаете… я ведь всегда мог контролировать Снежану. Разумеется, ей я об этом не говорил. Но в последние дни я перестал ощущать свою власть над ней. Я терял мою дочь. В иные отрезки времени ее мысли вдруг делались для меня недоступными. Я уже не мог в любой момент подумать о ней и узнать, где она и чем занимается. В определенные периоды ее жизнь становилась закрытой для меня. И я уверен, что эти промежутки были связаны с тем мужчиной, чьи мысли я так и не сумел прочесть.
— И наверное, когда она вчера вечером приехала к вам, вы снова пытались выяснить у дочери подробности об этом ее мужчине?
— Я требовал, чтобы она позволила мне разобраться с ним, либо оставила его. Сказал ей, что этот человек может быть опасен. Что я должен познакомиться с ним лично, и это мое требование.
— Но ваша дочь не согласилась?
— Вспыхнула, словно порох. Мы снова наговорили друг другу ужасные вещи, и я приказал ей убираться. А она заплакала и сказала, что все вовсе не так, как я себе вообразил. И что она не может мне всего рассказать. Пока не может.
— И в каком часу вы расстались со своей дочерью?
— Было около десяти. Может, начало одиннадцатого. Она ушла от меня вся в слезах. — И совсем погасшим голосом старик пробормотал: — Никогда себе этого не прощу. Жуткое чувство. За ночь я еще не отошел от нашей с дочерью вчерашней ссоры, а сегодня днем мне уже сообщают, что она убита. Что мне думать? Только то, что я каким-то образом мог спровоцировать ее убийцу.
— Но каким именно?
— Возможно, он не хотел, чтобы я его видел. Возможно, заметил меня, когда я следил за дочерью. Возможно, подумал, что Снежана нарочно меня пригласила. О-о-о… Если бы я только мог это знать! Но нет, ничего!
— Да, я понимаю ваше горе. Но ведь должно же быть что-то, что могло спровоцировать такую агрессию. Согласитесь, вырисовывается очень странная ситуация, вот вы — молодой мужчина и вы любите свою подругу. Очень странно убивать любимую женщину лишь потому, что ее отец желает познакомиться с вами поближе.
— Согласен. Но у меня нет другого объяснения случившемуся. И только с этим белоглазым связаны периоды моей «слепоты». Когда моя дочь была с ним, я не мог ее контролировать. И прошлой ночью я тоже «потерял» ее. Я чувствовал, что она расстроена, но она была со мной, а потом внезапно исчезла. Я перестал ее ощущать, а такое бывало лишь в те моменты, когда рядом с ней находился белоглазый. Значит, и убил мою дочь тоже он.
Борис задумчиво смотрел на старика:
— Кроме вас, у Снежаны есть другие наследники? Мать? Муж? Дети?
— Нет, нет и нет. Мать ее умерла, когда Снежане не было еще и года. Замужем официально моя дочь так и не удосужилась побывать. А дети… Детей ей Бог тоже не дал.
— Значит, вы единственный ее близкий родственник и, получается, наследник?
— Деньги никогда не интересовали меня, — быстро напомнил ему старик.
— Допустим. Но они могли заинтересовать кого-то другого.
— Этот человек… Евгений… Он мог! Он неспроста так основательно закрылся от меня. Он явно что-то замышлял. Я это понял еще позавчера, едва только попытался проникнуть в его мысли и потерпел неудачу. А сегодня, узнав последние новости, я могу это подтвердить со всей точностью.
Старик снова замолчал. И сейчас стало особенно заметно, как сильно он выдохся. Морщины на его лице стали глубже. Глаза запали. И даже кожа как-то посерела. Старик устало закрыл глаза, казалось, он задремал. Однако, когда Настя с Борисом направились к выходу, вслед им раздался шепот:
— Найдите его! Наш договор в силе. Я жду ровно три дня, а потом…
Старик не договорил. А когда Настя в страхе обернулась к нему, чтобы уточнить, что же последует за этим таинственным «потом», она увидела, что он снова погрузился в состояние, наподобие транса, вывести из которого его не сумело даже появление полицейских в комнате.